Письмо корреспондента газеты "Звезда" Данилкина М.Т. Сталину И.В. с критикой последнего.
Письмо специального корреспондента областной партийной газеты «Звезда» Данилкина М.Т. Сталину И.В. «О нескольких замечаний и недостатках товарища Сталина». 10.05.1950 г.
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 899. Л. 43-54
Михаил Данилкин принадлежал к первому советскому поколению. По социальному происхождению - выходец из самых низов. Михаил Тихонович родился в 1914 г. в деревне Каменец Спас-Деменского уезда Калужской губернии. Отец его был рабочим - отходником, знавшим шорное и плотницкое дело. Так, во всяком случае, он писал и говорил после войны. В 1937 г. Данилкин указывал другие анкетные данные: «Родился в 1912 году в г. Гродно западной Белоруссии, сейчас это место находится в Польше»
Получив в срок начальное образование в родной деревне, беспризорничал, после длительного перерыва продолжил учение в школе крестьянской молодежи. Потом его по разнарядке посылали на курсы - радистов, политруков, работников печати. В 1952 г. Данилкин официально признал: «Систематического образования мне получить не удалось». Это не мешало ему быть кадровым журналистом. После демобилизации фронтовик майор запаса Данилкин вернулся в Березники, где начал свою партийную карьеру. Он быстро обнаружил, что обстановка изменилась. Корреспондент областной газеты больше не является значимой фигурой. «По своему складу и опыту я партийный работник, но тем не менее я не дал ничего существенного и серьезного, - жалуется Данилкин на областном совещании журналистов. - Почему в Курском обкоме утверждают на бюро собкоров? Было бы желательно, чтобы нас вызывали на бюро обкома, когда выслушивают наши районы, чтобы быть в курсе дела»
№30
Он вступает в непримиримый конфликт с местным начальством, с огромным трудом добивается обвинительного приговора начальнику ОРС Азотно-тукового завода, теряет в этой борьбе должность корреспондента, в конце концов, оказывается безработным; против него возбуждают уголовное дело. Данилкин обращается за помощью в ЦК, оттуда получает поддержку. Его главный противник - секретарь обкома Хмелевский - снят с должности за многие грехи, в том числе и за расправу с партийным журналистом Данилкиным, получившим, в свою очередь, полную реабилитацию, областную славу и старое место работы в редакции газеты «Звезда». Благодаря доброй воле ЦК справедливость, казалось бы, восторжествовала. Молотовское книжное издательство регулярно выпускает его брошюры: «Культура производства»; «Новая жизнь старого завода»; исправно выплачивает авансы за находящуюся в работе рукопись романа «Новоселье». Газета «Березниковский рабочий» из номера в номер публикует его повесть «Наш город». М.Т. Данилкин допущен в круг молодых писателей Прикамья. Он участвует в областном совещании литераторов, состоявшемся в октябре 1950 г.
И тут - буквально спустя несколько недель после январского пленума обкома ВКП(б), вернувшего Данилкину доброе имя - выясняется, что его победа пиррова: ничего не поменялось: ни обстоятельства, ни нравы, ни люди. Он попытался продолжить бой - с помощью обновленного обкома разоблачить и истребить артель Хмелевского: директора завода, начальников цехов, управляющего трестом, прокурора… «Хмелевского уже нет, а хмелевщина еще живет себе. Да где живет! На Березниковском азотно-туковом заводе, который имеет первостепеннейшее военно-стратегическое значение. Факт весьма тревожный». Обком создает комиссию, которая на месте проверяет факты и выносит вердикт: «Письма собкора областной газеты «Звезда» тов. Данилкина о непартийном поведении директора азотно-тукового завода тов. Семченко, управляющего треста Севуралтяжстрой тов. Почтарева, прокурора тов. Булошникова и других руководителей гор. Березники проверены на месте обкомом ВКП(б).
При проверке установлено, что обвинения указанных руководителей в антипартийной и антисоветской деятельности являются клеветническими».
Свое поражение в схватке с березниковскими нотаблями Михаил Данилкин переживал очень тяжело: «Я потерял веру во все».
Данилкин вновь берется за перо.
Исходным пунктом критических размышлений партийного журналиста является частное дело, то, что тогда на партийном языке, называлось или «отдельным недостатком», или «нетипичным явлением». Начальник заводского ОРСа живет не по средствам, незаслуженно получает большие премии. Он «…раздобрел телом … и снискал себе славу одного из самых обеспеченных жителей города». И супруга его тоже располнела, обзавелась золотыми украшениями и оделась «в шелк, меха, фетр». Этот человек за большие тысячи отремонтировал себе квартиру, а в ванную комнату «…установил не просто колонку, а колонку из нержавеющей стали». Все эти поступки, по мнению автора, не в ладах не только с основами коммунистической нравственности, но и с основами советской законности».
Журналистом движет сильное личное чувство: «Человек моих лет, ровным счетом ничего не сделавший во имя советской власти, ничем лично не пожертвовавший в трудные времена нашей жизни, в период войны приобрел такой вес, какого в ту перу не имел местный горком партии. Он в короткие сроки стал капиталистом средней руки по уровню материальной жизни, а по методам действий ничем не отличался от таких хищников, как любой делец буржуазного толка. Он нагло (не на словах, а на деле) насмехался над всем советским, до крайности возмущая честных советских людей: вас беспощадно судят и садят за самый пустяк, а я ворую возами, десятками тысяч и мне ничего за это не было и не будет - на моей стороне и прокурор, и руководители весьма почтенных организаций. Дугадко считали в ту пору серьезной властью и к нему боялись приступиться».
Фельетон опубликован в областной газете. Прокуратуре следует принять меры. И вот здесь выясняется, что начальник ОРСа, во-первых, фигура неприкосновенная, а во вторых, от нее расходятся лучи в дирекцию завода, городской партийный комитет, обком партии и даже в Министерство химической промышленности СССР - к члену правительства тов. Первухину. «Для меня стало ясно, что дело не только и не столько в Дугадко, что он орудовал с благословения влиятельных должностных лиц, что он игрушка в чьих-то руках, что существует определенная, несоветская система, что совершается гнусный политический обман».
После долгой борьбы удалось отсечь пораженный коррупцией отросток, но корни, питающие его соками, живы. Сам факт личного обогащения, обнаруженный журналистом, не единичен. Он указывает на тенденцию, которой тут же присваивается имя - дугатковщина, по фамилии все того же начальника ОРСа. Здесь Михаил Данилкин следует правилам советского политического языка, в который вошло множество слов с этим архаичным суффиксом для обозначения обобщенных отрицательных явлений.
Мысль Данилкина движется первоначально проторенным сталинской риторикой путем:
«До тех пор, пока не ликвидировано капиталистическое окружение, нельзя считать победу социализма в нашей стране окончательной: будет висеть угроза реставрации капитализма, враг будет делать одну попытку за другой, чтобы уничтожить советское государство.
По мере нашего продвижения вперед будут непрерывно меняться тактика врага, средства его маскировки, те силы внутри страны, на которые он делает свою ставку.
Советское по форме при определенных условиях может становиться антисоветским по содержанию».
Далее он - вполне в духе «Краткого курса истории ВКП(б)» - делает исторический очерк подрывной деятельности внутреннего замаскировавшегося врага: бернштейнианство, каутскианство, контрреволюционный троцкизм; но там, где авторы канонического текста поставили точку, Данилкин ставит запятую и продолжает перечисление. Он пишет Филиппу Прассу - новому секретарю обкома:
«Вам, конечно, известно, что в довоенные годы сложились, а в войну и после войны проявились два опаснейших политических явления: титовщина и власовщина. По моему глубокому убеждению, эти явления есть не что иное как очередная отрыжка подлого троцкизма: попытка оторванных от народа карьеристов и авантюристов любой ценой выскочить в сверхчеловеки и перебить подлинно большевистские кадры под видом, якобы, борьбы за какие-то особые коммунистические идеалы;попытка раздуть самые низменные инстинкты проклятого прошлого - национализм и стремление выскочить в хозяйчики;попытка сделать космополитизм господствующей идеологией;попытка посеять в народе страх перед силой власти и всемерно раздуть мистику, упадничество и религиозный фанатизм».
За каждым из этих явлений прячутся заговорщики. У «власовщины» есть и гражданская ветвь, отростки которой отважный журналист обнаружил в Березниках.
«Отсюда напрашивается общий вывод: вероятно, существовала единая, хорошо замаскированная вражеская организация, стремившаяся в период войны уничтожить нашу советскую страну. И Тито с его бандой янычар лишь кусочек этой организации. И можно предположить, что эта организация еще не до конца раскрыта, что так называемые “серьезные ошибки” Хмелевских совсем не ошибки, а определенная, диаметрально противоположная ленинско-сталинской линии ЦК политическая линия. Ведь все признаки, которые сформулированы выше, мы можем найти в поведении Хмелевского и его банды».
Впоследствии М. Данилкин уточнил свое виденье проблемы: титовщина и власовщина - это не преемники троцкизма в борьбе с советской властью, а его современные формы.
Он обнаружил также недостающее связующее звено между троцкизмом старым и новым - ежовщину:
«Ежовщина есть не что иное, как стремление продлить жизнь троцкизма под новыми, более изощренными прикрытиями. Сделана серьезная попытка оправдать троцкистскую формулу о так называемом термидоре, наносился удар по руководящим органам партии и государства. Спекулируя на повышенной любви миллионов людей к советской власти, она, ежовщина, попыталась вконец опорочить значение честного партийного слова, посеять между людей излишнюю подозрительность, убить революционную бдительность и создать по возможности больше лазеек для проникновения вовнутрь нашего государства империалистическим контрразведкам. <…> Ежовщина спутала крайне важное понятие: что же следует считать советским, а что антисоветским на данном этапе развития? По-прежнему, решающее значение придается не делам, не поступкам человека, а его анкетным данным и словам. И совсем не редкость в наши дни, когда честный человек за опрометчиво сказанное слово попадает в число подозрительных, а явный мерзавец по фактическим действиям своим, но умеющий фарисействовать, говорить по конспектам, составленным из газет, с подозрительным усердием употребляющий имя товарища Сталина сходит за преданного и надежного советского человека».
В свою очередь, власовщина «… есть не что иное, как проявление троцкизма - ежовщины в условиях фронта. В большинстве своем молодые парни, потенциально способные быть честными людьми и совершать такие же подвиги, как и подвиг Александра Матросова, начали с остервенением, не хуже, чем белогвардейцы времен гражданской войны, воевать против нашей армии, против своей Родины».
Война закончилась победой, и троцкизм выродился в титовщину, а на отечественной почве в дугатковщину, которая опять же «… есть не что иное, как новая форма классовой борьбы, как антисоветчина действием, как попытка спекулировать на патриотических чувствах советских людей, как стремление /советской власти и партии большевиков совершенно ненужное/ вбить клин между массами и руководящими органами, чтобы подорвать авторитет этих органов, оторвать их от масс/ <…> Это титовщина в тех местах, где не велась война, которые являются нашим военным потенциалом и арсеналом».
У дугатковщины есть социальные корни, а именно новая номенклатура.
«Такого изобилия чиновничества не наблюдалось за всю историю России. Нечто похожее было разве во времена аракчеевщины, - пишет он Сталину. - Толстый, жирный, паразитически - прожорливый слой чиновничества изолирует наших руководителей от масс, порождает бюрократизм, подхалимаж, карьеризм». Чиновники новой формации защищены образованием, заменившим им природный ум и подлинное знания жизни. «У нас процветает сейчас постыдное раболепство перед дипломом - будто он диковинка, как в первые годы Советской власти. Можно быть круглым дураком, беспросветной невеждой, но достаточно иметь диплом, аккуратность в поступках - успех обеспечен». Они тщеславны, увлечены «погонами, лампасами и прочей позолоченной и посеребренной канителью». Засилье беспринципных и жадных чиновников ставит завоевания революции под угрозу. На смену испытанным большевикам приходит «какая-то мелкота, которая торопится побыстрее приобрести себе ранг, напялить мундир с погонами, слепить себе дачу, нарядить свою жену принцессой. Приходят “товарищи-министры”. Ух, как нехорошо! Они и при Вашей жизни творят черт знает что. А что же будет после того, как Вас не станет?».
Критика Данилкиным отрицательных явлений в жизни советского общества, на первый взгляд, представляется вполне правоверной. М. Данилкин по-сталински убежден: все в истории совершается в соответствии с заранее обдуманными планами людей. К. Поппер называл такой подход заговорщической теорией общества. У такого подхода есть следствие, на которое указывает польский исследователь взглядов Сталина Ст. Райнко: «Если результаты не совпадают с планом, а факты отличаются от прогнозов и ожиданий, то в этом всегда виноваты какие-то конкретные люди, или группы людей»
Источник: Кимерлинг А., Лейбович О. «Критика номенклатуры в потаенных текстах Михаила Данилкина»
Так же о нем можно дополнительно почитать у О. Лейбовича в книге «В городе М. Очерки социальной повседневности советской провинции в 40-50-х гг. / О. Л. Лейбович. - 2-е изд., испр. - М.: РОССПЭН, 2008». Приведу только оттуда несколько интересных фрагментов.
