Итальянская сказка
Как всегда трудно писать задний план. Потому что читатель не знает контекста, и знать не может до тех пор, пока все эти маргиналии, рисунки на полях, не заполнят весь фон. Надо вводить пару-тройку независимых персонажей, разветвлять сюжет, а вместо этого я пру, как бык на ворота и пишу длинноты.
"Вот живет человек, размахивает руками, тянется к солнцу, любит пирожные, да и вообще влюблен, даром что хочет похитить дочку торговца карандашами. Человек воображает себя наследником султана, украденного в детстве ужасными мамелюками, янычарами и ассасинами. Жизнь на манер длинной скатерти, уставленной приятными штуковинами, видится ему с некоторыми пятнами, придающими ей дополнительное очарование. Верные друзья, битвы с врагами, интриги, недоброжелательство роковой красавицы, слава и даже богатство рисуются уже отчетливо, когда тропинка судьбы поворачивает за угол нагретого солнцем невысокого забора его кудрявой кареглазой мечты. Забора, поросшего мелкими розами. Да, непременно розами. Колючими мелкими розами с бутонами, изъеденными тлей. Внезапный удар в лоб - главный прием жизни. Он неотразим. Подступает тошнота, липкий холодный страх, смерть на дребезжащей бричке подкатывает, громыхая лопатой и киркой. И никто не приходит на похороны из-за плохой погоды: мелкий противный дождь, лужи, две разочарованные нищенки на паперти и неопрятный священник с водянистым лицом. Всё.
Меня укусила старуха. Старуха укусила меня за руку острыми гнилыми зубами. Укусила до крови, больно. Это случилось, когда я пришел в тюрьму в подвале замка Муль, следуя человеколюбивой традиции навещать тамошнего узника по воскресеньям. Дикима ходила туда каждую неделю, я, разумеется, стал ходить туда вместе с ней. Тем памятным летом стояла неслыханная жара. С этой жары всё и началось. Ветер дул в наши края прямо из Африки, как будто не было тысячи миль голубого прозрачного простора моря. Песок пустыни приносило ветром в Анкону, песок хрустел на городских мостовых и забивался под двери. Днем лазоревые оконные ставни плотно закрывались, чтобы сохранить немного каменной ночной прохлады. Солнце жгло, в предместьях началась холера, и герцогский двор перебрался на загородную виллу Бьянко в тень черешневых садов. Дикима писала мне оттуда по три письма в день, которые я потом получал сразу по дюжине. Я отвечал ей на розовой алжирской бумаге из лепестков гибискуса, рисовал ей в письмах Анконскую гавань с кораблями и фелюгами, сурепку среди камней или какого-нибудь жука. Если я присылал ей стихи в стиле «Дикима, Дикима, ты мною любима» - она сердилась, и количество ее писем ко мне удваивалось. Она отсиживалась за городом, а я решил пойти в замок Муль один, не столько движимый соображениями человеколюбия, сколько для того, чтобы вспомнить наши с Дикимой походы в это ужасное место. Замок Муль, как известно, стоит прямо на в воде и со всех сторон окружен морем, желтоватым от песчаника и старых мохнатых водорослей. Раньше замок был дальней оконечностью Устричного мыса, но дамбу разрушили волны, и замок превратился в остров. Чтобы добраться до него, надо было нанимать лодку за четыре сольдо в тихую погоду, и за цехин во время шторма. Крепость считалась страшно непреступной, но все знали, что это полнейшая ерунда, потому что туда надо было завозить с берега не только еду, но и питьевую воду. Более того, в случае нападения врагов на город, замок Муль был полностью бесполезен для обороны, также он не представлял никакого интереса для захватчиков. Смысл существования замка сводился к трем вещам. Его башня была превращена в маяк, в подвале располагалась тюрьма, и с замком была связана легенда о белой лошади. Лет триста назад во время битвы при Агульяно анконское войско было разгромлено, а тогдашний герцог, Пьетро Фандуломаччи, был убит копьем наповал. Его лошадь вернулась одна. Иногда призрак лошади выходит сквозь ворота замка, и его можно видеть около герцогского дворца. Принято считать, что призрак белой лошади предвещает смерть анконского герцога. В воротах замка Муль построили часовню Сан-Пьетро, чтобы через ненужные замку, окруженному морем, ворота не выходила по ночам белая лошадь. Но она все равно появлялась, и очередной герцог Анконский из рода Фандуломаччи умирал.
В подвале замка сидел душегуб Жак. За ним тянулся длинный след ужасных злодеяний. Он долго нагонял страх на варанских крестьян и углежогов, но когда его поймали, душегуб Жак не выказал никакой специальной злобы. Обнаружилось, что он не умеет говорить и совершенно дик. Его жестокость не была намеренной. Это поставило власти Анконы в затруднительное положение, и, в конце концов, было принято решение заточить душегуба Жака в просторный подвал, стараясь, по мере сил, пробудить в чудовище спящую человеческую душу. Но человеческая душа душегуба Жака не просыпалась. Было известно только, что соленую свинину и огурцы он предпочитает всему прочему. Дикима Фандуломаччи, исполняя монарший обряд сострадания, приносила ему каждое воскресенье корзину с окороком и ведро огурцов. Камера узника была огромным каменным мешком с дырой в высоком потолке. В эту дырку ему спускали еду и воду, а также бросали свежее сено для подстилки.
В то злосчастное воскресенье я приплыл один к узенькой пристани под стеной замка Муль с корзиной и ведром. Встречавший меня тюремщик Луиджи, человек пожилой, неприятный и разговорчивый, осведомился о Дикиме. Мне захотелось его как-то подразнить. Я спросил, не доставляет ли ему много хлопот белая лошадь. Тюремщик Луиджи немного скособочился и ответил не вполне определенно, что белая лошадь - это пустяки. Меня это задело, и я спросил прямо: что же тогда не пустяки? Луиджи отвел глаза, скрестил руки на груди и проворчал, что если, мол, сеньору Феру так угодно, он отведет меня в самый нижний подвал и покажет знаменитую старуху, про которую почти никто не знает, да и мало кто верит в ее существование.
Мне не хотелось принимать от Луиджи хоть какой-то знак внимания, и я решил откупиться от него жестом щедрого великодушия, подарив монету, чтобы избавить себя от ощущения должника. Словом, тюремщик Луиджи был мне противен, и именно поэтому я всучил ему золотую монету. Трата денег таким необычным способом привела меня в самое мрачное и угрюмое настроение. Я думал о любви, о необходимости закупки дров на зиму, о дочке карандашника и о дырке в подошве левого моего башмака. Пока я сердился на себя, ненавидел Луиджи и спускал на веревке воскресную праздничную еду для душегуба Жака, тюремщик Луиджи рассказывал мне историю старухи - узницы подвала замка Муль.
Ее поймал астролог Захария Малкин во время знаменитого нашествия старух на Анкону в 1514 году. Все остальные старухи либо умерли, либо ушли из города в тот же день, а эту гнусную тварь зачем-то поймал Захария Малкин, успев начертить вокруг нее семьдесят семь магических кругов, плюясь и выкрикивая дребезжащим голоском все заклинания, какие он когда-либо знал, слышал или читал. Так или иначе, старуху посадили в клетку из железных полос. Это была тесная клетка, не больше гроба, старуха располагалась там стоя и почти не могла шевелиться.
Герцогский астролог Захария Малкин потерял ключ от старухиной клетки, а потом и вообще умер. Теперь никто не знал, что делать с этой проклятой старухой. Ее не кормили, но она не умирала вот уже шестнадцать лет, чем доказывала свою сверхъестественную природу.
Мы с Дикимой никогда не бывали в нижней части замка, думая, что темница душегуба Жака и есть самое мрачное место тюрьмы. Но мы ошибались. За низенькой железной дверью шла лестница вниз. Свет проникал туда из узкой амбразуры далеко в вышине, и там почти ничего не было видно. Подвал замка давно затопило море, лестница уходила прямо в воду, это было очень страшно. Над этой лестницей и висела клетка со старухой. Два раза в сутки клетку опускали на цепи в воду, старуха погружалась с головой, потом ее вытаскивали. От такого обычая, заведенного когда-то герцогом, старуха получила прозвание Соленой старухи. Вид ее был ужасен. Я неосторожно приблизился к клетке, потому что лестница была узкая и скользкая, а сзади на меня напирал Луиджи, дыша луком, чесноком и редькой, одновременно от него несло потом и кислым бурдюком. Я стал как-то отстраненно рассуждать о трагедии человека с возвышенными чувствами, провалившегося в отхожее место, и в это время старуха выдвинула свои челюсти между прутьями клетки и укусила меня.
Когда я вернулся домой, я нагрел на кухне кочергу и прижег рану. Это не помогло. Локоть раздулся и почернел. Я был уверен, что это конец. Я умирал. Я начал видеть мир по-другому: рогатые рыцари с кабаньими клыками разъезжали по улицам города, голые рыбаки, косматые, с волосами до колен, с огромными бородами развешивали сети на берегу, дети с лягушачьими лапами, с бородавками на теле играли в нелепые игры, золотые и леденцовые дамы прогуливались по площади, мимо меня пробегали девушки из морской воды, прозрачные, с рыбками внутри. Я видел плывущие по небу острова, меняющие время и чувства. Я видел живые и уже умершие камни домов, проходил в толщу земли и попадал в чужие сны.
На третий день, трясясь в лихорадке озноба, завернутый в овчинный тулуп, я отправился в замок Муль, заплатил тюремщику Луиджи, потребовал отвести меня к Соленой Старухе и оставить меня с ней наедине.
Старуха встретила меня злорадно.
- Я умираю, - сказал я, стуча зубами от холода.
- Велика беда, - весело отозвалась ведьма.
- У меня были надежды на счастье, - сказал я.
- Теперь ты не успеешь разочароваться. Потерпи еще чуток.
- Я хочу жить.
- Вот видишь, я живу. Какой в этом резон?
- Не знаю, - проговорил я с трудом, в голове у меня всё плыло.
- Достань ключик, достань ключик, достань ключик, - бешеной скороговоркой вдруг зашептала Старуха, - достань ключик! Выпусти меня отсюда, я дам тебе средство, ты поправишься.
- Какой ключик? Что ты несешь? Замок, если и был на твоей клетке, то давно заржавел.
- А ты хороший ключик принеси, он откроет. Достань ключик!
- Где его взять?
- Ключик лежит в могиле, в сердце мертвеца. Могилка на болоте, на болоте. В сердце змейка. Золотая змейка зеленые глаза.
- Найди змею, - вдруг страшно закричала Старуха, - найди и убей эту змею. Тогда откроешь клетку. Выпустишь меня, дам тебе средство.
- Где искать-то эту могилу?
- А ты уже знаешь. Иди на болото, там и найдешь.
Мне почудилось, что я и в самом деле знаю, куда мне надо идти.
Три дня я блуждал по высохшему Мертинскому болоту, среди высокой травы, чахлых деревьев и малярийный комаров. Папоротники разворачивали предо мной свои таинственные листья, красные ядовитые споры высыпались из них на бурые болотные орхидеи. Оранжевые ягоды ландышей расплывались у меня перед глазами, в лесу стояла мертвая тишина, ни один зверь не попался мне на пути, молчала кукушка. Я понял, что здесь я и умру. Старуха обманула меня."
"Вот живет человек, размахивает руками, тянется к солнцу, любит пирожные, да и вообще влюблен, даром что хочет похитить дочку торговца карандашами. Человек воображает себя наследником султана, украденного в детстве ужасными мамелюками, янычарами и ассасинами. Жизнь на манер длинной скатерти, уставленной приятными штуковинами, видится ему с некоторыми пятнами, придающими ей дополнительное очарование. Верные друзья, битвы с врагами, интриги, недоброжелательство роковой красавицы, слава и даже богатство рисуются уже отчетливо, когда тропинка судьбы поворачивает за угол нагретого солнцем невысокого забора его кудрявой кареглазой мечты. Забора, поросшего мелкими розами. Да, непременно розами. Колючими мелкими розами с бутонами, изъеденными тлей. Внезапный удар в лоб - главный прием жизни. Он неотразим. Подступает тошнота, липкий холодный страх, смерть на дребезжащей бричке подкатывает, громыхая лопатой и киркой. И никто не приходит на похороны из-за плохой погоды: мелкий противный дождь, лужи, две разочарованные нищенки на паперти и неопрятный священник с водянистым лицом. Всё.
Меня укусила старуха. Старуха укусила меня за руку острыми гнилыми зубами. Укусила до крови, больно. Это случилось, когда я пришел в тюрьму в подвале замка Муль, следуя человеколюбивой традиции навещать тамошнего узника по воскресеньям. Дикима ходила туда каждую неделю, я, разумеется, стал ходить туда вместе с ней. Тем памятным летом стояла неслыханная жара. С этой жары всё и началось. Ветер дул в наши края прямо из Африки, как будто не было тысячи миль голубого прозрачного простора моря. Песок пустыни приносило ветром в Анкону, песок хрустел на городских мостовых и забивался под двери. Днем лазоревые оконные ставни плотно закрывались, чтобы сохранить немного каменной ночной прохлады. Солнце жгло, в предместьях началась холера, и герцогский двор перебрался на загородную виллу Бьянко в тень черешневых садов. Дикима писала мне оттуда по три письма в день, которые я потом получал сразу по дюжине. Я отвечал ей на розовой алжирской бумаге из лепестков гибискуса, рисовал ей в письмах Анконскую гавань с кораблями и фелюгами, сурепку среди камней или какого-нибудь жука. Если я присылал ей стихи в стиле «Дикима, Дикима, ты мною любима» - она сердилась, и количество ее писем ко мне удваивалось. Она отсиживалась за городом, а я решил пойти в замок Муль один, не столько движимый соображениями человеколюбия, сколько для того, чтобы вспомнить наши с Дикимой походы в это ужасное место. Замок Муль, как известно, стоит прямо на в воде и со всех сторон окружен морем, желтоватым от песчаника и старых мохнатых водорослей. Раньше замок был дальней оконечностью Устричного мыса, но дамбу разрушили волны, и замок превратился в остров. Чтобы добраться до него, надо было нанимать лодку за четыре сольдо в тихую погоду, и за цехин во время шторма. Крепость считалась страшно непреступной, но все знали, что это полнейшая ерунда, потому что туда надо было завозить с берега не только еду, но и питьевую воду. Более того, в случае нападения врагов на город, замок Муль был полностью бесполезен для обороны, также он не представлял никакого интереса для захватчиков. Смысл существования замка сводился к трем вещам. Его башня была превращена в маяк, в подвале располагалась тюрьма, и с замком была связана легенда о белой лошади. Лет триста назад во время битвы при Агульяно анконское войско было разгромлено, а тогдашний герцог, Пьетро Фандуломаччи, был убит копьем наповал. Его лошадь вернулась одна. Иногда призрак лошади выходит сквозь ворота замка, и его можно видеть около герцогского дворца. Принято считать, что призрак белой лошади предвещает смерть анконского герцога. В воротах замка Муль построили часовню Сан-Пьетро, чтобы через ненужные замку, окруженному морем, ворота не выходила по ночам белая лошадь. Но она все равно появлялась, и очередной герцог Анконский из рода Фандуломаччи умирал.
В подвале замка сидел душегуб Жак. За ним тянулся длинный след ужасных злодеяний. Он долго нагонял страх на варанских крестьян и углежогов, но когда его поймали, душегуб Жак не выказал никакой специальной злобы. Обнаружилось, что он не умеет говорить и совершенно дик. Его жестокость не была намеренной. Это поставило власти Анконы в затруднительное положение, и, в конце концов, было принято решение заточить душегуба Жака в просторный подвал, стараясь, по мере сил, пробудить в чудовище спящую человеческую душу. Но человеческая душа душегуба Жака не просыпалась. Было известно только, что соленую свинину и огурцы он предпочитает всему прочему. Дикима Фандуломаччи, исполняя монарший обряд сострадания, приносила ему каждое воскресенье корзину с окороком и ведро огурцов. Камера узника была огромным каменным мешком с дырой в высоком потолке. В эту дырку ему спускали еду и воду, а также бросали свежее сено для подстилки.
В то злосчастное воскресенье я приплыл один к узенькой пристани под стеной замка Муль с корзиной и ведром. Встречавший меня тюремщик Луиджи, человек пожилой, неприятный и разговорчивый, осведомился о Дикиме. Мне захотелось его как-то подразнить. Я спросил, не доставляет ли ему много хлопот белая лошадь. Тюремщик Луиджи немного скособочился и ответил не вполне определенно, что белая лошадь - это пустяки. Меня это задело, и я спросил прямо: что же тогда не пустяки? Луиджи отвел глаза, скрестил руки на груди и проворчал, что если, мол, сеньору Феру так угодно, он отведет меня в самый нижний подвал и покажет знаменитую старуху, про которую почти никто не знает, да и мало кто верит в ее существование.
Мне не хотелось принимать от Луиджи хоть какой-то знак внимания, и я решил откупиться от него жестом щедрого великодушия, подарив монету, чтобы избавить себя от ощущения должника. Словом, тюремщик Луиджи был мне противен, и именно поэтому я всучил ему золотую монету. Трата денег таким необычным способом привела меня в самое мрачное и угрюмое настроение. Я думал о любви, о необходимости закупки дров на зиму, о дочке карандашника и о дырке в подошве левого моего башмака. Пока я сердился на себя, ненавидел Луиджи и спускал на веревке воскресную праздничную еду для душегуба Жака, тюремщик Луиджи рассказывал мне историю старухи - узницы подвала замка Муль.
Ее поймал астролог Захария Малкин во время знаменитого нашествия старух на Анкону в 1514 году. Все остальные старухи либо умерли, либо ушли из города в тот же день, а эту гнусную тварь зачем-то поймал Захария Малкин, успев начертить вокруг нее семьдесят семь магических кругов, плюясь и выкрикивая дребезжащим голоском все заклинания, какие он когда-либо знал, слышал или читал. Так или иначе, старуху посадили в клетку из железных полос. Это была тесная клетка, не больше гроба, старуха располагалась там стоя и почти не могла шевелиться.
Герцогский астролог Захария Малкин потерял ключ от старухиной клетки, а потом и вообще умер. Теперь никто не знал, что делать с этой проклятой старухой. Ее не кормили, но она не умирала вот уже шестнадцать лет, чем доказывала свою сверхъестественную природу.
Мы с Дикимой никогда не бывали в нижней части замка, думая, что темница душегуба Жака и есть самое мрачное место тюрьмы. Но мы ошибались. За низенькой железной дверью шла лестница вниз. Свет проникал туда из узкой амбразуры далеко в вышине, и там почти ничего не было видно. Подвал замка давно затопило море, лестница уходила прямо в воду, это было очень страшно. Над этой лестницей и висела клетка со старухой. Два раза в сутки клетку опускали на цепи в воду, старуха погружалась с головой, потом ее вытаскивали. От такого обычая, заведенного когда-то герцогом, старуха получила прозвание Соленой старухи. Вид ее был ужасен. Я неосторожно приблизился к клетке, потому что лестница была узкая и скользкая, а сзади на меня напирал Луиджи, дыша луком, чесноком и редькой, одновременно от него несло потом и кислым бурдюком. Я стал как-то отстраненно рассуждать о трагедии человека с возвышенными чувствами, провалившегося в отхожее место, и в это время старуха выдвинула свои челюсти между прутьями клетки и укусила меня.
Когда я вернулся домой, я нагрел на кухне кочергу и прижег рану. Это не помогло. Локоть раздулся и почернел. Я был уверен, что это конец. Я умирал. Я начал видеть мир по-другому: рогатые рыцари с кабаньими клыками разъезжали по улицам города, голые рыбаки, косматые, с волосами до колен, с огромными бородами развешивали сети на берегу, дети с лягушачьими лапами, с бородавками на теле играли в нелепые игры, золотые и леденцовые дамы прогуливались по площади, мимо меня пробегали девушки из морской воды, прозрачные, с рыбками внутри. Я видел плывущие по небу острова, меняющие время и чувства. Я видел живые и уже умершие камни домов, проходил в толщу земли и попадал в чужие сны.
На третий день, трясясь в лихорадке озноба, завернутый в овчинный тулуп, я отправился в замок Муль, заплатил тюремщику Луиджи, потребовал отвести меня к Соленой Старухе и оставить меня с ней наедине.
Старуха встретила меня злорадно.
- Я умираю, - сказал я, стуча зубами от холода.
- Велика беда, - весело отозвалась ведьма.
- У меня были надежды на счастье, - сказал я.
- Теперь ты не успеешь разочароваться. Потерпи еще чуток.
- Я хочу жить.
- Вот видишь, я живу. Какой в этом резон?
- Не знаю, - проговорил я с трудом, в голове у меня всё плыло.
- Достань ключик, достань ключик, достань ключик, - бешеной скороговоркой вдруг зашептала Старуха, - достань ключик! Выпусти меня отсюда, я дам тебе средство, ты поправишься.
- Какой ключик? Что ты несешь? Замок, если и был на твоей клетке, то давно заржавел.
- А ты хороший ключик принеси, он откроет. Достань ключик!
- Где его взять?
- Ключик лежит в могиле, в сердце мертвеца. Могилка на болоте, на болоте. В сердце змейка. Золотая змейка зеленые глаза.
- Найди змею, - вдруг страшно закричала Старуха, - найди и убей эту змею. Тогда откроешь клетку. Выпустишь меня, дам тебе средство.
- Где искать-то эту могилу?
- А ты уже знаешь. Иди на болото, там и найдешь.
Мне почудилось, что я и в самом деле знаю, куда мне надо идти.
Три дня я блуждал по высохшему Мертинскому болоту, среди высокой травы, чахлых деревьев и малярийный комаров. Папоротники разворачивали предо мной свои таинственные листья, красные ядовитые споры высыпались из них на бурые болотные орхидеи. Оранжевые ягоды ландышей расплывались у меня перед глазами, в лесу стояла мертвая тишина, ни один зверь не попался мне на пути, молчала кукушка. Я понял, что здесь я и умру. Старуха обманула меня."