Георгий Владимов. "Мы живём в стране, где покаяние всегда запаздывало"
Георгий Николаевич Владимов (1931-2003) - русский писатель и литературный критик. В мае 1967 года обратился к съезду Союза писателей с открытым письмом, требуя свободы творчества и публичного обсуждения письма Солженицына против цензуры. В 1975 году на Западе оказалась рукопись его повести «Верный Руслан», написанной в 1963-1965 гг. После исключения из Союза писателей СССР в 1977 публиковался за рубежом, в изданиях НТС («Посев», «Грани»), руководил московской секцией организации «Международная амнистия». Под угрозой судебного процесса в 1983 году выехал в ФРГ. С 1984 по 1986 год был главным редактором журнала «Грани». Жил и работал в Нидернхаузене. В период перестройки, начиная с 1989 г., произведения Владимова стали появляться в советских изданиях. В 1990 году он был восстановлен в советском гражданстве, в 2000 году поселился в писательском поселке Переделкино. С 1999 года - член комиссии по помилованию при Президенте РФ.
Здесь текст приводится по изданию: Владимов Г. Собрание сочинений: В 4 т. Т. 4: Литературная критика и публицистика. М.: АОЗТ «NFQ/2Print», 1998.
МЫ ЖИВЁМ В СТРАНЕ, ГДЕ ПОКАЯНИЕ ВСЕГДА ЗАПАЗДЫВАЛО, НО НИКОГДА НЕ ОКАЗЫВАЛОСЬ ИЗЛИШНИМ
Речь на встрече старого Нового года и празднике журнала «Знамя»
Литературные премии дают награждённому то преимущество, что его хотят послушать. Награждённого дважды - очевидно, внимательнее вдвойне. Лауреату же приличествует благодарить устроивших ему «именины сердца», и я не уклонюсь от традиции - в сущности, довольно приятной, только прошу извинить меня, получающего премию впервые в жизни, за возможные нарушения протокола. Я прежде всего благодарю трибуну, представившую меня немалой аудитории, то уникальное явление, которое называется российским толстым журналом. На его страницах вы видны отовсюду, как ни на одном книжном прилавке. К тому же прилавку вы безразличны, ему бы скорее от вас избавиться, журналу - хочется вас приобрести надолго, и он группирует вокруг себя авторов, которые уже поэтому должны друг с другом раскланиваться и иногда собираться в застолье.
Стараниями Григория Бакланова задубелое кожевниковское «Знамя» сделалось первым журналом в стране, и таков был посыл, что и поныне сохраняется его лидерство. В конце концов, моего «Верного Руслана» приютил бы кто-нибудь другой, но когда это требовало некоторой смелости и усилий, позвонил в мою эмигрантскую Тмутаракань именно Бакланов. Естественно было мне сохранить верность «Знамени», когда его подхватили критики Наталья Иванова и Сергей Чупринин. (Кадетское воспитание велит мне упомянуть даму первой.) Их гостеприимство и радушие мне трудно забыть, не меньше значило одобрение их предшественника, фронтовика и автора военной прозы. Далее моя благодарность обращается к методу, который никак не помешал, а скорее помог роману «Генерал и его армия» снискать интерес читателя. Это всё тот же добрый старый реализм, говоря по-научному - изображение жизни в формах самой жизни.
Наши суетливые Бобчинские и Добчинские по обе стороны Атлантического океана, спешащие хоть конец света объявить радостно, лишь бы первыми, этот постылый реализм уложили в гроб, отпели и погребли, справили по нему поминки. Но вот стоило ему пошевелиться, и повышенный читательский интерес привлечён к роману, вполне консервативному, в котором нет привычных уже авангардных выкрутасов и постмодернистских загогулин. Похоже, надоели читателю эти выкрутасы и загогулины, точнее - надоело делать вид, что они ему интересны, захотелось чего-то внятного, где были бы на месте начало и конец, завязка и развязка, экспозиция и кульминация, всё по рецептам старика Гомера. Секрет прост: что жгуче интересно автору, то будет и читателю. Не обязательно таинства секса, не обязательно скандальная «ненормативная лексика»; в журнальном варианте нет постельных эпизодов, ни даже поцелуя в губы, и кажется, только дважды - в диалогах персонажей,- прорывается нечто не для любых ушей. Да и за эти два раза я прошу извинения.
Толстому, при описании войны, где люди выражаются чуть погрубее, чем на светских раутах, не понадобилось и одного. Достойно внимания также, что интерес проявлен к шестидесятнику, из того всё не уходящего поколения, которое деятелям авангарда, постмодерна и андерграунда хочется перестрелять. Не туда наступаете, молодёжь за сорок с лишком. Убейте в себе желание убивать, оно ведёт к бесплодию, лучше усвойте, что все уходы от реализма кончаются покаянным возвращением к нему. Этот единственный укоренённый в жизни ствол будет ещё века держать и питать соками зеленеющую крону.
Я благодарен также и критикам, которые так дружно, несмотря на свои междоусобицы, поддержали мою рискованную попытку остаться старомодным. Да будет порицаем тот, кто определил место критики в лакейской. Ничего подобного, её место - в гостиной, у камина, в покойных креслах, со стаканом виски в одной руке и сигарой в другой. Её участие в литературном процессе по-особенному ощущает изгнанник, которому не видны лица его читателей и только статьи и рецензии приносят благую весть, что он не забыт, что его ждали.
Что касается другой премии - за стремление к идеалам просвещённого патриотизма, то, я надеюсь, учредители уже знали мою позицию, изложенную в новогодних «Московских новостях». Сегодня просвещённый патриотизм сводится к тому, чтоб не желать победы своей родине. Чем так провинились они перед нами, гордые чеченцы, что мы их всё покоряем и покоряем, что Старший Брат всё вымогает любовь младшего и добивается лишь законной ненависти? То, что творится вновь под небом воюющей России, показывает нам, в какое зыбкое время мы живём и как прост переход от мира к бойне. Боюсь, мы ещё увидим, как вся страна пожелает мира, а война будет продолжаться, потому что так пожелает один, от которого всё зависит, и те немногие, кто его окружают и кому это выгодно. А в основе непостижимого упрямства - даже не генеральская дурь, которая на самом деле есть разновидность русского ума, но особая обкомовская спесь, порождение семидесяти советских лет.
Получив слово, к кому обратить его, кроме вас, кто моё мнение и без того разделяет? Может быть, к женщине, которой надлежит быть началом умиротворяющим, но чьего влияния мы до сих пор не ощутили? А ведь Вы, Наина Иосифовна Ельцина, не только первая леди Российской Федерации, должная заботиться обо всех в ней живущих, Вы ещё и жена главнокомандующего. Фельдмаршал Кутузов оценивал жену главнокомандующего в две дивизии, так высоко ставил её роль в успехе или неуспехе кампании. Есть же в России традиция самостийного участия женщины, жены, в политической жизни, зачастую независимого от позиции супруга. Так жёны декабристов, не разделяя экстремизма своих мужей, едва ли зная об их замыслах, выиграли сражение, ими проигранное. Так великая княгиня Елизавета Фёдоровна вошла в камеру террориста и простила его, кто сделал её вдовой. Так в недавние годы жена Сахарова ему нередко противоречила - и тем помогала найти решение. Я это наблюдал и свидетельствую. Супруг Ваш производит впечатление человека, уже неспособного слушать никого, кроме своих неведомых нам информаторов; и разве только жена, которую он не заподозрит в интригах и в желании отобрать власть, сможет ему раскрыть глаза. Вас не видно в дорогих магазинах модной одежды и косметики, но не думаю, чтобы Вы оставались равнодушной и бездеятельной к тому, что могли бы увидеть по телевизору.
Или российское телевидение Вам не показывает то, что ужасает весь мир? Так попросите внуков настроить Ваш транзистор на любую русскую станцию. Вы услышите и поймёте, что война уже проиграна морально - в тот час, когда не российский президент, а чеченец Дудаев, имеющий право и обязанный сопротивляться, призвал свои войска прекратить борьбу. Но можно, сделав ответный благородный шаг, всё же сохранить большее, чем президентство, для некоторых большее, чем жизнь, сохранить - честь. Мы живём в стране, где покаяние всегда запаздывало, но никогда не оказывалось излишним. В заключение моей затянувшейся речи мне пора наконец поблагодарить наградивших меня - «Книжную палату» и Совет по внешней и оборонной политике - за их, наверное, трудный выбор. И напоследок вас благодарю, мои читатели и коллеги, набравшиеся терпения меня выслушать. Я всем вам желаю безбедного года, а себе - возвращения.
Нидернхаузен
Передано по факсу
«Русская мысль», 19-25 января 1995 г.
«Знамя», 1995, № 3
Вы также можете подписаться на мои страницы:
- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
- в телеграм: http://telegram.me/podosokorsky
- в одноклассниках: https://ok.ru/podosokorsky
Здесь текст приводится по изданию: Владимов Г. Собрание сочинений: В 4 т. Т. 4: Литературная критика и публицистика. М.: АОЗТ «NFQ/2Print», 1998.
МЫ ЖИВЁМ В СТРАНЕ, ГДЕ ПОКАЯНИЕ ВСЕГДА ЗАПАЗДЫВАЛО, НО НИКОГДА НЕ ОКАЗЫВАЛОСЬ ИЗЛИШНИМ
Речь на встрече старого Нового года и празднике журнала «Знамя»
Литературные премии дают награждённому то преимущество, что его хотят послушать. Награждённого дважды - очевидно, внимательнее вдвойне. Лауреату же приличествует благодарить устроивших ему «именины сердца», и я не уклонюсь от традиции - в сущности, довольно приятной, только прошу извинить меня, получающего премию впервые в жизни, за возможные нарушения протокола. Я прежде всего благодарю трибуну, представившую меня немалой аудитории, то уникальное явление, которое называется российским толстым журналом. На его страницах вы видны отовсюду, как ни на одном книжном прилавке. К тому же прилавку вы безразличны, ему бы скорее от вас избавиться, журналу - хочется вас приобрести надолго, и он группирует вокруг себя авторов, которые уже поэтому должны друг с другом раскланиваться и иногда собираться в застолье.
Стараниями Григория Бакланова задубелое кожевниковское «Знамя» сделалось первым журналом в стране, и таков был посыл, что и поныне сохраняется его лидерство. В конце концов, моего «Верного Руслана» приютил бы кто-нибудь другой, но когда это требовало некоторой смелости и усилий, позвонил в мою эмигрантскую Тмутаракань именно Бакланов. Естественно было мне сохранить верность «Знамени», когда его подхватили критики Наталья Иванова и Сергей Чупринин. (Кадетское воспитание велит мне упомянуть даму первой.) Их гостеприимство и радушие мне трудно забыть, не меньше значило одобрение их предшественника, фронтовика и автора военной прозы. Далее моя благодарность обращается к методу, который никак не помешал, а скорее помог роману «Генерал и его армия» снискать интерес читателя. Это всё тот же добрый старый реализм, говоря по-научному - изображение жизни в формах самой жизни.
Наши суетливые Бобчинские и Добчинские по обе стороны Атлантического океана, спешащие хоть конец света объявить радостно, лишь бы первыми, этот постылый реализм уложили в гроб, отпели и погребли, справили по нему поминки. Но вот стоило ему пошевелиться, и повышенный читательский интерес привлечён к роману, вполне консервативному, в котором нет привычных уже авангардных выкрутасов и постмодернистских загогулин. Похоже, надоели читателю эти выкрутасы и загогулины, точнее - надоело делать вид, что они ему интересны, захотелось чего-то внятного, где были бы на месте начало и конец, завязка и развязка, экспозиция и кульминация, всё по рецептам старика Гомера. Секрет прост: что жгуче интересно автору, то будет и читателю. Не обязательно таинства секса, не обязательно скандальная «ненормативная лексика»; в журнальном варианте нет постельных эпизодов, ни даже поцелуя в губы, и кажется, только дважды - в диалогах персонажей,- прорывается нечто не для любых ушей. Да и за эти два раза я прошу извинения.
Толстому, при описании войны, где люди выражаются чуть погрубее, чем на светских раутах, не понадобилось и одного. Достойно внимания также, что интерес проявлен к шестидесятнику, из того всё не уходящего поколения, которое деятелям авангарда, постмодерна и андерграунда хочется перестрелять. Не туда наступаете, молодёжь за сорок с лишком. Убейте в себе желание убивать, оно ведёт к бесплодию, лучше усвойте, что все уходы от реализма кончаются покаянным возвращением к нему. Этот единственный укоренённый в жизни ствол будет ещё века держать и питать соками зеленеющую крону.
Я благодарен также и критикам, которые так дружно, несмотря на свои междоусобицы, поддержали мою рискованную попытку остаться старомодным. Да будет порицаем тот, кто определил место критики в лакейской. Ничего подобного, её место - в гостиной, у камина, в покойных креслах, со стаканом виски в одной руке и сигарой в другой. Её участие в литературном процессе по-особенному ощущает изгнанник, которому не видны лица его читателей и только статьи и рецензии приносят благую весть, что он не забыт, что его ждали.
Что касается другой премии - за стремление к идеалам просвещённого патриотизма, то, я надеюсь, учредители уже знали мою позицию, изложенную в новогодних «Московских новостях». Сегодня просвещённый патриотизм сводится к тому, чтоб не желать победы своей родине. Чем так провинились они перед нами, гордые чеченцы, что мы их всё покоряем и покоряем, что Старший Брат всё вымогает любовь младшего и добивается лишь законной ненависти? То, что творится вновь под небом воюющей России, показывает нам, в какое зыбкое время мы живём и как прост переход от мира к бойне. Боюсь, мы ещё увидим, как вся страна пожелает мира, а война будет продолжаться, потому что так пожелает один, от которого всё зависит, и те немногие, кто его окружают и кому это выгодно. А в основе непостижимого упрямства - даже не генеральская дурь, которая на самом деле есть разновидность русского ума, но особая обкомовская спесь, порождение семидесяти советских лет.
Получив слово, к кому обратить его, кроме вас, кто моё мнение и без того разделяет? Может быть, к женщине, которой надлежит быть началом умиротворяющим, но чьего влияния мы до сих пор не ощутили? А ведь Вы, Наина Иосифовна Ельцина, не только первая леди Российской Федерации, должная заботиться обо всех в ней живущих, Вы ещё и жена главнокомандующего. Фельдмаршал Кутузов оценивал жену главнокомандующего в две дивизии, так высоко ставил её роль в успехе или неуспехе кампании. Есть же в России традиция самостийного участия женщины, жены, в политической жизни, зачастую независимого от позиции супруга. Так жёны декабристов, не разделяя экстремизма своих мужей, едва ли зная об их замыслах, выиграли сражение, ими проигранное. Так великая княгиня Елизавета Фёдоровна вошла в камеру террориста и простила его, кто сделал её вдовой. Так в недавние годы жена Сахарова ему нередко противоречила - и тем помогала найти решение. Я это наблюдал и свидетельствую. Супруг Ваш производит впечатление человека, уже неспособного слушать никого, кроме своих неведомых нам информаторов; и разве только жена, которую он не заподозрит в интригах и в желании отобрать власть, сможет ему раскрыть глаза. Вас не видно в дорогих магазинах модной одежды и косметики, но не думаю, чтобы Вы оставались равнодушной и бездеятельной к тому, что могли бы увидеть по телевизору.
Или российское телевидение Вам не показывает то, что ужасает весь мир? Так попросите внуков настроить Ваш транзистор на любую русскую станцию. Вы услышите и поймёте, что война уже проиграна морально - в тот час, когда не российский президент, а чеченец Дудаев, имеющий право и обязанный сопротивляться, призвал свои войска прекратить борьбу. Но можно, сделав ответный благородный шаг, всё же сохранить большее, чем президентство, для некоторых большее, чем жизнь, сохранить - честь. Мы живём в стране, где покаяние всегда запаздывало, но никогда не оказывалось излишним. В заключение моей затянувшейся речи мне пора наконец поблагодарить наградивших меня - «Книжную палату» и Совет по внешней и оборонной политике - за их, наверное, трудный выбор. И напоследок вас благодарю, мои читатели и коллеги, набравшиеся терпения меня выслушать. Я всем вам желаю безбедного года, а себе - возвращения.
Нидернхаузен
Передано по факсу
«Русская мысль», 19-25 января 1995 г.
«Знамя», 1995, № 3
Вы также можете подписаться на мои страницы:
- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
- в телеграм: http://telegram.me/podosokorsky
- в одноклассниках: https://ok.ru/podosokorsky