Миссис Харрис понимала, что ей следовало с самого начала посвятить в заговор и миссис Шрайбер - и осознание своей ошибки расстроило её до того, что она совершила новую. Мало того, что она дала хозяйке слишком короткий и абсолютно неудовлетворительный ответ, - она отправилась погулять по Парк-авеню, чтобы попытаться собраться с мыслями о том, как предотвратить дальнейшее ухудшение ситуации. И поэтому она оказалась далеко от места событий в тот самый момент, когда миссис Шрайбер в пять часов впервые вошла в лабиринт половины прислуги, чтобы поговорить по душам с миссис Баттерфильд и узнать, что с ней происходит - и обнаружила в гостиной прислуги маленького Генри, который молча расправлялся с полдником.
Лёгкое недоумение хозяйки перешло в шок, когда она вдруг узнала лицо, виденное ею на стольких фотографиях.
- Боже мой, - вскрикнула она, - герцог! То есть маркиз! То есть, я хочу сказать, внук посла Франции!.. Как он тут оказался?..
Миссис Баттерфильд давно ожидала, что гром грянет - тем не менее реакция её была именно такой, какой могла бы быть: толстуха, стиснув руки, хлопнулась на колени и заголосила:
- Ох, только не отправляйте нас в тюрьму! Я всего лишь несчастная вдова, мне и жить-то осталось считанные годы!..
Затем всхлипывания и причитания миссис Баттерфильд стали такими громкими, что мистер Шрайбер услыхал их и примчался узнать, что стряслось.
Генри, увидевший, как одна из его благодетельниц обратилась вдруг в груду истерически рыдающего и трясущегося студня, чуть ли не впервые в жизни растерялся - и сам заревел от страха.
Вот эту-то сцену и застала миссис Харрис, воротясь со своей прогулки. Остановившись в дверях, она несколько мгновений молча созерцала происходящее, а потом сказала:
- О Господи. Вот мы и попались.
Мистер Шрайбер тоже был поражён, увидав свою кухарку бьющейся в истерике подле мальчика, чьи портреты не так давно украшали первые полосы крупнейших газет - того самого юного сына лорда и внука посла Франции в США.
Видя, что миссис Харрис - единственная участница разыгрывающейся драмы, которая сохраняет относительное спокойствие, он справедливо предположил, что она играет, пожалуй, ключевую роль во всей истории. Надо сказать, что достойная уборщица с трудом удерживалась от смеха, глядя на странную сцену, хотя и понимала, что ситуация чревата немалыми неприятностями. Ее глаза блестели плутоватым блеском - ибо она была не из тех, кто плачет над пролитым молоком, более того, она готова была и посмеяться над невзгодами, если был хоть малейший повод для смеха; а тут ситуация складывалась забавная. Она всегда знала, что в конце концов всё раскроется, и теперь не собиралась впадать в панику.
- Что происходит, миссис Харрис? - спросил мистер Шрайбер. - Вы можете объяснить? Похоже, вы тут единственная, кто сохранил рассудок. Какого чёрта здесь делает внук французского посла? И что с миссис Баттерфильд?
- Так в том-то и дело, - объяснила миссис Харрис, - что он вовсе не внук маркиза. Поэтому-то она стала плохо готовить. Бедняжка, у неё уже нервы не выдерживали... - Затем она обратилась к мальчику и подруге: - Ну, ну, Генри, полно, хватит голосить. И ты, Ви, успокойся, возьми себя в руки!
После этого увещевания оба враз умолкли. Генри, словно ничего не случилось, вновь занялся полдником, а миссис Баттерфильд с трудом поднялась на ноги и утерла глаза фартуком.
- Ну вот, так-то лучше, - заключила миссис Харрис. А теперь мне, пожалуй, лучше всё рассказать. Это - малыш Генри, Генри Браун. Мы привезли его из Лондона, чтобы разыскать его отца.
Теперь пришел черед изумляться мистеру Шрайберу.
- Послушайте, миссис Харрис, что вы такое говорите! Да ведь он был во всех газетах, он - внук маркиза!..
- Да-да, я еще заметила тогда, какой он милый мальчик, - подхватила его супруга.
- Ну да, потому что маркиз провел его через иммиграционный контроль, - втолковывала миссис Харрис. - Иначе его не пропустили бы. Маркизу надо было сказать что-нибудь, вот он и придумал это... А с маркизом мы старые друзья, ну а с Генри они даже вместе ветрянкой болели.
Глаза мистера Шрайбера, который к этому моменту уже были вытаращены, чуть не выскочили из орбит.
- Маркиз провез его тайком?! Вы хотите сказать...
- Наверное, мне лучше рассказать всё подробно и по порядку, - сказала миссис Харрис и, не перебиваемая никем из присутствующих, поведала Шрайберам всю историю о маленьком Генри, о его потерявшемся отце-лётчике (поскольку она считала его лётчиком), о Гассетах и обо всем, что случилось, включая свою короткую и неудачную поездку в город Кеноша, штат Висконсин.
- Ну вот поэтому бедняжка Ви так нервничала, и ее стряпня испортилась, - закончила она. - А когда она спокойна, то лучше нее кухарки не сыскать, вы-то уж знаете!
Мистер Шрайбер внезапно рухнул в кресло и начал хохотать, и хохотал до слёз; а миссис Шрайбер подошла к Генри, обняла его и сказала:
- Бедняжка! Но как всё это, наверное, было тебе страшно!..
- Страшно, мне? Чего это? - в приступе разговорчивости, порождённом ласковым обращением миссис Шрайбер, ответил Генри.
Мистер Шрайбер, к которому вновь вернулся дар речи, выговорил:
- Чёрт меня побери, если это не самая сумасшедшая история изо всех, о каких я слышал! Посол Франции ввязывается в историю с ребёнком и вынужден назвать его своим внуком!.. Вы хоть понимаете, что у вас могли быть серьезные неприятности? И между прочим, всё ещё могут, если власти узнают про мальчика.
- Я об этом ночи напролет думала, - призналась миссис Харрис. - Если б тот мистер Браун из Кеноши был отцом Генри, все было бы проще некуда. Отец-то ведь может взять в своей стране своего сына, правда? Но он оказался не он.
- И что вы намерены теперь делать? - поинтересовался мистер Шрайбер.
Миссис Харрис посмотрела на него мрачно и не ответила - потому что просто не знала.
- Разве он не может пожить с нами, пока миссис Харрис не найдет его отца? - спросила миссис Шрайбер и опять обняла мальчика. Генри, охваченный внезапным порывом, обнял её в ответ, и миссис Шрайбер растаяла. - Он такой славный мальчуган. Никто и не узнает...
Миссис Баттерфильд, комкая угол передника, приблизилась к хозяйке.
- Ох, мадам, если б только вы позволили! - воскликнула она. - да я б тогда вам хоть саму себя приготовила б, уж я б так готовила бы - вы бы пальчики облизали!
Мистер Шрайбер, на чьем лице читались явные сомнения по поводу предложенного супругой образа действий, просветлел: по крайней мере для одной из проблем как будто забрезжило решение. Он повернулся к Генри:
- Подойди-ка ко мне, сынок.
Мальчик встал, подошел к мистеру Шрайберу, и, встав перед его креслом, бесстрашно взглянул ему в глаза.
- Сколько тебе лет?
- Восемь, сэр.
- "Сэр"! Что ж, неплохое начало. Кто тебя научил так вежливо разговаривать?
- Тётя Ада, сэр.
- Значит, ты умеешь учиться? Славно. Скажи, ты рад, что миссис Харрис увезла тебя из Лондона?
Генри, не сводя с мистера Шрайбера огромных глаз, вздохнул и ответил:
- Ещё бы не рад!
- А ты хотел бы жить в Америке?
И на этот вопрос у Генри был готов ответ:
- Ха, - сказал он, - да кто бы не хотел?
- Как по-твоему, ты мог бы научиться играть в бейсбол?
Генри, судя по всему, изучал этот вопрос в Вашингтоне.
- Хо, - задрал он нос, - всякий, кто играет в крикет, сумеет и в бейсбол играть. Я выбивал "один на шесть" - только у вас это называется "хоум-ран".
- Вот как, - мистер Шрайбер выглядел теперь по-настоящему заинтересованным, - это недурной результат. Может, мы сумеем сделать из тебя игрока!
На этот раз потребовалось немного больше времени, чем обычно, но как видите, в конце концов это было снова "мы": мистер Шрайбер стал участником заговора. Он вновь обратился к мальчику:
- Ты, верно, очень хотел бы найти своего папу, а?
Генри не ответил; поскольку он никогда не знал настоящего отца, он не представлял, на что это может быть похоже - он знал только, что если этот отец будет похож на мистера Гассета, то он, Генри, предпочел бы остаться сиротой. Но поскольку все вокруг так волновались из-за его родителя и так старались его разыскать, он решил, что стоит быть вежливым; однако вместо того, чтобы ответить на вопрос, он сказал просто:
- Мистер, а вы мне нравитесь.
Круглое лицо мистера Шрайбера покраснело от такой похвалы и он похлопал мальчика по плечу.
- Ну-ну, - сказал он, - посмотрим, что мы сможем сделать. Пока что можешь оставаться тут, с миссис Харрис и миссис Баттерфильд. - Он повернулся к миссис Харрис. - Удалось вам узнать что-нибудь о его отце?
Миссис Харрис рассказала ему как, честно говоря - по глупости, мистер Браун из Кеноши был единственным вариантом, на который она рассчитывала, и сказала, что теперь она в растерянности и не знает, что делать. Она показала письмо из ВВС, в котором её просили уточнить, который из 453 Браунов, служивших в американских военно-воздушных силах, ей нужен, и в котором ей предлагалось сообщить время и место рождения, личный номер, дату поступления на службу и увольнения, места службы в США и за границей, и так далее.
Мистер Шрайбер повертел в руках злополучный документ и фыркнул:
- Эти болваны не найдут человека, даже если он будет сидеть перед самым их носом, - заявил он. - Предоставьте это мне. У меня солидная организация, не армия какая-нибудь. Наши распространители есть во всех крупных городах Америки. Так что если уж мы его не найдем, это никому не под силу. Как, говорите, его зовут?.. И расскажите всё, что вам о нем известно - ну там, где он служил в Англии, сколько ему было лет, когда он женился, в общем, всё, что могло бы как-то помочь.
Миссис Харрис вынуждена была со стыдом сознаться, что может рассказать очень немногое: ей известно, что пропавшего отца зовут Джордж Браун, он служил на американской военно-воздушной базе в Англии около 1951 года, что он женился на официантке по имени Пенси Котт, которая и родила Генри; затем, что эта Пенси отказалась поехать с мужем в Америку, развелась с мистером Брауном, вновь выскочила замуж и исчезла. Пересказывая всё это, миссис Харрис всё сильнее стыдилась того, как позволила себе увлечься столь безнадежным предприятием и того, как действовала.
- Господи, - промолвила она, - я здорово сглупила, верно? И натворила дел, похоже. На вашем месте я бы нас прямо сейчас и отослала назад в Англию...
- Ну нет, - возразила миссис Шрайбер, - я лично думаю, что вы сделали хорошее, доброе дело. Правда, Джоэль? Вряд ли кто другой способен на такое!
Мистер Шрайбер кивнул, одновременно пожимая плечами, показывая, что он сомневается, хотя и не возражает.
- Что ж, - сказал он, - сведений для начала немного. Но если кто и сможет найти этого парня, так это наша организация, - а обращаясь к Генри, добавил: - Ладно, сынок. Завтра воскресенье, так что мы достанем мяч, биту и перчатку и ты покажешь свой хоум-ран. Мальчиком я был недурным питчером...
17
Вскоре, после одного из приёмов у Шрайберов, Кентукки Клейборну удалось превратить неприязнь, которую миссис Харрис питала к нему, в сильное и неумирающее чувство.
Он явился на приём, одетый, по обыкновению, в нестиранные синие джинсы, ковбойские сапоги и излишне пахучую кожаную куртку, но на этот раз он пришёл на час раньше назначенного времени. Причин тому было две: во-первых, он решил успеть прибыть до того момента, когда напитки станут разносить принятыми в обществе порциями, а во-вторых, он хотел подстроить свою гитару под рояль Шрайберов - мистер Шрайбер ожидал важных гостей, больших боссов с телевидения и из киносети, и ему удалось уговорить Кентукки спеть гостям после ужина.
Кентукки был человеком устоявшихся привычек - он пил кукурузное виски, причем почти не имел обыкновения закусывать. Опрокинув четвертый тамблер1 доброго бурбона, - а наливал он их до краёв, - Кентукки взял несколько аккордов, проверяя настройку, и завел балладу о любви и смерти в войне Хэтфильдов с Мак-Коями. На середине песни он поднял взгляд и увидал мальчика, с интересом слушающего песню и разглядывающего певца.
Кентукки на миг прервал пение в том месте, где целая компания Хэтфильдов полегла под пулями Мак-Коев, чтобы велеть:
- Брысь отсюдова, парень!
Генри, скорее удивлённый, чем обиженный, возразил:
- Чего это? Послушать нельзя, что ли?
- То, что я велел тебе убираться, парень, вот чего! - и, распознав наконец знакомую речь, Кентукки добавил: - Ба, да это, кажись, англичашка, по речи-то! Парень, ты что, англичашка?
Генри знал это слово, знал, что оно относится к нему и гордился этим. Взглянув Кентукки Клейборну прямо в глаза, он ответил:
- Да, чёрт возьми, - а вам-то что?
- Мне что? - повторил Кентукки Клейборн с той как бы добродушной интонацией, которую Генри слишком хорошо знал по жизни у Гассетов. - Мне что? А то, что если я ненавижу какую болтовню больше, чем язык ниггеров, так это язык англичашек. И если я кого и ненавижу больше, чем самих ниггеров, так это только англичашек! Короче, я сказал - брысь, парень! - и он дал Генри такую оплеуху, что тот чуть не упал и инстинктивно, как делал это у Гассетов, взвыл - а Кентукки так же инстинктивно, чтобы заглушить крик мальчика, заголосил новый куплет, в котором теперь уже обуреваемые жаждой мести Хэтфильды расправлялись с Мак-Коями.
____________________
1тамблер - стаканчик для виски (Кентукки выпил немногим меньше полулитра виски, поскольку, как отмечено, наливал себе не теми порциями, которые «приняты в обществе»)