Ефим Курганов. "Анекдот в драматургии Гоголя: О происхождении пушкинского анекдота в "Ревизоре""
Ефим Курганов - доцент русской литературы Хельсинкского университета. Автор следующих книг: “Литературный анекдот пушкинской эпохи” (Хельсинки , 1995), “Анекдот как жанр” (СПб., 1997), “Опояз и Арзамас” (СПб., 1998), “Сравнительные жизнеописания. Попытка истории русской литературы” (2 тома; Таллин, 1999), “Василий Розанов и евреи” (СПб., 2000),и “Лолита и Ада” (СПб., 2001), “Похвальное слово анекдоту” (СПб., 2001), “Роман Достоевского “Идиот”. Опыт прочтения” (СПб., 2001), “Анекдот-символ-миф” (СПб., 2002) и др.
АНЕКДОТ В ДРАМАТУРГИИ ГОГОЛЯ: О ПРОИСХОЖДЕНИИ ПУШКИНСКОГО АНЕКДОТА В «РЕВИЗОРЕ»
П.А. Вяземский писал в 1836 г.: «Гоголь от избытка веселости часто завирался, и вот чем веселость его прилипчива» (1). Но Гоголь не просто любил привирать и в жизни своей, и в творчестве, - он вообще обостренно чувствовал поэзию лжи, эстетику лжи, и изнутри знал законы анекдота-небылицы (в нем невероятность происшествия подчеркивается, выделяется даже и одновременно оно аргументируется, как совершенно правдоподобное) и вообще этот жанр ставил чрезвычайно высоко. Так, в «Отрывке из письма, писанного автором вскоре после первого представления «Ревизора» к одному литератору» он заметил: «Вообще у нас актеры совсем не умеют лгать. Они воображают, что лгать - значит просто нести болтовню. Лгать - значит говорить ложь тоном, так близким к истине, так естественно, так наивно, как можно только говорить одну истину, и здесь-то именно заключается все комическое лжи» (2).
В полном и точном соответствии с законами построения анекдота-небылицы Гоголь придумал анекдот о Пушкине и включил его во вторую редакцию комедии «Ревизор». А теперь поговорим об одной устной книге лживых историй, которую писатель, без всякого сомнения, знал. П.А. Вяземский ввел в свою «Старую записную книжку» небольшую коллекцию анекдотов-небылиц, предварив ее следующим рассуждением: «Есть лгуны, которых совестно называть лгунами: они своего рода поэты, и часто в них более воображения, нежели в присяжных поэтах. Возьмем, например, князя Цицианова… (3). А через сто лет, а именно в 1937-м году, отталкиваясь в первую очередь от вышеприведенного рассуждения Вяземского, Владислав Ходасевич свой очерк «О лгунах» начал с обширной справки, посвященной Д.Е. Цицианову, которого современники называли «русским Мюнхгаузеном». Ходасевич весьма высоко оценил искусство Д.Е. Цицианова и привел несколько его анекдотов-небылиц, извлеченных им из «Старой записной книжки» П.А. Вяземского: «Например, кн. Д.Е. Цицианов, знаменитый враль конца 18-го и начала 19-го столетий, великолепен в таком рассказе…» (4).
Наконец, Д.Е. Цицианова и его устное наследие упомянул в своей последней прижизненной книге Ю.М. Лотман, правда, при этом спутав его с каким-то Михаилом Цициановым: «В пушкинскую эпоху современники хранили память о великих лжецах как о мастерах особого искусства. В начале девятнадцатого века знаменитым, вошедшим в легенды своего времени лжецом был князь Михаил Цицианов» (5). Да, в пушкинское время Д.Е. Цицианов был истинно знаменит, но потом он был едва ли не начисто забыт, Его наследие так и осталось рассеянным по разным источникам. На протяжении нескольких десятилетий я собирал по крупицам цициановские анекдоты, пытаясь реконструировать творившуюся с екатерининского по николаевское время устную книгу о «русском Мюнхгаузене», - книгу, которую отлично знали А.С. Пушкин, П.А. Вяземский и другие (6). Должен был знать ее и Гоголь.
Не исключено, что писатель мог слышать и самого Д.Е. Цицианова. Мог он и узнать анекдоты-небылицы «русского Мюнхгаузена» в пересказе П.А. Вяземского, А.С. Пушкина, В.А. Жуковского, П.А. Плетнева. И наконец, Гоголь несомненно должен был получить весьма обильную информацию о Д.Е. Цицианове от своей ближайшей приятельницы А.О. Смирновой-Россет, которая приходилась Цицианову внучатой племянницей, всячески пропагандировала его устное творчество и сохранила немалое наличие его анекдотов и остроумных высказываний. Одна из прославленных историй Д.Е. Цицианова была о цветных овцах. Она известна по записи П.И. Бартенева, слышавшего ее от Арк.О. Россета, младшего брата Александры Осиповны: «Он (Д.Е. Цицианов - Е.К.) преспокойно уверял своих собеседников, что в Грузии очень выгодно иметь суконную фабрику, так как нет надобности красить пряжу: овцы родятся разноцветными, и при захождении солнца стада этих цветных овец представляют собою прелестную картину» (7).
Предполагаю и даже уверен, что Гоголь трансформировал этот популярный некогда цициановский анекдот в историю о цветных лошадях и вложил ее в уста Ноздреву, который демонстративно был показан, как вдохновенный поэт лжи: «И наврет совершенно без всякой нужды: вдруг расскажет, что у него была лошадь какой-нибудь голубой или розовой шерсти, и тому подобную чепуху» (8). Хлестаков даже в еще больше степени, чем Ноздрев, ориентирован на традиции и каноны жанра анекдота-небылицы, что, в частности, проявилось и в хлестаковском анекдоте о Пушкине: «А как странно сочиняет Пушкин.. Вообразите себе: перед ним стоит в стакане ром, славнейший ром, рублей по сту бутылка, каково только для одного австрийского императора берегут, - и потом уж как начнет писать, так перо только: тр… тр… тр…» (9)
Попробуем раскрыть этот анекдот и объяснить его происхождение. Такого рода реконструкции мне уже приходилось предпринимать, восстанавливая по упоминаниям в письмах, дневниках, записках современников устные новеллы «русского Мюнхгаузена». Так, например, Ф.В. Ростопчин писал своему приятелю Д.И. Киселеву: «Московских здесь я вижу Архаровых, соседа моего Цицианова, у которого лошадь 500 верст не кормя» (10). Это не пересказ анекдота, а упоминание, цитата финальных его слов. Анекдот этот, видимо, был очень популярен, Во всяком случае, он попал, как удалось мне доказать (11) в «Домик в Коломне» А.С. Пушкина:
«… поплетусь-ка дале
Со станции на станцию шажком,
Как говорят о том оригинале,
Который, не кормя, на рысаке
Приехал от Москвы к Неве-реке» (12).
К Пушкину-то попал, а вот современники этот анекдот так и не удосужились записать. Осталось лишь крайне беглое упоминание в письме Ф.В. Ростопчина. Текст анекдота можно реконструировать примерно следующим образом: «У меня такая есть лошадь, что скачет 500 верст не кормя», Собеседник требует объяснения, каким же образом такое может быть. И Цицианов (а он был мастер на всякого рода пуантируюшие псевдообъяснения) , ничуть не задумавшись, отвечает: «А твк… со станции на станцию шажком». Таким же образом развернут и хлестаковский анекдот о Пушкине: «А как все ж таки странно сочиняет Пушкин !» - «Да почему же странно?» - «Как начнет писать, так перо только скачет: тр… тр… тр…»
Несомненно, эти «тр… тр… тр..» не просто произносились, но и показывались, изображались, сопровождаясь выразительным жестом, чо делало рассказываемый анекдот еще более выразительным, убедительным, эффектным. Причем, этот жест для Гоголя, который ведь сам был виртуозным рассказчиком и часто, говоря, прибегал к театрально-комическим эффектам, , был крайне важен. Интересно, что в редакции «Ревизора»» 1836-го года мотив скачущего пера в его не только звуковом, но и пластическом выражении, уже присутствует, хотя и не связывается еще с именем Пушкина. Перо поначалу бешено скачет у чиновника, исполняющего повеление Хлестакова:
«Вы, может быть, думаете, что я принадлежу к тем, которые только переписывают бумаги? О нет, совсем нет! Я только приду и скажу: «Это вот так, это вот так», - а там уже чиновник для письма сию минуту пером: …тр…тр… так это скоро» (13)
Не исключено, что Гоголь, вкладывая анекдот-небылицу о Пушкине в уста Хлестакову, припомнил незабываемый цициановский жест из курьерского анекдота о князе Потемкине, заменив только бешено ударяющую по верстовым столбам шпагу на бешено скачущее перо; вот запись этого анекдота, сделанная гоголевской приятельницей А.О. Смирновой-Россет: «Я был, говорил он (Д.Е. Цицианов - Е.К.) фаворитом Потемкина. Он мне говорит:
- Цицианов, я хочу сделать сюрприз государыне, чтобы она всякое утро пила кофий с горячим калачом.
- Готов, ваше Сиятельство.
Вот я устроил ящик с комфоркой, калач уложил и помчался, шпага только ударяла по столбам (верстовым - Е.К.) все время: тра, тра, тра..» (14)
Занятно, что этот цициановский анекдот попал к Пушкину, и не куда-нибудь, а в «Евгений Онегин»:
«Автомедоны наши бойки,
Неутомимы наши тройки,
И версты, теша праздный взор,
В глазах мелькают как забор» (15)
Причем, Пушкин сопроводил эту строфу прозаическим примечанием, в котором пересказал анекдот, в котором «русский Мюнхгаузен», который скакал так быстро, что шпага его ударяла по о столбам, как по частоколу. Так что если вдруг Гоголю этот знаменитый цициановский анекдот был известен не от самого Дмитрия Евсеевича, и даже не от А.О. Смирновой-Россет, то он был известен ему хотя бы из «Евгения Онегина». И конечно, он знал, что «К.., столь известный игривостию изображения», - это Д.Е. Цицианов.
___________________
(1) Остафьевский архив князей Вяземских. СПб., 1899, т.3. С. 285.
(2) Гоголь Н.В. Собр. соч. в 9 т. М., 1994, т. 4. С. 284.
(3) Вяземский П.А. Старая записная книжка. Л., 1929. С. 111.
(4) Ходасевич Вл. О лгунах. // Даугава, 1992, № 1. С. 183.
(5) Лотман Ю.М. Культура и взрыв. М., 1992. С. 200, 124-127.
(6) Курганов Е.Я. «Русский Мюнхгаузен». М., 2017.
(7) Русский архив, 1889, кн. 2. С. 86.
(8) Гоголь Н.В. Собр. соч. в 9 т. М., 1994, т. 5. С. 68.
(9) Гоголь Н.В. Собр. соч. в 14 т. М., 1951, т. 4. С. 294.
(10) Русский архив, 1863, №12. С. 892.
(11) Курганов Е.Я. Из реального комментария к поэме «Домик в Коломне». // Временник пушкинской комиссии. 1980. Л., 1983. С. 124-127.
(12) Пушкин А.С. Полн. Собр. соч. в 16 т. Л., 1948, т. 5. С.: 85.
(13) Гоголь Н.В. Собр. соч. в 9 т. М., 1994, т. 7. С. 393.
(14) Смирнова-Россет А.О. Дневник, Воспоминания. М., 1989. С. 478.
(15) Пушкин А.С. Полн. Собр. соч. в 16 т. М.-Л., 1937, т. 6. С. 154.
Вы также можете подписаться на мои страницы:
- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
- в телеграм: http://telegram.me/podosokorsky
- в одноклассниках: https://ok.ru/podosokorsky
АНЕКДОТ В ДРАМАТУРГИИ ГОГОЛЯ: О ПРОИСХОЖДЕНИИ ПУШКИНСКОГО АНЕКДОТА В «РЕВИЗОРЕ»
П.А. Вяземский писал в 1836 г.: «Гоголь от избытка веселости часто завирался, и вот чем веселость его прилипчива» (1). Но Гоголь не просто любил привирать и в жизни своей, и в творчестве, - он вообще обостренно чувствовал поэзию лжи, эстетику лжи, и изнутри знал законы анекдота-небылицы (в нем невероятность происшествия подчеркивается, выделяется даже и одновременно оно аргументируется, как совершенно правдоподобное) и вообще этот жанр ставил чрезвычайно высоко. Так, в «Отрывке из письма, писанного автором вскоре после первого представления «Ревизора» к одному литератору» он заметил: «Вообще у нас актеры совсем не умеют лгать. Они воображают, что лгать - значит просто нести болтовню. Лгать - значит говорить ложь тоном, так близким к истине, так естественно, так наивно, как можно только говорить одну истину, и здесь-то именно заключается все комическое лжи» (2).
В полном и точном соответствии с законами построения анекдота-небылицы Гоголь придумал анекдот о Пушкине и включил его во вторую редакцию комедии «Ревизор». А теперь поговорим об одной устной книге лживых историй, которую писатель, без всякого сомнения, знал. П.А. Вяземский ввел в свою «Старую записную книжку» небольшую коллекцию анекдотов-небылиц, предварив ее следующим рассуждением: «Есть лгуны, которых совестно называть лгунами: они своего рода поэты, и часто в них более воображения, нежели в присяжных поэтах. Возьмем, например, князя Цицианова… (3). А через сто лет, а именно в 1937-м году, отталкиваясь в первую очередь от вышеприведенного рассуждения Вяземского, Владислав Ходасевич свой очерк «О лгунах» начал с обширной справки, посвященной Д.Е. Цицианову, которого современники называли «русским Мюнхгаузеном». Ходасевич весьма высоко оценил искусство Д.Е. Цицианова и привел несколько его анекдотов-небылиц, извлеченных им из «Старой записной книжки» П.А. Вяземского: «Например, кн. Д.Е. Цицианов, знаменитый враль конца 18-го и начала 19-го столетий, великолепен в таком рассказе…» (4).
Наконец, Д.Е. Цицианова и его устное наследие упомянул в своей последней прижизненной книге Ю.М. Лотман, правда, при этом спутав его с каким-то Михаилом Цициановым: «В пушкинскую эпоху современники хранили память о великих лжецах как о мастерах особого искусства. В начале девятнадцатого века знаменитым, вошедшим в легенды своего времени лжецом был князь Михаил Цицианов» (5). Да, в пушкинское время Д.Е. Цицианов был истинно знаменит, но потом он был едва ли не начисто забыт, Его наследие так и осталось рассеянным по разным источникам. На протяжении нескольких десятилетий я собирал по крупицам цициановские анекдоты, пытаясь реконструировать творившуюся с екатерининского по николаевское время устную книгу о «русском Мюнхгаузене», - книгу, которую отлично знали А.С. Пушкин, П.А. Вяземский и другие (6). Должен был знать ее и Гоголь.
Не исключено, что писатель мог слышать и самого Д.Е. Цицианова. Мог он и узнать анекдоты-небылицы «русского Мюнхгаузена» в пересказе П.А. Вяземского, А.С. Пушкина, В.А. Жуковского, П.А. Плетнева. И наконец, Гоголь несомненно должен был получить весьма обильную информацию о Д.Е. Цицианове от своей ближайшей приятельницы А.О. Смирновой-Россет, которая приходилась Цицианову внучатой племянницей, всячески пропагандировала его устное творчество и сохранила немалое наличие его анекдотов и остроумных высказываний. Одна из прославленных историй Д.Е. Цицианова была о цветных овцах. Она известна по записи П.И. Бартенева, слышавшего ее от Арк.О. Россета, младшего брата Александры Осиповны: «Он (Д.Е. Цицианов - Е.К.) преспокойно уверял своих собеседников, что в Грузии очень выгодно иметь суконную фабрику, так как нет надобности красить пряжу: овцы родятся разноцветными, и при захождении солнца стада этих цветных овец представляют собою прелестную картину» (7).
Предполагаю и даже уверен, что Гоголь трансформировал этот популярный некогда цициановский анекдот в историю о цветных лошадях и вложил ее в уста Ноздреву, который демонстративно был показан, как вдохновенный поэт лжи: «И наврет совершенно без всякой нужды: вдруг расскажет, что у него была лошадь какой-нибудь голубой или розовой шерсти, и тому подобную чепуху» (8). Хлестаков даже в еще больше степени, чем Ноздрев, ориентирован на традиции и каноны жанра анекдота-небылицы, что, в частности, проявилось и в хлестаковском анекдоте о Пушкине: «А как странно сочиняет Пушкин.. Вообразите себе: перед ним стоит в стакане ром, славнейший ром, рублей по сту бутылка, каково только для одного австрийского императора берегут, - и потом уж как начнет писать, так перо только: тр… тр… тр…» (9)
Попробуем раскрыть этот анекдот и объяснить его происхождение. Такого рода реконструкции мне уже приходилось предпринимать, восстанавливая по упоминаниям в письмах, дневниках, записках современников устные новеллы «русского Мюнхгаузена». Так, например, Ф.В. Ростопчин писал своему приятелю Д.И. Киселеву: «Московских здесь я вижу Архаровых, соседа моего Цицианова, у которого лошадь 500 верст не кормя» (10). Это не пересказ анекдота, а упоминание, цитата финальных его слов. Анекдот этот, видимо, был очень популярен, Во всяком случае, он попал, как удалось мне доказать (11) в «Домик в Коломне» А.С. Пушкина:
«… поплетусь-ка дале
Со станции на станцию шажком,
Как говорят о том оригинале,
Который, не кормя, на рысаке
Приехал от Москвы к Неве-реке» (12).
К Пушкину-то попал, а вот современники этот анекдот так и не удосужились записать. Осталось лишь крайне беглое упоминание в письме Ф.В. Ростопчина. Текст анекдота можно реконструировать примерно следующим образом: «У меня такая есть лошадь, что скачет 500 верст не кормя», Собеседник требует объяснения, каким же образом такое может быть. И Цицианов (а он был мастер на всякого рода пуантируюшие псевдообъяснения) , ничуть не задумавшись, отвечает: «А твк… со станции на станцию шажком». Таким же образом развернут и хлестаковский анекдот о Пушкине: «А как все ж таки странно сочиняет Пушкин !» - «Да почему же странно?» - «Как начнет писать, так перо только скачет: тр… тр… тр…»
Несомненно, эти «тр… тр… тр..» не просто произносились, но и показывались, изображались, сопровождаясь выразительным жестом, чо делало рассказываемый анекдот еще более выразительным, убедительным, эффектным. Причем, этот жест для Гоголя, который ведь сам был виртуозным рассказчиком и часто, говоря, прибегал к театрально-комическим эффектам, , был крайне важен. Интересно, что в редакции «Ревизора»» 1836-го года мотив скачущего пера в его не только звуковом, но и пластическом выражении, уже присутствует, хотя и не связывается еще с именем Пушкина. Перо поначалу бешено скачет у чиновника, исполняющего повеление Хлестакова:
«Вы, может быть, думаете, что я принадлежу к тем, которые только переписывают бумаги? О нет, совсем нет! Я только приду и скажу: «Это вот так, это вот так», - а там уже чиновник для письма сию минуту пером: …тр…тр… так это скоро» (13)
Не исключено, что Гоголь, вкладывая анекдот-небылицу о Пушкине в уста Хлестакову, припомнил незабываемый цициановский жест из курьерского анекдота о князе Потемкине, заменив только бешено ударяющую по верстовым столбам шпагу на бешено скачущее перо; вот запись этого анекдота, сделанная гоголевской приятельницей А.О. Смирновой-Россет: «Я был, говорил он (Д.Е. Цицианов - Е.К.) фаворитом Потемкина. Он мне говорит:
- Цицианов, я хочу сделать сюрприз государыне, чтобы она всякое утро пила кофий с горячим калачом.
- Готов, ваше Сиятельство.
Вот я устроил ящик с комфоркой, калач уложил и помчался, шпага только ударяла по столбам (верстовым - Е.К.) все время: тра, тра, тра..» (14)
Занятно, что этот цициановский анекдот попал к Пушкину, и не куда-нибудь, а в «Евгений Онегин»:
«Автомедоны наши бойки,
Неутомимы наши тройки,
И версты, теша праздный взор,
В глазах мелькают как забор» (15)
Причем, Пушкин сопроводил эту строфу прозаическим примечанием, в котором пересказал анекдот, в котором «русский Мюнхгаузен», который скакал так быстро, что шпага его ударяла по о столбам, как по частоколу. Так что если вдруг Гоголю этот знаменитый цициановский анекдот был известен не от самого Дмитрия Евсеевича, и даже не от А.О. Смирновой-Россет, то он был известен ему хотя бы из «Евгения Онегина». И конечно, он знал, что «К.., столь известный игривостию изображения», - это Д.Е. Цицианов.
___________________
(1) Остафьевский архив князей Вяземских. СПб., 1899, т.3. С. 285.
(2) Гоголь Н.В. Собр. соч. в 9 т. М., 1994, т. 4. С. 284.
(3) Вяземский П.А. Старая записная книжка. Л., 1929. С. 111.
(4) Ходасевич Вл. О лгунах. // Даугава, 1992, № 1. С. 183.
(5) Лотман Ю.М. Культура и взрыв. М., 1992. С. 200, 124-127.
(6) Курганов Е.Я. «Русский Мюнхгаузен». М., 2017.
(7) Русский архив, 1889, кн. 2. С. 86.
(8) Гоголь Н.В. Собр. соч. в 9 т. М., 1994, т. 5. С. 68.
(9) Гоголь Н.В. Собр. соч. в 14 т. М., 1951, т. 4. С. 294.
(10) Русский архив, 1863, №12. С. 892.
(11) Курганов Е.Я. Из реального комментария к поэме «Домик в Коломне». // Временник пушкинской комиссии. 1980. Л., 1983. С. 124-127.
(12) Пушкин А.С. Полн. Собр. соч. в 16 т. Л., 1948, т. 5. С.: 85.
(13) Гоголь Н.В. Собр. соч. в 9 т. М., 1994, т. 7. С. 393.
(14) Смирнова-Россет А.О. Дневник, Воспоминания. М., 1989. С. 478.
(15) Пушкин А.С. Полн. Собр. соч. в 16 т. М.-Л., 1937, т. 6. С. 154.
Вы также можете подписаться на мои страницы:
- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
- в телеграм: http://telegram.me/podosokorsky
- в одноклассниках: https://ok.ru/podosokorsky