Бальдассаре Кастильоне. "Придворный" (в переводе Петра Епифанова) - КоЛибри, 2021
Кастильоне Б. Придворный / Пер. Петр Епифанов. - М.: КоЛибри, 2021. - 640 с.
Аннотация: "Сочинение итальянского дипломата, писателя и поэта Бальдассаре Кастильоне (1478-1529) «Придворный», соединяющее воспоминания о придворной жизни герцогства Урбино в начале XVI века с размышлениями о морали, предназначении, стиле поведения дворянина, приближенного к государю, - одна из тех книг эпохи Возрождения, что не теряли популярности на протяжении последующих веков и были любимы самыми блестящими умами своего и будущих столетий. Для истории культуры труд Кастильоне явился подлинной сокровищницей, и трудно представить, насколько более скудными оказались бы знания потомков об эпохе Возрождения, не будь он создан.
Составленное в виде сборника занимательных и остроумных бесед, это ярко и непринужденно написанное произведение выходит за рамки источника сведений о придворных развлечениях своего времени и перечня достоинств совершенного придворного как всесторонне образованного и утончённо воспитанного человека, идеального с точки зрения гуманистических представлений. Создавая «Придворного» почти одновременно с известным трактатом Макиавелли «Государь», Кастильоне демонстрирует принципиально иной подход к вопросу, что такое реальная политика и человек, ее вершащий.
Как ни удивительно, за почти пятисотлетнюю историю этой знаменитой книги не было осуществлено ни одного полного ее перевода на русский язык, были опубликованы лишь отдельные фрагменты. И вот наконец у нас есть возможность познакомиться с прославленным памятником литературы в полном переводе".
Из вступительного слова переводчика
(...) Оба главных антагониста шестнадцатого века, изнуривших Европу бесконечными войнами, император Карл V и французский король Франциск I, чрезвычайно любили эту книгу и, говорят, держали каждый у себя под подушкой, читая на ночь. «Книга о Придворном» была любимой книгой десяти поколений европейского дворянства, а в буржуазную эпоху заложила основы жизненной философии и эстетики дендизма, объединившей цвет английской культуры девятнадцатого века, от Байрона до Уайльда. Почему, при такой популярности, «Придворный» практически не проник в Россию до самого конца императорской эпохи, - особый вопрос, над которым стоит подумать. (Об этом и о многих других интересных проблемах, связанных с этим сочинением, как и о судьбе ее автора, пойдет речь в большой сопроводительной статье к тексту.)
Наш перевод продиктован не только желанием заполнить давнюю лакуну, уплатить некий исторический и культурный долг. Книгу Кастильоне, со дня публикации которой скоро исполнится пятьсот лет (1528), настала пора прочесть внимательнее, пристальнее, осознав ее как плод зрелых, совсем не «досужих», а взволнованных и выстраданных размышлений человека, через судьбу которого прошли и тяжелые бури, и злодейства, и самые светлые и прекрасные порывы его эпохи. Углубляясь во внутренний мир автора, обнаруживая ходы его мысли, скрытые от поверхностного, беглого взгляда, мы обнаружим, что и для нашего времени имеет не отвлеченную, но живую практическую ценность его мысль о политике как об искусстве человеческих отношений как таковых. И мы, возможно, по-новому задумаемся о сложных, неочевидных, даже причудливых связях между политикой и искусством, политикой и поэзией, политикой... и любовью.
Из текста книги
(...) Переходя к частностям, я считаю, что главным и настоящим делом придворного должно быть военное. Я стою за то, чтобы он проявлял в нем горячее рвение и был известен как человек отважный, мужественный и верный тому, кому служит. А эти славные наименования он приобретет, в любое время и в любом месте доказывая их делом, - тогда как лишиться их возможно лишь ценой крайнего бесчестья. И как у женщин девственность, однажды нарушенная, уже не может быть восстановлена, так и репутация дворянина, носящего оружие, будучи хоть единожды, хоть в мельчайшем деле загрязнена трусостью или каким-либо другим недостойным поведением, навсегда останется в глазах света обесчещенной и покрытой позором. Словом, чем более выдающимся будет наш придворный в этом искусстве, тем более будет достоин похвал.
Впрочем, я не считаю необходимым для него совершенное знание военных материй и другие свойства, подобающие полководцу, - этого было бы уже слишком много. Нам хватит с него, как я сказал выше, непоколебимой верности, стойкости духа и того, чтобы таким мы видели его неизменно. Ибо бывает, что в делах малых мужественные узнаются лучше, нежели в больших. В опасностях важных, при многих свидетелях, нередко находятся такие: хоть сердце у них и ушло в пятки, но подстегиваемые то ли боязнью осрамиться, то ли товарищами, они бросаются вперед, зажмурив глаза, и, Бог знает как, исполняют свой долг. Зато в случаях, когда никто не толкает в спину, и кажется, что можно незаметно уклониться от опасности, они охотно позволяют себе укрыться в тихом местечке. Не эти, но другие, которые, даже думая, что никто за ними не наблюдает, никто их не видит, никто не знает, тем не менее, выказывают отвагу, не упуская ни малейшей вещи в том, что относится к их долгу, - вот кто обладает той доблестью души, которую мы ищем в нашем придворном.
Мы не желаем, однако, чтобы он, выставляя себя завзятым воякой, сыпал направо и налево похвальбами, вроде: «я взял в жену кирасу!», чтобы метал во все стороны угрожающие и дикие взгляды, какие мы часто видели в комических представлениях Берто. Ибо такие вполне заслуживают слов, которые одна неробкая женщина в благородном собрании с улыбкой сказала рыцарю, чье имя я сейчас называть не стану. Когда она, оказав ему честь, пригласила его на танец, он отказался - сначала танцевать, потом слушать музыку, потом от многих других предложенных ему развлечений, каждый раз все повторяя, что этакие пустяки «не его ремесло». Когда, наконец, дама спросила: «Да что же у вас за ремесло?», он со зверским лицом рыкнул: «Война».
Дама тут же отпарировала:
- Ну, поскольку нынче вы, кажется, не на войне и сражаться не собираетесь, надо бы вас хорошенько смазать салом и вместе с вашими доспехами положить в чулан до тех пор, пока не понадобитесь. Иначе заржавеете еще больше, чем теперь».
И так, под смех окружающих, оставила его посрамленным с его глупым самомнением. Пусть же будет тот, кого мы стараемся изобразить, при виде неприятеля отважен, суров и всегда среди первых; но в любых других обстоятельствах - человечен, скромен и сдержан, избегая прежде всего чванства и безрассудного хвастовства, ибо хвастун всегда вызывает неприязнь и отвращение у того, кто его слушает.
Подписывайтесь на мой телеграм-канал: https://t.me/podosokorsky
Аннотация: "Сочинение итальянского дипломата, писателя и поэта Бальдассаре Кастильоне (1478-1529) «Придворный», соединяющее воспоминания о придворной жизни герцогства Урбино в начале XVI века с размышлениями о морали, предназначении, стиле поведения дворянина, приближенного к государю, - одна из тех книг эпохи Возрождения, что не теряли популярности на протяжении последующих веков и были любимы самыми блестящими умами своего и будущих столетий. Для истории культуры труд Кастильоне явился подлинной сокровищницей, и трудно представить, насколько более скудными оказались бы знания потомков об эпохе Возрождения, не будь он создан.
Составленное в виде сборника занимательных и остроумных бесед, это ярко и непринужденно написанное произведение выходит за рамки источника сведений о придворных развлечениях своего времени и перечня достоинств совершенного придворного как всесторонне образованного и утончённо воспитанного человека, идеального с точки зрения гуманистических представлений. Создавая «Придворного» почти одновременно с известным трактатом Макиавелли «Государь», Кастильоне демонстрирует принципиально иной подход к вопросу, что такое реальная политика и человек, ее вершащий.
Как ни удивительно, за почти пятисотлетнюю историю этой знаменитой книги не было осуществлено ни одного полного ее перевода на русский язык, были опубликованы лишь отдельные фрагменты. И вот наконец у нас есть возможность познакомиться с прославленным памятником литературы в полном переводе".
Из вступительного слова переводчика
(...) Оба главных антагониста шестнадцатого века, изнуривших Европу бесконечными войнами, император Карл V и французский король Франциск I, чрезвычайно любили эту книгу и, говорят, держали каждый у себя под подушкой, читая на ночь. «Книга о Придворном» была любимой книгой десяти поколений европейского дворянства, а в буржуазную эпоху заложила основы жизненной философии и эстетики дендизма, объединившей цвет английской культуры девятнадцатого века, от Байрона до Уайльда. Почему, при такой популярности, «Придворный» практически не проник в Россию до самого конца императорской эпохи, - особый вопрос, над которым стоит подумать. (Об этом и о многих других интересных проблемах, связанных с этим сочинением, как и о судьбе ее автора, пойдет речь в большой сопроводительной статье к тексту.)
Наш перевод продиктован не только желанием заполнить давнюю лакуну, уплатить некий исторический и культурный долг. Книгу Кастильоне, со дня публикации которой скоро исполнится пятьсот лет (1528), настала пора прочесть внимательнее, пристальнее, осознав ее как плод зрелых, совсем не «досужих», а взволнованных и выстраданных размышлений человека, через судьбу которого прошли и тяжелые бури, и злодейства, и самые светлые и прекрасные порывы его эпохи. Углубляясь во внутренний мир автора, обнаруживая ходы его мысли, скрытые от поверхностного, беглого взгляда, мы обнаружим, что и для нашего времени имеет не отвлеченную, но живую практическую ценность его мысль о политике как об искусстве человеческих отношений как таковых. И мы, возможно, по-новому задумаемся о сложных, неочевидных, даже причудливых связях между политикой и искусством, политикой и поэзией, политикой... и любовью.
Из текста книги
(...) Переходя к частностям, я считаю, что главным и настоящим делом придворного должно быть военное. Я стою за то, чтобы он проявлял в нем горячее рвение и был известен как человек отважный, мужественный и верный тому, кому служит. А эти славные наименования он приобретет, в любое время и в любом месте доказывая их делом, - тогда как лишиться их возможно лишь ценой крайнего бесчестья. И как у женщин девственность, однажды нарушенная, уже не может быть восстановлена, так и репутация дворянина, носящего оружие, будучи хоть единожды, хоть в мельчайшем деле загрязнена трусостью или каким-либо другим недостойным поведением, навсегда останется в глазах света обесчещенной и покрытой позором. Словом, чем более выдающимся будет наш придворный в этом искусстве, тем более будет достоин похвал.
Впрочем, я не считаю необходимым для него совершенное знание военных материй и другие свойства, подобающие полководцу, - этого было бы уже слишком много. Нам хватит с него, как я сказал выше, непоколебимой верности, стойкости духа и того, чтобы таким мы видели его неизменно. Ибо бывает, что в делах малых мужественные узнаются лучше, нежели в больших. В опасностях важных, при многих свидетелях, нередко находятся такие: хоть сердце у них и ушло в пятки, но подстегиваемые то ли боязнью осрамиться, то ли товарищами, они бросаются вперед, зажмурив глаза, и, Бог знает как, исполняют свой долг. Зато в случаях, когда никто не толкает в спину, и кажется, что можно незаметно уклониться от опасности, они охотно позволяют себе укрыться в тихом местечке. Не эти, но другие, которые, даже думая, что никто за ними не наблюдает, никто их не видит, никто не знает, тем не менее, выказывают отвагу, не упуская ни малейшей вещи в том, что относится к их долгу, - вот кто обладает той доблестью души, которую мы ищем в нашем придворном.
Мы не желаем, однако, чтобы он, выставляя себя завзятым воякой, сыпал направо и налево похвальбами, вроде: «я взял в жену кирасу!», чтобы метал во все стороны угрожающие и дикие взгляды, какие мы часто видели в комических представлениях Берто. Ибо такие вполне заслуживают слов, которые одна неробкая женщина в благородном собрании с улыбкой сказала рыцарю, чье имя я сейчас называть не стану. Когда она, оказав ему честь, пригласила его на танец, он отказался - сначала танцевать, потом слушать музыку, потом от многих других предложенных ему развлечений, каждый раз все повторяя, что этакие пустяки «не его ремесло». Когда, наконец, дама спросила: «Да что же у вас за ремесло?», он со зверским лицом рыкнул: «Война».
Дама тут же отпарировала:
- Ну, поскольку нынче вы, кажется, не на войне и сражаться не собираетесь, надо бы вас хорошенько смазать салом и вместе с вашими доспехами положить в чулан до тех пор, пока не понадобитесь. Иначе заржавеете еще больше, чем теперь».
И так, под смех окружающих, оставила его посрамленным с его глупым самомнением. Пусть же будет тот, кого мы стараемся изобразить, при виде неприятеля отважен, суров и всегда среди первых; но в любых других обстоятельствах - человечен, скромен и сдержан, избегая прежде всего чванства и безрассудного хвастовства, ибо хвастун всегда вызывает неприязнь и отвращение у того, кто его слушает.
Подписывайтесь на мой телеграм-канал: https://t.me/podosokorsky