Письмо Наде
Ты писала недавно про копить утраты, Рыж, чертовски права была, чертовски. И кажется, все это должно быть очевидно, это отпечатываться должно, как тюремные татуировки, как боевые шрамы, как звездочки по числу сбитых на фюзеляже военного самолета, как не знаю еще что. Сколько дерьма съедено, господи, взвешивать можно тоннами. И это не понт дешевый, не рисовка, просто живешь быстро, день за два, ночь за три, как-то само собой успевается, а видимых изменений никаких. Писатели нагло пиздят: на самом деле не стонешь раненым зверем, не чернеешь от горя, не прешь непосильную ношу на горбу, от очередного предательства не падаешь молнией пораженный, от ненужности не мечешься из угла в угол. Никакого, Рыж, разбитого сердца, понимаешь, это же элементарная физика: чтобы сердце разбить, его нужно сначала основательно заморозить. Никакого клейма "он прошел через то", "она пережила вот это", так только, чуть больше металла во взгляде, делов-то. Хуже другое, внутреннее. Будто ты многожильный кабель, в котором пары выгорают или переламываются, снижая пропускную способность. Хоп, и при виде обширного кровавого пятна на свеженарисованной пешеходной зебре уже не вздрагиваешь. Больные дети, катастрофы, аварии, спокойствие, только спокойствие, воспринимаешь уже как норму, как просто еще одно условие игры, на которое нужно делать поправку. Придумываешь себе предохранитель, чтобы не вышибло пробки: инфантильность (кидалты, мне кажется, на самом деле про это), мизантропия, трудоголизм, любая другая крайность вполне канает. Лежишь на полу, тебя бьют ногами, а ты кашляешь кровью и смеешься. Громко смеешься, страшно смеешься. Спасаешься как можешь, потому что, сломанные ребра и разбитое лицо- это такая, в сущности, хуйня, зарастет и следа не останется, а вот до последнего дня бояться любого шороха- вполне масштабная тень ада. Само собой, без побочки не обходится, и никогда не знаешь, выдержишь ли еще удар, или от вот этой песчинки, упавшей не на ту чашу весов, ты засмеешься, и больше уже не остановишься. Так вот, Рыж, я это все к чему вообще, ты будь, пожалуйста, осторожна. И если что, то я тут совсем недалеко, я люблю тебя любую, со всеми твоими печалями, со всеми твоими тараканами и заморочками, и я всегда тебе рад.