Николай Подосокорский. Волчьи ягоды, или про уродов и людей (о сборнике сказок Романа Михайлова)
Оригинал: Николай Подосокорский. Волчьи ягоды, или про уродов и людей // Лиterraтура, 2020. №153, 15.02.2020
Волчьи ягоды, или про уродов и людей
(На книгу: Роман Михайлов. Ягоды. Сборник сказок. - Москва: Индивидуум, 2019. - 344 с.)
Вдруг паяц перегнулся за рампу
И кричит: "Помогите!
Истекаю я клюквенным соком!
Забинтован тряпицей!
На голове моей - картонный шлем!
А в руке - деревянный меч!"
Заплакали девочка и мальчик.
И закрылся веселый балаганчик.
Александр Блок.
О Романе Михайлове я впервые узнал, прочитав с большим запозданием его интереснейшее интервью 2012 года с профессором Владимиром Воеводским (умер в 2017 году), в котором авторитетный ученый, обладатель медали Филдса неожиданно рассказал о своем мистическом опыте и «игре, хозяйкой которой является страх». Думаю, что, сама личность Михайлова особенно располагала к такому откровенному разговору. С ним, математиком, профессором РАН, а с недавних пор и культовым писателем, публикующимся в андеграундном журнале «Крот» и приглашающим на свои лекции студентам экстравагантного артиста Сергея Пахомова (также известного как «Пахом» по участию в ток-шоу «Битва экстрасенсов»), кажется, можно говорить практически на любые нетривиальные темы - от карт Таро и демонологии до страха смерти и священного безумия.
Сам Михайлов в одном из интервью Феликсу Сандалову заявил: «Единственный способ борьбы с фашизмом, который я указываю в «Равинагаре», - это шизофрения. Шизофрения как структура в смысле набора связок и растущей сложности. Шизофрения вполне может принять фашизм и начать на него работать до определенного момента, и фашизм не заметит, что происходит уничтожение его самого. И именно таким образом возможна борьба. Не антифашизмом, не отрицанием иерархичности, а деформацией. Противостояние не работает, потому что оно не может работать в принципе. Противостояния левых и правых нет, есть только власть капитала над теми и над другими. Там, куда вкладывается больше денег, и происходит победа. Шизофрения может идти против этого, она может давать какой-то маргинальный результат, рождать совершенно иные структуры - как оркестр без дирижера может начать играть принципиально новую музыку. Когда ты атакуешь иерархию, она задает тебе вопрос: «Вот ты победишь, и что ты сделаешь? Построишь новую иерархию?». А шизофрения просто хохочет над этим вопросом».
За книгу «Равинагар» Роман Михайлов был включен в шорт-лист премии Андрея Белого 2018 года, с другой книгой - «Изнанка крысы» - попал в лонг-лист премии «Национальный бестселлер». Ожидаемо не получил ни ту, ни другую награду, ибо сильно выбивается своей «шизофренической» прозой из любых иерархий и эстетических канонов. Сборник его магических сказок «Ягоды», о котором далее пойдет речь, включает в себя девять тесно связанных друг с другом рассказов об условных девяностых, не столько «лихих» или «святых», сколько метафизических.
Алхимический состав сказочного варева, изготовленного писателем, предполагает наличие в нем следов чудиков Шукшина, мрачной атмосферы фильмов Балабанова, мистического ужаса в духе Стивена Кинга, забористой шаманской приправы и щепотки деревенской магии самого примитивного свойства. Этими «волчьими ягодами» запросто можно отравиться, особенно с непривычки, ибо их можно есть лишь в особом состоянии сознания, как некоторые грибы. Сказки Михайлова имеют и отчетливый автобиографический подтекст, о чем он сразу же предупреждает в предисловии к книге, а потому их название может прочитываться как «Я» и «годы» или «Мои годы», которые давно стали мной. Жизненный опыт автора отражается, прежде всего, в особом мировоззрении, в котором воля к переменам, ожидание тайны и простейшие магические ритуалы позволяют выворачивать окружающую действительность наизнанку. Это похоже на психологические сновидения в духе Кафки, в которых есть проблески инициации, но подлинное освобождение невозможно, ибо герои каждый раз не могут выйти за пределы самих себя, хотя и способны обрести свое маленькое счастье в предложенных условиях.
Имена второстепенных сказочных персонажей - Урод, Лишеев, Кошмар, Чёрный и т.п. - суть символы потаенных страхов главных героев, которые периодически оказываются в замкнутых пространствах и мечутся между суровым миром, который полон насилия и лежит во зле, и тягой к чему-то неизведанному (автор называет их «людьми тайн» и «людьми надежды»). Как поясняет в первом рассказе книги Ефрейтор:
«Символ - это хорошо. Только символы тоже разные бывают, есть внешние, а есть и внутренние. Ложка - это внешний символ. А знаете, какой символ внутренний?
- Нет.
- Война, - в один голос сказали шофер с Ефрейтором и захохотали. - Вне войны трудно мыслить, трудно разбирать плохое и хорошее, вне войны все запутано. Не поймешь, от кого ждать удара, а от кого добра. А на войне все четко, - сказав это, он достал пистолет, открыл окно машины и выстрелил в небо».
На самом деле не существует ни ложки (об этом мы помним еще с «Матрицы»), ни войны, которая оказывается непреходящими «учениями». Но жест отчаяния в виде выстрела в небо есть, и именно небо является главной мишенью для накопившейся внутри безысходности и тем порогом, о который каждый раз спотыкается безумие михайловских персонажей. Они как тот силач из фильма Алехандро Ходоровского «Священная гора», который хвастался, что может одолеть любую гору, но только горизонтально, а подняться наверх он даже не пробовал.
В сказке «Самолеты» роль неба в клинике для душевнобольных выполняет потолок, по узорам на котором один из «психов» определяет степень прочность крыши здания. Собственно это тот высший уровень, куда может подняться глубоко покалеченная душа, которую непреодолимо тянет к родной земле, привычным радостям и страхам. В одном из рассказов сборника инвалида по прозвищу Диджей безымянные гопники даже заставляют послушать «музыку говна», ткнув его лицом в экскременты и потребовав за это «удовольствие» денежную мзду. Михайлов с некоторой теплотой описывает разнообразных парий, психов и представителей шпаны. И с его стороны это отнюдь не энтомологический интерес, а этакое описание повседневной российской реальности по Кордонскому, отдающее темной ритуалистикой агхори. В «Ягодах» показан русский человек не только вне всякого гламура и пьедестала, но в его предельно животном, хоть и не всегда зверском, состоянии.
В рассказе «Золотаревские болота» состояние общей экзистенциальной растерянности и страха падения на самое дно описано наиболее красочно:
«Не боишься безумия-то? Или ради подлинности на все готов? А вне безумия подлинности не найти? Зачем едешь, куда не знаешь? Обезумишь - бросят на площадь, смеяться будут. В грязи изваляют, оборванцем по улицам пойдешь, есть гадости всякие начнешь, что на земле валяются, - сгнившее, выброшенное. Надо это тебе? Плевать в твою сторону начнут, ночевать на помойках придется, с такими же общаться будешь. Люди успешные, уважаемые тебя за человека считать перестанут, будешь для них подобен куску испражнений. Этого хочешь? От нормальной жизни ведь убежишь - обратно не вернешься».
Процитированный фрагмент является своего рода манифестом созданного воображением Михайлова сказочного мира. Писатель тщательно и на разных примерах показывает, что «нормальная жизнь» не более чем иллюзия, и что главные тайны открываются под маской безумия, которое, впрочем, может быть и здоровее, и интереснее привычной обыденности. Юродство его персонажей («уродов», «психов», дистрофиков), между тем, имеет не моральный, а именно мистический характер. Это специально проговаривается в проповедях «священника»-колдуна Леуся:
«- Простите, а что это? - после небольшой паузы спросил парень, показывая на нашу тумбочку.
- Это? - Леусь посмотрел на тумбочку. - Суфии говорили, что истина носит чалму и плащ. Чалма - это мораль, о которой вам не мешает напомнить. А плащ - это мистика. Так вот, это - наш плащ».
«Героин приносили по пятницам» - пожалуй, лучший рассказ сборника, и не только потому, что это сказка с романтической историей и счастливым финалом, а потому что в ней немало т.н. реализма в высшем смысле, когда фантастическое и правдоподобное не противостоят и оттеняют друг друга, а оказываются органично взаимопереплетены. Эта сказка по своему гуманистическому потенциалу особенно близка шедеврам Стивена Кинга, и в ней нет того «разоблачения» сверхъестественных явлений, которые есть в «Войне» и «Масках». Симпатическая магия тут вполне работает, хотя и ненавязчиво, так что происходящему охотно веришь. Но любая магия оказывается абсолютно бессильной без реальной человеческой дружбы и взаимовыручки.
Наконец нельзя не отметить очень стильное оформление книги - удачный вариант обложки и замечательные иллюстрации Джахангира Сулейманова. Сборник «Ягоды» оставляет общее ощущение поездки в глухую деревню, стоящую на краю леса, где обнажаются внутренние страхи, а реальность более подвижна, чем в городе. Отведавший блюда из этих сказочных «ягод» может и не преисполниться восторгом от кулинарного мастерства их создателя, но вкус их точно не забудет, и со временем наверняка захочет попробовать что-то подобное вновь.
Вы также можете подписаться на мои страницы:
- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
- в телеграм: http://telegram.me/podosokorsky
- в одноклассниках: https://ok.ru/podosokorsky
Волчьи ягоды, или про уродов и людей
(На книгу: Роман Михайлов. Ягоды. Сборник сказок. - Москва: Индивидуум, 2019. - 344 с.)
Вдруг паяц перегнулся за рампу
И кричит: "Помогите!
Истекаю я клюквенным соком!
Забинтован тряпицей!
На голове моей - картонный шлем!
А в руке - деревянный меч!"
Заплакали девочка и мальчик.
И закрылся веселый балаганчик.
Александр Блок.
О Романе Михайлове я впервые узнал, прочитав с большим запозданием его интереснейшее интервью 2012 года с профессором Владимиром Воеводским (умер в 2017 году), в котором авторитетный ученый, обладатель медали Филдса неожиданно рассказал о своем мистическом опыте и «игре, хозяйкой которой является страх». Думаю, что, сама личность Михайлова особенно располагала к такому откровенному разговору. С ним, математиком, профессором РАН, а с недавних пор и культовым писателем, публикующимся в андеграундном журнале «Крот» и приглашающим на свои лекции студентам экстравагантного артиста Сергея Пахомова (также известного как «Пахом» по участию в ток-шоу «Битва экстрасенсов»), кажется, можно говорить практически на любые нетривиальные темы - от карт Таро и демонологии до страха смерти и священного безумия.
Сам Михайлов в одном из интервью Феликсу Сандалову заявил: «Единственный способ борьбы с фашизмом, который я указываю в «Равинагаре», - это шизофрения. Шизофрения как структура в смысле набора связок и растущей сложности. Шизофрения вполне может принять фашизм и начать на него работать до определенного момента, и фашизм не заметит, что происходит уничтожение его самого. И именно таким образом возможна борьба. Не антифашизмом, не отрицанием иерархичности, а деформацией. Противостояние не работает, потому что оно не может работать в принципе. Противостояния левых и правых нет, есть только власть капитала над теми и над другими. Там, куда вкладывается больше денег, и происходит победа. Шизофрения может идти против этого, она может давать какой-то маргинальный результат, рождать совершенно иные структуры - как оркестр без дирижера может начать играть принципиально новую музыку. Когда ты атакуешь иерархию, она задает тебе вопрос: «Вот ты победишь, и что ты сделаешь? Построишь новую иерархию?». А шизофрения просто хохочет над этим вопросом».
За книгу «Равинагар» Роман Михайлов был включен в шорт-лист премии Андрея Белого 2018 года, с другой книгой - «Изнанка крысы» - попал в лонг-лист премии «Национальный бестселлер». Ожидаемо не получил ни ту, ни другую награду, ибо сильно выбивается своей «шизофренической» прозой из любых иерархий и эстетических канонов. Сборник его магических сказок «Ягоды», о котором далее пойдет речь, включает в себя девять тесно связанных друг с другом рассказов об условных девяностых, не столько «лихих» или «святых», сколько метафизических.
Алхимический состав сказочного варева, изготовленного писателем, предполагает наличие в нем следов чудиков Шукшина, мрачной атмосферы фильмов Балабанова, мистического ужаса в духе Стивена Кинга, забористой шаманской приправы и щепотки деревенской магии самого примитивного свойства. Этими «волчьими ягодами» запросто можно отравиться, особенно с непривычки, ибо их можно есть лишь в особом состоянии сознания, как некоторые грибы. Сказки Михайлова имеют и отчетливый автобиографический подтекст, о чем он сразу же предупреждает в предисловии к книге, а потому их название может прочитываться как «Я» и «годы» или «Мои годы», которые давно стали мной. Жизненный опыт автора отражается, прежде всего, в особом мировоззрении, в котором воля к переменам, ожидание тайны и простейшие магические ритуалы позволяют выворачивать окружающую действительность наизнанку. Это похоже на психологические сновидения в духе Кафки, в которых есть проблески инициации, но подлинное освобождение невозможно, ибо герои каждый раз не могут выйти за пределы самих себя, хотя и способны обрести свое маленькое счастье в предложенных условиях.
Имена второстепенных сказочных персонажей - Урод, Лишеев, Кошмар, Чёрный и т.п. - суть символы потаенных страхов главных героев, которые периодически оказываются в замкнутых пространствах и мечутся между суровым миром, который полон насилия и лежит во зле, и тягой к чему-то неизведанному (автор называет их «людьми тайн» и «людьми надежды»). Как поясняет в первом рассказе книги Ефрейтор:
«Символ - это хорошо. Только символы тоже разные бывают, есть внешние, а есть и внутренние. Ложка - это внешний символ. А знаете, какой символ внутренний?
- Нет.
- Война, - в один голос сказали шофер с Ефрейтором и захохотали. - Вне войны трудно мыслить, трудно разбирать плохое и хорошее, вне войны все запутано. Не поймешь, от кого ждать удара, а от кого добра. А на войне все четко, - сказав это, он достал пистолет, открыл окно машины и выстрелил в небо».
На самом деле не существует ни ложки (об этом мы помним еще с «Матрицы»), ни войны, которая оказывается непреходящими «учениями». Но жест отчаяния в виде выстрела в небо есть, и именно небо является главной мишенью для накопившейся внутри безысходности и тем порогом, о который каждый раз спотыкается безумие михайловских персонажей. Они как тот силач из фильма Алехандро Ходоровского «Священная гора», который хвастался, что может одолеть любую гору, но только горизонтально, а подняться наверх он даже не пробовал.
В сказке «Самолеты» роль неба в клинике для душевнобольных выполняет потолок, по узорам на котором один из «психов» определяет степень прочность крыши здания. Собственно это тот высший уровень, куда может подняться глубоко покалеченная душа, которую непреодолимо тянет к родной земле, привычным радостям и страхам. В одном из рассказов сборника инвалида по прозвищу Диджей безымянные гопники даже заставляют послушать «музыку говна», ткнув его лицом в экскременты и потребовав за это «удовольствие» денежную мзду. Михайлов с некоторой теплотой описывает разнообразных парий, психов и представителей шпаны. И с его стороны это отнюдь не энтомологический интерес, а этакое описание повседневной российской реальности по Кордонскому, отдающее темной ритуалистикой агхори. В «Ягодах» показан русский человек не только вне всякого гламура и пьедестала, но в его предельно животном, хоть и не всегда зверском, состоянии.
В рассказе «Золотаревские болота» состояние общей экзистенциальной растерянности и страха падения на самое дно описано наиболее красочно:
«Не боишься безумия-то? Или ради подлинности на все готов? А вне безумия подлинности не найти? Зачем едешь, куда не знаешь? Обезумишь - бросят на площадь, смеяться будут. В грязи изваляют, оборванцем по улицам пойдешь, есть гадости всякие начнешь, что на земле валяются, - сгнившее, выброшенное. Надо это тебе? Плевать в твою сторону начнут, ночевать на помойках придется, с такими же общаться будешь. Люди успешные, уважаемые тебя за человека считать перестанут, будешь для них подобен куску испражнений. Этого хочешь? От нормальной жизни ведь убежишь - обратно не вернешься».
Процитированный фрагмент является своего рода манифестом созданного воображением Михайлова сказочного мира. Писатель тщательно и на разных примерах показывает, что «нормальная жизнь» не более чем иллюзия, и что главные тайны открываются под маской безумия, которое, впрочем, может быть и здоровее, и интереснее привычной обыденности. Юродство его персонажей («уродов», «психов», дистрофиков), между тем, имеет не моральный, а именно мистический характер. Это специально проговаривается в проповедях «священника»-колдуна Леуся:
«- Простите, а что это? - после небольшой паузы спросил парень, показывая на нашу тумбочку.
- Это? - Леусь посмотрел на тумбочку. - Суфии говорили, что истина носит чалму и плащ. Чалма - это мораль, о которой вам не мешает напомнить. А плащ - это мистика. Так вот, это - наш плащ».
«Героин приносили по пятницам» - пожалуй, лучший рассказ сборника, и не только потому, что это сказка с романтической историей и счастливым финалом, а потому что в ней немало т.н. реализма в высшем смысле, когда фантастическое и правдоподобное не противостоят и оттеняют друг друга, а оказываются органично взаимопереплетены. Эта сказка по своему гуманистическому потенциалу особенно близка шедеврам Стивена Кинга, и в ней нет того «разоблачения» сверхъестественных явлений, которые есть в «Войне» и «Масках». Симпатическая магия тут вполне работает, хотя и ненавязчиво, так что происходящему охотно веришь. Но любая магия оказывается абсолютно бессильной без реальной человеческой дружбы и взаимовыручки.
Наконец нельзя не отметить очень стильное оформление книги - удачный вариант обложки и замечательные иллюстрации Джахангира Сулейманова. Сборник «Ягоды» оставляет общее ощущение поездки в глухую деревню, стоящую на краю леса, где обнажаются внутренние страхи, а реальность более подвижна, чем в городе. Отведавший блюда из этих сказочных «ягод» может и не преисполниться восторгом от кулинарного мастерства их создателя, но вкус их точно не забудет, и со временем наверняка захочет попробовать что-то подобное вновь.
Вы также можете подписаться на мои страницы:
- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
- в телеграм: http://telegram.me/podosokorsky
- в одноклассниках: https://ok.ru/podosokorsky