Одичавшие без Ивана
Убийство девочки Насти в Москве - чудовищный акт расчеловечивания, о котором любому отцу или матери даже подумать страшно. То, что джихадисткий ад прорвется в Москве столь отталкивающе, в столь диком актом помешательства, похоже не думали даже силовики - этим, очевидно, и вызвано их замешательство в аресте няни (что, впрочем, не снимает с них ответственности). Варварское безумие, уже охватившее Европу, вырвалось наружу в столице России, к чему власть оказалась явно не готова.
Официоз, похоже, решил изобразить трагедию исключительно неадекватностью Гюльчехры Бобокуловой, что выглядит лицемерно на фоне того, сколь активно муссировалось в СМИ насилие мигрантов в Кельне. Выяснилось (в очередной раз), что обсуждение национальных проблем внутри России является табуированной темой, причем страх пробудить именно русский национализм привычно преобладает. Нетрудно представить, как трубили бы все государевы глашатаи, если бы человек славянских корней расхаживал по Москве с отрезанной головой узбекской девочки.
Еще Горбачев в своих поздних интервью признавался, что главной угрозой для реализации демонтажа Советского Союза был именно русский национализм, которого партноменклатурщики, уже зараженные вирусом деструкции, боялись как неведомого страшного зверя, в то время как окраиный национализм во всех республиках Союза кроме РСФСР поощрялся. В принципе, Горбачев, движимый желанием развалить страну, был прав: если бы русское население, чья доля во всех союзных республиках была велика, проявляло национальное солидарность, то губительный распад в 1991 года можно было бы избежать.
Со времен Горбачева изменилось не так много - по прежнему фобии в отношении русского национального сознания сидят в головах руководителей различных уровней, а слово “националист” стоит в одном синонимическом ряду со словом “Бухенвальд”. Всерьез говорить о русском вопросе как внутри РФ, так и во вне ее не принято, поэтому, в частности, буксует принятая Кремлем программа по возвращению оставшихся за границами России соотечественников (“как бы не было чего”).
До сих пор апелляция к русским национальным чувствам на просторах СНГ вызывает опаску среди официоза, мыслящего в своих контактах с соседями, главным образом, экономическими категориями. Пресловутый home economicus вытесняет все другие формы взаимодействия на просторах когда-то единой страны: для “верхов” это бизнес-коммуникации, для низов - тяжкая доля гастарбайтера или проживание на оторванных от Большого Пространства территориях, где основой нацбилдинга выбрано обособление от России, как государства, и от русского культурного наследия, прежде скреплявшего народы.
Вопросы общей культуры, языкового пространства, создания единых образовательных стандартов выключены из повестки дня таких интегрирующих образований как СНГ, Евразийский союз и так далее, и заменены жонглированием предельно абстрактной “дружбой народов”. К таким событиям как переход Казахстана с кириллицы на латиницу, исчезновение русских географических названий в Таджикистане или отсутствие книжных магазинов с Лермонтовым, Гоголем и Горьким в государствах Средней Азии, руководство России относится с не меньшей толерантностью, чем европейские правозащитники к кельнским насильникам.
Пока подлинный русский мир, то есть территория русского языка и русской культуры будет сужаться, а одичавшие без советской школы люди, оставшиеся без доброго Ивана, который строил заводы и библиотеки, будут продолжать рассматривать нас не как дружественный народ, а как зажиточных чужаков, которые при идеологической обработке радикальных имамов легко превращаются в “кафиров” - безбожный биологический мусор.
