Ефим Курганов. "П.А. Вяземский и А. де Варийас"
Ефим Курганов - доцент русской литературы Хельсинкского университета. Автор книг: “Литературный анекдот пушкинской эпохи” (Хельсинки , 1995), “Анекдот как жанр” (СПб., 1997), “Опояз и Арзамас” (СПб., 1998), “Сравнительные жизнеописания. Попытка истории русской литературы” (2 тома; Таллин, 1999), “Василий Розанов и евреи” (СПб., 2000),и “Лолита и Ада” (СПб., 2001), “Похвальное слово анекдоту” (СПб., 2001), “Роман Достоевского “Идиот”. Опыт прочтения” (СПб., 2001), “Анекдот-символ-миф” (СПб., 2002), ""Русский Мюнхгаузен": Реконструкция одной книги, которая была в свое время создана, но так и не была записана" (М., 2017), "Анекдот и литературно-придворный быт (на материале русской жизни пушкинского времени)" (М., 2018) и др.
П.А.ВЯЗЕМСКИЙ И А. ДЕ ВАРИЙАС
В этюде "П.А.Вяземский и теория исторического анекдота" я , кажется, обнаружил в книге Вяземского скрытую цитату из "Флорентийских анекдотов" Антуана де Варийаса, и это в таком случае доказывает, что автор "Старой записной книжки" был знаком с работой, в которой впервые в научный обиход был введен жанр исторического анекдота. При этом интересно, что Вяземский привел мысль Варийаса с большой симпатией и даже воодушевлением, заявив, что если бы концепция не названного им Варийаса заработала на российской почве, то возникла бы "живая литература фактов, со всеми своими богатыми последствиями".
Напомню, что по идее французского историка исторический анекдот всегда строго фактичен, просто основывавется он на свительстве забытом или даже утаенном в силу своей скандальности. Напомню и вот еще какое обстоятельство: Вяземский заметил, что отдал бы большую часть российской изящной словесности за книги с описаниями событий, которыми пренебрегли профессиональные историки и хроникеры. Иными словами, получается, что новаторский жанровый почин, произведенный Антуаном де Варийасом, по мысли Вяземского, очень важно было бы использовать в российской культурной ситуации.
А вот какие требования предъявлял Антуан де Вариайас к "писателю анекдотов" (анекдотографу в английском переводе) и что он думал о его судьбе и предназначении: "Писателю анекдотов не стоит надеяться, что возвращая к жизни других, он убережет от забвения собственное имя. В Королевской библиотеке мне приходилось читать множество манускриптов, которые никогда не будут опубликованы, ибо содержат слишком откровенные портреты великих особ, у которвых история до сих пор не находила или, по крвйней мере, не желала находить недостатов. Иным словом, ему не видать признательности ни от века, о чьих заблуждениях он повествует, ни от собственного времени" (Вестник РОИИ, 2004, №2).
Замечу, что ни в мемуаристике Вяземского, ни в его "Старой записной книжке" нет слишком откровенных портретов и даже просто откровенных портретов, хотя "Старая записная книжка" есть в основном грандиозная коллекция анекдотов, в которой запечатлены быт и нравы нескольких поколений русской жизни. Живых, колоритных штрихов великое множество, но при этом никакие тайны не раскрываются, никакие секреты не выдаются. Правда, в реальных записных книжках Вяземского зафиксированы весьма острые политические мнения автора, но эти книжки для печати ни в коей мере не предназначались и открывали только мысли самого Вяземского, ни каких исторических портретов не содержали в себе. А все, что писатель готовил для печати, было не только политически, но и стилистически чинно.
Напомню теперь определение "писателя анекдотов", которое дал в свое время Антуан де Варийас:"Писатель анекдотов пребывает в тягостной необходимости в любых обстоятельствах говорить правду, даже обращаясь к материям самым деликатным" (Вестник РОИИ, 2004, №2). Так вот Вяземский ни в какой тягостной необходимости не пребывал, ибо к деликатным материям не обращался. Дело в том, что он неизменно соблюдал "литературные приличия", и это было его принципиальное решение, которое проявилось и в подготовке "Старой записной книжки". Л.Я.Гинзбург еще в 1929-м году очень точно заметила: "Законы литературных приличий чрезвычайно сильно отразились на работе Вяземского-мемуариста: в "Записных книжках" (в той мере, в какой они предназначались к печати) и в отдельных заметках он дал образцы высоких мемуаров, не только чуждых скандального и разоблачительного материала, но не допускавших безобидного мемуарного злословия" (Л.Я.Гинзбург. О старом и новом. Л., 1982, с. 65).
Так что ситуация складывалась следующим образом. Приветствуя новаторский подход Варийаса, хоть при этом и страшась назвать его имя, и всеми помыслами своими желая,чтобы к российскому культурному древу был привит жанр исторического анекдота, сам Вяземский на этот подвиг решиться никак не мог.
Вы также можете подписаться на мои страницы:
- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
- в телеграм: http://telegram.me/podosokorsky
- в одноклассниках: https://ok.ru/podosokorsky
П.А.ВЯЗЕМСКИЙ И А. ДЕ ВАРИЙАС
В этюде "П.А.Вяземский и теория исторического анекдота" я , кажется, обнаружил в книге Вяземского скрытую цитату из "Флорентийских анекдотов" Антуана де Варийаса, и это в таком случае доказывает, что автор "Старой записной книжки" был знаком с работой, в которой впервые в научный обиход был введен жанр исторического анекдота. При этом интересно, что Вяземский привел мысль Варийаса с большой симпатией и даже воодушевлением, заявив, что если бы концепция не названного им Варийаса заработала на российской почве, то возникла бы "живая литература фактов, со всеми своими богатыми последствиями".
Напомню, что по идее французского историка исторический анекдот всегда строго фактичен, просто основывавется он на свительстве забытом или даже утаенном в силу своей скандальности. Напомню и вот еще какое обстоятельство: Вяземский заметил, что отдал бы большую часть российской изящной словесности за книги с описаниями событий, которыми пренебрегли профессиональные историки и хроникеры. Иными словами, получается, что новаторский жанровый почин, произведенный Антуаном де Варийасом, по мысли Вяземского, очень важно было бы использовать в российской культурной ситуации.
А вот какие требования предъявлял Антуан де Вариайас к "писателю анекдотов" (анекдотографу в английском переводе) и что он думал о его судьбе и предназначении: "Писателю анекдотов не стоит надеяться, что возвращая к жизни других, он убережет от забвения собственное имя. В Королевской библиотеке мне приходилось читать множество манускриптов, которые никогда не будут опубликованы, ибо содержат слишком откровенные портреты великих особ, у которвых история до сих пор не находила или, по крвйней мере, не желала находить недостатов. Иным словом, ему не видать признательности ни от века, о чьих заблуждениях он повествует, ни от собственного времени" (Вестник РОИИ, 2004, №2).
Замечу, что ни в мемуаристике Вяземского, ни в его "Старой записной книжке" нет слишком откровенных портретов и даже просто откровенных портретов, хотя "Старая записная книжка" есть в основном грандиозная коллекция анекдотов, в которой запечатлены быт и нравы нескольких поколений русской жизни. Живых, колоритных штрихов великое множество, но при этом никакие тайны не раскрываются, никакие секреты не выдаются. Правда, в реальных записных книжках Вяземского зафиксированы весьма острые политические мнения автора, но эти книжки для печати ни в коей мере не предназначались и открывали только мысли самого Вяземского, ни каких исторических портретов не содержали в себе. А все, что писатель готовил для печати, было не только политически, но и стилистически чинно.
Напомню теперь определение "писателя анекдотов", которое дал в свое время Антуан де Варийас:"Писатель анекдотов пребывает в тягостной необходимости в любых обстоятельствах говорить правду, даже обращаясь к материям самым деликатным" (Вестник РОИИ, 2004, №2). Так вот Вяземский ни в какой тягостной необходимости не пребывал, ибо к деликатным материям не обращался. Дело в том, что он неизменно соблюдал "литературные приличия", и это было его принципиальное решение, которое проявилось и в подготовке "Старой записной книжки". Л.Я.Гинзбург еще в 1929-м году очень точно заметила: "Законы литературных приличий чрезвычайно сильно отразились на работе Вяземского-мемуариста: в "Записных книжках" (в той мере, в какой они предназначались к печати) и в отдельных заметках он дал образцы высоких мемуаров, не только чуждых скандального и разоблачительного материала, но не допускавших безобидного мемуарного злословия" (Л.Я.Гинзбург. О старом и новом. Л., 1982, с. 65).
Так что ситуация складывалась следующим образом. Приветствуя новаторский подход Варийаса, хоть при этом и страшась назвать его имя, и всеми помыслами своими желая,чтобы к российскому культурному древу был привит жанр исторического анекдота, сам Вяземский на этот подвиг решиться никак не мог.
Вы также можете подписаться на мои страницы:
- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
- в телеграм: http://telegram.me/podosokorsky
- в одноклассниках: https://ok.ru/podosokorsky