Код нации
Последний номер «Нового литературного обозрения» посвящен постколониальной теории и эстетике. Много интересного (из киевлян там - Тамара Гундорова и Инна Булкина), в том числе статья Ильи Кукулина «Русская литература во главе “младших братьев”».
Завязка: в 2012 году Путин велел составить список из ста «главных книг», «которые должен будет прочитать каждый выпускник российской школы». А дальше следуют история, предыстория и выводы. Показательно, что в список «русских книг» попали «Калевала», «Алпамыш» и «Манас», потому что границ у России, как известно, нет. И тут возникает парадокс, о котором Кукулин не пишет: в культурном и политическом поле России нет представления о «русскости», в которую входит Якутия и не входит Украина. Но якутский эпос в список попал, а ничего украинского там нет (если не считать «Повесть временных лет»). Беларусь, кстати, есть (что отметил Кукулин): ее представляет Василь Быков, который как бы и русский.
Прекращение «коренизации», как отмечает Кукулин, в 1930-е годы сопровождалось «демодернизацией» - то есть, переводя на украинские реалии, «шароварщиной»: только одна культура, русская, может быть модерной и модернизирующей (в сталинской версии модерна, разумеется). «Русские (…) представлены как культурные “старшие братья”, другие же народы России и бывшего СССР - прежде всего как носители вневременных архаических культур, чьей адекватной репрезентацией являются фольклорные эпосы».
А дальше сказано то, что, увы, актуально и для нас:
«Термин “культурный код” (вариант “цивилизационный код”), эссенциалистски понимаемый как совокупность общих элементов сознания всех участников сообщества, является инструментом демодернизации интеллектуального дискурса современной России под видом привнесения в него элементов научной терминологии: его можно принять за “код” из работ структуралистов, но в гораздо большей степени это выражение отсылает к понятию генетического кода, который обеспечивает постоянство облика и физиологического устройства конкретного вида живых организмов и не может быть изменен; таким образом, эта формула на новом уровне дискурсивно отсылает к органицистской концепции общества».
Что «мова - генетичний код нації», думаю, все слышали. Многих наши соотечественники испытывают иррациональный страх если не перед рептилоидами, то перед мутациями: изменениями языка, культуры, общества. Любыми изменениями, которые не ведут к превращению нации в единый гомогенный организм (как будто такие бывают). Триггерами могут быть кто и что угодно - закон о декоммунизации («кому это всё мешало?»), Сорос, Гарвард, Подерв`янський («матюки й структуралізм перетворюють тебе у москаля!»). Ностальгия по временам, когда ничего не менялось и все были вместе, - и утопия единственно-правильной Украины, где все вместе и никто не помнит проклятых имен Булгакова, Рязанова и Цоя («Кого ты должен забыть? Безумного Герострата!»). Две стороны одной медали, той самой «органицистской концепции общества». Счастливое советское детство (или хотя бы начало этого века, когда можно было донашивать культурку за Москвой и претендовать на звание арбитра изящества). Ирій наших предків (или хотя бы «Десять заповідей» Міхновського). Сцилла и Харибда - в присутствии российской армии на востоке и сами-знаете-чего на Банковой.
Но культура, по счастью, штука достаточно гибкая, чтобы меняться. Нация - «ежедневный плебисцит». При этом, разумеется, прав классик, сказавший: «Ніщо так не підриває карму, як [погана] національна політика». И вот, украинский верблюд должен пролезть в игольное ушко между необходимостью последовательной культурной политики (которая, разумеется, включает в себя и декоммунизацию, и украинизацию) и принципиальной невозможностью гомогенизации культуры. И, несмотря ни на что, пролазит.
Завязка: в 2012 году Путин велел составить список из ста «главных книг», «которые должен будет прочитать каждый выпускник российской школы». А дальше следуют история, предыстория и выводы. Показательно, что в список «русских книг» попали «Калевала», «Алпамыш» и «Манас», потому что границ у России, как известно, нет. И тут возникает парадокс, о котором Кукулин не пишет: в культурном и политическом поле России нет представления о «русскости», в которую входит Якутия и не входит Украина. Но якутский эпос в список попал, а ничего украинского там нет (если не считать «Повесть временных лет»). Беларусь, кстати, есть (что отметил Кукулин): ее представляет Василь Быков, который как бы и русский.
Прекращение «коренизации», как отмечает Кукулин, в 1930-е годы сопровождалось «демодернизацией» - то есть, переводя на украинские реалии, «шароварщиной»: только одна культура, русская, может быть модерной и модернизирующей (в сталинской версии модерна, разумеется). «Русские (…) представлены как культурные “старшие братья”, другие же народы России и бывшего СССР - прежде всего как носители вневременных архаических культур, чьей адекватной репрезентацией являются фольклорные эпосы».
А дальше сказано то, что, увы, актуально и для нас:
«Термин “культурный код” (вариант “цивилизационный код”), эссенциалистски понимаемый как совокупность общих элементов сознания всех участников сообщества, является инструментом демодернизации интеллектуального дискурса современной России под видом привнесения в него элементов научной терминологии: его можно принять за “код” из работ структуралистов, но в гораздо большей степени это выражение отсылает к понятию генетического кода, который обеспечивает постоянство облика и физиологического устройства конкретного вида живых организмов и не может быть изменен; таким образом, эта формула на новом уровне дискурсивно отсылает к органицистской концепции общества».
Что «мова - генетичний код нації», думаю, все слышали. Многих наши соотечественники испытывают иррациональный страх если не перед рептилоидами, то перед мутациями: изменениями языка, культуры, общества. Любыми изменениями, которые не ведут к превращению нации в единый гомогенный организм (как будто такие бывают). Триггерами могут быть кто и что угодно - закон о декоммунизации («кому это всё мешало?»), Сорос, Гарвард, Подерв`янський («матюки й структуралізм перетворюють тебе у москаля!»). Ностальгия по временам, когда ничего не менялось и все были вместе, - и утопия единственно-правильной Украины, где все вместе и никто не помнит проклятых имен Булгакова, Рязанова и Цоя («Кого ты должен забыть? Безумного Герострата!»). Две стороны одной медали, той самой «органицистской концепции общества». Счастливое советское детство (или хотя бы начало этого века, когда можно было донашивать культурку за Москвой и претендовать на звание арбитра изящества). Ирій наших предків (или хотя бы «Десять заповідей» Міхновського). Сцилла и Харибда - в присутствии российской армии на востоке и сами-знаете-чего на Банковой.
Но культура, по счастью, штука достаточно гибкая, чтобы меняться. Нация - «ежедневный плебисцит». При этом, разумеется, прав классик, сказавший: «Ніщо так не підриває карму, як [погана] національна політика». И вот, украинский верблюд должен пролезть в игольное ушко между необходимостью последовательной культурной политики (которая, разумеется, включает в себя и декоммунизацию, и украинизацию) и принципиальной невозможностью гомогенизации культуры. И, несмотря ни на что, пролазит.