(no subject)
ЛЕВИТАЦИЯ
Я часто порой теперь думаю, что я построил свою жизнь вокруг страдания. Раньше я считал страдание вполне себе физическим явлением, то есть совсем материальным - святой Франциск, мученики во Христе, лепрозории, СПИД и так далее. Медикализация страдания наиболее очевидная оболочка для этого. А значит, если у тебя нет этого, то все твои негативные движения как бы и не страдания, относительно их говорят: готиться, накручивать, выдумывать.
- Не выдумывай!
- Ты накручиваешь.
Материальные условия как бы нивелируют душевное страдание. Мол, у тебя есть жена, дочь, дом, машина, ты хорошо зарабатываешь, а значит, никаких причин страдать нет. А если страдаешь, то это как бы уже от излишеств, дурость. Вот поместить бы тебя в концлагерь, вот понял бы, что такое страдание!
Я не думаю, что я бы углубил страдание, это просто другое его пространство. Ну, страдал я телесно, да. И что? Это скорее болезненно. И можно страдать телесно, но чувствовать при этом себя хорошо. Ты лежишь в кровати, утро, девять часов, мама звонит на работу: Славка заболел, врача буду вызывать. Никуда идти не надо, тебя любят. Я подхожу к окну и вижу, что в школе включён весь свет, а мой класс уже вылезает на стадион с лыжами. Это счастье, я не там. И хотя меня ебет, голова словно разрывается, дышать трудно, +39, мне хорошо.
Серёга в детстве резал свои руки расчёской, чтобы эти царапины воспалялись, а затем покрывались тонким пунктиром гнойничков.
Я сам любил соскребать с себя кожу металлической линейкой: я стряхивал с себя белый налёт до покраснения, до образования такой сеточки мелких ранок, а потом капал на это перекись, чтобы оно все шипело и пенилось, причиняя мне боль. Всё мои ляжки тогда бывали так изодраны. В горячей ванне боль стихала.
Нет, страдание - это иное. Например, зависть. Я пытаюсь определить, что значит зависть для меня. Это обида, что ли? Например, я с какого-то хера решил, что могу писать, пишу здорово, что это - какое-то там слово в литературе, и что неплохо было бы увидеть это на полках и в головах умных людей. Годы проходят, ничего не сбывается, я просто занимаюсь своими какими-то делами, и ощущаю обиду, обиду, обиду - жгучую. Вот какой-то дурак - а печатают и обсуждают, а там внутри всё пусто, скучно, ни о чем. Это вот почему происходит? Я не понимаю, что нужно людям, так получается. Они знают, а я не знаю. На что обижаюсь, чему завидую? Этой способности угадать, увидеть? Да. Но прежде всего сержусь на людей. Люди тупы безгранично. Но неудача в каком-то деле отзывается болью. Хуже, когда человек явно талантливый.
Однажды я решил, что хочу завести небольшой бизнес. Передо мной открылась перспектива на две недели пропасть с горизонта всего моего окружения в волшебном краю - в Китае. Как трусишка, я, конечно, должен упрашивать у всех разрешения на такое дело. Я взял кредит на 400 тысяч. Купил билеты до Шанхая и обратно. Я неделю проторчал в Иу и ездил на закупку жемчуга в Чжуцзи, где находится центр культивации жемчуга. Мимо красных холмов с вышками и слабой растительностью едет автобус по плохим дорогам... Это было словно кино какое-то. Глубинка Китая, потом походы по пустому торговому центру, забитому жемчугом. И, конечно, я купил все не то. Я не умею делать такой бизнес. И когда я встречался с друзьями, у которых дела идут хорошо, я не злился на них, а только на себя. Да, спасибо, я понял: я не испытываю зависть, я испытываю стыд. Страшный, глубокий стыд. Может, я поехал в Китай на отъебись, лишь бы 2 недели побыть одному вдали от всех? Несколько лет я считал, что нет, я не могу быть таким, настолько таким - настолько трусом. Выдумать дело, в которое впряжется вся моя семья, и взять кредит на пять лет из-за двух недель в одиночестве в Китае! Однако не может ли это объяснение сейчас быть лишь попыткой скрыть за своим эгоизмом свой стыд из-за неудачи всего нашего магазина жемчуга? Эгоизм звучит отчего-то для вас, для тупых людей, лучше, чем стыд. Раз уж я надел аватару главы семейства, конечно, я должен быть или успешным - или эгоистичным, но никак не стыдным.
Вообще, что значит успех? Я знаю, что это такое. Например, красный диплом, аттестат или какая-то такая же фигня. Первое место - тоже пойдёт. В 10м классе я занял первое место на конкурсе к дню Победы - плакат и короткое выступление. Слагаемые успеха: понятные символы (советский серпомолот разрубает свастику, кровь) и мини-эссе, в конце которого была парцелляция, что-то в духе:
Помнить. Всегда. Всеми сердцами.
Ну, короче, какая-то такая шляпа. Ни секунды восторга я не испытал. На конкурс потащила меня историчка (ну я же люблю историю и в художке учился), хотя сама ситуация мне коренным образом чужда. В любом случае, я понял очень хорошо: ты укладываешься в некий сценарий - и все норм.
Я сейчас в таком сценарии, внешне справляюсь.
Почему же тогда я не хотел ничего такого, а сейчас всеми силами держусь? Мне не лень было учиться, читать, но мне так смешна была погоня за красными дипломами и всем таким прочим, что я предпочитал хамить преподам.
Черкасова мне сделала комплимент, ставя удовл в зачётку:
- У вас светлая голова, я же чувствую это. А всего-то нужно было читать Черепнина.
- Да, но я читал другое...
- Что же вы читали?
- Камю, Сартр, Ницше...
- Так, может, вам на философию нужно было идти?
Ну ок, а там бы я читал Черепнина, правда? Иначе и быть не может в моей жизни.
Когда мы с женой гуляем где-то, я постоянно ловлю взгляды мужчин, рассматриваю их бедра, руки, глаза. Чем более обычно мы выглядим внешне, тем серьёзнее, настойчивее моё желание разрушить это. Откуда это пошло? И чем она, жена моя, виновата?
Когда она стала говорить мне о своей любви, я почувствовал укол страдания. Это показалось смешным и надуманным. Мне уже было за 20, и я никогда не испытывал этого чувства и никогда никому этого не говорил. Смотря фильмы, где герои влюбляются, я опять же испытывал страдание. Оно и сейчас так происходит. Например, мы сидим вместе на диване и смотрим сериал, где главные герои - американские подростки в 1970е годы, проходящие весь путь от первой влюблённости к первому сексу и ссорам. И мне всегда кажется, что она сейчас обернётся ко мне и скажет, что мне должно быть стыдно. Если в фильме ебутся, мне опять же становится стыдно. Я внутри весь умираю. Я всю жизнь старательно избегаю секса и никогда не получаю от него радости. По всей видимости, я асексуал. Краткий миг оргазма у меня быстро сменяется болью во всей коже, когда ко мне нельзя прикасаться. Секс - страдание для меня. Нет, я не по бдсм. Я ненавижу, когда меня бьют, унижают. Но и близость дика. Подпускать человека ближе метра - сильное испытание. Поэтому я люблю пить: алкоголь снимает эти запреты. Но вся окружающая культура, построенная на свободном обсуждении секса или романтики, постоянно меня испытывает. Секс - это просто, человек там видит другое тело, его эрекция стремительная, а потом они уже знакомятся. Оставаться в гей-среде означало постоянно искать секс или говорить об этом испытывать чувства других и строить всё вокруг этой темы для этой темы говорить тема эти пидовки а те не пидовки а тот с тем. Я не люблю это. И я страдаю, потому что меня заставляют ощущать себя больным неудачником только из-за этого момента в жизни. Брак был для меня хорошим вариантом устроить себе жизнь без секса. И поездку в Париж. Да, господа присяжные, поездку в Париж. Которая у нас, к сожалению, не состоялась из-за тупости турагентства.
Страдание здесь в том, что это оказалось эгоизмом. Я не знаю, насколько сильно она хотела от меня секса, но это стало причинять мне страшную тревогу. Если уж я согласился идти под венец, то, конечно, должен уметь вставлять свой член по самые гланды. Наверное, тогда я впервые задумался о своей проблеме и ощутил, как во мне ревёт северный ветер, как яд крошит мои сосуды изнутри. Я понимал, что занял место, в которой находятся альфы с эрегированными членами, и это вернуло мои спазмы в ноге. Растить вес стало лучшим удовольствием, и, наверное, первые годы брака моим главным достижением стало ожирение.
Но я могу судить, наверное, что для неё это было настоящим страданием. И чем больше она страдала, тем больше я её ненавидел. А чем больше я ненавидел её, тем больше ненавидел себя за свою трусость и эгоизм. Я хотел убежать, опять, в который раз, но опять - не туда.
Часто в голове я проклинал её за любовь ко мне. Ну зачем, говорил я себе, навязываться? Она осаждала мои двери, звонила, писала, делала подарочки. И я при этом сейчас никак не могу описать ту реальность, оно выглядит внешним, бледным. Это не мои были чувства. Я, скорее, стоял посреди пустой улицы, шёл дождь, такой мелкий, мелкий, и они все говорили - это не капли, это слова, почему ты их не понимаешь? Я стоял посреди пустыни, и раскаленный песок бил мне в глаза, забивал рот, а они - это не буря, это слова, почему ты их не понимаешь?
Ну не понимаю, не понимаю. Чего ты от меня хочешь? Она крушила посуду, кричала, а я - не понимал. Прошло 15 лет - и я не понимаю точно так же. И все эти годы я размышляю о страдании. Я строил дом, делал ремонты, работал, ходил в магазин, толстел, худел, мечтал, тайно дрочил - чего ради?
Я тогда начал иногда, вспоминая уроки чёрной магии Степановой, левитировать, когда она уходила на работу. Нужно было лечь посреди нашей маленькой квартиры на ковёр, у кресла. Частица, неразложимая частица, связанная миллионами нитей с другими такими же, начинала вибрировать, и я ощущал лёгкий толчок снизу - моё тело начинало подниматься над полом, невысоко, конечно, где-то на метр, чуть выше дивана, и зависнув там, я смотрел в потолок, где жил паучок. Небольшая левитация в нарушение законов бытия, никем и никогда не зафиксированная, была моей тайной отдушиной. Порой я и в институт не шёл, чтобы, оставшись дома один, немного поболтаться в воздухе. Кошка сидела на спинке дивана и как-то безучастно смотрела. А я задавал вопросы. Если меня никто не возлюбил, никто не стремился, кроме жены, касаться моей кожи, никто иной не хотел терпеливо ждать, что я, бутон розовый, побитый поздними заморозками, раскрою себя для любви, то какой смысл менять это страдание на иное? Мера любви во мне исчерпана, я не смогу полюбить никого и никогда. Какая разница тогда, с кем я живу? Кто из геев сумеет меня пристыдить