Виктор Некрасов: "От чувства стыда я не могу отделаться до сих пор"
Сегодня исполнилось 110 лет со дня рождения Виктора Платоновича Некрасова (1911-1987), советского писателя, диссидента и эмигранта, участника Великой Отечественной войны, автора повести «В окопах Сталинграда» (1946) и других замечательных произведений, лауреата Сталинской премии II степени (1947) и член французского ПЕН-клуба (1975). В 1966 году он подписал письмо 25-ти деятелей культуры и науки генеральному секретарю ЦК КПСС Л.И. Брежневу против реабилитации Сталина. Из-за либеральных высказываний и контактов с диссидентами в 1968 году получил партийное взыскание, а в 1973 году был исключён из КПСС. При домашнем обыске у Некрасова в январе 1974 года в Киеве сотрудниками КГБ были изъяты все рукописи и нелегальная литература, на протяжении последующих шести дней писатель подвергался многочасовым допросам. В сентябре 1974 года вынужденно эмигрировал из страны. Одно время работал заместителем главного редактора журнала «Континент» (1975-1982), сотрудничал с парижским бюро радиостанции «Свобода», газетами «Русская мысль» (Париж), «Новое русское слово» (Нью-Йорк) и с др. Умер в Париже.
Приведу по случаю круглой даты памяти несколько его воспоминаний о советской родине. Об изнурительных допросах по поводу диссидентской деятельности: "Моего следователя, виноват, следователя по особо важным делам полковника Старостина больше всего интересовало, почему я читаю (храню!) антисоветские издания. Высокий, седой, приторно-вежливый, с псевдоинтеллигентной, улыбающейся (кроме тех случаев, когда он не улыбался, а не улыбался он в моменты, когда ему казалось, что он припер меня к стенке) физиономией, весь в планках и юбилейных значках, встречал меня всегда подчеркнуто любезно, прикладывая руку к сердцу: “Как здоровье уважаемой Галины Викторовны и неведомой мне, но, говорят, прелестной Джульки?” Потом делал гостеприимное движение в сторону моего стула: “Что ж? Продолжим нашу работу?” И мы продолжали нашу работу, длившуюся шесть дней, с утра до позднего вечера, с перерывом на обед. Все это происходило в его кабинете Комитета госбезопасности на знаменитой Короленко, 33...
Мне казалось тогда, что я отвечаю умно, правильно, не вызывая сомнения в правоте моих ответов, тем не менее основное чувство, которое я тогда испытывал, - это был стыд. Стыдно, что вдаешься в подробности, в чем-то оправдываешься, что вообще отвечаешь, а главное, пытаешься показать, что все это тебе нипочем. В перерывах, во время перекуров, мы говорили о посторонних вещах, например о том, что он отдыхал когда-то с Твардовским и играл с ним в шахматы, и я тоже что-то говорил о Твардовском, и вообще можно было подумать, что мы с моим полковником тоже разыграем сейчас партию-другую. От чувства стыда я не могу отделаться до сих пор".
А это из информационного сообщения заместителя председателя украинского КГБ С.С. Крикуна первому секретарю Центрального комитета Коммунистической партии Украины В.В. Щербицкому от 3 сентября 1974 года: "В контролировавшемся нами разговоре со Снегиревым, касаясь мотивов своего выезда за границу, Некрасов заявил, что он решился на этот шаг, так как считает, что “лучше умереть от тоски по Родине, чем от ненависти к ней”".
Вы также можете подписаться на мои страницы:
- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
- в телеграм: http://telegram.me/podosokorsky
- в одноклассниках: https://ok.ru/podosokorsky
Приведу по случаю круглой даты памяти несколько его воспоминаний о советской родине. Об изнурительных допросах по поводу диссидентской деятельности: "Моего следователя, виноват, следователя по особо важным делам полковника Старостина больше всего интересовало, почему я читаю (храню!) антисоветские издания. Высокий, седой, приторно-вежливый, с псевдоинтеллигентной, улыбающейся (кроме тех случаев, когда он не улыбался, а не улыбался он в моменты, когда ему казалось, что он припер меня к стенке) физиономией, весь в планках и юбилейных значках, встречал меня всегда подчеркнуто любезно, прикладывая руку к сердцу: “Как здоровье уважаемой Галины Викторовны и неведомой мне, но, говорят, прелестной Джульки?” Потом делал гостеприимное движение в сторону моего стула: “Что ж? Продолжим нашу работу?” И мы продолжали нашу работу, длившуюся шесть дней, с утра до позднего вечера, с перерывом на обед. Все это происходило в его кабинете Комитета госбезопасности на знаменитой Короленко, 33...
Мне казалось тогда, что я отвечаю умно, правильно, не вызывая сомнения в правоте моих ответов, тем не менее основное чувство, которое я тогда испытывал, - это был стыд. Стыдно, что вдаешься в подробности, в чем-то оправдываешься, что вообще отвечаешь, а главное, пытаешься показать, что все это тебе нипочем. В перерывах, во время перекуров, мы говорили о посторонних вещах, например о том, что он отдыхал когда-то с Твардовским и играл с ним в шахматы, и я тоже что-то говорил о Твардовском, и вообще можно было подумать, что мы с моим полковником тоже разыграем сейчас партию-другую. От чувства стыда я не могу отделаться до сих пор".
А это из информационного сообщения заместителя председателя украинского КГБ С.С. Крикуна первому секретарю Центрального комитета Коммунистической партии Украины В.В. Щербицкому от 3 сентября 1974 года: "В контролировавшемся нами разговоре со Снегиревым, касаясь мотивов своего выезда за границу, Некрасов заявил, что он решился на этот шаг, так как считает, что “лучше умереть от тоски по Родине, чем от ненависти к ней”".
Вы также можете подписаться на мои страницы:
- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
- в телеграм: http://telegram.me/podosokorsky
- в одноклассниках: https://ok.ru/podosokorsky