Старый спор
«Корневая» русская идея - отрицание Запада, ненависть к его духу, к его буржуазности и мещанству, о котором писал еще Герцен. (Хотя сперва это было просто отрицание католичества и его попытки экспансии на восток, ибо выбор веры во многом означал выбор суверенитета.)
В свое время это предопределило успех русской революции, которая только в России и могла состояться - и могла достичь тех масштабов и тех последствий. Разумеется, это было предопределено и реальной отсталостью России, нерешенностью ее политических вопросов. Но неспроста Февральская революция закончилась Октябрьской. Конечно, это общее место, что революцию начинают умеренные, а кончают радикалы. Но «радикалы» не пали под грузом вызовов, как во Франции, а продержались много десятилетий.
Ослабление пафоса, помноженное на страшные «издержки» эксперимента (который, как всякий эксперимент, включал в себя ужасные и даже роковые ошибки!), породило понятное желание - после всех страданий - получить, наконец, обещанный приз. Но приз был недостаточным, приз не оправдал жертв, обещанное - не состоялось. Поэтому на сцену вышел простой мещанский идеал, к которому и устремился советский человек, плохо понимая цену, которую придется за это заплатить. И это привело не только к концу эксперимента, но и к гибели страны.
Русское паломничество на Запад, приобщение к его ценностям - завершилось разочарованием. С одной стороны, открылась его духовная пустота, с другой, - его имперский характер, его эгоизм и жадность. Все его духовные идеалы оказались декорацией, пропагандой и лицемерием - под знаком «демократии»... Хотя нормальная демократия, по Попперу, совершенно не отрицает империализм (с ее диктаторством и массовым истреблением, о чем красноречиво пишет Фукидид). Все лучшее на Западе было создано во время поиска идеалов и столкновения идей. И кончилось, когда кончились поиски, когда победила одна идея. И сам Запад стал неконтролируемо господствовать в пространстве ойкумены.
Россия нужна была Западу как колония и рынок. И так же смотрела на Россию собственная народившаяся буржуазия... Рыночный дух не знает нравственности, истории, культуры. Не знает родины. Он исходит их более простых и доступных констант.
Попытки России остановить собственную деградацию привели ее к шельмованию родными либералами и конфликту с западным истеблишментом. Россия опять стала врагом, которым, по сути, всегда и была.
Мы попали в период обострения борьбы за «истину», говоря красиво. А это всегда рискованный и болезненный период. Хочется отсидеться, хочется прежнего покоя. Пусть колониальная зависимость от Запада была унизительна, мы жили спокойно! То, что происходит теперь - продолжение векового эксперимента, продолжение революции 17-го года, продолжение 91-го года. Это попытка найти свой путь, с колебаниями до крайних точек. Это тоже русская черта - доверчивость и максимализм, напополам с мессианизмом. Нет буржуазной умеренности и расчетливости.
Бердяев считал, что в России ищут правды, общечеловеческой правды, а не выгоды. Мысль кажется чисто метафизической, сложно верифицируемой в реальной практике. Но что-то в ней есть. Иначе как объяснить и российскую историю, и ее культуру?
Скажу больше: Россия и нужна (если нужна) для отыскания этой другой правды, непонятной Фукуяме или Попперу (придумавшему симпатичную концепцию Запада: соединение индивидуализма с альтруизмом), как альтернатива односторонне развившемуся качеству. Это не «зеленая энергетика», это вопрос духовный.
В свое время это предопределило успех русской революции, которая только в России и могла состояться - и могла достичь тех масштабов и тех последствий. Разумеется, это было предопределено и реальной отсталостью России, нерешенностью ее политических вопросов. Но неспроста Февральская революция закончилась Октябрьской. Конечно, это общее место, что революцию начинают умеренные, а кончают радикалы. Но «радикалы» не пали под грузом вызовов, как во Франции, а продержались много десятилетий.
Ослабление пафоса, помноженное на страшные «издержки» эксперимента (который, как всякий эксперимент, включал в себя ужасные и даже роковые ошибки!), породило понятное желание - после всех страданий - получить, наконец, обещанный приз. Но приз был недостаточным, приз не оправдал жертв, обещанное - не состоялось. Поэтому на сцену вышел простой мещанский идеал, к которому и устремился советский человек, плохо понимая цену, которую придется за это заплатить. И это привело не только к концу эксперимента, но и к гибели страны.
Русское паломничество на Запад, приобщение к его ценностям - завершилось разочарованием. С одной стороны, открылась его духовная пустота, с другой, - его имперский характер, его эгоизм и жадность. Все его духовные идеалы оказались декорацией, пропагандой и лицемерием - под знаком «демократии»... Хотя нормальная демократия, по Попперу, совершенно не отрицает империализм (с ее диктаторством и массовым истреблением, о чем красноречиво пишет Фукидид). Все лучшее на Западе было создано во время поиска идеалов и столкновения идей. И кончилось, когда кончились поиски, когда победила одна идея. И сам Запад стал неконтролируемо господствовать в пространстве ойкумены.
Россия нужна была Западу как колония и рынок. И так же смотрела на Россию собственная народившаяся буржуазия... Рыночный дух не знает нравственности, истории, культуры. Не знает родины. Он исходит их более простых и доступных констант.
Попытки России остановить собственную деградацию привели ее к шельмованию родными либералами и конфликту с западным истеблишментом. Россия опять стала врагом, которым, по сути, всегда и была.
Мы попали в период обострения борьбы за «истину», говоря красиво. А это всегда рискованный и болезненный период. Хочется отсидеться, хочется прежнего покоя. Пусть колониальная зависимость от Запада была унизительна, мы жили спокойно! То, что происходит теперь - продолжение векового эксперимента, продолжение революции 17-го года, продолжение 91-го года. Это попытка найти свой путь, с колебаниями до крайних точек. Это тоже русская черта - доверчивость и максимализм, напополам с мессианизмом. Нет буржуазной умеренности и расчетливости.
Бердяев считал, что в России ищут правды, общечеловеческой правды, а не выгоды. Мысль кажется чисто метафизической, сложно верифицируемой в реальной практике. Но что-то в ней есть. Иначе как объяснить и российскую историю, и ее культуру?
Скажу больше: Россия и нужна (если нужна) для отыскания этой другой правды, непонятной Фукуяме или Попперу (придумавшему симпатичную концепцию Запада: соединение индивидуализма с альтруизмом), как альтернатива односторонне развившемуся качеству. Это не «зеленая энергетика», это вопрос духовный.