Великая депрессия. Дневник. Бенджамин Рот. Отрывки из книги
Большое спасибо taxfree за наводку на эту книгу. Думаю что в свете событий, которые происходят и еще думаю, что в большей степени будут происходить вокруг нас, эта книга будет полезна многим. Тот опыт и жизненные уроки которые вынесли люди из Великой Депрессии, на мой взгляд, крайне интересны...
Бенджамин Рот не был профессиональным писателем или инвестором. Но он, сам об этом не зная, написал одну из самых поучительных книг об инвестициях из когда-либо изданных. Рот, адвокат из Огайо, вел дневник во время Великой депрессии. Он писал в нем несколько раз в неделю с 1931 по начало 1940-х годов. Его сын Даниэль опубликовал этот дневник в 2010 году. Записи редко содержат более трех предложений, но наглядно описывают жизнь в то время как худшую экономическую трагедию Америки. Одна запись от 6 апреля 1932 года гласит: "Среди известных бизнесменов растет безумие и число самоубийств". Очевидно, Рот сильно интересовался фондовым рынком. В своем дневнике он снова и снова повторяет простой урок, очевидный для всех, кто пережил депрессию и к которому нам всем следует прислушаться: ценность наличных денег может быть невероятной.
Предлагаю любимым читателям ознакомится с отрывком. Собственно сам текст подкатом. Если будет интересно - это будет цикл постов.
ВВЕДЕНИЕ ДЖЕЙМСА ЛЕДБЕТТЕРА
Будучи бизнес - редактором, я не часто читаю то, что вызывает у меня озноб. Но опять же, октябрь 2008 года был холодным временем. За несколько неспокойных недель экономическое настроение нации сменилось тревогой и компании гиганты падали со зловещим звуком. Одна из старейших и наиболее известных фирм Уолл-Стрит, Lehman Brothers, объявила о банкротстве. Fannie Mae и Freddie Mac должны были быть приняты в правительство. AIG, крупная страховая компания, которая действовала как банк с высоким уровнем заемных средств, была выкуплена правительством США для того, чтобы удержать его от падения. Фондовый рынок, предсказуемо, но тем не менее катастрофически, упал в штопор. За шесть недель с 12 сентября по 27 октября индекс Dow Jones потерял более 28% своего значения, и казалось вполне возможным, что он может упасть еще больше.
В это время я получил электронное письмо от Билла Рота из Citigroup, который сказал мне, что его дед Бенджамин вел дневник в 1930-х годах. Он спросил, не заинтересует ли мой молодой веб-сайт Big Money (Большие Деньги) находящийся в сети всего месяц, публикацией частей дневника, и послал мне несколько образцов записей. Мой взгляд привлекла эта запись от 30 июля 1931 года: журналы и газеты полны статей, говорящих людям покупать акции, недвижимость и т. д. в настоящее время выгодные цены. Они говорят, что времена, несомненно, станут лучше, и что многие большие состояния были построены таким образом. Беда в том, что ни у кого нет денег.
Это было, конечно, именно то, что говорилось в средствах массовой информации, когда я читал это семьдесят семь лет спустя.
Другая запись, датированная 9 августа 1931 года, гласит: "профессиональные люди тяжело пострадали от депрессии. Особенно это касается врачей и стоматологов. Их накладные расходы высоки, а сбор средств невозможен. Один врач разгладил долларовую бумажку на своем столе и сказал, что это все деньги, которые он заработал за неделю.
Я не мог остановить свой ум от прыжков туда, куда я не хотел: может быть, мы направляемся в другую великую депрессию? Тут же сработала моя защита: сколько бы ведущих финансовых институтов ни терпело крах, мы все еще не были даже в объявленной рецессии. У правительства был грандиозный, беспрецедентный план спасения банков. У нас была Федеральная корпорация по страхованию вкладов (FDIC) и по настоящему глобальная экономика, обе мощные подушки против того, что произошло в начале тридцатых годов. Это не могло снова стать таким плохим, не так ли?
Тем не менее, чем больше я читал дневник, тем больше я понимал, что никто из живущих в 1930-х годах не знал наверняка, что они также направлялись в депрессию, пока они не оказались в ее середине. И даже тогда они постоянно рыскали по ландшафту в поисках признаков восстановления, как мы делаем сегодня.
Дневник Бенджамина Рота - замечательный документ, охватывающий четырнадцать рукописных томов за пять десятилетий. В начале профессиональной карьеры Рота, за годы до того, как он начал вести этот журнал, его юридическая практика росла как часть исторического бума в Янгстауне. В 1900 году население Янгстауна составляло 45 000 человек, к 1930 году-170 000. Этот взрывной рост был почти полностью результатом роста сталелитейной промышленности. Янгстаун обладал магической комбинацией, необходимой для производства стали: близость к углю, известняку и железной руде, плюс капитал, благодаря успеху железной промышленности в конце XIX века. Как и открытие золота в Калифорнии полвека назад, производство стали в Янгстауне создало настоящий бум, с волнообразными эффектами, ощущаемыми по всей экономике страны. В начале XX века сталелитейная промышленность в Янгстауне и окрестностях была еще в зачаточном состоянии. К 1927 году она превзошла Питтсбург как крупнейший регион Америки по производству стали.
Процветающий город, нуждающийся в расширении жилья и коммерческой деятельности, обеспечил молодого адвоката большим количеством бизнеса. В то время как сами сталелитейщики не получали высоких зарплат, менеджеры таких компаний, как Republic Steel (основана в 1899 году и в конечном итоге стала третьим по величине производителем стали в Америке), Youngstown Sheet & Tube (основана в 1900 году, и для Рота это самый барометр местных экономических условий) и Truscon Steel (производитель стальных дверей, который был куплен Republic Steel, но продолжал вести бизнес под старым названием) процветали, и было много работы, которую можно было сделать в области имущественных прав, страхования и аналогичной коммерческой работы.
Но вскоре после краха фондового рынка в октябре 1929 года большая часть экономической деятельности в регионе пошла вспять, процесс, который Рот намеревался понять как свидетель в центре бури. По сей день историки, журналисты и экономисты продолжают спорить о том, какие именно силы вызвали худший экономический спад в Американской истории. Как и многие его современники, Рот рассматривал крах фондового рынка 1929 года как начало депрессии. Орды людей, которые вкладывали свои сбережения в рынок, были разорены во время карающих "черных дней" конца октября 1929 года. Стоимость акций начала снижаться в сентябре этого года, но в четверг, 24 октября, массовые продажи привели к резкому падению цен на акции, поскольку брокеры не могли найти покупателей, чтобы сохранить стоимость акций на плаву. Паника инвесторов продолжилась в понедельник, 28 октября. Были проданы еще миллионы акций, и цены на них продолжали падать. Затем во вторник, 29 октября, рынок полностью рухнул: было продано более шестнадцати миллионов акций и потеряно пятнадцать миллиардов долларов активов. К середине ноября рынок потерял более трети своей стоимости.
В то время как душераздирающая драма, разыгравшаяся на фондовом рынке в те октябрьские дни, оставила неизгладимый след на Роте и многих американцах, хотя только около 2,5% американцев действительно владели акциями в 1929 году. Многие последующие историки видят в крахе скорее катализатор депрессии, чем ее причину. И все же, как выразился экономист Йозеф Шумпетер, американцы всех слоев общества "чувствовали, что земля под их ногами уходит из-под ног".- и крах закрыл бурную эру в американской экономической истории, период, когда фондовый рынок стал богатым эквивалентом золотой лихорадки предыдущего века. Представление о том, что человек, имеющий всего пятнадцать долларов в неделю, может стать миллионером, "играя на марже", проникло в американскую культуру во время бума 1920-х годов. Это помогает объяснить, почему Рот, который не владел акциями в период, охватываемый этим дневником, уделял такое пристальное внимание рынку. (На самом деле, мы сократили много записей, где цены на акции закрытия были включены без контекста или комментариев.) Кажущийся бесконечным рост фондового рынка в 1920-е годы был волнующим: радио, газеты и даже женские журналы поощряли и капитализировали это очарование, ежедневно печатая истории на рынке и способы разбогатеть на фондовых "подсказках". Как с сожалением отмечал позднее Рот, многие инвесторы-любители практически ничего не знали об основах инвестирования или даже о здоровье компаний, в которые они инвестировали. Они были спекулянтами насквозь. Как говорится, они получили свое.
Хотя великий крах не вызвал мгновенной массовой безработицы или внезапной остановки производственных линий, события октября 1929 года выявили структурные проблемы в экономике бума 1920-х годов. И реакция была быстрой: в течение нескольких месяцев регистрация новых автомобилей упала почти на четверть от сентябрьского показателя. По мере того как семьи, зарабатывающие в среднем всего две тысячи долларов в год, сокращали свои расходы, производители, застрявшие с избыточным запасом и дорогими накладными расходами, начали увольнять рабочих. По мере того как безработные боролись со счетами и потребляли еще меньше, все больше компаний сокращали рабочих или даже закрывали магазины. Уровень безработицы взлетел до небес. В 1929 году безработных в несельскохозяйственном секторе было около 1,5 млн. К 1930 году безработных было уже 8,7 процента, или около 4 миллионов. К 1931 году, когда Рот начал записывать свои мысли о событиях вокруг него, безработица почти удвоилась до 15,9 процента, или 8 миллионов.
Тысячи паникующих инвесторов Уолл-Стрит собрались на улицах возле Нью-Йоркской биржи после разрушительного обвала фондового рынка 1929 года, который произошел в течение трех дней: Черный четверг,24 октября. Черный понедельник, 28 октября. и черный вторник, 29 октября. Бенджамин Рот вклеил в свой дневник вырезку из этой газетной фотографии
Когда в 1931 году Рот приступает к своим записям, он осознает, что наступает кризис, который навсегда уничтожает опьянение двадцатых годов. По крайней мере, я думаю, Рот так считал. Но он не особенно ругает культуру, окружающую богатство или биржевой пузырь. Скорее он кажется, беспристрастно научным в желании знать, как ведут себя экономические силы.
То, что он смог вызвать такое бесстрастие, само по себе замечательно, в век, который разжигал страсть до паники. Больше, чем при любом экономическом спаде до или после, американцы в эту эпоху боялись, что те самые столпы, на которых всегда стояло их общество - демократия и свободное предпринимательство могут рухнуть и быть заменены чем-то неузнаваемым в истории страны. Это не было праздным страхом: Германия избрала нацистское правительство в 1933 году, в основном в ответ на годы взрывающейся экономики. Япония и Италия управлялись фашистами, а Сталин находился в процессе превращения Советского Союза в безжалостную диктатуру. Тойнби, который будет продолжать писать двенадцатитомную историю подъема и падения цивилизаций, писал в то время: "в 1931 году мужчины и женщины во всем мире серьезно размышляли и откровенно обсуждали возможность того, что западная система общества может сломаться и перестать работать.
И не было недостатка в адвокатах, левых или правых, которые стремились заполнить эту пустоту на американской земле. В первые же дни президентства Франклина Рузвельта произошла не только отмена в значительной степени неэффективной политики Гувера, но и расширение федерального контроля над экономикой, чего американцы никогда не видели. Некоторые правые критиковали Рузвельта за то, что он баловался социализмом, и Рот, казалось, в некоторых случаях ему симпатизировал. Независимо от того, составляли ли различные программы нового курса социализм или частичный социализм, зависит от определения этого эластичного термина, и многие историки придерживаются позиции, что даже если Рузвельт должен был сократить аспекты свободного рынка, это было для того, чтобы спасти капитализм. Но, конечно же, национальный закон О восстановлении промышленности, социальное обеспечение, закон Об управлении сельским хозяйством, закон О ценных бумагах и биржах и Федеральная корпорация по страхованию вкладов представляли собой вмешательство правительства в мелочи предпринимательской деятельности, которые не имели прецедента мирного времени в Соединенных Штатах. Кроме того, программы трудоустройства в администрации гражданских работ, администрации прогресса работ (WPA) и гражданском корпусе охраны напоминали типы спонсируемой правительством занятости, которая часто была особенностью социалистических или фашистских правительств. Тот факт, что ключевые части программы Рузвельта были признаны неконституционными, на что часто указывал юридически обученный Рот, придает некоторое доверие идее, что взгляд Рузвельта на правительство и исполнительную власть перешел в антидемократические крайности.
Для многих других, однако, новый курс не был достаточно экстремальным. В 1930-х годах Коммунистическая партия Соединенных Штатов процветала отчасти из-за всплеска организации труда, ставшего возможным благодаря Национальному закону О восстановлении промышленности. Ее лидеры выступали за то, чтобы Соединенные Штаты следовали советской модели революции, ликвидируя капитализм и дать возможность рабочему классу на управление обществом. Сомнительно, что более нескольких миллионов американцев искренне предпочли это направление. Фактическое членство в КПСС никогда не превышало ста тысяч, и хотя партийные организации могли бы сделать это число более удобным для шестизначного числа, не все фракции разделяли бы советское общество в качестве цели.
В то же время многие американцы считали, что если падение демократического капитализма неизбежно, то социализм в той или иной форме предпочтительнее других альтернатив. И, конечно, коммунисты, социалисты и их союзники - особенно в профсоюзах - оказали значительное влияние на общественную и культурную жизнь в этот период. Рот не останавливается на политике левых, особенно до введения нового курса. Тем не менее, стоит отметить, что Рот начинает свой дневник 5 июня 1931 года. Всего за шесть дней до этого произошло одно из самых ожесточенных столкновений в истории Янгстауна. В Янгстаун со всех концов Огайо, Пенсильвании и Западной Виргинии прибыла группа из сотен коммунистов, чтобы завербовать членов из недавно открытых ночлежек и столовых и сорвать празднование Дня Памяти города. В результате столкновения с полицией более двухсот человек были арестованы, десятки ранены и госпитализированы.
Другие экстремисты и популисты также соблазняли Америку. Похожий на хамелеона отец Чарльз Кофлин завораживал миллионы американцев по радио, ругая евреев, капитализм, коммунизм, Рузвельта и Федеральную Резервную Систему. В Янгстауне Ку-Клукс-Клан имел особую привлекательность. Рабочие места в сталелитейной промышленности привлекали рабочих со всего мира. По данным переписи 1920 года, 60% населения города родилось за пределами Соединенных Штатов. Такое большое и в основном католическое, иммигрантское население сделало нативистское послание клана популярным среди протестантов, и в 1923 году большинство городского совета Янгстауна было связано с кланом. Это не было фантазией, верить в то, что социалисты, коммунисты, фашисты или крайние популисты могут взять власть в некоторых частях Соединенных Штатов, будь то силой или симпатией.
Не то чтобы такая политическая закваска беспокоила Рот изо дня в день. По своему профессиональному положению и классу Рот был прирожденным республиканцем. В дневнике он отмечает, что поддерживает переизбрание Гувера в 1932 году, Альфа Лэндона в 1936 году и Уэнделла Уилки в 1940 году. По этой причине тем более примечательно, что Рот стал общественным защитником закона О Национальном восстановлении Рузвельта в 1933 году. В какой-то момент в этом году он замечает, что делает так много от имени НРА, включая пять выступлений в одно воскресенье, что у него нет времени на что-то еще. Тем не менее, в течение нескольких недель он сомневается, приносит ли НРА (или действительно любая из ранних программ нового курса) какую-либо пользу и боится, что огромный государственный долг может нанести вред. Поддержка НРА была, как он объясняет, простым гражданским долгом, хотя чтение между строк, кажется, ясно, что Рот был эффективным публичным оратором и что он вполне мог развить вкус к общественному вниманию (он будет продолжать занимать выборный пост в Янгстауне).
В нашей стенографической истории этого периода мы склонны думать о буме на фондовой бирже 1920-х годов, который Рот ярко документирует, если ретроспективно, за которым следует жалкая нищета, в которой ни у кого не было денег даже на достаточную пищу или приличное жилье, ревущие двадцатые годы заменены преследующими образами Доротеи Ланге. Дневник Рота-это напоминание из первых рук о том, что реальность была гораздо более сложной, что мини-комнаты и мини-гостиницы существовали в этот период, в котором после 1929 года делались состояния, а также терялись. Конечно, крах был одним из самых разрушительных событий в истории фондового рынка. Максимум 1929 года в промышленном среднем Dow Jones 381,17 не будет достигнут снова в течение еще четверти века. Однако в период с 1929 по 1939 год ни фондовый рынок, ни экономика в целом не шли в одном непрерывном направлении.
В книге Бенджамина Рота задается главный вопрос: как честный, благоразумный человек должен создавать богатство, защищать его и строить на протяжении всей жизни?
Интересно проследить эволюцию мышления Рота об инвестициях. Наблюдая за падением рынка в 1931-1932 годах, он, по-видимому, чувствует, что акции - это игра неудачников. В то же время его мучает перспектива поиска выгодных сделок между акциями - особенно железными дорогами и сталью, - которые потеряли почти всю свою ценность, даже несмотря на то, что их основной бизнес, казалось, в конечном счете восстановится. Он также начал понимать, что, хотя недвижимость казалась надежным вложением - она конечна, осязаема и может самофинансироваться за счет взимания арендной платы - в условиях продолжительного спада она может быть разрушительной. Расходы на содержание, налоги, ипотечные платежи и страхование, как правило, негибкие, в то время как доход от аренды может легко иссякнуть, если арендаторы не имеют работы. Все здания вокруг него были снесены, потому что владельцы скорее потеряют свои инвестиции, чем будут вынуждены обанкротиться из-за своей неспособности платить налог на недвижимость.
В середине тридцатых годов Рот начинает разрабатывать подход к инвестированию, основанный на контроле риска, поддержании ликвидности и принципе защиты. Сегодня даже случайные инвесторы знакомы с способами описания типов инвестиционных стратегий, к которым тяготел Рот: "ценность инвестиций", "покупка и удержание", "даже" долларовое усреднение затрат.- но для Рота это не были стратегии, которые можно было купить с полки. он должен был построить их сам - старательно, терпеливо и, по крайней мере в течение периода, охватываемого этой книгой, полностью теоретически. Позже он пожалел, что у него не было наличных денег, чтобы купить акции, когда они достигли исторических минимумов, а затем восстановились. Рот в конечном счете пришел бы покупать отдельные акции, хотя, по словам его сына, только в очень крупных компаниях, и всегда часть инвестиционного портфеля, который также включал облигации и недвижимость.
Озабоченность Рота личными финансами делает этот дневник чем-то вроде аномалии в литературе эпохи Депрессии. Посетите прекрасно оборудованную библиотеку или историческое общество в Янгстауне (они находятся практически на противоположной стороне уик-авеню) и вы найдете Тома О борьбе рабочего класса Янгстауна: борьба за объединение, потребность в помощи и достойном жилье. Большая часть ученых эпохи Депрессии по понятным причинам принимает эту точку зрения. На другом конце спектра, очень богатые люди каждого времени и места всегда документируют свою жизнь, немедленно местными средствами массовой информации и позже биографами. Во всяком случае, современная индустрия богатства и знаменитостей берет свое начало в депрессии, порожденной потребностью людей развлекаться вне их мрачных реальностей. Но если использовать фразу эпохи Депрессии - "рожденный человек" этого периода истории, то это честный, стремящийся профессионал. Нет никаких сомнений в том, что в 1930-е годы миллионам американцев было труднее, чем Бенджамину Роту и его ближайшим родственникам. По-видимому, те, кто пострадал сильнее всего, оставили мало что в качестве постоянного отчета о своем опыте, потому что они умерли от голода или замолчали из-за крайней нищеты. Шаг вверх от этого уровня дает нам образы депрессии, которые мы носим в нашем коллективном заднем кармане: беженцы едят из пыльной миски, городские очереди благотворительной суповой кухни, Том Джоуд и Грозьдья Гнева.
Долговечность этих изображений свидетельствует об их истинности, но дневник Рот настаивает на равной истине, которая несколько удивительно отсутствует в национальных ежегодниках 1930-х годов. Вот история, рассказанная с точки зрения депрессии, драматически затронутой, но не основательно растоптанной. Во времена когда государственная помощь адресована непосредственно бедным, и когда в 1936 году возвращается некоторая степень процветания - Рот, кажется, немного завидует тому, что очень небольшая часть перераспределяемого богатства оказывается в сундуках, скажем, таких юристов, как он. Но он не жалуется и не предлагает помощь профессиональному классу. Вместо этого он удвоил свои усилия, чтобы понять циклы экономики и фондового рынка и как лучше инвестировать. Его ум сосредоточен на потенциале выздоровления, особенно американской предприимчивости.
Это не было типично для его времени. Кажется справедливым сказать, что никто в 1930-х годах не обращал столько внимания на фондовый рынок, как Бенджамин Рот, если только они не были действительно инвестированы в него. Странно, однако, что это гораздо более типично для нашей собственной эпохи, когда (в зависимости от того, как это измеряется) около половины американцев инвестировали деньги в акции, и когда простой акт, как сидеть в зале ожидания аэропорта или сесть в лифт, может означать бомбардировку мнениями о покупке, продаже или удержании. Мы, как страна, ориентированная на потребительские расходы, ориентированная на обслуживание, ориентированная на рынок, больше похожи на Бенджамина Рота сегодня, чем мы были, когда он писал, и, конечно, больше, чем мы похожи на сталеваров, которые были его современниками. Бенджамин - наш корреспондент CNBC перенесенный в прошлое.
Творчество Рота обладает удивительной литературной силой. Он не был профессиональным писателем. Он не ожидал сразу широкой аудитории для этих записей, и поэтому не нагружал их причудливыми словами, ослепительными метафорами или афористическими предложениями. Он не был ни экономистом, ни финансовым специалистом. Особенно в первые годы этого дневника Рот, казалось, искренне боролся с некоторыми основами инвестиций и экономики. Он не питал иллюзий относительно приобретенного опыта. Как будто создавая своего рода экономический палимпсест, Рот время от времени возвращался назад и комментировал свои ранние записи и не колеблясь заявлял о своей ошибке. Эти ретроспективные комментарии отступом на странице и помечены все числовые даты [например, 8/13/52], чтобы отличить его от записей в режиме реального времени, где прописано полное название месяца. Однако, что, пожалуй, важнее всего, Рот не мог позволить себе роскошь романиста или сценариста знать куда в конечном счете ведет история.
И все же именно ограниченность опыта Рота делает дневник таким привлекательным для нас сегодня. Дневник заставляет нас столкнуться с этим скрытым, пульсирующим ощущением, которое говорит нам, что независимо от того, насколько процветающей, удачливой или хитрой была американская экономика в течение последнего столетия, у нас все еще нет окончательных, универсальных ответов на некоторые очень фундаментальные экономические вопросы, большие и маленькие, которые почти преследовали Рота. Сколько долгов - это слишком много долгов для домашнего хозяйства, компании или правительства? Какой наиболее безопасный способ гарантировать возврат инвестиций без чрезмерного риска? Каким бы ни был этот чрезмерный риск? Насколько правительство может поддерживать частные предприятия, не создавая при этом морального риска, препятствующего динамизму рынка? Почему экономика не может развиваться устойчивыми, управляемыми темпами, не впадая в разрушительные циклы подъема и спада?
Это унизительно и немного страшно осознавать, что с тех пор, как Бенджамин Рот начал вести свой дневник, миллионы и миллионы человеко-часов были потрачены на формулирование, количественную оценку и гипотезирование этих вопросов, не создавая пуленепробиваемых ответов или даже большей части постоянного консенсуса. Экономика использует статистику и кажущуюся точность, которые ассоциируются, скажем, с физикой и астрономией. Однако исследование экономического мнения даже по, казалось бы, простым вопросам создает впечатление, что экономисты как группа не могут согласиться с их эквивалентом гипотезы о том, что Земля вращается вокруг Солнца, а не наоборот.
Легко и поучительно читать этот дневник и убеждать себя в том, сколько уроков политики извлекли из 1930-х годов и сколько еще существует механизмов экономической безопасности. Страхование безработных и гарантированный доход по социальному страхованию престарелых и немощных являются стандартными чертами американской экономики. Без них воздействие текущих рецессий на людей может быть таким же плохим, как и во время депрессии. На федеральном уровне государственная гарантия банковских вкладов до определенной денежной суммы делает панические банковские бега менее вероятными и менее разрушительными. Хотя отнюдь не невозможными, и, конечно, есть те, кто утверждает, что такие гарантии вредны. см. вышеприведенное наблюдение о земле и солнце. А когда банки закрываются, процесс упорядочивается и влияние на общую финансовую систему сводится к минимуму. Более того, десятилетний опыт монетарной политики дал Федеральной резервной системе - относительно новому институту во времена Рота - гораздо большую власть в управлении экономикой от крайностей инфляции или безработицы. В течение десятилетия, охватываемого этим дневником, Рот редко тратит время и перспективу, чтобы оценить ценность этих уроков, извлеченных в рамках нового курса и за его пределами. В конце концов, он не видел многих постоянных признаков их эффективности. Тем не менее, в описаниях Рота есть многое, что подкрепляет аргументы тех, кто хочет доказать, что сегодняшние экономические менеджеры намного лучше, чем их коллеги в тридцатых годах.
И все же: почти невозможно для любого читателя в 2009 году изучить эту работу, не увидев резких, иногда пугающе проницательных, параллелей с нашей собственной эпохой. Вот, например, запись от мая 1933 года: "инвестиции - это порядок дня. Сенат расследует частные банковские операции, в частности J. P. Morgan & Co. Мистер Морган был на свидетельском месте весь день вчера и сегодня. Факты свидетельствуют о том, что его фирма давала займы многим людям, занимавшим видное положение в государственных делах.1 июня 1933 года: "оглядываясь на три месяца с тех пор, как Рузвельт стал президентом, кажется, что США прошли долгий путь к какой - то форме социализма или управляемой экономики.- и это в 1932 году: - похоже, демократы победят, потому что все хотят перемен.
Дело здесь не в том, правы или неправы быки или медведи в пределах любого снимка любого десятилетия, или критики Рузвельта в 1933 году или Барака Обамы в 2009 году ошибаются или правы на деньги. Скорее, дневник Рота является напоминанием о том, что наша экономическая безопасность, индивидуально и коллективно, всегда основывается на сложном взаимодействии рыночных сил, политики, потребительского восприятия и воздействия непредвиденных а иногда и предвидимых событий. Как и во многих других областях, те, кто предлагает предсказания на будущее или даже детальное прочтение настоящего, часто ошибаются из-за неполной информации, ошибочных статистических моделей или скрытых программ.
И даже когда они правы в пределах определенного периода времени, история часто имеет в виду другие планы. Молодой город, который Бенджамин Рот знал и надеялся увидеть возрожденным - бурно развивающийся стальной город, где забитые сажей небеса означали процветание, - на самом деле пережил депрессию, во многом благодаря военному строительству во время Второй мировой войны, главной теме заключительной главы этой книги. Но Янгстаун сегодня имеет часть металлургической промышленности и населения, которое было в 1930 году. Даже к концу тридцатых годов потребность металлургической промышленности в дешевых водных перевозках переместила большую часть производства на запад, в район Южного Чикаго - Гэри, штат Индиана, так что поставки могли идти через озеро Мичиган. В триумфальном документе, выпущенном в 1950 году, чтобы отпраздновать свою первую половину века существования, Youngstown Sheet & Tube заявил, что он "будет ждать еще пятьдесят лет, а затем еще, до бесконечности, продолжения обслуживания своей покупающей общественности, своих сотрудников, своих акционеров и своей страны." Это бесконечное видение, несомненно, имело смысл для компании и даже для Рота в то время? Это была одна из крупнейших фирм в регионе, который в середине века только производил больше стали, чем, скажем, Франция. Но на самом деле компания не продержится еще два десятилетия сама по себе, а индустрия Янгстауна в целом - еще тридцать лет.
Когда я писал об этом в июне 2009 года, General Motors, когда-то крупнейшая частная компания в мире, была исключена из списка Нью-Йоркской фондовой биржи. Бенджамин Рот, я думаю, вероятно, не признал бы мир, в котором General Motors не была основным двигателем экономики США. Однако, основываясь на своем дневнике, Я думаю, что он скоро понял бы, как это могло произойти. Фондовые рынки и отдельные сектора могут расти или падать в течение месяцев или десятилетий, но некоторые более широкие экономические силы - в его время, международное движение золота или наращивание военных действий. У нас деиндустриализация и глобализация всегда будут себя утверждать.
Продолжение следует...
Добавиться в друзья можно вот тут
Понравился пост? Расскажите о нём друзьям, нажав на кнопочку ниже:
Бенджамин Рот не был профессиональным писателем или инвестором. Но он, сам об этом не зная, написал одну из самых поучительных книг об инвестициях из когда-либо изданных. Рот, адвокат из Огайо, вел дневник во время Великой депрессии. Он писал в нем несколько раз в неделю с 1931 по начало 1940-х годов. Его сын Даниэль опубликовал этот дневник в 2010 году. Записи редко содержат более трех предложений, но наглядно описывают жизнь в то время как худшую экономическую трагедию Америки. Одна запись от 6 апреля 1932 года гласит: "Среди известных бизнесменов растет безумие и число самоубийств". Очевидно, Рот сильно интересовался фондовым рынком. В своем дневнике он снова и снова повторяет простой урок, очевидный для всех, кто пережил депрессию и к которому нам всем следует прислушаться: ценность наличных денег может быть невероятной.
Предлагаю любимым читателям ознакомится с отрывком. Собственно сам текст подкатом. Если будет интересно - это будет цикл постов.
ВВЕДЕНИЕ ДЖЕЙМСА ЛЕДБЕТТЕРА
Будучи бизнес - редактором, я не часто читаю то, что вызывает у меня озноб. Но опять же, октябрь 2008 года был холодным временем. За несколько неспокойных недель экономическое настроение нации сменилось тревогой и компании гиганты падали со зловещим звуком. Одна из старейших и наиболее известных фирм Уолл-Стрит, Lehman Brothers, объявила о банкротстве. Fannie Mae и Freddie Mac должны были быть приняты в правительство. AIG, крупная страховая компания, которая действовала как банк с высоким уровнем заемных средств, была выкуплена правительством США для того, чтобы удержать его от падения. Фондовый рынок, предсказуемо, но тем не менее катастрофически, упал в штопор. За шесть недель с 12 сентября по 27 октября индекс Dow Jones потерял более 28% своего значения, и казалось вполне возможным, что он может упасть еще больше.
В это время я получил электронное письмо от Билла Рота из Citigroup, который сказал мне, что его дед Бенджамин вел дневник в 1930-х годах. Он спросил, не заинтересует ли мой молодой веб-сайт Big Money (Большие Деньги) находящийся в сети всего месяц, публикацией частей дневника, и послал мне несколько образцов записей. Мой взгляд привлекла эта запись от 30 июля 1931 года: журналы и газеты полны статей, говорящих людям покупать акции, недвижимость и т. д. в настоящее время выгодные цены. Они говорят, что времена, несомненно, станут лучше, и что многие большие состояния были построены таким образом. Беда в том, что ни у кого нет денег.
Это было, конечно, именно то, что говорилось в средствах массовой информации, когда я читал это семьдесят семь лет спустя.
Другая запись, датированная 9 августа 1931 года, гласит: "профессиональные люди тяжело пострадали от депрессии. Особенно это касается врачей и стоматологов. Их накладные расходы высоки, а сбор средств невозможен. Один врач разгладил долларовую бумажку на своем столе и сказал, что это все деньги, которые он заработал за неделю.
Я не мог остановить свой ум от прыжков туда, куда я не хотел: может быть, мы направляемся в другую великую депрессию? Тут же сработала моя защита: сколько бы ведущих финансовых институтов ни терпело крах, мы все еще не были даже в объявленной рецессии. У правительства был грандиозный, беспрецедентный план спасения банков. У нас была Федеральная корпорация по страхованию вкладов (FDIC) и по настоящему глобальная экономика, обе мощные подушки против того, что произошло в начале тридцатых годов. Это не могло снова стать таким плохим, не так ли?
Тем не менее, чем больше я читал дневник, тем больше я понимал, что никто из живущих в 1930-х годах не знал наверняка, что они также направлялись в депрессию, пока они не оказались в ее середине. И даже тогда они постоянно рыскали по ландшафту в поисках признаков восстановления, как мы делаем сегодня.
Дневник Бенджамина Рота - замечательный документ, охватывающий четырнадцать рукописных томов за пять десятилетий. В начале профессиональной карьеры Рота, за годы до того, как он начал вести этот журнал, его юридическая практика росла как часть исторического бума в Янгстауне. В 1900 году население Янгстауна составляло 45 000 человек, к 1930 году-170 000. Этот взрывной рост был почти полностью результатом роста сталелитейной промышленности. Янгстаун обладал магической комбинацией, необходимой для производства стали: близость к углю, известняку и железной руде, плюс капитал, благодаря успеху железной промышленности в конце XIX века. Как и открытие золота в Калифорнии полвека назад, производство стали в Янгстауне создало настоящий бум, с волнообразными эффектами, ощущаемыми по всей экономике страны. В начале XX века сталелитейная промышленность в Янгстауне и окрестностях была еще в зачаточном состоянии. К 1927 году она превзошла Питтсбург как крупнейший регион Америки по производству стали.
Процветающий город, нуждающийся в расширении жилья и коммерческой деятельности, обеспечил молодого адвоката большим количеством бизнеса. В то время как сами сталелитейщики не получали высоких зарплат, менеджеры таких компаний, как Republic Steel (основана в 1899 году и в конечном итоге стала третьим по величине производителем стали в Америке), Youngstown Sheet & Tube (основана в 1900 году, и для Рота это самый барометр местных экономических условий) и Truscon Steel (производитель стальных дверей, который был куплен Republic Steel, но продолжал вести бизнес под старым названием) процветали, и было много работы, которую можно было сделать в области имущественных прав, страхования и аналогичной коммерческой работы.
Но вскоре после краха фондового рынка в октябре 1929 года большая часть экономической деятельности в регионе пошла вспять, процесс, который Рот намеревался понять как свидетель в центре бури. По сей день историки, журналисты и экономисты продолжают спорить о том, какие именно силы вызвали худший экономический спад в Американской истории. Как и многие его современники, Рот рассматривал крах фондового рынка 1929 года как начало депрессии. Орды людей, которые вкладывали свои сбережения в рынок, были разорены во время карающих "черных дней" конца октября 1929 года. Стоимость акций начала снижаться в сентябре этого года, но в четверг, 24 октября, массовые продажи привели к резкому падению цен на акции, поскольку брокеры не могли найти покупателей, чтобы сохранить стоимость акций на плаву. Паника инвесторов продолжилась в понедельник, 28 октября. Были проданы еще миллионы акций, и цены на них продолжали падать. Затем во вторник, 29 октября, рынок полностью рухнул: было продано более шестнадцати миллионов акций и потеряно пятнадцать миллиардов долларов активов. К середине ноября рынок потерял более трети своей стоимости.
В то время как душераздирающая драма, разыгравшаяся на фондовом рынке в те октябрьские дни, оставила неизгладимый след на Роте и многих американцах, хотя только около 2,5% американцев действительно владели акциями в 1929 году. Многие последующие историки видят в крахе скорее катализатор депрессии, чем ее причину. И все же, как выразился экономист Йозеф Шумпетер, американцы всех слоев общества "чувствовали, что земля под их ногами уходит из-под ног".- и крах закрыл бурную эру в американской экономической истории, период, когда фондовый рынок стал богатым эквивалентом золотой лихорадки предыдущего века. Представление о том, что человек, имеющий всего пятнадцать долларов в неделю, может стать миллионером, "играя на марже", проникло в американскую культуру во время бума 1920-х годов. Это помогает объяснить, почему Рот, который не владел акциями в период, охватываемый этим дневником, уделял такое пристальное внимание рынку. (На самом деле, мы сократили много записей, где цены на акции закрытия были включены без контекста или комментариев.) Кажущийся бесконечным рост фондового рынка в 1920-е годы был волнующим: радио, газеты и даже женские журналы поощряли и капитализировали это очарование, ежедневно печатая истории на рынке и способы разбогатеть на фондовых "подсказках". Как с сожалением отмечал позднее Рот, многие инвесторы-любители практически ничего не знали об основах инвестирования или даже о здоровье компаний, в которые они инвестировали. Они были спекулянтами насквозь. Как говорится, они получили свое.
Хотя великий крах не вызвал мгновенной массовой безработицы или внезапной остановки производственных линий, события октября 1929 года выявили структурные проблемы в экономике бума 1920-х годов. И реакция была быстрой: в течение нескольких месяцев регистрация новых автомобилей упала почти на четверть от сентябрьского показателя. По мере того как семьи, зарабатывающие в среднем всего две тысячи долларов в год, сокращали свои расходы, производители, застрявшие с избыточным запасом и дорогими накладными расходами, начали увольнять рабочих. По мере того как безработные боролись со счетами и потребляли еще меньше, все больше компаний сокращали рабочих или даже закрывали магазины. Уровень безработицы взлетел до небес. В 1929 году безработных в несельскохозяйственном секторе было около 1,5 млн. К 1930 году безработных было уже 8,7 процента, или около 4 миллионов. К 1931 году, когда Рот начал записывать свои мысли о событиях вокруг него, безработица почти удвоилась до 15,9 процента, или 8 миллионов.
Тысячи паникующих инвесторов Уолл-Стрит собрались на улицах возле Нью-Йоркской биржи после разрушительного обвала фондового рынка 1929 года, который произошел в течение трех дней: Черный четверг,24 октября. Черный понедельник, 28 октября. и черный вторник, 29 октября. Бенджамин Рот вклеил в свой дневник вырезку из этой газетной фотографии
Когда в 1931 году Рот приступает к своим записям, он осознает, что наступает кризис, который навсегда уничтожает опьянение двадцатых годов. По крайней мере, я думаю, Рот так считал. Но он не особенно ругает культуру, окружающую богатство или биржевой пузырь. Скорее он кажется, беспристрастно научным в желании знать, как ведут себя экономические силы.
То, что он смог вызвать такое бесстрастие, само по себе замечательно, в век, который разжигал страсть до паники. Больше, чем при любом экономическом спаде до или после, американцы в эту эпоху боялись, что те самые столпы, на которых всегда стояло их общество - демократия и свободное предпринимательство могут рухнуть и быть заменены чем-то неузнаваемым в истории страны. Это не было праздным страхом: Германия избрала нацистское правительство в 1933 году, в основном в ответ на годы взрывающейся экономики. Япония и Италия управлялись фашистами, а Сталин находился в процессе превращения Советского Союза в безжалостную диктатуру. Тойнби, который будет продолжать писать двенадцатитомную историю подъема и падения цивилизаций, писал в то время: "в 1931 году мужчины и женщины во всем мире серьезно размышляли и откровенно обсуждали возможность того, что западная система общества может сломаться и перестать работать.
И не было недостатка в адвокатах, левых или правых, которые стремились заполнить эту пустоту на американской земле. В первые же дни президентства Франклина Рузвельта произошла не только отмена в значительной степени неэффективной политики Гувера, но и расширение федерального контроля над экономикой, чего американцы никогда не видели. Некоторые правые критиковали Рузвельта за то, что он баловался социализмом, и Рот, казалось, в некоторых случаях ему симпатизировал. Независимо от того, составляли ли различные программы нового курса социализм или частичный социализм, зависит от определения этого эластичного термина, и многие историки придерживаются позиции, что даже если Рузвельт должен был сократить аспекты свободного рынка, это было для того, чтобы спасти капитализм. Но, конечно же, национальный закон О восстановлении промышленности, социальное обеспечение, закон Об управлении сельским хозяйством, закон О ценных бумагах и биржах и Федеральная корпорация по страхованию вкладов представляли собой вмешательство правительства в мелочи предпринимательской деятельности, которые не имели прецедента мирного времени в Соединенных Штатах. Кроме того, программы трудоустройства в администрации гражданских работ, администрации прогресса работ (WPA) и гражданском корпусе охраны напоминали типы спонсируемой правительством занятости, которая часто была особенностью социалистических или фашистских правительств. Тот факт, что ключевые части программы Рузвельта были признаны неконституционными, на что часто указывал юридически обученный Рот, придает некоторое доверие идее, что взгляд Рузвельта на правительство и исполнительную власть перешел в антидемократические крайности.
Для многих других, однако, новый курс не был достаточно экстремальным. В 1930-х годах Коммунистическая партия Соединенных Штатов процветала отчасти из-за всплеска организации труда, ставшего возможным благодаря Национальному закону О восстановлении промышленности. Ее лидеры выступали за то, чтобы Соединенные Штаты следовали советской модели революции, ликвидируя капитализм и дать возможность рабочему классу на управление обществом. Сомнительно, что более нескольких миллионов американцев искренне предпочли это направление. Фактическое членство в КПСС никогда не превышало ста тысяч, и хотя партийные организации могли бы сделать это число более удобным для шестизначного числа, не все фракции разделяли бы советское общество в качестве цели.
В то же время многие американцы считали, что если падение демократического капитализма неизбежно, то социализм в той или иной форме предпочтительнее других альтернатив. И, конечно, коммунисты, социалисты и их союзники - особенно в профсоюзах - оказали значительное влияние на общественную и культурную жизнь в этот период. Рот не останавливается на политике левых, особенно до введения нового курса. Тем не менее, стоит отметить, что Рот начинает свой дневник 5 июня 1931 года. Всего за шесть дней до этого произошло одно из самых ожесточенных столкновений в истории Янгстауна. В Янгстаун со всех концов Огайо, Пенсильвании и Западной Виргинии прибыла группа из сотен коммунистов, чтобы завербовать членов из недавно открытых ночлежек и столовых и сорвать празднование Дня Памяти города. В результате столкновения с полицией более двухсот человек были арестованы, десятки ранены и госпитализированы.
Другие экстремисты и популисты также соблазняли Америку. Похожий на хамелеона отец Чарльз Кофлин завораживал миллионы американцев по радио, ругая евреев, капитализм, коммунизм, Рузвельта и Федеральную Резервную Систему. В Янгстауне Ку-Клукс-Клан имел особую привлекательность. Рабочие места в сталелитейной промышленности привлекали рабочих со всего мира. По данным переписи 1920 года, 60% населения города родилось за пределами Соединенных Штатов. Такое большое и в основном католическое, иммигрантское население сделало нативистское послание клана популярным среди протестантов, и в 1923 году большинство городского совета Янгстауна было связано с кланом. Это не было фантазией, верить в то, что социалисты, коммунисты, фашисты или крайние популисты могут взять власть в некоторых частях Соединенных Штатов, будь то силой или симпатией.
Не то чтобы такая политическая закваска беспокоила Рот изо дня в день. По своему профессиональному положению и классу Рот был прирожденным республиканцем. В дневнике он отмечает, что поддерживает переизбрание Гувера в 1932 году, Альфа Лэндона в 1936 году и Уэнделла Уилки в 1940 году. По этой причине тем более примечательно, что Рот стал общественным защитником закона О Национальном восстановлении Рузвельта в 1933 году. В какой-то момент в этом году он замечает, что делает так много от имени НРА, включая пять выступлений в одно воскресенье, что у него нет времени на что-то еще. Тем не менее, в течение нескольких недель он сомневается, приносит ли НРА (или действительно любая из ранних программ нового курса) какую-либо пользу и боится, что огромный государственный долг может нанести вред. Поддержка НРА была, как он объясняет, простым гражданским долгом, хотя чтение между строк, кажется, ясно, что Рот был эффективным публичным оратором и что он вполне мог развить вкус к общественному вниманию (он будет продолжать занимать выборный пост в Янгстауне).
В нашей стенографической истории этого периода мы склонны думать о буме на фондовой бирже 1920-х годов, который Рот ярко документирует, если ретроспективно, за которым следует жалкая нищета, в которой ни у кого не было денег даже на достаточную пищу или приличное жилье, ревущие двадцатые годы заменены преследующими образами Доротеи Ланге. Дневник Рота-это напоминание из первых рук о том, что реальность была гораздо более сложной, что мини-комнаты и мини-гостиницы существовали в этот период, в котором после 1929 года делались состояния, а также терялись. Конечно, крах был одним из самых разрушительных событий в истории фондового рынка. Максимум 1929 года в промышленном среднем Dow Jones 381,17 не будет достигнут снова в течение еще четверти века. Однако в период с 1929 по 1939 год ни фондовый рынок, ни экономика в целом не шли в одном непрерывном направлении.
В книге Бенджамина Рота задается главный вопрос: как честный, благоразумный человек должен создавать богатство, защищать его и строить на протяжении всей жизни?
Интересно проследить эволюцию мышления Рота об инвестициях. Наблюдая за падением рынка в 1931-1932 годах, он, по-видимому, чувствует, что акции - это игра неудачников. В то же время его мучает перспектива поиска выгодных сделок между акциями - особенно железными дорогами и сталью, - которые потеряли почти всю свою ценность, даже несмотря на то, что их основной бизнес, казалось, в конечном счете восстановится. Он также начал понимать, что, хотя недвижимость казалась надежным вложением - она конечна, осязаема и может самофинансироваться за счет взимания арендной платы - в условиях продолжительного спада она может быть разрушительной. Расходы на содержание, налоги, ипотечные платежи и страхование, как правило, негибкие, в то время как доход от аренды может легко иссякнуть, если арендаторы не имеют работы. Все здания вокруг него были снесены, потому что владельцы скорее потеряют свои инвестиции, чем будут вынуждены обанкротиться из-за своей неспособности платить налог на недвижимость.
В середине тридцатых годов Рот начинает разрабатывать подход к инвестированию, основанный на контроле риска, поддержании ликвидности и принципе защиты. Сегодня даже случайные инвесторы знакомы с способами описания типов инвестиционных стратегий, к которым тяготел Рот: "ценность инвестиций", "покупка и удержание", "даже" долларовое усреднение затрат.- но для Рота это не были стратегии, которые можно было купить с полки. он должен был построить их сам - старательно, терпеливо и, по крайней мере в течение периода, охватываемого этой книгой, полностью теоретически. Позже он пожалел, что у него не было наличных денег, чтобы купить акции, когда они достигли исторических минимумов, а затем восстановились. Рот в конечном счете пришел бы покупать отдельные акции, хотя, по словам его сына, только в очень крупных компаниях, и всегда часть инвестиционного портфеля, который также включал облигации и недвижимость.
Озабоченность Рота личными финансами делает этот дневник чем-то вроде аномалии в литературе эпохи Депрессии. Посетите прекрасно оборудованную библиотеку или историческое общество в Янгстауне (они находятся практически на противоположной стороне уик-авеню) и вы найдете Тома О борьбе рабочего класса Янгстауна: борьба за объединение, потребность в помощи и достойном жилье. Большая часть ученых эпохи Депрессии по понятным причинам принимает эту точку зрения. На другом конце спектра, очень богатые люди каждого времени и места всегда документируют свою жизнь, немедленно местными средствами массовой информации и позже биографами. Во всяком случае, современная индустрия богатства и знаменитостей берет свое начало в депрессии, порожденной потребностью людей развлекаться вне их мрачных реальностей. Но если использовать фразу эпохи Депрессии - "рожденный человек" этого периода истории, то это честный, стремящийся профессионал. Нет никаких сомнений в том, что в 1930-е годы миллионам американцев было труднее, чем Бенджамину Роту и его ближайшим родственникам. По-видимому, те, кто пострадал сильнее всего, оставили мало что в качестве постоянного отчета о своем опыте, потому что они умерли от голода или замолчали из-за крайней нищеты. Шаг вверх от этого уровня дает нам образы депрессии, которые мы носим в нашем коллективном заднем кармане: беженцы едят из пыльной миски, городские очереди благотворительной суповой кухни, Том Джоуд и Грозьдья Гнева.
Долговечность этих изображений свидетельствует об их истинности, но дневник Рот настаивает на равной истине, которая несколько удивительно отсутствует в национальных ежегодниках 1930-х годов. Вот история, рассказанная с точки зрения депрессии, драматически затронутой, но не основательно растоптанной. Во времена когда государственная помощь адресована непосредственно бедным, и когда в 1936 году возвращается некоторая степень процветания - Рот, кажется, немного завидует тому, что очень небольшая часть перераспределяемого богатства оказывается в сундуках, скажем, таких юристов, как он. Но он не жалуется и не предлагает помощь профессиональному классу. Вместо этого он удвоил свои усилия, чтобы понять циклы экономики и фондового рынка и как лучше инвестировать. Его ум сосредоточен на потенциале выздоровления, особенно американской предприимчивости.
Это не было типично для его времени. Кажется справедливым сказать, что никто в 1930-х годах не обращал столько внимания на фондовый рынок, как Бенджамин Рот, если только они не были действительно инвестированы в него. Странно, однако, что это гораздо более типично для нашей собственной эпохи, когда (в зависимости от того, как это измеряется) около половины американцев инвестировали деньги в акции, и когда простой акт, как сидеть в зале ожидания аэропорта или сесть в лифт, может означать бомбардировку мнениями о покупке, продаже или удержании. Мы, как страна, ориентированная на потребительские расходы, ориентированная на обслуживание, ориентированная на рынок, больше похожи на Бенджамина Рота сегодня, чем мы были, когда он писал, и, конечно, больше, чем мы похожи на сталеваров, которые были его современниками. Бенджамин - наш корреспондент CNBC перенесенный в прошлое.
Творчество Рота обладает удивительной литературной силой. Он не был профессиональным писателем. Он не ожидал сразу широкой аудитории для этих записей, и поэтому не нагружал их причудливыми словами, ослепительными метафорами или афористическими предложениями. Он не был ни экономистом, ни финансовым специалистом. Особенно в первые годы этого дневника Рот, казалось, искренне боролся с некоторыми основами инвестиций и экономики. Он не питал иллюзий относительно приобретенного опыта. Как будто создавая своего рода экономический палимпсест, Рот время от времени возвращался назад и комментировал свои ранние записи и не колеблясь заявлял о своей ошибке. Эти ретроспективные комментарии отступом на странице и помечены все числовые даты [например, 8/13/52], чтобы отличить его от записей в режиме реального времени, где прописано полное название месяца. Однако, что, пожалуй, важнее всего, Рот не мог позволить себе роскошь романиста или сценариста знать куда в конечном счете ведет история.
И все же именно ограниченность опыта Рота делает дневник таким привлекательным для нас сегодня. Дневник заставляет нас столкнуться с этим скрытым, пульсирующим ощущением, которое говорит нам, что независимо от того, насколько процветающей, удачливой или хитрой была американская экономика в течение последнего столетия, у нас все еще нет окончательных, универсальных ответов на некоторые очень фундаментальные экономические вопросы, большие и маленькие, которые почти преследовали Рота. Сколько долгов - это слишком много долгов для домашнего хозяйства, компании или правительства? Какой наиболее безопасный способ гарантировать возврат инвестиций без чрезмерного риска? Каким бы ни был этот чрезмерный риск? Насколько правительство может поддерживать частные предприятия, не создавая при этом морального риска, препятствующего динамизму рынка? Почему экономика не может развиваться устойчивыми, управляемыми темпами, не впадая в разрушительные циклы подъема и спада?
Это унизительно и немного страшно осознавать, что с тех пор, как Бенджамин Рот начал вести свой дневник, миллионы и миллионы человеко-часов были потрачены на формулирование, количественную оценку и гипотезирование этих вопросов, не создавая пуленепробиваемых ответов или даже большей части постоянного консенсуса. Экономика использует статистику и кажущуюся точность, которые ассоциируются, скажем, с физикой и астрономией. Однако исследование экономического мнения даже по, казалось бы, простым вопросам создает впечатление, что экономисты как группа не могут согласиться с их эквивалентом гипотезы о том, что Земля вращается вокруг Солнца, а не наоборот.
Легко и поучительно читать этот дневник и убеждать себя в том, сколько уроков политики извлекли из 1930-х годов и сколько еще существует механизмов экономической безопасности. Страхование безработных и гарантированный доход по социальному страхованию престарелых и немощных являются стандартными чертами американской экономики. Без них воздействие текущих рецессий на людей может быть таким же плохим, как и во время депрессии. На федеральном уровне государственная гарантия банковских вкладов до определенной денежной суммы делает панические банковские бега менее вероятными и менее разрушительными. Хотя отнюдь не невозможными, и, конечно, есть те, кто утверждает, что такие гарантии вредны. см. вышеприведенное наблюдение о земле и солнце. А когда банки закрываются, процесс упорядочивается и влияние на общую финансовую систему сводится к минимуму. Более того, десятилетний опыт монетарной политики дал Федеральной резервной системе - относительно новому институту во времена Рота - гораздо большую власть в управлении экономикой от крайностей инфляции или безработицы. В течение десятилетия, охватываемого этим дневником, Рот редко тратит время и перспективу, чтобы оценить ценность этих уроков, извлеченных в рамках нового курса и за его пределами. В конце концов, он не видел многих постоянных признаков их эффективности. Тем не менее, в описаниях Рота есть многое, что подкрепляет аргументы тех, кто хочет доказать, что сегодняшние экономические менеджеры намного лучше, чем их коллеги в тридцатых годах.
И все же: почти невозможно для любого читателя в 2009 году изучить эту работу, не увидев резких, иногда пугающе проницательных, параллелей с нашей собственной эпохой. Вот, например, запись от мая 1933 года: "инвестиции - это порядок дня. Сенат расследует частные банковские операции, в частности J. P. Morgan & Co. Мистер Морган был на свидетельском месте весь день вчера и сегодня. Факты свидетельствуют о том, что его фирма давала займы многим людям, занимавшим видное положение в государственных делах.1 июня 1933 года: "оглядываясь на три месяца с тех пор, как Рузвельт стал президентом, кажется, что США прошли долгий путь к какой - то форме социализма или управляемой экономики.- и это в 1932 году: - похоже, демократы победят, потому что все хотят перемен.
Дело здесь не в том, правы или неправы быки или медведи в пределах любого снимка любого десятилетия, или критики Рузвельта в 1933 году или Барака Обамы в 2009 году ошибаются или правы на деньги. Скорее, дневник Рота является напоминанием о том, что наша экономическая безопасность, индивидуально и коллективно, всегда основывается на сложном взаимодействии рыночных сил, политики, потребительского восприятия и воздействия непредвиденных а иногда и предвидимых событий. Как и во многих других областях, те, кто предлагает предсказания на будущее или даже детальное прочтение настоящего, часто ошибаются из-за неполной информации, ошибочных статистических моделей или скрытых программ.
И даже когда они правы в пределах определенного периода времени, история часто имеет в виду другие планы. Молодой город, который Бенджамин Рот знал и надеялся увидеть возрожденным - бурно развивающийся стальной город, где забитые сажей небеса означали процветание, - на самом деле пережил депрессию, во многом благодаря военному строительству во время Второй мировой войны, главной теме заключительной главы этой книги. Но Янгстаун сегодня имеет часть металлургической промышленности и населения, которое было в 1930 году. Даже к концу тридцатых годов потребность металлургической промышленности в дешевых водных перевозках переместила большую часть производства на запад, в район Южного Чикаго - Гэри, штат Индиана, так что поставки могли идти через озеро Мичиган. В триумфальном документе, выпущенном в 1950 году, чтобы отпраздновать свою первую половину века существования, Youngstown Sheet & Tube заявил, что он "будет ждать еще пятьдесят лет, а затем еще, до бесконечности, продолжения обслуживания своей покупающей общественности, своих сотрудников, своих акционеров и своей страны." Это бесконечное видение, несомненно, имело смысл для компании и даже для Рота в то время? Это была одна из крупнейших фирм в регионе, который в середине века только производил больше стали, чем, скажем, Франция. Но на самом деле компания не продержится еще два десятилетия сама по себе, а индустрия Янгстауна в целом - еще тридцать лет.
Когда я писал об этом в июне 2009 года, General Motors, когда-то крупнейшая частная компания в мире, была исключена из списка Нью-Йоркской фондовой биржи. Бенджамин Рот, я думаю, вероятно, не признал бы мир, в котором General Motors не была основным двигателем экономики США. Однако, основываясь на своем дневнике, Я думаю, что он скоро понял бы, как это могло произойти. Фондовые рынки и отдельные сектора могут расти или падать в течение месяцев или десятилетий, но некоторые более широкие экономические силы - в его время, международное движение золота или наращивание военных действий. У нас деиндустриализация и глобализация всегда будут себя утверждать.
Продолжение следует...
Добавиться в друзья можно вот тут
Понравился пост? Расскажите о нём друзьям, нажав на кнопочку ниже: