О книге Леонида Ляшенко "Александр I: Самодержавный республиканец" (М., 2014)
С интересом прочел биографию императора Александра I, написанную историком Леонидом Ляшенко для малой серии «ЖЗЛ». Книга совсем небольшая, но биография написана мастерски: читается увлекательно, при этом все наблюдения и оценки весьма взвешены и подкреплены (но не перегружены!) ссылками на документы, свидетельства современников и исторические труды. Для тех, кто разбирается в историографии александровского царствования, сразу видно, насколько огромную и профессиональную работу проделал автор, выбрав наиболее важное, но далеко не тривиальное. В книге еще и немало юмора и иронии, что ее дополнительно украшает.
Личность императора Александра I (1777-1825) меня, так получилось, интересовала куда меньше, чем фигура Наполеона (хотя в моей домашней библиотеке собрано несколько десятков его биографий), но из российских монархов Александр Павлович - один из самых по-человечески интересных и привлекательных, хотя, разумеется, при этом он - весьма противоречивая и глубоко трагическая личность. Сила и слабость Александра - в его идеализме, попытке вершить политику, сообразуясь с религиозно-нравственным началом. С одной стороны, он, казалось бы, жертвует национальными интересами России ради некой отвлеченной идеи европейского единства, с другой - вся предыдущая и последующая история человечества показывают, что без такого идеализма жизнь рядовых людей становится лишь тягостнее и мрачнее.
Трагедия его царствования заключается в том, что возвышенные намерения не были подкреплены практической мудростью. Великий князь Николай Михайлович так писал о нем: «Для России Александр не был великим, хотя его царствование дало многое, но ему не хватало знания ни русского человека, ни русского народа... время его правления нельзя причислять к счастливым для русского народа, но следует признать весьма чреватым последствиями в истории нашей страны» (с. 313).
Показывая метания просвещенного монарха от либерализма к консерватизму, Ляшенко настаивает на том, что «традиционное православное сознание не может сосуществовать с правовым сознанием, да ему это и ни к чему. Либо то, либо другое - как для общества, так и для личности» (с. 319). Мне кажется, что это так лишь при условии соединения церкви и государства, тогда как в периоды атеистического или светского государства православные верующие как раз воспринимают элементарные права человека как безусловную ценность, необходимую им для сохранения своей веры. Александр тоже понимал необходимость освобождения крестьян и дарования Конституции, но боялся в случае возмущения дворян повторить участь отца и деда.
Приведу ряд показавшихся особо интересными фрагментов из книги. По свидетельствам окружения не лишенного суеверий императора, проснувшись поутру, он сначала обувал именно левую ногу и непременно с нее вставал с постели. Притом обязательно подходил к окну и, как бы ни было холодно, с четверть часа стоял у открытого окна. На языке великого князя это называлось «брать воздушную ванну». Лекарей царь не жаловал, и умер тоже после того как упорно отказывался пить лекарства и следовать советам врачей.
О бюрократическом языке той эпохи: «Падение древней столицы [Москвы - в 1812 году] действительно стало для Александра I страшным ударом. Хотя и здесь, как в жизни бывает достаточно часто, не обошлось без доли смеха сквозь слезы. Московский полицмейстер, оставляя город, должен был отправить государю соответствующее донесение. Н.И. Тургенев рассказывал: «Следуя официально форме, употребляемой в подобных случаях и не позволявшей довольствоваться "честью" при обращении к императору... он писал: "Имею с ч а с т ь е известить Ваше Величество, что французы заняли Москву" и т. д., и т. п.» (с. 63).
О скромности и беспечности одновременно: «Он [Александр] въехал в Париж [в 1814 году] в сопровождении лишь одного казака и вообще был во время пребывания во французской столице покоен и печален, прогуливаясь верхом или пешком без всякой свиты» (с. 260).
О поведении во Франции: «Престиж русского царя был так велик, что один французский генерал именно его просил поддержать свое прошение к королю по поводу ордена за бои на Рейне против... русских. Насилие и мародерство со стороны своих солдат Александр наказывал сурово, вплоть до смертной казни» (с. 262).
Весьма подробно, насколько вообще позволяет формат небольшой биографии, в книге описаны отношения императора с женщинами. При этом его любовной связи с Марией Нарышкиной посвящено больше страниц, чем Отечественной войне 1812 года. Объяснение же прохладных отношений Александра I с законной супругой Елизаветой Алексеевной кажутся мне весьма поверхностными. Вот как об этом пишет Ляшенко: «Скорее всего дело в том, что Елизавета слишком хорошо знала характер мужа и понимала, что творится в его душе, а он, не желавший никого допускать в святая святых, не делал исключения и для жены» (с. 294).
Вообще об отношении его к жене (или к сердечным друзьям вроде А. Чарторыйского?) многое говорит такой рассказ: «Всё началось, наверное, с поздних ужинов в узком кругу, в ходе которых Александр порой неожиданно уходил, оставляя супругу на попечение друзей. Во время одного из таких застолий он, желая почему-то похвастать красивой грудью супруги, предложил ей обнажиться, чтобы все удостоверились, что великий князь ничуть не преувеличивает. Вряд ли подобное поведение мужа могло понравиться Елизавете и укрепить их семейные узы» (с. 302).
Примечательно, что наряду с легендой о Федоре Кузьмиче в народе сложилась и легенда об «уходе от мира» императрицы Елизаветы Алексеевны, пережившей мужа всего лишь на четыре с половиной месяца и скончавшейся в уездном городе Белёве Тульской губернии в мае 1826 года. «После ее смерти быстро разнесся слух о том, что она, подобно Александру Павловичу, «удалилась от мира». Для подтверждения этого слуха нашли даже подходящую фигуру - таинственную монахиню Веру Молчальницу, которая в 1840-1850-х годах подвизалась в Сырковском монастыре в шести верстах от Новгорода. Легенда оказалась подкреплена тем, что после смерти Веры в ее келье, необыкновенно похожей на жилище Федора Кузьмича, нашли вензель, представлявший сочетание букв «Е» и «А»» (с. 330).
Про любовные похождения венценосного рыцаря духа и христианнейшего мистика во время Венского конгресса тоже сказано красноречиво: «Александр Павлович действительно прославился в Вене любовными похождениями. Агенты венской полиции доносили начальству: «На балу у графини Палффи царь, которому очень понравилась графиня Сечени-Гилфорд, сказал ей: "Ваш муж отсутствует. Было бы очень приятно временно занять его место". Княгиня Эстергази, муж которой был на охоте, получила от императора Александра записку, где сообщалось, что он проведет вечер у нее. Княгиня послала ему список дам, попросив вычеркнуть тех, кого он не хотел бы у нее встретить. Царь вычеркнул из списка всех... кроме нее!»
Полиция еле успевала фиксировать объекты интереса русского монарха: «Император Александр попеременно или одновременно ухаживает за графиней Зичи, княгиней Леопольдиной Эстергази, княгиней Ауэршперг, графиней Сечени... герцогиней де Саган и княгиней Багратион». При этом было перехвачено его любовное письмо еще и Луизе де Бетман. Министр иностранных дел Австрии князь Меттерних <…> даже вынужден был как радушный хозяин уступить русскому гостю собственную фаворитку герцогиню Вильгельмину де Саган» (с. 266).
Парадоксально, но Александр I не любил память о победоносной войне 1812 года - в этом он отчасти схож со Сталиным, также не желавшим ворошить военное прошлое. «Александр I посетил Ваграмские и Аспернские поля, где австрийцы сражались с французами в 1809 году, а также Ватерлоо, но никогда не был ни на Бородинском поле, ни в Тарутине. А.И. Михайловский-Данилевский вспоминал, что в день памятного смотра войск в Вертю он получил еще одно доказательство того, что император не любит вспоминать об Отечественной войне: «Генерал-квартирмейстер Толь... смотря на выстроившуюся армию, сказал Его Величеству: "Как приятно, что сего дня память Бородинскому сражению". Государь не отвечал ни слова и отвернулся» (с. 269).
И вот еще об этом: «Александр не любил вспоминать не только о событиях войны 1812 года, но и о Заграничных походах русской армии (российскими властями не было сооружено ни одного памятника в память о погибших в Европе солдатах и офицерах). Пытаясь объяснить такое отношение монарха к важнейшему делу его царствования, полковник Тимофей Егорович Бок в марте 1818 года направил Александру I записку, в которой говорилось: «Почему император ненавидит тех, кто хорошо послужил родине в 1812 г.? Потому что они напоминают ему о его собственном бесчестии...» Полковник поплатился за это послание заключением в Шлиссельбургскую крепость. Зато по приказу монарха годовщина создания Священного союза ежегодно отмечалась в православных церквях, но и эта дата к концу жизни перестала его активно интересовать» (с. 277).
В книге Ляшенко содержатся замечательные объемные портреты окружения императора - воспитателя Фредерика Сезара Лагарпа, друзей по Негласному комитету, М.М. Сперанского, А.А. Аракчеева, А.Н. Голицына, архимандрита Фотия, адмирала Шишкова, Н.М. Карамзина, сестры Екатерины Павловны (с ней царя, похоже, связывала отнюдь не только братская любовная связь), великого князя Константина Павловича и др. Приведу в завершение только любопытное свидетельство об Аракчееве (стоит подчеркнуть, что к этому его портрет в книге отнюдь не сводится): «Он [Аракчеев] был ни на кого не похож и оригинален даже в отношении к наградам и отличиям. К удивлению современников, Аракчеев от многих из предлагаемых наград регулярно отказывался. Так случилось, скажем, со знаками ордена Святого Андрея Первозванного, или фельдмаршальским жезлом после вступления русских войск в Париж, или с еще одной наградой - нагрудным портретом императора, осыпанным бриллиантами. Но отказывался Аракчеев только от общепринятых наград, предпочитая уникальные знаки отличия, подчеркивающие особое отношение к нему Александра I. Действительно психолог!
К благоволению монарха Алексей Андреевич был удивительно ревнив и в борьбе за него спуску не давал никому. Однажды управляющий новгородскими военными поселениями генерал-майор С.И. Маевский сумел отличиться, помыв и обмундировав в Старой Руссе за 11 дней 27 тысяч человек (для ускорения помывки и одевания он выставил для наиболее расторопных поселенцев несколько бочек вина). За этот успех генерал удостоился особой похвалы от Александра I. Аракчеев отреагировал мгновенно: «Ты скоренько все делаешь, ты везде спешишь и хвастаешь. Ты думаешь, это ты одел людей? Нет - я!.. Я пять лет трудился и готовил их к повиновению и покорности... Знаешь, что я с тобой сделаю? Разотру, как пыль! Я не таких учил, как ты... Мне не надо скороспелок. Мне надо такой помощник, который бы не умничал, а исполнял слепо мои приказания. Пусть будет дурак, лишь бы делал то, что я велю» (с. 152).
Таких интересных черт эпохи и людей того времени в книги много.
_______________
Ляшенко Л.М. Александр I: Самодержавный республиканец. - М.: Молодая гвардия, 2014. - 347 с.: ил. - (Жизнь замечательных людей: Малая серия: сер. биогр.; вып. 67).
Подписывайтесь на мой телеграм-канал: https://t.me/podosokorsky
Личность императора Александра I (1777-1825) меня, так получилось, интересовала куда меньше, чем фигура Наполеона (хотя в моей домашней библиотеке собрано несколько десятков его биографий), но из российских монархов Александр Павлович - один из самых по-человечески интересных и привлекательных, хотя, разумеется, при этом он - весьма противоречивая и глубоко трагическая личность. Сила и слабость Александра - в его идеализме, попытке вершить политику, сообразуясь с религиозно-нравственным началом. С одной стороны, он, казалось бы, жертвует национальными интересами России ради некой отвлеченной идеи европейского единства, с другой - вся предыдущая и последующая история человечества показывают, что без такого идеализма жизнь рядовых людей становится лишь тягостнее и мрачнее.
Трагедия его царствования заключается в том, что возвышенные намерения не были подкреплены практической мудростью. Великий князь Николай Михайлович так писал о нем: «Для России Александр не был великим, хотя его царствование дало многое, но ему не хватало знания ни русского человека, ни русского народа... время его правления нельзя причислять к счастливым для русского народа, но следует признать весьма чреватым последствиями в истории нашей страны» (с. 313).
Показывая метания просвещенного монарха от либерализма к консерватизму, Ляшенко настаивает на том, что «традиционное православное сознание не может сосуществовать с правовым сознанием, да ему это и ни к чему. Либо то, либо другое - как для общества, так и для личности» (с. 319). Мне кажется, что это так лишь при условии соединения церкви и государства, тогда как в периоды атеистического или светского государства православные верующие как раз воспринимают элементарные права человека как безусловную ценность, необходимую им для сохранения своей веры. Александр тоже понимал необходимость освобождения крестьян и дарования Конституции, но боялся в случае возмущения дворян повторить участь отца и деда.
Приведу ряд показавшихся особо интересными фрагментов из книги. По свидетельствам окружения не лишенного суеверий императора, проснувшись поутру, он сначала обувал именно левую ногу и непременно с нее вставал с постели. Притом обязательно подходил к окну и, как бы ни было холодно, с четверть часа стоял у открытого окна. На языке великого князя это называлось «брать воздушную ванну». Лекарей царь не жаловал, и умер тоже после того как упорно отказывался пить лекарства и следовать советам врачей.
О бюрократическом языке той эпохи: «Падение древней столицы [Москвы - в 1812 году] действительно стало для Александра I страшным ударом. Хотя и здесь, как в жизни бывает достаточно часто, не обошлось без доли смеха сквозь слезы. Московский полицмейстер, оставляя город, должен был отправить государю соответствующее донесение. Н.И. Тургенев рассказывал: «Следуя официально форме, употребляемой в подобных случаях и не позволявшей довольствоваться "честью" при обращении к императору... он писал: "Имею с ч а с т ь е известить Ваше Величество, что французы заняли Москву" и т. д., и т. п.» (с. 63).
О скромности и беспечности одновременно: «Он [Александр] въехал в Париж [в 1814 году] в сопровождении лишь одного казака и вообще был во время пребывания во французской столице покоен и печален, прогуливаясь верхом или пешком без всякой свиты» (с. 260).
О поведении во Франции: «Престиж русского царя был так велик, что один французский генерал именно его просил поддержать свое прошение к королю по поводу ордена за бои на Рейне против... русских. Насилие и мародерство со стороны своих солдат Александр наказывал сурово, вплоть до смертной казни» (с. 262).
Весьма подробно, насколько вообще позволяет формат небольшой биографии, в книге описаны отношения императора с женщинами. При этом его любовной связи с Марией Нарышкиной посвящено больше страниц, чем Отечественной войне 1812 года. Объяснение же прохладных отношений Александра I с законной супругой Елизаветой Алексеевной кажутся мне весьма поверхностными. Вот как об этом пишет Ляшенко: «Скорее всего дело в том, что Елизавета слишком хорошо знала характер мужа и понимала, что творится в его душе, а он, не желавший никого допускать в святая святых, не делал исключения и для жены» (с. 294).
Вообще об отношении его к жене (или к сердечным друзьям вроде А. Чарторыйского?) многое говорит такой рассказ: «Всё началось, наверное, с поздних ужинов в узком кругу, в ходе которых Александр порой неожиданно уходил, оставляя супругу на попечение друзей. Во время одного из таких застолий он, желая почему-то похвастать красивой грудью супруги, предложил ей обнажиться, чтобы все удостоверились, что великий князь ничуть не преувеличивает. Вряд ли подобное поведение мужа могло понравиться Елизавете и укрепить их семейные узы» (с. 302).
Примечательно, что наряду с легендой о Федоре Кузьмиче в народе сложилась и легенда об «уходе от мира» императрицы Елизаветы Алексеевны, пережившей мужа всего лишь на четыре с половиной месяца и скончавшейся в уездном городе Белёве Тульской губернии в мае 1826 года. «После ее смерти быстро разнесся слух о том, что она, подобно Александру Павловичу, «удалилась от мира». Для подтверждения этого слуха нашли даже подходящую фигуру - таинственную монахиню Веру Молчальницу, которая в 1840-1850-х годах подвизалась в Сырковском монастыре в шести верстах от Новгорода. Легенда оказалась подкреплена тем, что после смерти Веры в ее келье, необыкновенно похожей на жилище Федора Кузьмича, нашли вензель, представлявший сочетание букв «Е» и «А»» (с. 330).
Про любовные похождения венценосного рыцаря духа и христианнейшего мистика во время Венского конгресса тоже сказано красноречиво: «Александр Павлович действительно прославился в Вене любовными похождениями. Агенты венской полиции доносили начальству: «На балу у графини Палффи царь, которому очень понравилась графиня Сечени-Гилфорд, сказал ей: "Ваш муж отсутствует. Было бы очень приятно временно занять его место". Княгиня Эстергази, муж которой был на охоте, получила от императора Александра записку, где сообщалось, что он проведет вечер у нее. Княгиня послала ему список дам, попросив вычеркнуть тех, кого он не хотел бы у нее встретить. Царь вычеркнул из списка всех... кроме нее!»
Полиция еле успевала фиксировать объекты интереса русского монарха: «Император Александр попеременно или одновременно ухаживает за графиней Зичи, княгиней Леопольдиной Эстергази, княгиней Ауэршперг, графиней Сечени... герцогиней де Саган и княгиней Багратион». При этом было перехвачено его любовное письмо еще и Луизе де Бетман. Министр иностранных дел Австрии князь Меттерних <…> даже вынужден был как радушный хозяин уступить русскому гостю собственную фаворитку герцогиню Вильгельмину де Саган» (с. 266).
Парадоксально, но Александр I не любил память о победоносной войне 1812 года - в этом он отчасти схож со Сталиным, также не желавшим ворошить военное прошлое. «Александр I посетил Ваграмские и Аспернские поля, где австрийцы сражались с французами в 1809 году, а также Ватерлоо, но никогда не был ни на Бородинском поле, ни в Тарутине. А.И. Михайловский-Данилевский вспоминал, что в день памятного смотра войск в Вертю он получил еще одно доказательство того, что император не любит вспоминать об Отечественной войне: «Генерал-квартирмейстер Толь... смотря на выстроившуюся армию, сказал Его Величеству: "Как приятно, что сего дня память Бородинскому сражению". Государь не отвечал ни слова и отвернулся» (с. 269).
И вот еще об этом: «Александр не любил вспоминать не только о событиях войны 1812 года, но и о Заграничных походах русской армии (российскими властями не было сооружено ни одного памятника в память о погибших в Европе солдатах и офицерах). Пытаясь объяснить такое отношение монарха к важнейшему делу его царствования, полковник Тимофей Егорович Бок в марте 1818 года направил Александру I записку, в которой говорилось: «Почему император ненавидит тех, кто хорошо послужил родине в 1812 г.? Потому что они напоминают ему о его собственном бесчестии...» Полковник поплатился за это послание заключением в Шлиссельбургскую крепость. Зато по приказу монарха годовщина создания Священного союза ежегодно отмечалась в православных церквях, но и эта дата к концу жизни перестала его активно интересовать» (с. 277).
В книге Ляшенко содержатся замечательные объемные портреты окружения императора - воспитателя Фредерика Сезара Лагарпа, друзей по Негласному комитету, М.М. Сперанского, А.А. Аракчеева, А.Н. Голицына, архимандрита Фотия, адмирала Шишкова, Н.М. Карамзина, сестры Екатерины Павловны (с ней царя, похоже, связывала отнюдь не только братская любовная связь), великого князя Константина Павловича и др. Приведу в завершение только любопытное свидетельство об Аракчееве (стоит подчеркнуть, что к этому его портрет в книге отнюдь не сводится): «Он [Аракчеев] был ни на кого не похож и оригинален даже в отношении к наградам и отличиям. К удивлению современников, Аракчеев от многих из предлагаемых наград регулярно отказывался. Так случилось, скажем, со знаками ордена Святого Андрея Первозванного, или фельдмаршальским жезлом после вступления русских войск в Париж, или с еще одной наградой - нагрудным портретом императора, осыпанным бриллиантами. Но отказывался Аракчеев только от общепринятых наград, предпочитая уникальные знаки отличия, подчеркивающие особое отношение к нему Александра I. Действительно психолог!
К благоволению монарха Алексей Андреевич был удивительно ревнив и в борьбе за него спуску не давал никому. Однажды управляющий новгородскими военными поселениями генерал-майор С.И. Маевский сумел отличиться, помыв и обмундировав в Старой Руссе за 11 дней 27 тысяч человек (для ускорения помывки и одевания он выставил для наиболее расторопных поселенцев несколько бочек вина). За этот успех генерал удостоился особой похвалы от Александра I. Аракчеев отреагировал мгновенно: «Ты скоренько все делаешь, ты везде спешишь и хвастаешь. Ты думаешь, это ты одел людей? Нет - я!.. Я пять лет трудился и готовил их к повиновению и покорности... Знаешь, что я с тобой сделаю? Разотру, как пыль! Я не таких учил, как ты... Мне не надо скороспелок. Мне надо такой помощник, который бы не умничал, а исполнял слепо мои приказания. Пусть будет дурак, лишь бы делал то, что я велю» (с. 152).
Таких интересных черт эпохи и людей того времени в книги много.
_______________
Ляшенко Л.М. Александр I: Самодержавный республиканец. - М.: Молодая гвардия, 2014. - 347 с.: ил. - (Жизнь замечательных людей: Малая серия: сер. биогр.; вып. 67).
Подписывайтесь на мой телеграм-канал: https://t.me/podosokorsky