Аделина Евгеньевна
С Аделиной Евгеньевной я познакомилась сразу после переезда в Москву, когда поступала в музыкалку. Она была заведующей фортепианным отделением в местной школе искусств.
В назначенное время мы с мамой приехали в эту школу. Миновав крошечный парк с длинными елками кремлевского масштаба и тяжеленные стеклянные двери,оказались внутри. Там на квадратном кожаном пуфике нас уже ждала маленькая, почти прозрачная, женщина с глазами цвета утреннего моря.
-Здравствуйте! Вы ко мне? - и она с такой надеждой это спросила, что пришлось бы соврать, если бы мы вдруг просто проходили мимо.
-Пойдемте в зал, на прослушивание, - сказала она деловито, предварительно стерев улыбку.
Помню, как мы шли по мраморному полу, через пустой и темный коридор, а потом оказались в светлом просторном зале. После коридора он даже казался чересчур светлым. И создавалось такое ощущение, будто зал отобрал у других помещений весь положенный им свет.
Там уже сидело трое женщин с волосами, заботливо убранными ни одним десятком шпилек. На всех были платья, целомудренно прикрывающие колени.
-Садись за рояль и сыграй нам что-нибудь из твоей программы, - сказала заведующая.
Я села, и мои пальцы начали аккуратно нажимать на холодные клавиши. Было немного волнительно, поэтому очень скоро ладони начали потеть, но, к счастью, до того, как затопить рояль, мне удалось доиграть всю программу до конца. Этюд Черни в редакции Гермер, Бах что-то из «Хорошо темперированного клавира» и «Утешение» Листа.
Когда я все это доиграла, в зале еще несколько секунд висела звенящая тишина. Было немного жутковато, я сразу стала думать, что, наверное, сыграла неважно. И теперь, если меня и возьмут, то учиться, скорее всего, буду у сморщенной старушки, которая разговаривает с Шопеном, будто это ее сосед, и живет с пятью кошками.
Когда мы с мамой вышли в коридор, Аделина Евгеньевна тут же последовала за нами.
-Если вы не против, я возьму девочку себе. Есть, конечно, над чем работать, но я вижу определенные способности, - сказала она.
Так я поступила в школу искусств. По одному разу в неделю было сольфеджио и муз. литература, и два раза - Аделина Евгеньевна.
Я ходила к ней два раза в неделю. Один - в будни, другой - в субботу. Аделина Евгеньевна, женщина с мягким именем, которое было также удобно произносить, как намазывать утром мягкую шоколадную пасту. Она обладала детской улыбкой и очень взрослой хромотой, какая, наверное, встречается у мудрых старцев. Когда эта женщина шла по коридору, было видно, с каким трудом ей даются движения. Хотелось как-то помочь, но как? Да и нуждалась ли она на самом деле в помощи?
Аделина Евгеньевна относилась к тому редкому типу людей, возраст которых совершенно нельзя было угадать. У нее была светлая, упругая кожа с легким здоровым румянцем, маленькие белые зубы и слегка волнистые короткие волосы естественного орехового цвета. Почему-то сложно было представить эту, в общем, ухоженную женщину в салоне красоты или в парикмахерской. Сложно было нафантазировать ее, задорно болтающую с маникюршей или откровенничающей с парикмахершей. Как будто в ней недоставало важного куска женственности, которая позволяет иногда быть в меру беспечной и кокетливой, улыбаться мужчинам, тратить время и деньги на модную стрижку или новую маску.
Но самое странное, что было в Аделине - это ее манера вести занятия. Все они были выстроены под одну, четкую схему - я играю произведение или гамму, в процессе чего, иногда «ляпаю не по тем клавишам», и далее мой преподаватель настойчиво интересуется, в чем была ошибка и почему допустила ее. Возможно, в этом и есть смысл, если ошибка спонтанна и допущена была просто, потому, что задумалась или замечталась. Хотя! Я всегда знала причину своих «ляпов» - ошибалась я только потому, что плохо занималась дома. Но из урока в урок мы раз-го-ва-ри-вали, раз-го-ва-ри-ва-ли…К тому же, ее голос по заунывности и однообразию напоминал звук пилы. Жик-жик-жик-жик. Казалось, это тянется вечно! Почти так и было: если стандартный урок длится 45 минут, то мои музыкальные беседы продолжались час, два, а то и два с половиной. И когда заспанный охранник стучал к нам в кабинет, я всей душой любила этого рыцаря в футболке «Абибас».
Но однажды случилось нечто, что заставило подкорректировать портрет Аделины Евгеньевны.
Я уже заканчивала играть пьесу, предвкушая «интересный» разговор, как вдруг в дверь постучались. На пороге стоял мужчина средних лет с блестящей макушкой и огромной золотой цепью на шее. На нем были очки с желтыми стеклами и полосатая футболка. Он весело улыбался, и, как только Аделина Евгеньевна увидела гостя, сразу вспорхнула. Казалось, даже ее хромота куда-то пропала, и она, как невесомая бабочка, полетела к нему. За дверь.
Ее не было около двадцати минут, а я все думала, кто этот мужчина. Преподавательница была не замужем, жила с мамой, поэтому появление этого человека вызвало кучу мыслей. К тому же, он не был похож на однокурсника или бывшего коллегу - слишком не музыкальное у него было лицо! Этот гость скорее был похож на мачо, который знакомится с женщинами повсюду, а если они отказывают, говорит им в след: «Ну в другой раз, красотка!».
Наконец, Аделина вернулась. Довольная, раскрасневшаяся, с огоньками в глазах. Она попросила меня сыграть следующее произведение. Я послушно исполнила.
-Ну, вот, можешь, когда захочешь! - сказала она задорно, - Давай сюда дневник и марш домой!
В первый раз я вышла с занятий вовремя. На улице было солнечно. Полосатая футболка с букетом крошечных тюльпанов стояла у елей…
В назначенное время мы с мамой приехали в эту школу. Миновав крошечный парк с длинными елками кремлевского масштаба и тяжеленные стеклянные двери,оказались внутри. Там на квадратном кожаном пуфике нас уже ждала маленькая, почти прозрачная, женщина с глазами цвета утреннего моря.
-Здравствуйте! Вы ко мне? - и она с такой надеждой это спросила, что пришлось бы соврать, если бы мы вдруг просто проходили мимо.
-Пойдемте в зал, на прослушивание, - сказала она деловито, предварительно стерев улыбку.
Помню, как мы шли по мраморному полу, через пустой и темный коридор, а потом оказались в светлом просторном зале. После коридора он даже казался чересчур светлым. И создавалось такое ощущение, будто зал отобрал у других помещений весь положенный им свет.
Там уже сидело трое женщин с волосами, заботливо убранными ни одним десятком шпилек. На всех были платья, целомудренно прикрывающие колени.
-Садись за рояль и сыграй нам что-нибудь из твоей программы, - сказала заведующая.
Я села, и мои пальцы начали аккуратно нажимать на холодные клавиши. Было немного волнительно, поэтому очень скоро ладони начали потеть, но, к счастью, до того, как затопить рояль, мне удалось доиграть всю программу до конца. Этюд Черни в редакции Гермер, Бах что-то из «Хорошо темперированного клавира» и «Утешение» Листа.
Когда я все это доиграла, в зале еще несколько секунд висела звенящая тишина. Было немного жутковато, я сразу стала думать, что, наверное, сыграла неважно. И теперь, если меня и возьмут, то учиться, скорее всего, буду у сморщенной старушки, которая разговаривает с Шопеном, будто это ее сосед, и живет с пятью кошками.
Когда мы с мамой вышли в коридор, Аделина Евгеньевна тут же последовала за нами.
-Если вы не против, я возьму девочку себе. Есть, конечно, над чем работать, но я вижу определенные способности, - сказала она.
Так я поступила в школу искусств. По одному разу в неделю было сольфеджио и муз. литература, и два раза - Аделина Евгеньевна.
Я ходила к ней два раза в неделю. Один - в будни, другой - в субботу. Аделина Евгеньевна, женщина с мягким именем, которое было также удобно произносить, как намазывать утром мягкую шоколадную пасту. Она обладала детской улыбкой и очень взрослой хромотой, какая, наверное, встречается у мудрых старцев. Когда эта женщина шла по коридору, было видно, с каким трудом ей даются движения. Хотелось как-то помочь, но как? Да и нуждалась ли она на самом деле в помощи?
Аделина Евгеньевна относилась к тому редкому типу людей, возраст которых совершенно нельзя было угадать. У нее была светлая, упругая кожа с легким здоровым румянцем, маленькие белые зубы и слегка волнистые короткие волосы естественного орехового цвета. Почему-то сложно было представить эту, в общем, ухоженную женщину в салоне красоты или в парикмахерской. Сложно было нафантазировать ее, задорно болтающую с маникюршей или откровенничающей с парикмахершей. Как будто в ней недоставало важного куска женственности, которая позволяет иногда быть в меру беспечной и кокетливой, улыбаться мужчинам, тратить время и деньги на модную стрижку или новую маску.
Но самое странное, что было в Аделине - это ее манера вести занятия. Все они были выстроены под одну, четкую схему - я играю произведение или гамму, в процессе чего, иногда «ляпаю не по тем клавишам», и далее мой преподаватель настойчиво интересуется, в чем была ошибка и почему допустила ее. Возможно, в этом и есть смысл, если ошибка спонтанна и допущена была просто, потому, что задумалась или замечталась. Хотя! Я всегда знала причину своих «ляпов» - ошибалась я только потому, что плохо занималась дома. Но из урока в урок мы раз-го-ва-ри-вали, раз-го-ва-ри-ва-ли…К тому же, ее голос по заунывности и однообразию напоминал звук пилы. Жик-жик-жик-жик. Казалось, это тянется вечно! Почти так и было: если стандартный урок длится 45 минут, то мои музыкальные беседы продолжались час, два, а то и два с половиной. И когда заспанный охранник стучал к нам в кабинет, я всей душой любила этого рыцаря в футболке «Абибас».
Но однажды случилось нечто, что заставило подкорректировать портрет Аделины Евгеньевны.
Я уже заканчивала играть пьесу, предвкушая «интересный» разговор, как вдруг в дверь постучались. На пороге стоял мужчина средних лет с блестящей макушкой и огромной золотой цепью на шее. На нем были очки с желтыми стеклами и полосатая футболка. Он весело улыбался, и, как только Аделина Евгеньевна увидела гостя, сразу вспорхнула. Казалось, даже ее хромота куда-то пропала, и она, как невесомая бабочка, полетела к нему. За дверь.
Ее не было около двадцати минут, а я все думала, кто этот мужчина. Преподавательница была не замужем, жила с мамой, поэтому появление этого человека вызвало кучу мыслей. К тому же, он не был похож на однокурсника или бывшего коллегу - слишком не музыкальное у него было лицо! Этот гость скорее был похож на мачо, который знакомится с женщинами повсюду, а если они отказывают, говорит им в след: «Ну в другой раз, красотка!».
Наконец, Аделина вернулась. Довольная, раскрасневшаяся, с огоньками в глазах. Она попросила меня сыграть следующее произведение. Я послушно исполнила.
-Ну, вот, можешь, когда захочешь! - сказала она задорно, - Давай сюда дневник и марш домой!
В первый раз я вышла с занятий вовремя. На улице было солнечно. Полосатая футболка с букетом крошечных тюльпанов стояла у елей…