Скромные холостяцкие ужины
Сегодня будет сплошной eating out... Разумеется, каждая картинка - это ОДИН приём пищи, даже если заведение то же - это разные дни.
1.
Итальянское кафе "Мелончелло"> - шатобриан и кьянти.
2.
Там же - утиная ножка конфи с картофельным пюре с тёртым пармезаном и пюре из шпината (и опять же кьянти, только в кадре не видно).
3.
Там же - гребешки и пиво "Тинькофф".
4.
Ресторан "Загородный" - люля-кебаб и сухое красное вино (какое - не помню).
5.
Паб "Бавария" - "острые сырные монетки" (ну, жареный сыр), "Гиннес" и чешский "Клаштер".
6.
Там же - вяленая корюшка и "Клоштер".
7.
Кафе "Дом шашлыков" - шашлык из бараньих тестикул и курдюка и пиво.
8.
Кафе "PhoBo" фудкорта ТРЦ "Метрополис" - суп фо бо (и добавки к нему), суп том ям и нэм.
* * *
* * *
«Фавье стоял у открытого окошечка и рассматривал кухню - гигантское помещение с плитою в центре, над которой по двум рельсам, прикреплённым к потолку, передвигались при помощи блоков и цепей колоссальные котлы, - такие, что и четырем мужчинам было бы не под силу поднять. Повара, во всём белом на фоне, тёмно-красного раскалённого чугуна, стояли на железных лесенках и, вооружась уполовниками с длинными ручками, присматривали за бульоном. Дальше вдоль стен тянулись рашперы для жарения, на которых можно было бы поджарить мучеников, кастрюли, где сварился бы целый баран, огромная грелка для посуды, мраморный резервуар, в который из крана непрерывной струёй текла вода. Налево виднелась мойка с каменными корытами, просторными, как целые бассейны; с другой стороны, справа, находилась кладовая, откуда выглядывали красные туши мяса, висевшие на стальных крюках. Машина для чистки картофеля постукивала, словно мельница. Проехали подталкиваемые двумя подростками две небольшие тележки с очищенным салатом; его надо было поставить в прохладное место, возле бассейна.
- Цыплёнка! - нетерпеливо повторил Фавье и, обернувшись, добавил потише: - Кто-то там порезался… До чего противно, кровь капает прямо в кушанья!
Миньо захотел посмотреть. За ними скопилась большая очередь, слышался смех, началась толкотня. Просунув головы в окошечко, двое молодых людей обменивались теперь мнениями по поводу этой фаланстерской кухни, где любая утварь, какой-нибудь вертел или шпиговальная игла, была гигантских размеров. Надо было отпустить две тысячи завтраков и две тысячи обедов, и число служащих с каждой неделей все увеличивалось. Это была настоящая прорва: в один день поглощалось шестнадцать мер картофеля, пятьдесят килограммов масла, шестьсот килограммов мяса; для каждой трапезы приходилось откупоривать три бочки; через буфетную стойку проходило около семисот литров вина.
[Spoiler (click to open)]
- Ну, наконец-то! - буркнул Фавье, когда показался дежурный повар с кастрюлей; он вытащил из неё ножку цыплёнка и подал продавцу.
- Цыплёнка, - сказал Миньо вслед за Фавье.
И они с тарелками в руках вошли в столовую, получив предварительно у буфетной стойки порции вина, а позади них безостановочно сыпалось «цыплёнка!» и слышно было, как вилка повара втыкается в куски, быстро и размеренно ударяясь о дно кастрюли.
Теперь столовая для служащих представляла собою огромный зал, где свободно размещалось пятьсот приборов для каждой из трёх смен. Эти приборы выстраивались на длинных столах из красного дерева, расставленных параллельно друг другу по ширине столовой. Такие же столы на обоих концах зала предназначались для инспекторов и заведующих отделами; кроме того, в центре помещался прилавок с добавочными порциями. Большие окна справа и слева ярко освещали эту галерею, но потолок её, несмотря на четыре метра вышины, всё же казался низким и нависшим вследствие непропорциональной растянутости прочих измерений. Этажерочки для салфеток, стоявшие вдоль стен, были единственным убранством этой комнаты, выкрашенной светло-жёлтой масляной краской. Вслед за первой столовой помещалась столовая для рассыльных и кучеров; там еда подавалась не регулярно, а сообразно с требованиями службы.
- Как, Миньо, и у вас тоже ножка? - сказал Фавье, поместившись за одним из столов против товарища.
Вокруг них рассаживались другие приказчики. Скатерти не было, и тарелки звенели на красном дереве столов; восклицания так и сыпались, ибо количество ножек в этом углу оказалось поистине удивительным.
- Это новая порода птиц, с одними ножками, - сострил Миньо.
Получившие спинку выражали неудовольствие. Впрочем, пища значительно улучшилась после того, как дирекция приняла соответствующие меры. Муре больше не отдавал столовую на откуп; он взял и кухню в свое ведение, поставив во главе ее, как и в отделах, заведующего, при котором состояли помощники и инспектор; и если расход увеличился, то и труд лучше питавшегося персонала давал теперь большие результаты, -: это был расчёт практического человеколюбия, долго смущавший Бурдонкля.
- Моя-то хоть мягкая, - продолжал Миньо. - Передайте хлеб.
Большой каравай хлеба обходил весь стол. Миньо последним отрезал себе ломоть и снова всадил нож в корку. Один за другим прибегали опоздавшие; свирепый аппетит, подхлёстнутый утренней работой, давал себя знать за всеми столами от одного до другого конца столовой. Слышался усиленный стук вилок и ножей, бульканье опоражниваемых бутылок, звон поставленных со всего маху на стол стаканов, шум жерновов - пятисот пар здоровых, энергично жующих челюстей.
Делош сидел между Божэ и Льенаром, почти напротив Фавье. Они обменялись злобными взглядами. Соседи, знавшие об их вчерашней стычке, перешептывались. Потом посмеялись над неудачей вечно голодного Делоша, которому по какой-то проклятой случайности всегда попадался самый скверный кусок. На этот раз он принес шейку цыплёнка с краешком спинки. Он молча, не обращая внимания на шутки, поглощал громадные куски хлеба и очищал шейку с заботливостью, свидетельствовавшей об его уважении к мясу.
- Вы бы потребовали чего-нибудь другого, - обратился к нему Божэ.
Делош только пожал плечами. Стоит ли? Из этого никогда не выходило ничего путного. Когда он не покорялся, получалось ещё хуже.
(...)
И опять перешли к разговору о жалованье, о прибавках - к вечно волнующему вопросу, обсуждение которого расшевелило всех. Так бывало всегда, когда на обед подавалась птица; возбуждение перешло все пределы, шум стоял невообразимый. Официанты подали артишоки с маслом, и тут все слилось в сплошной гул. Дежурному инспектору было приказано быть в этот день поснисходительнее.
- Кстати, - воскликнул Фавье, - слышали последнюю новость?
Но голос его потонул в общем крике. Миньо спрашивал:
- Кто не любит артишоков? Меняю десерт на артишоки.
Никто не ответил. Артишоки были всем по душе. Такой завтрак считался хорошим, тем более что на сладкое должны были подать персики».
(Эмиль Золя, «Дамское счастье»)
