Эволюция
Выходит так, что, рано или поздно, аристократическая форма правления, основанная на былой доблести и силе нескольких семей, заменяется буржуазно-олигархической. Последняя более демократична, потому что допускает до власти и некоторых прав большее количество людей. То есть это власть крупной буржуазии, использующей либеральный декорум для своего господства и своей правовой легитимации. Лишь у нее есть деньги на агитацию и политическую борьбу. А политическая власть ей нужна для утверждения справедливости, как она ее понимает. И, разумеется, заодно - для дальнейшего извлечения прибыли - и недопущения конкурентов. Она называет свое правление «либеральным», потому что называть его «буржуазным» - уже не комильфо.
Этот «либеральный» строй отражает естественное неравенство людей - и усугубляет имущественную диспропорцию. При этом малоимущий имеет шанс однажды подняться и разбогатеть. Или накопить и подняться. Или накопить - и дать детям образование, что облегчит им возможность подняться. Это проект медленной эволюции, когда все более-менее здоровое и сильное в обществе может вскарабкаться на более высокую социальную ступень. А менее удачные и счастливые будут ускоренно вымирать. Это строй социального дарвинизма, напоминающий эволюцию видов в природе.
И есть, наконец, «большевизм» (условно говоря), который заменяет медленную эволюцию быстрой и управляемой. Это, разумеется, сопряжено с мощным насилием, с ломкой всего прежнего общественного уклада. Он пользуется тем, что «неудачников» больше всех - и говорит от их имени и старается «ради» них, чтобы им, типа, стало лучше. Он может победить в стране, где буржуазия еще не добилась баланса сил и интересов, не создала возможность или иллюзию возможности малоимущим подняться наверх. Поэтому большевизм мог победить в России (это если не углубляться в тему национального своеобразия, согласно которому богатство имеет отрицательную коннотацию). Он даже мог победить в свое время на Западе, например в Германии, но этот шанс был упущен (из-за давления «держав победительниц»).
Большевизм больше не популярен из-за его крайностей. Остается, условно, «левый» проект, стремящийся скинуть олигархическую власть крупного капитала. Кстати, лишь «левый» или «красный» проект может противостоять национализму в любой стране. «Либерализм» с ним не справится, хотя бы потому, что сам его выпестовал и использует как силу в политической борьбе, ибо собственной физической силы, мужества и пассионарности давно лишился. А это все необходимо в битве за власть.
То есть вопрос в том - кто и как воспользуется, условно, «обездоленными», неудачниками социальной эволюции, то есть «демосом»: натравит их, раздувая исторические комплексы, на другие нации (нацию), нарисует красивую картинку мещанского процветания, - или направит на саму буржуазию, на их дворцы и яхты.
Не понятно, кто будет направлять демос во втором варианте - не сам же демос. Это должны делать те же «либералы» и, очевидно, - против самих себя. Впрочем, существуют бескорыстные люди, в России их в свое время было полно, которые готовы вырыть самим себе могилу, ради «счастья народного». Притом что счастье - это вопрос философский: мы теперь знаем, что «богатые тоже плачут», и никакое имущество не гарантирует счастья. Скорее - оно замена счастью.
Изменился и сам «демос»: он теперь не столь нищ и замучен, во многом слился с прочими потребителями - и утратил революционность.
В общем, теперь у «левого проекта» мало адвокатов и пассионариев (хотя в российских сетях он явно набирает обороты - за счет мифов о прекрасном советском прошлом, у которого были, конечно, светлые стороны, и было бы глупо это отрицать). Он может актуализироваться лишь в критическую ситуацию, например, когда буржуазия покажет свой антипатриотизм и предательство. И тогда некие «патриотические» силы под левыми лозунгами им воспользуются.
Отчасти так у нас уже и происходит. Местный олигархат страшно разочаровал в себе. Он захватил власть, но не поднял, а уронил страну. Поэтому власть у буржуазии перехватили условно «военные». Не то, чтобы они были «левые», но они точно более национально-ориентированные. Они могут печься о «счастье народном» в пределе одной страны - и без эксцессов, чтобы все опять отнять и поделить. И это обеспечивает их вполне демократическую поддержку.
На Западе это возможно, если они попадут в такой же кризис. Но в такой они не попадут.
Этот «либеральный» строй отражает естественное неравенство людей - и усугубляет имущественную диспропорцию. При этом малоимущий имеет шанс однажды подняться и разбогатеть. Или накопить и подняться. Или накопить - и дать детям образование, что облегчит им возможность подняться. Это проект медленной эволюции, когда все более-менее здоровое и сильное в обществе может вскарабкаться на более высокую социальную ступень. А менее удачные и счастливые будут ускоренно вымирать. Это строй социального дарвинизма, напоминающий эволюцию видов в природе.
И есть, наконец, «большевизм» (условно говоря), который заменяет медленную эволюцию быстрой и управляемой. Это, разумеется, сопряжено с мощным насилием, с ломкой всего прежнего общественного уклада. Он пользуется тем, что «неудачников» больше всех - и говорит от их имени и старается «ради» них, чтобы им, типа, стало лучше. Он может победить в стране, где буржуазия еще не добилась баланса сил и интересов, не создала возможность или иллюзию возможности малоимущим подняться наверх. Поэтому большевизм мог победить в России (это если не углубляться в тему национального своеобразия, согласно которому богатство имеет отрицательную коннотацию). Он даже мог победить в свое время на Западе, например в Германии, но этот шанс был упущен (из-за давления «держав победительниц»).
Большевизм больше не популярен из-за его крайностей. Остается, условно, «левый» проект, стремящийся скинуть олигархическую власть крупного капитала. Кстати, лишь «левый» или «красный» проект может противостоять национализму в любой стране. «Либерализм» с ним не справится, хотя бы потому, что сам его выпестовал и использует как силу в политической борьбе, ибо собственной физической силы, мужества и пассионарности давно лишился. А это все необходимо в битве за власть.
То есть вопрос в том - кто и как воспользуется, условно, «обездоленными», неудачниками социальной эволюции, то есть «демосом»: натравит их, раздувая исторические комплексы, на другие нации (нацию), нарисует красивую картинку мещанского процветания, - или направит на саму буржуазию, на их дворцы и яхты.
Не понятно, кто будет направлять демос во втором варианте - не сам же демос. Это должны делать те же «либералы» и, очевидно, - против самих себя. Впрочем, существуют бескорыстные люди, в России их в свое время было полно, которые готовы вырыть самим себе могилу, ради «счастья народного». Притом что счастье - это вопрос философский: мы теперь знаем, что «богатые тоже плачут», и никакое имущество не гарантирует счастья. Скорее - оно замена счастью.
Изменился и сам «демос»: он теперь не столь нищ и замучен, во многом слился с прочими потребителями - и утратил революционность.
В общем, теперь у «левого проекта» мало адвокатов и пассионариев (хотя в российских сетях он явно набирает обороты - за счет мифов о прекрасном советском прошлом, у которого были, конечно, светлые стороны, и было бы глупо это отрицать). Он может актуализироваться лишь в критическую ситуацию, например, когда буржуазия покажет свой антипатриотизм и предательство. И тогда некие «патриотические» силы под левыми лозунгами им воспользуются.
Отчасти так у нас уже и происходит. Местный олигархат страшно разочаровал в себе. Он захватил власть, но не поднял, а уронил страну. Поэтому власть у буржуазии перехватили условно «военные». Не то, чтобы они были «левые», но они точно более национально-ориентированные. Они могут печься о «счастье народном» в пределе одной страны - и без эксцессов, чтобы все опять отнять и поделить. И это обеспечивает их вполне демократическую поддержку.
На Западе это возможно, если они попадут в такой же кризис. Но в такой они не попадут.