Ефим Курганов. "Убийственные последствия доброты графа Хвостова"
Ефим Курганов - доцент русской литературы Хельсинкского университета. Автор книг: “Литературный анекдот пушкинской эпохи” (Хельсинки , 1995), “Анекдот как жанр” (СПб., 1997), “Опояз и Арзамас” (СПб., 1998), “Сравнительные жизнеописания. Попытка истории русской литературы” (2 тома; Таллин, 1999), “Василий Розанов и евреи” (СПб., 2000),и “Лолита и Ада” (СПб., 2001), “Похвальное слово анекдоту” (СПб., 2001), “Роман Достоевского “Идиот”. Опыт прочтения” (СПб., 2001), “Анекдот-символ-миф” (СПб., 2002), ""Русский Мюнхгаузен": Реконструкция одной книги, которая была в свое время создана, но так и не была записана" (М., 2017), "Анекдот и литературно-придворный быт (на материале русской жизни пушкинского времени)" (М., 2018) и др.
УБИЙСТВЕННЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ ДОБРОТЫ ГРАФА ХВОСТОВА
Илья Виницкий в своей книге «Граф Сардинский. Дмитрий Хвостов и русская культура» (М., 2017) анекдоты о графе Хвостове начисто проигнорировал и сделал это совершенно преднамеренно. Дело в том, что для него анекдоты о графе Хвостове есть ни что иное, как чистейшая клевета. Однако во времена графа Дмитрия Ивановича анекдот являлся самым настоящим литературным жанром, который чтили и к которому прислушивались. Если в анекдотах о Хвостове и сгущались порой краски, то в целом они строились, даже при условии такого сгущения красок, на устойчивой и вполне реальной репутации графа в петербургском обществе и в этом смысле отношения к клевете не имели.
Илья Виницкий привел в своей книге самый край (не дай бог, не целиком) знаменитого анекдота Хвостове и умирающем Суворове: «Увы, - ЯКОБЫ вздохнул Хвостов в ответ на это завещание, - хотя еще и говорит, но без сознания. бредит» (с.84). И затем сделал совершенно безапелляционное заключение: «Это несомненная клевета, выдуманная насмешниками Хвостова и разнесенная по миру легковерными любителями анекдотов» (там же). А единственное основание для столь решительного заключения было то, что мемуарист, зафиксировавший этот анекдот (В.П. Бурнашев, старый наш знакомец, я лично его Хвостовиане вполне доверяю), перепутал имя жены Хвостовва. «Значит, весь этот эпизод клевета», - решает Виницкий. Между тем, аберрация памяти мемуариста, когда речь идет об именах и мелких деталях, - вещь неизбежная. На этом основании не стоит строить абсолютных выводов. Главное суть эпизода, а он полностью. согласуется с хвостовской репутацией и согласуется с косвенными свидетельствами.
И еще раз напомню формулу Вадима Вацуро: в анекдоте пушкинского времени главный интерес переносится с фактической на психологическую достоверность. А психологически анекдот о Хвостове и едва ли не последних словах умирающего Суворова совершенно точен, он совершенно хвостовский и филигранно фиксирует психологию графомана. Кстати, современники графа тексты, возникшие вокруг этой колоритной личности, зачастую определяли, как «хвостовщину». Я сам предпочитаю использовать термин Хвостовиана. Но на самом деле наиболее яркое и выразительное определение хвостовского анекдотического эпоса дал баснописец и журналист Александр Ефимович Измайлов. У него был знаменитый красный портфель, в который он складывал листочки с пародиями и эпиграммами на графа Дмитрия Ивановича, и называл он содержимое этого портфеля «Хвостовиадой». Да, если уж это анекдотический эпос, то называться он должен именно так. Тут есть неоспоримая логика.
Причем, Александр Ефимович Измайлов не только писал и собирал пародии и эпиграммы на графа Хвостова, но еще и сам с блеском рассказывал анекдоты о нем, в которых и он часто был участником. Вот одна из таких устных новелл:
«Однажды, имея в виду графа Хвостова и его страсть мучить себя писанием своих виршей, а других чтением и выслушиванием их, для чего нанимал секретаря-чтеца, Измайлов в своем журнале тиснул следующее комическое объявление перед отъездом графа в имение: «Потребен для отъезда в деревню с одним из плодовитейших здешних стихотворцев слушатель лимфатического темперамента, терпеливого нрава и самого крепкого геркулесного сложения. Явиться в которую либо из книжных лавок, где можно узнать место жительства стихотворца, дающего на комиссию во все книжные лавки свои никем не покупаемые снотворные стихотворения, которые потом он сам, чрез агентов своих, скупает повсеместно и предает огню руками своего мнимого издателя и секретного комиссионера, чтобы иметь право начинать новое издание.
С этою шуткою вышла комично-трагическая история. Меньшой из братьев-книготорговцев Заикиных, именно Михаил Иванович, прозванный «Краснонос», не глупый, затейливый и подчас остроумный, придерживался чарочки, почему почти постоянно был на каком-нибудь, как говорится, изводе. Пришло ему в голову, разгоряченную пуншиком, с этим объявлением, вырезанным из «Благонамеренного», послать какого-то приказного прощалыгу, выгнанного из канцелярии надворного суда, к Хвостову.
Экс-приказный затесался как-то прямо к графу в приемную залу и предложил свои услуги для слушания и чтения стихов его сиятельства, не ведая, что уже по той части на всем готовом содержании и хорошем жаловании давно состоит бывший некогда семинарист Ив.Ив. Георгиевский, человек одаренный от природы такою силою, что может не хуже вола выдерживать оды графа стихов так в полтысячи и более. Разумеется, Георгиевский не потерпел конкуренции и поспешил устранить этого искателя. Но приказный не отставал и кончилось тем, что граф принял его к себе, как бы на помощь Георгиевскому.
Однако несчастный не долго, не более недели, блаженствовал в доме графа. Он забрался по оплошности мундшенка в графский винный погреб и упился там из бочонка, им просверленного, данцигской водкою до того, что мундшенк, к ужасу своему, нашел его там мертвым. Когда происшествие это было доведено до сведения графа, он выдал деньги на приличное для провинциального секретаря погребение и… написал что-то вроде элегии или идиллии на сюжет «последствия невоздержания».
Измайлов любил рассказывать об этом случае, и его рассказ заставлял всегда все общество заливаться гомерическим самым искренним хохотом» (Касьян Касьянов. Наши чудодеи. СПб., 1875, с. 25-26).
Вы также можете подписаться на мои страницы:
- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
- в телеграм: http://telegram.me/podosokorsky
- в одноклассниках: https://ok.ru/podosokorsky
УБИЙСТВЕННЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ ДОБРОТЫ ГРАФА ХВОСТОВА
Илья Виницкий в своей книге «Граф Сардинский. Дмитрий Хвостов и русская культура» (М., 2017) анекдоты о графе Хвостове начисто проигнорировал и сделал это совершенно преднамеренно. Дело в том, что для него анекдоты о графе Хвостове есть ни что иное, как чистейшая клевета. Однако во времена графа Дмитрия Ивановича анекдот являлся самым настоящим литературным жанром, который чтили и к которому прислушивались. Если в анекдотах о Хвостове и сгущались порой краски, то в целом они строились, даже при условии такого сгущения красок, на устойчивой и вполне реальной репутации графа в петербургском обществе и в этом смысле отношения к клевете не имели.
Илья Виницкий привел в своей книге самый край (не дай бог, не целиком) знаменитого анекдота Хвостове и умирающем Суворове: «Увы, - ЯКОБЫ вздохнул Хвостов в ответ на это завещание, - хотя еще и говорит, но без сознания. бредит» (с.84). И затем сделал совершенно безапелляционное заключение: «Это несомненная клевета, выдуманная насмешниками Хвостова и разнесенная по миру легковерными любителями анекдотов» (там же). А единственное основание для столь решительного заключения было то, что мемуарист, зафиксировавший этот анекдот (В.П. Бурнашев, старый наш знакомец, я лично его Хвостовиане вполне доверяю), перепутал имя жены Хвостовва. «Значит, весь этот эпизод клевета», - решает Виницкий. Между тем, аберрация памяти мемуариста, когда речь идет об именах и мелких деталях, - вещь неизбежная. На этом основании не стоит строить абсолютных выводов. Главное суть эпизода, а он полностью. согласуется с хвостовской репутацией и согласуется с косвенными свидетельствами.
И еще раз напомню формулу Вадима Вацуро: в анекдоте пушкинского времени главный интерес переносится с фактической на психологическую достоверность. А психологически анекдот о Хвостове и едва ли не последних словах умирающего Суворова совершенно точен, он совершенно хвостовский и филигранно фиксирует психологию графомана. Кстати, современники графа тексты, возникшие вокруг этой колоритной личности, зачастую определяли, как «хвостовщину». Я сам предпочитаю использовать термин Хвостовиана. Но на самом деле наиболее яркое и выразительное определение хвостовского анекдотического эпоса дал баснописец и журналист Александр Ефимович Измайлов. У него был знаменитый красный портфель, в который он складывал листочки с пародиями и эпиграммами на графа Дмитрия Ивановича, и называл он содержимое этого портфеля «Хвостовиадой». Да, если уж это анекдотический эпос, то называться он должен именно так. Тут есть неоспоримая логика.
Причем, Александр Ефимович Измайлов не только писал и собирал пародии и эпиграммы на графа Хвостова, но еще и сам с блеском рассказывал анекдоты о нем, в которых и он часто был участником. Вот одна из таких устных новелл:
«Однажды, имея в виду графа Хвостова и его страсть мучить себя писанием своих виршей, а других чтением и выслушиванием их, для чего нанимал секретаря-чтеца, Измайлов в своем журнале тиснул следующее комическое объявление перед отъездом графа в имение: «Потребен для отъезда в деревню с одним из плодовитейших здешних стихотворцев слушатель лимфатического темперамента, терпеливого нрава и самого крепкого геркулесного сложения. Явиться в которую либо из книжных лавок, где можно узнать место жительства стихотворца, дающего на комиссию во все книжные лавки свои никем не покупаемые снотворные стихотворения, которые потом он сам, чрез агентов своих, скупает повсеместно и предает огню руками своего мнимого издателя и секретного комиссионера, чтобы иметь право начинать новое издание.
С этою шуткою вышла комично-трагическая история. Меньшой из братьев-книготорговцев Заикиных, именно Михаил Иванович, прозванный «Краснонос», не глупый, затейливый и подчас остроумный, придерживался чарочки, почему почти постоянно был на каком-нибудь, как говорится, изводе. Пришло ему в голову, разгоряченную пуншиком, с этим объявлением, вырезанным из «Благонамеренного», послать какого-то приказного прощалыгу, выгнанного из канцелярии надворного суда, к Хвостову.
Экс-приказный затесался как-то прямо к графу в приемную залу и предложил свои услуги для слушания и чтения стихов его сиятельства, не ведая, что уже по той части на всем готовом содержании и хорошем жаловании давно состоит бывший некогда семинарист Ив.Ив. Георгиевский, человек одаренный от природы такою силою, что может не хуже вола выдерживать оды графа стихов так в полтысячи и более. Разумеется, Георгиевский не потерпел конкуренции и поспешил устранить этого искателя. Но приказный не отставал и кончилось тем, что граф принял его к себе, как бы на помощь Георгиевскому.
Однако несчастный не долго, не более недели, блаженствовал в доме графа. Он забрался по оплошности мундшенка в графский винный погреб и упился там из бочонка, им просверленного, данцигской водкою до того, что мундшенк, к ужасу своему, нашел его там мертвым. Когда происшествие это было доведено до сведения графа, он выдал деньги на приличное для провинциального секретаря погребение и… написал что-то вроде элегии или идиллии на сюжет «последствия невоздержания».
Измайлов любил рассказывать об этом случае, и его рассказ заставлял всегда все общество заливаться гомерическим самым искренним хохотом» (Касьян Касьянов. Наши чудодеи. СПб., 1875, с. 25-26).
Вы также можете подписаться на мои страницы:
- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
- в телеграм: http://telegram.me/podosokorsky
- в одноклассниках: https://ok.ru/podosokorsky