О Собчаке
На минувшей неделе одной из самых видных перестроечных фигур - Анатолию Собчаку - исполнилось 70. Поскольку «под ним» в своё время работали киты нынешней политики - Путин, Медведев, многие другие, то эта дата получила определенное освещение в СМИ.
Одной из наиболее любопытных статей, посвященных этому деятелю, была статья профессора Запесоцкого в официозной «Российской Газете». Однако, по внимательном прочтении оной, я сделал вывод, что статья есть просто краткий дайджест его журнального варианта в «Неве». И еще, сделанные в этой статье сокращения, их характер - они довольно ярко характеризуют и самого Запесоцкого.
фото - "Российская газета"
Моя оценка Собчака в целом негативна - это был редкостный демагог, краснобай, самовлюбленный нарцисс и совершенно нулевой администратор, бросивший великий город под своим должностным прикрытием на сьедение «рыночным хозяйственникам». Высокомерие из него так и сочилось, это было видно даже по ТВ-трансляциям. В общем, достаточно неприятная личность, возглавлявшая ленинградскую колонну разрушителей страны. И колонну разрушителей Ленинграда-Петербурга - ибо именно при нем, практически на десятилетие, полностью остановилось развитие города и он был ввергнут в хаос, финансовый голод и перманентную грязь, получив попутно унизительное прозвище «криминальная столица». Короче, он мне сильно напоминает его революционного предшественника Гришу Зиновьева - тоже действовавший на переломе эпох, такой же отталкивающий по итогу своей деятельности и похожий на него по своему невеселому финалу жизни.
Однако я не могу ему отказать в бесспорном ораторском таланте и определенной харизме - особенно она действовала на женщин. Помню, еще на Камчатке смотрели трансляции I сьезда народных депутатов, так у нас в отделе женщины вздыхали «Ах, какая душечка! Ах, какой смелый мужчина!». Посему - личность его заслуживает внимания, ибо в историю он вписал свои строки, хоть и отрицательные.
Так что предлагаю желающим почитать отрывки из воспоминаний Запесоцкого, опубликованных в «Неве» в прошлом году, они поучительные и информативные, ибо он достаточно близко знал этого деятеля. Там про многие злободневные ленинградские дела сказано. С точкой зрения автора я не вполне согласен, однако его записки - бесспорно интересны для всех, кому интересна недавняя истории Ленинграда-Петербурга.
Как и многие миллионы россиян, я считаю Анатолия Александровича одним из людей, персонально ответственных за развал Советского Союза и смену социалистической формации на государственное устройство некоего латиноамериканского типа. Конечно, миллионы русскоязычных беженцев из бывших советских республик, разрушение отечественной науки, образования, промышленности, системы безопасности, социальной сферы страны на совести не только одного Собчака. Но и на его совести тоже. Когда демократы громили Советский Союз и плясали на его обломках, мне плохо спалось. Я мечтал в один прекрасный день увидеть на скамье подсудимых как минимум четырех человек: Горбачева, Ельцина, Попова и Собчака. Можно было бы туда, разумеется, добавить и еще полтора-два десятка наших доморощенных идеологов демократического движения. Но Собчак в моем восприятии непременно входил в первую четверку супостатов.
Забегая вперед, скажу, что интеллигенты - инициаторы и проводники российских реформ - люди очень опасные в силу своего исключительного личного обаяния. В 90-е годы моими гостями в Санкт-Петербургском Гуманитарном университете профсоюзов были Гавриил Попов, Галина Старовойтова, Юрий Афанасьев, Юрий Рыжов, Сергей Филатов, Олег Попцов, Александр Яковлев и многие другие лидеры перестройки 80-х годов. Я их приглашал на встречи со студентами по принципиальным соображениям, так же, как приглашал Геннадия Зюганова, Анатолия Лукьянова, лидера петербургских коммунистов Юрия Белова и его единомышленника актера Игоря Горбачева. Я считал и считаю, что студенты в университете должны знакомиться с крупными личностями, с различными идеями “из первоисточников” и вырабатывать в итоге свои собственные воззрения.
Так вот: к моему искреннему удивлению, ни один из демократических лидеров минувших лет, включая Собчака, не считал себя ответственным за развал Советского Союза, за прямые последствия своих действий в Верховном Совете СССР и на прочих своих высоких постах. Интересно и странно было слушать, к примеру, как Гавриил Попов или Анатолий Собчак с возмущением рассказывали студентам, какими яростными противниками соглашения в Беловежской пуще, оказывается, они были. Смысл их исторической самооценки сводился к тому, что они-то, дескать, все делали правильно, и пока Горбачев (сначала) и Ельцин (потом) их слушались, все шло хорошо. А вот позднее, когда их перестали слушать, все в стране пошло наперекосяк. В какой-то момент, дескать, первые лица государства стали опираться при принятии решений на совсем других людей, грубых, циничных, жадных, беспринципных. И страна рухнула. Ну, а то, что демократы расчистили, открыли дорогу к власти “совсем другим людям”, они как бы и не замечали.
[...]
Путин считался “серым кардиналом” в правительстве Собчака. Когда мэр отсутствовал в городе, Владимир Владимирович оставался “на хозяйстве”, руководил административной работой, проводил заседания правительства. А Собчак отсутствовал нередко. Мои студенты на КВН даже как-то пошутили: “В наш город с кратковременным визитом прибыл мэр Санкт-Петербурга Анатолий Собчак”. Да и когда мэр был в городе, административное руководство зачастую осуществлял Путин. Собчак был для этого мало приспособлен. Мог нанести резолюцию на челобитную ходока, скажем, на встрече с деятелями культуры, и отдать бумагу в руки просителю, а у того ее потом нигде не брали, ссылаясь на нормы делопроизводства. Путин же был весьма эффективен как администратор. Знающие люди утверждали, что Владимир Владимирович, используя методику своей прежней службы в разведке, расставил во всех комитетах мэрии своих людей. Иногда они работали на невысоких должностях, но обязательно там, куда стекались все потоки информации. Таким образом Путин, оставаясь в тени, всегда был в курсе основных событий в городе и принимал весьма компетентные решения. Может быть, это и легенда, конечно, но это легенда, рожденная в первой половине 1990-х годов.
Собчак был хорош там, где нужно было представительствовать, вести переговоры, принимать смелые решения. Если у него в чем-то и был выдающийся талант, то это талант разрушителя. Выгнать обком партии из Смольного, пойти грудью на генералов, намеренных выполнять приказы ГКЧП, - подобные вещи требовали большой личной смелости. И Собчак ею обладал. В принципе он, казалось, был готов стоять на своем, не уступать никому и ни при каких обстоятельствах. Эти качества обеспечили ему безусловный успех в демонтаже советской реальности на завоеванной им территории.
Мой друг, рано ушедший из жизни банкир Кирилл Смирнов, рассказывал мне, как он однажды был поражен решительностью и смелостью Собчака (впрочем, другие считают этот же эпизод свидетельством безответственности мэра). Дело было в Смольном, в служебном кабинете Анатолия Александровича. Мэру доложили, что в городе заканчивается продовольствие. В тот момент страна была на грани хаоса, стали пробуксовывать отрегулированные ранее механизмы снабжения продовольствием, а новые не были налажены. И Собчак, по словам Кирилла, не моргнув глазом, приказал открыть военные склады со стратегическими запасами продуктов. Вообще-то он не имел на это права и за такой поступок теоретически мог попасть под суд. Но пошел на риск, чтобы не подрывать и без того шаткое доверие населения к новой власти. В результате в магазины “выбросили” продукты. Через два-три дня начался новый подвоз, и город ничего не заметил.
Среди черт, проявленных Собчаком на новом посту, одной из первых оказалась заметной доверчивость. Он очень легко сходился с людьми, очаровывался ими, затем нередко так же быстро к ним остывал. В какой-то момент Анатолий Александрович познакомился с известным петербургским предпринимателем Ильей Баскиным.
На мой взгляд, Баскин выделялся среди прочих махинаторов той поры невероятным умением пускать пыль в глаза сильным мира сего и таким же невероятным масштабом своих предприятий. Он вечно что-то покупал и продавал: универмаги, порты, континенты, планеты и т. д. И делал это до тех пор, пока не сошел с петербургской авансцены. Как с удивлением рассказывал мне его отец, бывший преподаватель Высшей профсоюзной школы культуры, особое удовольствие Ильюше доставляло надуть своих партнеров, как тогда говорили - “напарить”, да еще так, чтобы избежать всяких претензий. Совсем, как в игре в “наперстки”.
Мне имя Баскина-младшего было известно примерно с 1988 года. Тогда мне удалось познакомиться в Москве, в кабинете одного из профбоссов с проектом документа по приватизации Высшей профсоюзной школы культуры (ныне - СПбГУП). Баскин, по всей видимости, инициатор этого проекта (впоследствии неосуществленного), был в числе предполагавшихся будущих владельцев ВГПЛК наряду с другими хорошо известными мне персонами. Теперь махинациями такого рода мало кого удивишь, в стране разворованы объекты и покрупнее. Но для своего времени идеи Баскина были безусловно невероятно смелыми, опережающими обыденное мышление. Думаю, что исчез из города Баскин только потому, что “напарил” в Петербурге абсолютно всех, кого мог, а пойти по второму кругу было нереально1.
[...]
Так же быстро Собчак разочаровался в знаменитом тогда телеведущем, авторе популярнейшей в то время телепрограммы “600 секунд” Александре Невзорове. Сначала имело место горячая дружба, затем - непримиримая вражда. Невзоров в свойственной ему творческой манере начал снимать Собчака на приемах, поедающим бутерброды с икрой, а жену мэра, Людмилу Борисовну, выставлять в смешном свете и величать не иначе, как “дама в тюрбане”. Приемов в то время было не меньше, чем теперь. И бутерброды на них ели все, а многие - так просто пожирали. Но прозвище “бутербродный мэр” благодаря незаурядному таланту Александра Глебовича получил один Собчак.
Возможно, эти неудачи в выборе друзей были естественными. Во всей стране шла невиданная за последние семьдесят лет перетасовка элиты общества. Признанные авторитеты ниспровергались, в образовавшуюся пустоту мгновенно всасывались сотни и тысячи новых персонажей. Многие карьеры мгновенно делались и столь же мгновенно обрывались.
Быстро выяснилось, что Собчак любит интеллигенцию (в основном - творческую) и ценит мнение “заграницы”, не любит же силовые структуры, коммунистов, ветеранов. Весьма равнодушно Анатолий Александрович относился к промышленности и городскому хозяйству. Эта сфера была ему малоинтересна, в результате чего была отдана полностью на попечение Владимира Яковлева. Яковлев занимался хозяйственной жизнью города весьма основательно, по-советски. Сказывались хорошая школа работы в Дзержинском районе и иной предшествующий опыт. Владимир Анатольевич, получая указания от Собчака, тщательно планировал различные работы, проводил совещания, давал поручения, контролировал исполнение. Но Собчак его работу ценил не очень. Видимо, в силу непонимания. Как мне рассказывали чиновники Смольного, критиковал мэр своего заместителя на совещаниях нередко не по делу и, как правило, в некорректной форме, чем отчасти и взрастил себе конкурента на последующих выборах.
С “силовиками” Анатолий Александрович вел себя искренне недружелюбно. Исключение составлял, пожалуй, только начальник управления ФСБ по Санкт-Петербургу Виктор Черкесов. Но в целом, встав на демократические позиции (впрочем, их вполне можно было бы назвать просто антикоммунистическими), Собчак видел в Комитете госбезопасности, армии, милиции и всяком офицерстве вообще некую враждебную силу, оплот прежнего режима, о чем нередко заявлял публично. Один раз он умудрился совершенно откровенно высказаться в подобном духе прямо в знаменитом Большом доме на Литейном проспекте, в огромном актовом зале, забитом до отказа офицерами КГБ. Вот уж действительно в чем в чем, а в искренности и прямоте Анатолию Александровичу отказать было трудно.
Это удивительно, но Анатолий Собчак никогда не понимал, почему его не любят ветераны. И вполне искренне удивлялся, когда они демонстрировали ему свое отношение. К примеру, когда они однажды не дали ему пройти к мемориалу на Пискаревском кладбище для возложения цветов в канун Дня Победы. Собчак-то думал, что он относится к ветеранам хорошо. Он ведь серьезно обдумал их жизненный путь и пришел к выводу, что все идеалы, которым они служили, оказались ложными и он дал им возможность встретить старость при совершенно замечательном демократическом строе. А они, видимо, - по его мнению, в силу косности мышления, - этого не понимали и продолжали молиться прежним богам. Во имя утверждения всего нового и прогрессивного мэр не готов был идти ни на какие компромиссы с пожилыми горожанами. При каждом удобном случае он напоминал им, как трудно было купить в советское время колбасу в магазине и без очереди и как легко ее стало купить теперь, при новой власти. Пенсионеры с ним не соглашались, поскольку при новой власти колбаса им оказалась вообще не по карману.
[...]
Но самое худшее: эти “выборы” названия города, пожалуй, впервые в новейшей истории России показали сомнительную ценность демократии. Оказалось, что демократия может служить негуманным целям. Конечно, лично Собчак затевал всю эту историю, исходя из совершенно благих побуждений. Я в этом нисколько не сомневаюсь. Думаю, что он хотел продемонстрировать всему миру окончательную победу западных ценностей в России вообще и в Петербурге в частности, хотел сделать наш город более открытым, более привлекательным для туризма, западных инвестиций и т. д. Но представьте себе: собрались два молодых парня и старик. И двое проголосовали за то, чтобы весь хлеб достался им. А старику - ничего. Демократично? - Безусловно. Но совершенно аморально. Если вы возьмете в руки карту Финляндии, то вы увидите на ней два названия столицы: “Хельсинки” и “Хельсингфорс”. Второе - на шведском языке, языке древних колонизаторов и поработителей Финляндии. Шведов в стране - всего 6%. Получилось, что мы в Ленинграде-Петербурге уважаем своих стариков, ветеранов, блокадников меньше, чем финны - шведов.
Олег Кузин, человек умный и тонкий, в то время главный редактор крупнейшей городской газеты “Санкт-Петербургские ведомости” (преобразованной им, между прочим, из “Ленинградской правды”), рассказывал мне, что он предлагал Собчаку в канун референдума предложить двойное написание названия города: “Санкт-Петербург (Ленинград)”. Но Анатолий Александрович эту идею отмел, не задумываясь. А зря. Каждый смог бы свободно упоминать в публичной и письменной речи то название, которое считал бы нужным. Никто бы не был в обиде, и время все расставило бы по своим местам. Но компромиссы - не в стиле Собчака…
А вот творческая интеллигенция Анатолия Александровича полюбила. Творческая интеллигенция вообще всегда любит начальство до умопомрачения. По крайней мере, в России. Следует признать, что Собчака интеллигенция любила вполне искренне. Он сам к ней весьма стремился, вел себя в ее кругу с царственной простотой, охотно шел на контакты со знаменитостями уровня Вишневской и Ростроповича, Максимовой и Васильева и т. п. Мог в компании знаменитостей запросто завалиться, скажем, в ресторан “Кэт” к графу Осинцеву или просидеть полночи за чашкой чая на кухне у кого-то из артистов. Но только - у признанных, действительно великих. У нашего университета довольно-таки много друзей в мире искусства. Общаясь с ними сейчас, я то и дело встречаю отзвуки тех времен в виде рассказов о Собчаке. Судя по всему, в ту эпоху мэр действительно стал в среде лидеров культурной жизни Северной столицы довольно-таки близким, своим человеком.
[...]
Анатолия Собчака не избрали на следующий срок. Это было неожиданностью, но не было случайностью. Время в стране изменилось. Романтики-демократы первого ельцинского призыва, развалившие Советский Союз, сокрушившие коммунистическую партию и советский строй, посадившие Бориса Николаевича на вершину пирамиды власти, сходили с исторической арены. Собчак оставался, по сути дела, последним из них во власти. Заканчивался период, когда у руля управления огромным мегаполисом мог находиться блестящий оратор-профессор, не имеющий, по сути дела, никакого опыта административно-хозяйственной работы.
К 1996 году Собчак пришел безо всякой поддержки в Москве. Вокруг Ельцина не было уже совершенно никого из друзей-единомышленников Анатолия Александровича. Новое окружение президента относилось к Собчаку откровенно враждебно. Это были, в основном, грубые, малокультурные, но очень хваткие и жесткие люди: те, кто уже успел пострелять по парламенту из танков. Интеллигент-профессор с замашками светского льва был им не ко двору. А мэр Петербурга даже не пытался не то, чтобы с ними подружиться, просто найти общий язык, проявить почтение. Собчак еще с прежних времен имел прямой “доступ к телу”. В любой момент, когда ему это было нужно, мэр мог напрямую позвонить Борису Николаевичу и решить нужный вопрос, либо просто пройти к нему через все кордоны и эшелоны секретарей и помощников, ни на кого не обращая внимания. Так больше продолжаться не могло.
Гром прогремел неожиданно. Буквально за несколько месяцев до выборов о своем намерении соперничать с Собчаком заявил его заместитель, Владимир Яковлев. Это произвело эффект разорвавшейся бомбы. В самом городе позиции Собчака казались незыблемыми, а Яковлева мало кто знал за пределами сравнительно узкого круга промышленников. Владимир Анатольевич начал действовать весьма активно, но в его успех никто не верил. Один из самых крупных и талантливых политических аналитиков Петербурга Евгений Макаров, занимавший в то время пост главы региональных профсоюзов, рассказывал мне тогда о своей встрече с Яковлевым. Их к тому моменту связывали взаимно-доброжелательные отношения, и Владимир Анатольевич приехал за поддержкой. Первое, что сказал ему Макаров, это то, что за такой короткий срок “раскрутить” выборную кампанию просто невозможно. Дескать, дело обречено на провал.
Но Яковлеву не было смысла отступать. В любом случае к данному моменту он не собирался больше работать с Анатолием Александровичем, поскольку чувствовал себя глубоко обиженным недооценкой его труда. В случае поражения он, видимо, был готов перейти на работу в Москву. Энергичная кампания, проведенная, как считали многие, московскими специалистами и на московские финансы, позволила ему победить во втором туре.
Впрочем, на мой взгляд, на этих выборах не столько выиграл Яковлев, сколько проиграл Собчак. Тому было несколько причин.
Первая из них лежала на поверхности. Ее было можно назвать технологической. Методы обработки избирателей в то время вступили уже в новую фазу. Москва становилась центром новых избирательных технологий. Собчак не придавал этому особого значения. Он, по всей видимости, находился в плену своих прежних представлений о выборах как о некоем демократическом, полустихийном процессе. Нельзя сказать, что он не располагал деньгами на ведение кампании. Располагал, и немалыми. В какой-то момент его портретами оказались увешаны все основные магистрали города. Но жителей это только разозлило. Все понимали, сколько стоит такая агитация. Сказалось и то, что Собчак просто не воспринимал своего соперника всерьез. Да это и понятно. Вся эмоционально-психологическая обстановка вокруг него располагала именно к такому мировосприятию. Мой друг и партнер по теннису, олимпийский чемпион по конькобежному спринту Евгений Куликов, занимавший в то время в правительстве Собчака пост председателя комитета по физической культуре и спорту, рассказывал мне, как он отреагировал на известие о намерении, Яковлева баллотироваться на пост губернатора. Дело было, кажется, на стадионе “Петровский”. Правительство города играло в футбол товарищеский матч с командой, составленной из известных артистов. После игры, по пути в раздевалку Яковлев поделился своими планами с Куликовым и спросил, поддержит ли Евгений Николаевич его? Куликов, находившийся с Яковлевым в весьма хороших отношениях, простодушно ответил: “Володя! Ты что, с ума сошел? Посмотри, кто - он, и кто - ты? Куда ты лезешь?” Куликов рассказывал мне об этом по прошествии времени, после победы Яковлева. Так что даже малейших сомнений в достоверности этого рассказа у меня нет. Думаю, что все окружение Собчака говорило ему примерно такие же слова: мол, кто такой Яковлев, чтобы за него голосовать? Вы, Анатолий Александрович, - великий человек, а Яковлев всего лишь завхоз, ничтожный по сравнению с вами. Любопытно, что все правительство города в тот момент заявило, что не будет работать с Яковлевым в случае его избрания. Это они сделали, конечно, сгоряча. После проигрыша Анатолия Александровича свое слово сдержали немногие, в их числе был Владимир Путин, у которого, между прочим, были с Яковлевым совсем неплохие личные отношения. Сведущие люди говорили мне, что, в отличие от Собчака, Путин как раз оценивал работу Яковлева в правительстве весьма положительно и относился к Владимиру Анатольевичу с должным уважением. Но, заняв в борьбе между Собчаком и Яковлевым сторону Анатолия Александровича, Путин, видимо, счел для себя неэтичным перебежать на сторону победителя. Впрочем, это всего лишь мои предположения. Забегая вперед скажу, что отставка Путина с поста вице-мэра вызвала у горожан большое к нему уважение. Впрочем, и тех, кто остался в правительстве, никто не осуждал.
Но вернусь к выборам. Явно недооценивая опасность, Собчак доверил фактическое руководство своим штабом Людмиле Нарусовой и Рудольфу Фурманову. Более неудачное решение принять было невозможно. Аналитики считали, что никто в окружении мэра не вредил ему столь сильно в глазах общественного мнения, сколь это делала Людмила Борисовна. Что же касается известного в театральных кругах антрепренера Рудольфа Фурманова, его воспринимали как милого, безобидного человека, имевшего большие связи в артистическом мире, но неспособного организовать по-настоящему масштабное предприятие. У друзей Собчака, знакомых с ситуацией, новые функции Рудика вызывали недоуменную улыбку.
Но самая большая технологическая ошибка, возможно, заключалась в отстранении от участия в выборах Владимира Путина. Между тем, по мнению людей осведомленных, именно Путин обеспечил избрание Собчака на первый срок. Считалось, что тогда Путин лично объехал практически всех глав администраций районов города и, зная чаяния каждого, вразумил их, наставил на путь истинный. В условиях отсутствия каких-либо профессиональных политтехнологий вообще и сколько-нибудь серьезной конкуренции Собчаку хватило тогда для довольно-таки легкой победы всего лишь телевизионной популярности времен Верховного Совета СССР и благожелательного отношения районного начальства.
Перед следующими выборами я активно предлагал Собчаку свою помощь в ведении предвыборной кампании. Разумеется, речь шла только о Фрунзенском районе, где расположен наш университет. Собчак даже направлял Путина со мной побеседовать на эту тему. Владимир Владимирович приезжал, внимательно меня выслушал, уехал. И после этого совершенно ничего не произошло. Зная от общих знакомых о деловых качествах Путина, я был весьма огорчен и удивлен. Сначала я подумал, что мои предложения его не заинтересовали. По правде говоря, они не были достаточно конкретными, - особого “пиаровского” опыта работы с населением у меня не было. Потом я понял, что даже если бы мои предложения оказались весьма дельными, то Путин все равно не смог бы претворить их в жизнь из-за невероятного бардака, происходившего в штабе. По всей видимости, он просто не мог или не хотел работать вместе с Нарусовой и вынужден был отойти в сторону.
Помимо технологических причин были и иные. За время своего руководства городом Анатолий Александрович сумел обидеть очень многих. Это касалось даже городской элиты. Очень приятный, демократичный в личном, дружеском общении, Собчак далеко не всегда располагал к себе в общении деловом. Профессор был безусловным интеллектуалом в узком значении этого слова. Он обладал очевидным быстродействием ума. Иногда собеседник еще не успевал закончить фразу, а мэр уже понимал, что ему хотят сказать, он подхватывал мысль и двигался дальше. Не на всех это производило хорошее впечатление. Людям казалось, что их не дослушали, их перебивают, что Собчаку значительно интереснее собственные идеи, нежели идеи окружающих. К тому же, излагая суть проблемы, собеседники иногда просто не получали возможности высказать все “за” и “против” по обсуждаемому вопросу - Собчак уже принимал решения, отдавал поручения. Это многих раздражало. Выдержанный и рассудительный в светской жизни Анатолий Собчак нередко принимал импульсивные, непродуманные решения на службе. Особенно болезненно это ощущалось в кадровой сфере. Он мог сегодня уволить с работы человека, которому еще вчера доверял. Иногда это делалось совершенно безосновательно, по навету. Может быть, у Собчака были и глубинные мотивы для смены кадров, но окружающим об этом ничего не было известно; в результате нередко создавалось впечатление несправедливости, а то и произвола.
Много шуму наделало, к примеру, увольнение актрисы Елены Драпеко с поста председателя Комитета по культуре. Елена Григорьевна на одном из городских мероприятий допустила, весьма эмоциональное по форме и антиправительственное по сути заявление, касающееся социальной ситуации в стране и расстрела парламента. Я там не был, но, судя по тому, что мне передавали из нескольких источников, Драпеко сказала вслух то, что в мыслях было у многих, сказала правду. Выступление это вызвало сильный и неоднозначный резонанс. На следующее утро в здание комитета на Невском явился собрат Елены Григорьевны по артистическому цеху, известный в то время как пламенный демократ Олег Басилашвили и устроил ужасный шум, требуя отставки Драпеко. Мэр уволил ее в одночасье, просто выставил на улицу. Я тут же принял ее к себе на работу деканом факультета культуры и мгновенно ощутил недовольство работников Смольного. Разумеется, Драпеко допустила грубую политическую ошибку. Будучи чиновником городского правительства, она не имела права выступать публично с политическими заявлениями, противоречащими позиции мэра. И Собчак был вправе ее уволить. Но, с другой стороны, приглашая Елену Григорьевну в правительство, он безусловно стремился использовать ее артистическую популярность в мире культуры в частности и среди горожан-кинозрителей вообще. Народ ведь до сих пор очень любит Лизу Бричкину из знаменитой киноленты “А зори здесь тихие”. То есть мэр вполне сознательно приглашал на чиновничью должность не чиновника, а актрису, человека по природе своей профессии эмоционального, к тому же - женщину. Делая это, он не только обязан был проявлять некоторую снисходительность к ее поступкам, но и брал на себя определенную ответственность за ее дальнейшую судьбу. Словом, если уж и увольнять Драпеко, то, на мой взгляд, это надо было делать значительно мягче, выражая большое сожаление, и демонстративно позаботиться о ее трудоустройстве. Именно это я и объяснил чиновникам Смольного в вежливой форме, посылая их за пределы города на Неве. Их мнение, с деловой точки зрения, мне было достаточно безразлично, но неприятный осадок остался. Полагаю, что не у меня одного. Если в случае с Драпеко Собчака еще можно было хоть как-то понять, то многие другие подобные истории оставляли в городе еще более тягостное впечатление.
В народном сознании градоначальник должен быть строг, но справедлив и даже милостив. Это его заместители имеют право быть злыми, жестокими, беспощадными. Первое же лицо имеет право на непреклонность только в борьбе со стопроцентным злом, 99% - не его епархия. Молва должна всегда разносить притчи только о добрых делах царя-батюшки, все же злые - приписывать его замам. У Анатолия Александровича так не получилось.
Кроме большого числа обиженных из среды городской элиты, Собчак располагал непримиримыми противниками в лице, как я уже говорил, коммунистов, ветеранов и офицерства. А это, как известно, - весьма многочисленный и дисциплинированный электорат.
Очень многие союзники Собчака просили его убрать антикоммунистическую риторику из своих выступлений хотя бы в канун выборов. Известно, к примеру, что эту мысль неоднократно высказывал ему Владимир Путин, но Собчак никого в этом плане не хотел слушать. Мне особенно запомнились три случая, происшедшие на моих глазах. Каждый из них меня лично совершенно обескуражил. Один раз я пригласил Анатолия Александровича выступить перед профессурой нашего университета. Народу набился полный зал: человек восемьсот-девятьсот. Выступление мэра было блестящим по форме и более чем интересным по содержанию. За два часа, стоя на трибуне, Собчак допустил лишь одну ошибку. Неожиданно он заговорил о творческих союзах. “Вы ведь все знаете, - бросил он в зал легко и непринужденно, - чем были творческие союзы в советское время. В них принимали, в основном, бездарностей, которые хотели выслужиться перед властью. По-настоящему талантливым, творческим людям там не было места”. Во-первых, это было неправдой и об этом знали абсолютно все, сидевшие в зале. В творческие союзы принимали самых талантливых, лояльных к власти. Другое дело, что нелояльных к власти туда не принимали. И среди этих нелояльных иногда можно было встретить очень талантливых людей. Явный перегиб, который допустил в тот момент Анатолий Собчак был, возможно, вполне уместен в разговоре с Михаилом Шемякиным или Эрнстом Неизвестным. Но в университетском зале находилась добрая сотня преподавателей наших факультетов культуры и искусств, принятых в творческие союзы в советское время. Для них максималистский ораторский выпад Собчака звучал прямым, причем совершенно немотивированным личным оскорблением. Зал загудел, но оратор не обратил на это ни малейшего внимания. В результате люди выходили из зала возмущенными. Абсолютно все, о чем говорил Анатолий Александрович забылось, а личное оскорбление осталось. Я приглашал мэра для того, что бы он обаял, покорил аудиторию, а результат оказался диаметрально противоположным.
Но выборы приближались, и мне хотелось все-таки как-то помочь Анатолию Собчаку. У университета складывались очень хорошие отношения с ветеранскими организациями района. К тому времени мы открыли в университете храм, в который приходили много пожилых людей. Каждую неделю около сотни старичков и старушек приходили к нам по воскресеньям заниматься в хоре. Мы наняли им хормейстера, поили их чаем. Каждый месяц мы проводили (и проводим по сей день) бесплатные концерты для ветеранов района, куда собирались сотни ветеранов. И вот в канун Дня Победы, за несколько недель до выборов я пригласил ветеранов на встречу с Собчаком. И снова эффект получился отрицательным. Мэр не смог удержаться от старой песни про колбасу. Конечно, старики не могли не разозлиться.
[...]
Профессорская привычка поучать вообще сыграла Анатолию Собчаку плохую службу. В России люди привыкли относиться к власти с почтением. Многие влиятельные люди находились по отношению к нему в некоем “пограничном” состоянии. Соверши Собчак хоть малейшие шаги доброй воли в их сторону, и они бы его поддержали. Но мэру даже в голову не приходило под кого-то подстраиваться. Видимо, Анатолий Александрович считал, что он и без того достаточно хорош, что его должны принимать таким, какой он есть. А может быть, подстраиваться под других не позволяла ему гипертрофированная гордость. В общем, в тех случаях, когда людей стоило послушать, Собчак принимался их поучать. Сам я такого не видел ни разу, но некоторые жаловались, что, входя в экзальтацию, мэр был способен по-менторски размахивать перед лицом собеседника пальцем, как бы угрожая. Это не могло не злить.
Руководитель одной из важнейших правоохранительных структур города рассказывал мне, как генералы пытались наладить отношения с мэром незадолго до выборов. Обид на него накопилось у каждого немало. А надо заметить, что первые лица армии, милиции, прокуратуры, таможни и других силовых структур региона, постоянно участвуя в различных совещаниях и координируя свою деятельность, не только неплохо знали друг друга, но и время от времени общались в неформальной обстановке. Считая Собчака человеком небезнадежным, решили поговорить с ним откровенно, по душам, как говорится, по-мужски. Пригласили его вечером в сауну правительственной резиденции на Каменном острове. Надеялись поговорить по-человечески, изложить проблемы своих служб, рассказать о том, как в действительности им трудно до него достучаться. Хотели в неформальной обстановке договориться о нормальном служебном взаимодействии. Не о себе заботились. За спиной у каждого - десятки тысяч подчиненных. Без помощи города ни одна служба нормально работать не может. Но надежды генералов оказались напрасными. Собчака хватило минут на пятнадцать нормального разговора. Потом он перешел на менторский тон и начал размахивать перед носами силовиков пальцем. Его собеседники переглянулись и …
[...]
Следует отметить, что команда Яковлева построила свою избирательную кампанию очень грамотно. Это касалось не только организации дела, но и идеологической, содержательной стороны. Собчака представляли избирателю краснобаем-болтуном, Яковлева - умелым, добротным хозяйственником. Сравнивали запущенный Петербург со стремительно хорошеющей и богатеющей Москвой. Утверждали, что мэр по должности обязан быть не политиком, а хозяйственным руководителем, и ставили Собчаку в пример Лужкова. Сравнение было не вполне корректным. В Москве в то время на одного жителя приходилось в среднем в 6 раз больше денег городского бюджета, чем в Петербурге, и причины такого положения коренились отнюдь не в талантах Юрия Михайловича. Просто в Москве находились практически все офисы крупнейших частных компаний страны. По закону, они платили налоги городу по месту своей регистрации. То есть нефть добывали, к примеру, в Тюмени, а налоги платили городу Москве. Другое дело, что своими особыми возможностями Лужков воспользовался действительно блестяще. Как бы то ни было, Яковлев появился на рекламных плакатах без пиджака, засучив рукава рубашки. И этот образ оказался востребован электоратом.
Совершенно неожиданно Яковлев выиграл у Собчака телевизионные дебаты. Он выглядел простым, симпатичным и искренним человеком, озабоченным городскими делами, и совсем не пасовал перед своим недавним начальником. Удивительно, но Анатолий Александрович к этому оказался не готов и даже несколько растерялся под напором критики. Вдруг выяснилось, что у него совершенно нет каких-то новых, перспективных идей, которые можно было бы предложить избирателям. В общем - проигрыш по всем статьям.
[...]
Думаю, что крах карьеры Собчака произошел вовсе не потому, что он во многом заблуждался и много ошибался. Скорее всего, он не очень подходил в принципе для хозяйственной работы. Хотя многие считают, что мэр такого мегаполиса, как Петербург, не обязательно должен быть администратором-хозяйственником. Он может вполне быть только хорошим политиком, оставляя экономику, дороги, “коммуналку” своим заместителям. Может быть, это и так. Но для многолетнего, стабильного успеха в политике Собчак, возможно, был слишком честным, искренним и гордым человеком. Ему, на мой взгляд, не хватало гибкости хребта, умения приспосабливаться, способности склонить голову перед обстоятельствами. В этой связи он был обречен. Своим поражением Собчак окончательно подтвердил свое право на место в ряду петербургских интеллигентов, - социального слоя, отодвинутого “новыми русскими” на обочину исторического развития.
* * *
Одной из наиболее любопытных статей, посвященных этому деятелю, была статья профессора Запесоцкого в официозной «Российской Газете». Однако, по внимательном прочтении оной, я сделал вывод, что статья есть просто краткий дайджест его журнального варианта в «Неве». И еще, сделанные в этой статье сокращения, их характер - они довольно ярко характеризуют и самого Запесоцкого.
фото - "Российская газета"
Моя оценка Собчака в целом негативна - это был редкостный демагог, краснобай, самовлюбленный нарцисс и совершенно нулевой администратор, бросивший великий город под своим должностным прикрытием на сьедение «рыночным хозяйственникам». Высокомерие из него так и сочилось, это было видно даже по ТВ-трансляциям. В общем, достаточно неприятная личность, возглавлявшая ленинградскую колонну разрушителей страны. И колонну разрушителей Ленинграда-Петербурга - ибо именно при нем, практически на десятилетие, полностью остановилось развитие города и он был ввергнут в хаос, финансовый голод и перманентную грязь, получив попутно унизительное прозвище «криминальная столица». Короче, он мне сильно напоминает его революционного предшественника Гришу Зиновьева - тоже действовавший на переломе эпох, такой же отталкивающий по итогу своей деятельности и похожий на него по своему невеселому финалу жизни.
Однако я не могу ему отказать в бесспорном ораторском таланте и определенной харизме - особенно она действовала на женщин. Помню, еще на Камчатке смотрели трансляции I сьезда народных депутатов, так у нас в отделе женщины вздыхали «Ах, какая душечка! Ах, какой смелый мужчина!». Посему - личность его заслуживает внимания, ибо в историю он вписал свои строки, хоть и отрицательные.
Так что предлагаю желающим почитать отрывки из воспоминаний Запесоцкого, опубликованных в «Неве» в прошлом году, они поучительные и информативные, ибо он достаточно близко знал этого деятеля. Там про многие злободневные ленинградские дела сказано. С точкой зрения автора я не вполне согласен, однако его записки - бесспорно интересны для всех, кому интересна недавняя истории Ленинграда-Петербурга.
Как и многие миллионы россиян, я считаю Анатолия Александровича одним из людей, персонально ответственных за развал Советского Союза и смену социалистической формации на государственное устройство некоего латиноамериканского типа. Конечно, миллионы русскоязычных беженцев из бывших советских республик, разрушение отечественной науки, образования, промышленности, системы безопасности, социальной сферы страны на совести не только одного Собчака. Но и на его совести тоже. Когда демократы громили Советский Союз и плясали на его обломках, мне плохо спалось. Я мечтал в один прекрасный день увидеть на скамье подсудимых как минимум четырех человек: Горбачева, Ельцина, Попова и Собчака. Можно было бы туда, разумеется, добавить и еще полтора-два десятка наших доморощенных идеологов демократического движения. Но Собчак в моем восприятии непременно входил в первую четверку супостатов.
Забегая вперед, скажу, что интеллигенты - инициаторы и проводники российских реформ - люди очень опасные в силу своего исключительного личного обаяния. В 90-е годы моими гостями в Санкт-Петербургском Гуманитарном университете профсоюзов были Гавриил Попов, Галина Старовойтова, Юрий Афанасьев, Юрий Рыжов, Сергей Филатов, Олег Попцов, Александр Яковлев и многие другие лидеры перестройки 80-х годов. Я их приглашал на встречи со студентами по принципиальным соображениям, так же, как приглашал Геннадия Зюганова, Анатолия Лукьянова, лидера петербургских коммунистов Юрия Белова и его единомышленника актера Игоря Горбачева. Я считал и считаю, что студенты в университете должны знакомиться с крупными личностями, с различными идеями “из первоисточников” и вырабатывать в итоге свои собственные воззрения.
Так вот: к моему искреннему удивлению, ни один из демократических лидеров минувших лет, включая Собчака, не считал себя ответственным за развал Советского Союза, за прямые последствия своих действий в Верховном Совете СССР и на прочих своих высоких постах. Интересно и странно было слушать, к примеру, как Гавриил Попов или Анатолий Собчак с возмущением рассказывали студентам, какими яростными противниками соглашения в Беловежской пуще, оказывается, они были. Смысл их исторической самооценки сводился к тому, что они-то, дескать, все делали правильно, и пока Горбачев (сначала) и Ельцин (потом) их слушались, все шло хорошо. А вот позднее, когда их перестали слушать, все в стране пошло наперекосяк. В какой-то момент, дескать, первые лица государства стали опираться при принятии решений на совсем других людей, грубых, циничных, жадных, беспринципных. И страна рухнула. Ну, а то, что демократы расчистили, открыли дорогу к власти “совсем другим людям”, они как бы и не замечали.
[...]
Путин считался “серым кардиналом” в правительстве Собчака. Когда мэр отсутствовал в городе, Владимир Владимирович оставался “на хозяйстве”, руководил административной работой, проводил заседания правительства. А Собчак отсутствовал нередко. Мои студенты на КВН даже как-то пошутили: “В наш город с кратковременным визитом прибыл мэр Санкт-Петербурга Анатолий Собчак”. Да и когда мэр был в городе, административное руководство зачастую осуществлял Путин. Собчак был для этого мало приспособлен. Мог нанести резолюцию на челобитную ходока, скажем, на встрече с деятелями культуры, и отдать бумагу в руки просителю, а у того ее потом нигде не брали, ссылаясь на нормы делопроизводства. Путин же был весьма эффективен как администратор. Знающие люди утверждали, что Владимир Владимирович, используя методику своей прежней службы в разведке, расставил во всех комитетах мэрии своих людей. Иногда они работали на невысоких должностях, но обязательно там, куда стекались все потоки информации. Таким образом Путин, оставаясь в тени, всегда был в курсе основных событий в городе и принимал весьма компетентные решения. Может быть, это и легенда, конечно, но это легенда, рожденная в первой половине 1990-х годов.
Собчак был хорош там, где нужно было представительствовать, вести переговоры, принимать смелые решения. Если у него в чем-то и был выдающийся талант, то это талант разрушителя. Выгнать обком партии из Смольного, пойти грудью на генералов, намеренных выполнять приказы ГКЧП, - подобные вещи требовали большой личной смелости. И Собчак ею обладал. В принципе он, казалось, был готов стоять на своем, не уступать никому и ни при каких обстоятельствах. Эти качества обеспечили ему безусловный успех в демонтаже советской реальности на завоеванной им территории.
Мой друг, рано ушедший из жизни банкир Кирилл Смирнов, рассказывал мне, как он однажды был поражен решительностью и смелостью Собчака (впрочем, другие считают этот же эпизод свидетельством безответственности мэра). Дело было в Смольном, в служебном кабинете Анатолия Александровича. Мэру доложили, что в городе заканчивается продовольствие. В тот момент страна была на грани хаоса, стали пробуксовывать отрегулированные ранее механизмы снабжения продовольствием, а новые не были налажены. И Собчак, по словам Кирилла, не моргнув глазом, приказал открыть военные склады со стратегическими запасами продуктов. Вообще-то он не имел на это права и за такой поступок теоретически мог попасть под суд. Но пошел на риск, чтобы не подрывать и без того шаткое доверие населения к новой власти. В результате в магазины “выбросили” продукты. Через два-три дня начался новый подвоз, и город ничего не заметил.
Среди черт, проявленных Собчаком на новом посту, одной из первых оказалась заметной доверчивость. Он очень легко сходился с людьми, очаровывался ими, затем нередко так же быстро к ним остывал. В какой-то момент Анатолий Александрович познакомился с известным петербургским предпринимателем Ильей Баскиным.
На мой взгляд, Баскин выделялся среди прочих махинаторов той поры невероятным умением пускать пыль в глаза сильным мира сего и таким же невероятным масштабом своих предприятий. Он вечно что-то покупал и продавал: универмаги, порты, континенты, планеты и т. д. И делал это до тех пор, пока не сошел с петербургской авансцены. Как с удивлением рассказывал мне его отец, бывший преподаватель Высшей профсоюзной школы культуры, особое удовольствие Ильюше доставляло надуть своих партнеров, как тогда говорили - “напарить”, да еще так, чтобы избежать всяких претензий. Совсем, как в игре в “наперстки”.
Мне имя Баскина-младшего было известно примерно с 1988 года. Тогда мне удалось познакомиться в Москве, в кабинете одного из профбоссов с проектом документа по приватизации Высшей профсоюзной школы культуры (ныне - СПбГУП). Баскин, по всей видимости, инициатор этого проекта (впоследствии неосуществленного), был в числе предполагавшихся будущих владельцев ВГПЛК наряду с другими хорошо известными мне персонами. Теперь махинациями такого рода мало кого удивишь, в стране разворованы объекты и покрупнее. Но для своего времени идеи Баскина были безусловно невероятно смелыми, опережающими обыденное мышление. Думаю, что исчез из города Баскин только потому, что “напарил” в Петербурге абсолютно всех, кого мог, а пойти по второму кругу было нереально1.
[...]
Так же быстро Собчак разочаровался в знаменитом тогда телеведущем, авторе популярнейшей в то время телепрограммы “600 секунд” Александре Невзорове. Сначала имело место горячая дружба, затем - непримиримая вражда. Невзоров в свойственной ему творческой манере начал снимать Собчака на приемах, поедающим бутерброды с икрой, а жену мэра, Людмилу Борисовну, выставлять в смешном свете и величать не иначе, как “дама в тюрбане”. Приемов в то время было не меньше, чем теперь. И бутерброды на них ели все, а многие - так просто пожирали. Но прозвище “бутербродный мэр” благодаря незаурядному таланту Александра Глебовича получил один Собчак.
Возможно, эти неудачи в выборе друзей были естественными. Во всей стране шла невиданная за последние семьдесят лет перетасовка элиты общества. Признанные авторитеты ниспровергались, в образовавшуюся пустоту мгновенно всасывались сотни и тысячи новых персонажей. Многие карьеры мгновенно делались и столь же мгновенно обрывались.
Быстро выяснилось, что Собчак любит интеллигенцию (в основном - творческую) и ценит мнение “заграницы”, не любит же силовые структуры, коммунистов, ветеранов. Весьма равнодушно Анатолий Александрович относился к промышленности и городскому хозяйству. Эта сфера была ему малоинтересна, в результате чего была отдана полностью на попечение Владимира Яковлева. Яковлев занимался хозяйственной жизнью города весьма основательно, по-советски. Сказывались хорошая школа работы в Дзержинском районе и иной предшествующий опыт. Владимир Анатольевич, получая указания от Собчака, тщательно планировал различные работы, проводил совещания, давал поручения, контролировал исполнение. Но Собчак его работу ценил не очень. Видимо, в силу непонимания. Как мне рассказывали чиновники Смольного, критиковал мэр своего заместителя на совещаниях нередко не по делу и, как правило, в некорректной форме, чем отчасти и взрастил себе конкурента на последующих выборах.
С “силовиками” Анатолий Александрович вел себя искренне недружелюбно. Исключение составлял, пожалуй, только начальник управления ФСБ по Санкт-Петербургу Виктор Черкесов. Но в целом, встав на демократические позиции (впрочем, их вполне можно было бы назвать просто антикоммунистическими), Собчак видел в Комитете госбезопасности, армии, милиции и всяком офицерстве вообще некую враждебную силу, оплот прежнего режима, о чем нередко заявлял публично. Один раз он умудрился совершенно откровенно высказаться в подобном духе прямо в знаменитом Большом доме на Литейном проспекте, в огромном актовом зале, забитом до отказа офицерами КГБ. Вот уж действительно в чем в чем, а в искренности и прямоте Анатолию Александровичу отказать было трудно.
Это удивительно, но Анатолий Собчак никогда не понимал, почему его не любят ветераны. И вполне искренне удивлялся, когда они демонстрировали ему свое отношение. К примеру, когда они однажды не дали ему пройти к мемориалу на Пискаревском кладбище для возложения цветов в канун Дня Победы. Собчак-то думал, что он относится к ветеранам хорошо. Он ведь серьезно обдумал их жизненный путь и пришел к выводу, что все идеалы, которым они служили, оказались ложными и он дал им возможность встретить старость при совершенно замечательном демократическом строе. А они, видимо, - по его мнению, в силу косности мышления, - этого не понимали и продолжали молиться прежним богам. Во имя утверждения всего нового и прогрессивного мэр не готов был идти ни на какие компромиссы с пожилыми горожанами. При каждом удобном случае он напоминал им, как трудно было купить в советское время колбасу в магазине и без очереди и как легко ее стало купить теперь, при новой власти. Пенсионеры с ним не соглашались, поскольку при новой власти колбаса им оказалась вообще не по карману.
[...]
Но самое худшее: эти “выборы” названия города, пожалуй, впервые в новейшей истории России показали сомнительную ценность демократии. Оказалось, что демократия может служить негуманным целям. Конечно, лично Собчак затевал всю эту историю, исходя из совершенно благих побуждений. Я в этом нисколько не сомневаюсь. Думаю, что он хотел продемонстрировать всему миру окончательную победу западных ценностей в России вообще и в Петербурге в частности, хотел сделать наш город более открытым, более привлекательным для туризма, западных инвестиций и т. д. Но представьте себе: собрались два молодых парня и старик. И двое проголосовали за то, чтобы весь хлеб достался им. А старику - ничего. Демократично? - Безусловно. Но совершенно аморально. Если вы возьмете в руки карту Финляндии, то вы увидите на ней два названия столицы: “Хельсинки” и “Хельсингфорс”. Второе - на шведском языке, языке древних колонизаторов и поработителей Финляндии. Шведов в стране - всего 6%. Получилось, что мы в Ленинграде-Петербурге уважаем своих стариков, ветеранов, блокадников меньше, чем финны - шведов.
Олег Кузин, человек умный и тонкий, в то время главный редактор крупнейшей городской газеты “Санкт-Петербургские ведомости” (преобразованной им, между прочим, из “Ленинградской правды”), рассказывал мне, что он предлагал Собчаку в канун референдума предложить двойное написание названия города: “Санкт-Петербург (Ленинград)”. Но Анатолий Александрович эту идею отмел, не задумываясь. А зря. Каждый смог бы свободно упоминать в публичной и письменной речи то название, которое считал бы нужным. Никто бы не был в обиде, и время все расставило бы по своим местам. Но компромиссы - не в стиле Собчака…
А вот творческая интеллигенция Анатолия Александровича полюбила. Творческая интеллигенция вообще всегда любит начальство до умопомрачения. По крайней мере, в России. Следует признать, что Собчака интеллигенция любила вполне искренне. Он сам к ней весьма стремился, вел себя в ее кругу с царственной простотой, охотно шел на контакты со знаменитостями уровня Вишневской и Ростроповича, Максимовой и Васильева и т. п. Мог в компании знаменитостей запросто завалиться, скажем, в ресторан “Кэт” к графу Осинцеву или просидеть полночи за чашкой чая на кухне у кого-то из артистов. Но только - у признанных, действительно великих. У нашего университета довольно-таки много друзей в мире искусства. Общаясь с ними сейчас, я то и дело встречаю отзвуки тех времен в виде рассказов о Собчаке. Судя по всему, в ту эпоху мэр действительно стал в среде лидеров культурной жизни Северной столицы довольно-таки близким, своим человеком.
[...]
Анатолия Собчака не избрали на следующий срок. Это было неожиданностью, но не было случайностью. Время в стране изменилось. Романтики-демократы первого ельцинского призыва, развалившие Советский Союз, сокрушившие коммунистическую партию и советский строй, посадившие Бориса Николаевича на вершину пирамиды власти, сходили с исторической арены. Собчак оставался, по сути дела, последним из них во власти. Заканчивался период, когда у руля управления огромным мегаполисом мог находиться блестящий оратор-профессор, не имеющий, по сути дела, никакого опыта административно-хозяйственной работы.
К 1996 году Собчак пришел безо всякой поддержки в Москве. Вокруг Ельцина не было уже совершенно никого из друзей-единомышленников Анатолия Александровича. Новое окружение президента относилось к Собчаку откровенно враждебно. Это были, в основном, грубые, малокультурные, но очень хваткие и жесткие люди: те, кто уже успел пострелять по парламенту из танков. Интеллигент-профессор с замашками светского льва был им не ко двору. А мэр Петербурга даже не пытался не то, чтобы с ними подружиться, просто найти общий язык, проявить почтение. Собчак еще с прежних времен имел прямой “доступ к телу”. В любой момент, когда ему это было нужно, мэр мог напрямую позвонить Борису Николаевичу и решить нужный вопрос, либо просто пройти к нему через все кордоны и эшелоны секретарей и помощников, ни на кого не обращая внимания. Так больше продолжаться не могло.
Гром прогремел неожиданно. Буквально за несколько месяцев до выборов о своем намерении соперничать с Собчаком заявил его заместитель, Владимир Яковлев. Это произвело эффект разорвавшейся бомбы. В самом городе позиции Собчака казались незыблемыми, а Яковлева мало кто знал за пределами сравнительно узкого круга промышленников. Владимир Анатольевич начал действовать весьма активно, но в его успех никто не верил. Один из самых крупных и талантливых политических аналитиков Петербурга Евгений Макаров, занимавший в то время пост главы региональных профсоюзов, рассказывал мне тогда о своей встрече с Яковлевым. Их к тому моменту связывали взаимно-доброжелательные отношения, и Владимир Анатольевич приехал за поддержкой. Первое, что сказал ему Макаров, это то, что за такой короткий срок “раскрутить” выборную кампанию просто невозможно. Дескать, дело обречено на провал.
Но Яковлеву не было смысла отступать. В любом случае к данному моменту он не собирался больше работать с Анатолием Александровичем, поскольку чувствовал себя глубоко обиженным недооценкой его труда. В случае поражения он, видимо, был готов перейти на работу в Москву. Энергичная кампания, проведенная, как считали многие, московскими специалистами и на московские финансы, позволила ему победить во втором туре.
Впрочем, на мой взгляд, на этих выборах не столько выиграл Яковлев, сколько проиграл Собчак. Тому было несколько причин.
Первая из них лежала на поверхности. Ее было можно назвать технологической. Методы обработки избирателей в то время вступили уже в новую фазу. Москва становилась центром новых избирательных технологий. Собчак не придавал этому особого значения. Он, по всей видимости, находился в плену своих прежних представлений о выборах как о некоем демократическом, полустихийном процессе. Нельзя сказать, что он не располагал деньгами на ведение кампании. Располагал, и немалыми. В какой-то момент его портретами оказались увешаны все основные магистрали города. Но жителей это только разозлило. Все понимали, сколько стоит такая агитация. Сказалось и то, что Собчак просто не воспринимал своего соперника всерьез. Да это и понятно. Вся эмоционально-психологическая обстановка вокруг него располагала именно к такому мировосприятию. Мой друг и партнер по теннису, олимпийский чемпион по конькобежному спринту Евгений Куликов, занимавший в то время в правительстве Собчака пост председателя комитета по физической культуре и спорту, рассказывал мне, как он отреагировал на известие о намерении, Яковлева баллотироваться на пост губернатора. Дело было, кажется, на стадионе “Петровский”. Правительство города играло в футбол товарищеский матч с командой, составленной из известных артистов. После игры, по пути в раздевалку Яковлев поделился своими планами с Куликовым и спросил, поддержит ли Евгений Николаевич его? Куликов, находившийся с Яковлевым в весьма хороших отношениях, простодушно ответил: “Володя! Ты что, с ума сошел? Посмотри, кто - он, и кто - ты? Куда ты лезешь?” Куликов рассказывал мне об этом по прошествии времени, после победы Яковлева. Так что даже малейших сомнений в достоверности этого рассказа у меня нет. Думаю, что все окружение Собчака говорило ему примерно такие же слова: мол, кто такой Яковлев, чтобы за него голосовать? Вы, Анатолий Александрович, - великий человек, а Яковлев всего лишь завхоз, ничтожный по сравнению с вами. Любопытно, что все правительство города в тот момент заявило, что не будет работать с Яковлевым в случае его избрания. Это они сделали, конечно, сгоряча. После проигрыша Анатолия Александровича свое слово сдержали немногие, в их числе был Владимир Путин, у которого, между прочим, были с Яковлевым совсем неплохие личные отношения. Сведущие люди говорили мне, что, в отличие от Собчака, Путин как раз оценивал работу Яковлева в правительстве весьма положительно и относился к Владимиру Анатольевичу с должным уважением. Но, заняв в борьбе между Собчаком и Яковлевым сторону Анатолия Александровича, Путин, видимо, счел для себя неэтичным перебежать на сторону победителя. Впрочем, это всего лишь мои предположения. Забегая вперед скажу, что отставка Путина с поста вице-мэра вызвала у горожан большое к нему уважение. Впрочем, и тех, кто остался в правительстве, никто не осуждал.
Но вернусь к выборам. Явно недооценивая опасность, Собчак доверил фактическое руководство своим штабом Людмиле Нарусовой и Рудольфу Фурманову. Более неудачное решение принять было невозможно. Аналитики считали, что никто в окружении мэра не вредил ему столь сильно в глазах общественного мнения, сколь это делала Людмила Борисовна. Что же касается известного в театральных кругах антрепренера Рудольфа Фурманова, его воспринимали как милого, безобидного человека, имевшего большие связи в артистическом мире, но неспособного организовать по-настоящему масштабное предприятие. У друзей Собчака, знакомых с ситуацией, новые функции Рудика вызывали недоуменную улыбку.
Но самая большая технологическая ошибка, возможно, заключалась в отстранении от участия в выборах Владимира Путина. Между тем, по мнению людей осведомленных, именно Путин обеспечил избрание Собчака на первый срок. Считалось, что тогда Путин лично объехал практически всех глав администраций районов города и, зная чаяния каждого, вразумил их, наставил на путь истинный. В условиях отсутствия каких-либо профессиональных политтехнологий вообще и сколько-нибудь серьезной конкуренции Собчаку хватило тогда для довольно-таки легкой победы всего лишь телевизионной популярности времен Верховного Совета СССР и благожелательного отношения районного начальства.
Перед следующими выборами я активно предлагал Собчаку свою помощь в ведении предвыборной кампании. Разумеется, речь шла только о Фрунзенском районе, где расположен наш университет. Собчак даже направлял Путина со мной побеседовать на эту тему. Владимир Владимирович приезжал, внимательно меня выслушал, уехал. И после этого совершенно ничего не произошло. Зная от общих знакомых о деловых качествах Путина, я был весьма огорчен и удивлен. Сначала я подумал, что мои предложения его не заинтересовали. По правде говоря, они не были достаточно конкретными, - особого “пиаровского” опыта работы с населением у меня не было. Потом я понял, что даже если бы мои предложения оказались весьма дельными, то Путин все равно не смог бы претворить их в жизнь из-за невероятного бардака, происходившего в штабе. По всей видимости, он просто не мог или не хотел работать вместе с Нарусовой и вынужден был отойти в сторону.
Помимо технологических причин были и иные. За время своего руководства городом Анатолий Александрович сумел обидеть очень многих. Это касалось даже городской элиты. Очень приятный, демократичный в личном, дружеском общении, Собчак далеко не всегда располагал к себе в общении деловом. Профессор был безусловным интеллектуалом в узком значении этого слова. Он обладал очевидным быстродействием ума. Иногда собеседник еще не успевал закончить фразу, а мэр уже понимал, что ему хотят сказать, он подхватывал мысль и двигался дальше. Не на всех это производило хорошее впечатление. Людям казалось, что их не дослушали, их перебивают, что Собчаку значительно интереснее собственные идеи, нежели идеи окружающих. К тому же, излагая суть проблемы, собеседники иногда просто не получали возможности высказать все “за” и “против” по обсуждаемому вопросу - Собчак уже принимал решения, отдавал поручения. Это многих раздражало. Выдержанный и рассудительный в светской жизни Анатолий Собчак нередко принимал импульсивные, непродуманные решения на службе. Особенно болезненно это ощущалось в кадровой сфере. Он мог сегодня уволить с работы человека, которому еще вчера доверял. Иногда это делалось совершенно безосновательно, по навету. Может быть, у Собчака были и глубинные мотивы для смены кадров, но окружающим об этом ничего не было известно; в результате нередко создавалось впечатление несправедливости, а то и произвола.
Много шуму наделало, к примеру, увольнение актрисы Елены Драпеко с поста председателя Комитета по культуре. Елена Григорьевна на одном из городских мероприятий допустила, весьма эмоциональное по форме и антиправительственное по сути заявление, касающееся социальной ситуации в стране и расстрела парламента. Я там не был, но, судя по тому, что мне передавали из нескольких источников, Драпеко сказала вслух то, что в мыслях было у многих, сказала правду. Выступление это вызвало сильный и неоднозначный резонанс. На следующее утро в здание комитета на Невском явился собрат Елены Григорьевны по артистическому цеху, известный в то время как пламенный демократ Олег Басилашвили и устроил ужасный шум, требуя отставки Драпеко. Мэр уволил ее в одночасье, просто выставил на улицу. Я тут же принял ее к себе на работу деканом факультета культуры и мгновенно ощутил недовольство работников Смольного. Разумеется, Драпеко допустила грубую политическую ошибку. Будучи чиновником городского правительства, она не имела права выступать публично с политическими заявлениями, противоречащими позиции мэра. И Собчак был вправе ее уволить. Но, с другой стороны, приглашая Елену Григорьевну в правительство, он безусловно стремился использовать ее артистическую популярность в мире культуры в частности и среди горожан-кинозрителей вообще. Народ ведь до сих пор очень любит Лизу Бричкину из знаменитой киноленты “А зори здесь тихие”. То есть мэр вполне сознательно приглашал на чиновничью должность не чиновника, а актрису, человека по природе своей профессии эмоционального, к тому же - женщину. Делая это, он не только обязан был проявлять некоторую снисходительность к ее поступкам, но и брал на себя определенную ответственность за ее дальнейшую судьбу. Словом, если уж и увольнять Драпеко, то, на мой взгляд, это надо было делать значительно мягче, выражая большое сожаление, и демонстративно позаботиться о ее трудоустройстве. Именно это я и объяснил чиновникам Смольного в вежливой форме, посылая их за пределы города на Неве. Их мнение, с деловой точки зрения, мне было достаточно безразлично, но неприятный осадок остался. Полагаю, что не у меня одного. Если в случае с Драпеко Собчака еще можно было хоть как-то понять, то многие другие подобные истории оставляли в городе еще более тягостное впечатление.
В народном сознании градоначальник должен быть строг, но справедлив и даже милостив. Это его заместители имеют право быть злыми, жестокими, беспощадными. Первое же лицо имеет право на непреклонность только в борьбе со стопроцентным злом, 99% - не его епархия. Молва должна всегда разносить притчи только о добрых делах царя-батюшки, все же злые - приписывать его замам. У Анатолия Александровича так не получилось.
Кроме большого числа обиженных из среды городской элиты, Собчак располагал непримиримыми противниками в лице, как я уже говорил, коммунистов, ветеранов и офицерства. А это, как известно, - весьма многочисленный и дисциплинированный электорат.
Очень многие союзники Собчака просили его убрать антикоммунистическую риторику из своих выступлений хотя бы в канун выборов. Известно, к примеру, что эту мысль неоднократно высказывал ему Владимир Путин, но Собчак никого в этом плане не хотел слушать. Мне особенно запомнились три случая, происшедшие на моих глазах. Каждый из них меня лично совершенно обескуражил. Один раз я пригласил Анатолия Александровича выступить перед профессурой нашего университета. Народу набился полный зал: человек восемьсот-девятьсот. Выступление мэра было блестящим по форме и более чем интересным по содержанию. За два часа, стоя на трибуне, Собчак допустил лишь одну ошибку. Неожиданно он заговорил о творческих союзах. “Вы ведь все знаете, - бросил он в зал легко и непринужденно, - чем были творческие союзы в советское время. В них принимали, в основном, бездарностей, которые хотели выслужиться перед властью. По-настоящему талантливым, творческим людям там не было места”. Во-первых, это было неправдой и об этом знали абсолютно все, сидевшие в зале. В творческие союзы принимали самых талантливых, лояльных к власти. Другое дело, что нелояльных к власти туда не принимали. И среди этих нелояльных иногда можно было встретить очень талантливых людей. Явный перегиб, который допустил в тот момент Анатолий Собчак был, возможно, вполне уместен в разговоре с Михаилом Шемякиным или Эрнстом Неизвестным. Но в университетском зале находилась добрая сотня преподавателей наших факультетов культуры и искусств, принятых в творческие союзы в советское время. Для них максималистский ораторский выпад Собчака звучал прямым, причем совершенно немотивированным личным оскорблением. Зал загудел, но оратор не обратил на это ни малейшего внимания. В результате люди выходили из зала возмущенными. Абсолютно все, о чем говорил Анатолий Александрович забылось, а личное оскорбление осталось. Я приглашал мэра для того, что бы он обаял, покорил аудиторию, а результат оказался диаметрально противоположным.
Но выборы приближались, и мне хотелось все-таки как-то помочь Анатолию Собчаку. У университета складывались очень хорошие отношения с ветеранскими организациями района. К тому времени мы открыли в университете храм, в который приходили много пожилых людей. Каждую неделю около сотни старичков и старушек приходили к нам по воскресеньям заниматься в хоре. Мы наняли им хормейстера, поили их чаем. Каждый месяц мы проводили (и проводим по сей день) бесплатные концерты для ветеранов района, куда собирались сотни ветеранов. И вот в канун Дня Победы, за несколько недель до выборов я пригласил ветеранов на встречу с Собчаком. И снова эффект получился отрицательным. Мэр не смог удержаться от старой песни про колбасу. Конечно, старики не могли не разозлиться.
[...]
Профессорская привычка поучать вообще сыграла Анатолию Собчаку плохую службу. В России люди привыкли относиться к власти с почтением. Многие влиятельные люди находились по отношению к нему в некоем “пограничном” состоянии. Соверши Собчак хоть малейшие шаги доброй воли в их сторону, и они бы его поддержали. Но мэру даже в голову не приходило под кого-то подстраиваться. Видимо, Анатолий Александрович считал, что он и без того достаточно хорош, что его должны принимать таким, какой он есть. А может быть, подстраиваться под других не позволяла ему гипертрофированная гордость. В общем, в тех случаях, когда людей стоило послушать, Собчак принимался их поучать. Сам я такого не видел ни разу, но некоторые жаловались, что, входя в экзальтацию, мэр был способен по-менторски размахивать перед лицом собеседника пальцем, как бы угрожая. Это не могло не злить.
Руководитель одной из важнейших правоохранительных структур города рассказывал мне, как генералы пытались наладить отношения с мэром незадолго до выборов. Обид на него накопилось у каждого немало. А надо заметить, что первые лица армии, милиции, прокуратуры, таможни и других силовых структур региона, постоянно участвуя в различных совещаниях и координируя свою деятельность, не только неплохо знали друг друга, но и время от времени общались в неформальной обстановке. Считая Собчака человеком небезнадежным, решили поговорить с ним откровенно, по душам, как говорится, по-мужски. Пригласили его вечером в сауну правительственной резиденции на Каменном острове. Надеялись поговорить по-человечески, изложить проблемы своих служб, рассказать о том, как в действительности им трудно до него достучаться. Хотели в неформальной обстановке договориться о нормальном служебном взаимодействии. Не о себе заботились. За спиной у каждого - десятки тысяч подчиненных. Без помощи города ни одна служба нормально работать не может. Но надежды генералов оказались напрасными. Собчака хватило минут на пятнадцать нормального разговора. Потом он перешел на менторский тон и начал размахивать перед носами силовиков пальцем. Его собеседники переглянулись и …
[...]
Следует отметить, что команда Яковлева построила свою избирательную кампанию очень грамотно. Это касалось не только организации дела, но и идеологической, содержательной стороны. Собчака представляли избирателю краснобаем-болтуном, Яковлева - умелым, добротным хозяйственником. Сравнивали запущенный Петербург со стремительно хорошеющей и богатеющей Москвой. Утверждали, что мэр по должности обязан быть не политиком, а хозяйственным руководителем, и ставили Собчаку в пример Лужкова. Сравнение было не вполне корректным. В Москве в то время на одного жителя приходилось в среднем в 6 раз больше денег городского бюджета, чем в Петербурге, и причины такого положения коренились отнюдь не в талантах Юрия Михайловича. Просто в Москве находились практически все офисы крупнейших частных компаний страны. По закону, они платили налоги городу по месту своей регистрации. То есть нефть добывали, к примеру, в Тюмени, а налоги платили городу Москве. Другое дело, что своими особыми возможностями Лужков воспользовался действительно блестяще. Как бы то ни было, Яковлев появился на рекламных плакатах без пиджака, засучив рукава рубашки. И этот образ оказался востребован электоратом.
Совершенно неожиданно Яковлев выиграл у Собчака телевизионные дебаты. Он выглядел простым, симпатичным и искренним человеком, озабоченным городскими делами, и совсем не пасовал перед своим недавним начальником. Удивительно, но Анатолий Александрович к этому оказался не готов и даже несколько растерялся под напором критики. Вдруг выяснилось, что у него совершенно нет каких-то новых, перспективных идей, которые можно было бы предложить избирателям. В общем - проигрыш по всем статьям.
[...]
Думаю, что крах карьеры Собчака произошел вовсе не потому, что он во многом заблуждался и много ошибался. Скорее всего, он не очень подходил в принципе для хозяйственной работы. Хотя многие считают, что мэр такого мегаполиса, как Петербург, не обязательно должен быть администратором-хозяйственником. Он может вполне быть только хорошим политиком, оставляя экономику, дороги, “коммуналку” своим заместителям. Может быть, это и так. Но для многолетнего, стабильного успеха в политике Собчак, возможно, был слишком честным, искренним и гордым человеком. Ему, на мой взгляд, не хватало гибкости хребта, умения приспосабливаться, способности склонить голову перед обстоятельствами. В этой связи он был обречен. Своим поражением Собчак окончательно подтвердил свое право на место в ряду петербургских интеллигентов, - социального слоя, отодвинутого “новыми русскими” на обочину исторического развития.
* * *