Исповедь путаны. На смерть журнала «Флирт»
Источник: Peresedov.Pro
Массовый интерес к постам про учительницу-нимфоманку и девушку-эльфа показал, что на самом деле нужно читателям ЖЖ.
Хотите пикантных приключений? - Ок! Их есть у меня.
Например, история ночных откровений путаны из далёкого оружейного города.
Этот эпизод вспомнился мне в ответ на шумиху вокруг ареста редакции журнала «Флирт».
Рассказ про жрицу любви достаточно атмосферный, поэтому без развёрнутого вступления в нём не обойтись.
Итак…
Это случилась холодной зимой в разгар президентства Медведева, когда нас с коллегами позвали прочесть лекцию пиарщикам крупного оборонного завода. Из Москвы мы вылетели малой группой: продюсер - скромный я, телевизионщик Костя - лихой контркультурный деятель и пожилой газетчик Николай - алкоголик и балагур.
С первыми трудностями мы столкнулись уже в самолёте: стюардессы отказались продавать нашей компании крепкий алкоголь. Все два часа полёта несчастные мы вынужденно цедили сухой мартини из длинных соломинок, просунутых прямо в горлышки бутылок. От этого медитативного занятия нас отвлёк лишь однажды неугомонный Костя. Любознательный с детства, он листал газеты, которые раздали пассажирам, пока не обнаружил на развороте одной из них моё фото с пикета в поддержку Олега Кашина размером в полполосы. Это событие показался ему настолько значимым, что он ту же начал громко показывать эту страницу и меня соседям по салону - всем, до кого мог дотянуться.
Нам с Николаем потребовалось немало усилий, чтобы убедить его так не делать…
Около семи вечера (по местному времени) самолёт деликатно приземлился в суровом городе с названием, вызывающем неприличные ассоциации. Там нас уже ждал минивэн оружейного завода - про такие мужики говорят "кожа-рожа" - на котором мы должны были еще пару часов пылить по заснеженной трассе в грозный и зычный моногород.
Разумеется, нам тут же захотелось накатить.
В магазине на окраине города, возле которого остановился добрый водитель, мы встретили второй грустный сюрприз: полки, выделенные под виски, оказались заставлены бутылками лишь одного сорта: «Чёрная лошадь». Задолго до санкций, когда остальная Россия вместе со всем прогрессивным человечеством пила виски «Белая лошадь», суровые мужики из города с названием, вызывающем малоприличные ассоциации, под видом виски литрами вливали в себя бодягу местного разлива, будто в насмешку над известным брендом, доказывая свою неприхотливость.
Собрав табун чёрных лошадей, мы направились на вороной карете в самое сердце подвижной белой мглы…
В машине мы пили, пели и вели задушевные разговоры о судьбах Родины.
Ровный ритм путешествия и монохромный пейзаж за окном заметно нас раскрепостили: в каждом участнике экспедиции начали проступать черты его потаённой натуры. Заметнее всего это проявилось в Константине. На глазах он мутировал из модного столичного профи в расхристанное чудовище какого-то эпического рассказа сайта UDAFF.COM
В пути нас поджидало ещё одно приключение, благодаря которому я понял, почему народ наш - богоносец - так не любит залётных москвичей.
Представьте себе: январская ночь, замкадный заповедный лес.
У дороги - кафешка-избушка. В ней: продавщица-хлопотница, охранник-увалень, да забредший на огонёк охотник-тихоня в шубе, шапке и унтах. Сидят они рядком, говорят чередком… Дорога пустая, воздух чистый, за окном темно… Чайник квохчет, телевизор бормочет. Благодать!
Тут, откуда ни возьмись, из самой белой мглы выныривает черный автобус Мерседес с яркими ксеноновыми глазами-фарами. Двери его распахиваются и оттуда с криками, да хрипом вываливаются на снег непонятные люди, устремляясь в избушку. Один из них - Костя - громко ищет туалет. Оповестив всех, зачем ему туда нужно, он пытается ворваться в кухню, чтобы обстряпать там свои дела. Другой - я - задав Косте нужный ориентир, начинает нараспев зачитывать местное меню. Дойдя до беляшей за двадцать рублей штука и чая по червонцу стакан, он обретает просветление: денег, которые есть на кармане, хватит, чтобы просидеть в этой избушке на беляшах с чаем, минимум, полгода. Об этом он немедленно с искренним детским смехом начинает рассказывать мирозданию. Мироздание в лице продавщицы, наверное, могло бы разделить с ним эту радость, если бы не было так увлечено защитой собственной чести от романтического штурма подвыпившего Коли-гусара.
Весь этот бардак длится минут семь-десять, после чего наша компания с гиком и присвистом грузится в свою басурманскую повозку, прихватив в качестве трофеев все румяные масляные беляши, которые смогли найти в избушке. (Последний я, кажется, стащил прямо с тарелки охотника-скромняги). Грозно взревев мотором, машина растворяется в белой вьюге. Но вместе с шелестом шин по гравию я слышу шипящее «москвичи», брошенное нам в спины из-за приоткрытой двери избушки...
Дюжину беляшей спустя мы въехали в суровый город - оплот политического и гражданского суверенитета России.
С первого взгляда он напомнил мне образы аниме-мультиков про ядерную зиму и мир после Апокалипсиса. Представьте: непоздний вечер (около 10 часов) и совершенно пустой город с улицами, освещенными яркими фонарями. Падает крупный снег. Над домами, ставшими пряничными в электрическом свете, нависают контуры гигантского, бесконечно длинного завода - души, лёгких и сердца этого города.
На наше недоумение водитель ответил, что людей на улицах нет потому, что большинству жителей к шести часам надо выходить на завод в утреннюю смену. Поэтому, уже в 8-9 вечера они поголовно ложатся спать.
Я начал догадываться, насколько это своеобразное место, когда бросил взгляд на большую витрину гастронома. Стилем, выдающим знакомство дизайнера с книгой «Ководство» Артемия Лебедева, там было выведено объявление, которое совсем не ожидаешь увидеть выполненным в таком стиле. Точными линиями с учётом правильности пропорций на стекле был изображен ящик характерных бутылок, а над ними - крупная надпись элегантным шрифтом без засечек: «При покупке ящика водки - скидка 5%».
Я постарался представить титанов, для которых скидка в 5% - достаточная мотивация, чтобы купить ещё один ящик водки, но не смог и невольно поёжился.
Ровно в 22 часа мы заселились в центральную гостиницу напротив вокзала.
Восемь вечера по Москве. Гостиница спит: лобби бар закрыт, вайфая нет, сауны-массажа-бильярда нет, кабельных каналов нет, ужин в номер заказать невозможно... Дело было вечером, делать было нечего.
Кое-как уложив разбушевавшегося Костяна спать и закрыв его снаружи на ключ в номере, мы с Николаем оказались в положении праздной скуки. К счастью, благодаря возрасту, он привык не полагаться во всём на компьютеры. Быстро выудив из недр своей потасканной сумки затёртую записную книжку, Николай недолго ей пошелестел, сделал пару звонков кому-то в Москву и на местный, после чего посмотрел на меня взглядом победителя и объявил, что где-то неподалёку коротает вечер группа московских политтехнологов и они приглашают нас к ним присоединиться.
Вызвав сонное такси, мы поехали кутить к политтехнологам.
Гвардейцы предвыборных кампаний расположились неподалеку в частной сауне, сняв её целиком и надолго. Сауна была удобная: две парилки, бассейн, бильярд, гостиная с длинным, загнутым по периметру, широким кожаным диваном…
Политтехнологов было четверо: они казались чистыми, молодыми, интеллигентными, но всё же немного изнеженными сверх меры. Обилие продуктов, собранных на столах и в кухне, наводило на мысль, что гости безвылазно обитают на этой локации или, как минимум, стараются быть готовыми в любой момент к осаде.
Центр местного миропорядка образовывали пара ящиков виски «Черная лошадь» и одна проститутка на всех.
В ответ на наше с Николаем удивление старший гвардеец признался, что за вечер они дважды вызывали в сауну караваны жриц любви, но, кроме Маши, не смогли подобрать никого, отвечающего их вкусам.
Маша и правда была хороша скромной, естественной красотой жительницы центральной России: изящная фигурка, русые волосы, ямочки на щеках, немного курносый остренький носик.
Одетая в простыню, она бойко хозяйничала на кухне, организуя закуски.
Было заметно, что девушка провела в этой компании много времени и совершенно освоилась. Например, когда мы с гвардейцами стали общаться, активно гарцуя на чёрных лошадях, она без тени сомнения принялась вставлять реплики в обсуждение перспектив Глеба Павловского и его Фонда Эффективной Политики сохранить влияние при дворе в следующем избирательном цикле. Жизнь показала, что эти её простодушные и местами грубовато-резкие прогнозы оказались ближе всех к истине.
С Машей меня попытались свести с первых минут нашего появления в сауне. Николай, ссылаясь на возраст, с порога прильнул к залежам местного виски. Меня же попытались уважить таким вот своеобразным гостинцем. Старший гвардеец с революционной искренностью прямо сказал, что у девушки остаются ещё 45 минут оплаченного времени. Так что я могу ни в чём с ней себе не отказывать. Но я не люблю публичности в личных делах, поэтому предпочёл для начала просто с познакомиться с феей и поговорить с ней. Постепенно слово за слово наш разговор перешёл в полноценное интервью, а после уже своей искренностью начал напоминать почти исповедь.
Сначала Маше шла на контакт неохотно, отвечала заученными фразами и шаблонными эмоциями, свойственными её профессии. Но минут через десять, когда стало ясно, что на меня эти ужимки не действуют и я не пытаюсь добиться от неё, чтобы она была кем-то определённым, разговор начал клеиться. Выяснилось, что ей недавно исполнилось 27 лет, она закончила местный пединститут по специальности "Учитель начальных классов", была замужем, растит дочь. На первом круге общения мне удалось узнать лишь это. Плюс, тонны поверхностного трёпа про её музыкальные вкусы, любовь к литературе и планы со временем стать известным автором бульварных романов.
В какой-то момент я решил, что общаться с девушкой мне интереснее, чем вести бесконечные дебаты с друзьями-конформистами. И я предложил ей сбежать. Она с готовностью согласилась, посетовав, правда, что нужно будет как-то объяснять своё отсутствие диспетчеру-сутенеру. Узнав, сколько стоит её ночь, я без раздумий пообещал оплатить ей алиби. Цена вопроса равнялась стоимости 250 беляшей в придорожной избушке.
Расположились мы в моём гостиничном номере. Сначала я хотел отвести девушку в какую-нибудь кофейню или ресторан, но гвардейцы в один голос закричали, что круглосуточных кофеен в этом городе нет и не было никогда, а единственный местный ночной ресторан такие, как мы - с московскими лицами - должны обходить стороной за киллометр. Маша подтвердила их правоту. Поэтому меньше чем через полчаса она уже сидела, поджав под себя босые ноги, в кресле моего номера и умилительно прихлёбывала сладкий чай с коньяком из моей дорожной кружки. Я смотрел на неё с неподдельным интересом и продолжал свои расспросы.
Суммирую главное из её рассказа, который длился с повторами и перерывами в общей сложности часа три.
По её словам, в детстве она была домашней девочкой: школа-музыкалка-институт. На последнем курсе встретила работящего парня с завода, они поженились. Год проработала по специальности, потом забеременела. Ушла в декрет на полный срок.
Первые трещины брак начал давать где-то через год после рождения дочки. Причиной этого стал секс, вернее, его отсутствие. Муж был близок с ней редко, неохотно, словно по большому одолжению. В ответ на расспросы, сумел представить дело так, будто причиной этому - её врождённая фригидность. Год девушка мучилась от мысли, что она - неполноценная.
Всё это время со стороны они казались идеальной парой: обустраивали квартиру в новостройке, по вечерам вместе выгуливали ребёнка, после этого муж досиживал день у телевизора или шёл болтать во двор с пацанами. Телевизор и разговоры всегда сопровождались пивом. Она вела домашнее хозяйство, в свободные минутки общалась с соседками и одноклассницами - такими же заложницами быта, как и она сама. Всё шло НОРМАЛЬНО, но от этого девушке с каждым днём всё отчётливее хотелось повеситься.
Ситуация резко поменялась, как только она решилась изменить мужу.
Маша не сказала, кто стал её первым любовником, упомянула лишь, что он был полной противоположностью супруга: заботливый, умелый, чуткий. С ним она поняла, что в ней нет ни тени фригидности - это муж был эмоциональным садистом и полуимпотентом, который паразитировал на её чувствах. Осознав это, она тут же забрала дочь к матери и без особых объяснений подала на развод.
Муж сначала пытался уговорить её передумать, потом начал угрожать, в итоге лишил их с ребенком материальной поддержки и всех средств к существованию. Но девушка осталась непреклонна - вернуться в золоченную клетку она не могла.
Роман на стороне тоже быстро закончился. Но там, кажется, сразу было понятно, что это не надолго. Маше пришлось идти на работу. Благо, пенсионерка-мама взяла на себя заботы о дочке. Работать она, разумеется, пошла не в школу, где почти ничего не платили, а продавцом-консультаном в салон "Евросеть". Начало работы совпало для неё с неожиданным открытием: она поняла, что в её жизни появилась первая настоящая страсть и осознанное увлечение - мужчины и секс с ними.
Нет, она не искала новых отношений. Ей стало интересно коллекционировать мужские характеры: узнавать их; "взламывать", наблюдая, как они могут меняться под действием её слов и поступков; замечать, насколько разные, противоречивые под час впечатления рождают в душе слова и тело постороннего человека. Основной частью этого хобби стал секс. Он начал вызывать в ней влечение, сродни с одержимостью альпиниста горными высями. Я, разумеется, сразу спросил, не подоревала ли она в себе расстройства нимфомании. Девушка ответила, что думала об этом и даже консультировалась с психологом в интернете, но нет. В сексе её привлекал не сам по себе животный акт. Ей нравилось изучать его технические нюансы, улучшать свои навыки, дополнять коллекцию внутренних впечатлений новыми оттенками чувственности. По её убеждению, такое переживание близости не несвойственно нимфомании. В её представлении речь могла идти именно о центральном хобби в жизни, как у других случаются увлечения фитнесом или йогой.
Первых любовников она "вербовала" из клиентов своего салона: многие посетители пытались познакомиться с молоденькой продавщицей. С понравившимися она соглашалась встретиться за чашкой чая после работы. Но постепенно такое положение дел перестало её устраивать. Во-первых, было тяжело: работать, открывать новые грани секса, а потом бежать домо заниматься ребёнком - та ещё круговерть. Во-вторых, знакомиться с мужчинами на работе стало всё сложнее - слишком палевно: про неё могла пойти дурная слава, а своё имя она берегла. Искать любовников где-то на стороне не было возможности и времени. К тому же через полгода - месяцев через восемь, она уже могла определить для себя с уверенностью, что этот интерес к мужчинам - всерьез и надолго. Постепенно она пришла к мысли попробовать себя в роли проститутки.
Не знаю, долго ли она решалась на такой шаг. Учитывая общую смелость её натуры, думаю, нет. Проводником в этот мир для неё стал местный криминальный авторитет, с которым её свела бывшая одногруппница. Выслушав девушку и проверив её в деле, авторитет свел её с двумя местными сутенёрами, наказав, чтобы они её берегли и сводили только с респектабельными и адекватными клиентами. И вот, уже около двух лет она в этом бизнесе и ни о чем не жалеет.
Я спросил, как мама относится к её работе - Маша ответила, что маме сказала, будто работает менеджером в местном клубе и вынуждена периодически ездить на место решать оперативные проблемы. Та, вроде как, предпочла поверить и не задавать больше лишних вопросов.
Я спросил, не пугает ли её возможность известности - девушка сказала, что высокий по местным меркам ценник является гарантией от встречи с друзьями мужа или кем-то из повседневного окружения. Она вообще хорошо отзывалась о своей работе в плане возможности общения и знакомства с интересными людьми. К интересным она причисляла в основном московских командировочных и представителей местных элит. По её словам, эти люди подкупали её своей решительностью и целеустремленностью, которые проявлялись как в простом общении, так и в сексе.
На это я удивился: мы же, как-никак, находились в городе великой воинской славы, столице оружейников и кузнецов. Они, казалось бы, должны в мужском плане оставлять далеко позади всяких московских офисных хлюпиков и мажоров.
На это Маша с сожалением заметила, что вся мужская брутальная бравада на проверку оказывается дутой. Здоровье местных мужчин подорвано тяжелым физическим трудом, алкоголем и общей инфантильностью характера. Если кто-то из них когда-нибудь и решался "гульнуть на все", на деле это превращалось в пьяную возню с последующим задабриванием героя лицемерной похвалой и ложным сочувствием. Что же до москвичей, то они, если судить по её описаниям, приезжали в эти суровые края с ощущением "или пан, или пропал", которое заставляло их топить стресс в безудержной страсти, которая так нравилась Маше.
Всё время, пока я слушал эту исповедь, меня раздирали противоречивые чувства: с одной стороны, девушка, безусловно, была жертвой - заложница криминального бизнеса, преступница без какой бы то ни было защиты и социальных гарантий. С другой стороны, в её словах слышалась решительность зрелой личности, способной совершить выбор с учётом его возможных последствий и ответственности. А некоторые её интонации были по-хорошему феминистскими. В частности, она присваивала себе право распоряжаться своим телом так, как считает это нужным.
Мне не удалось разрешить это внутреннее чувство двойственности ни на следующий день, пока я читал лекции, ни позже.
В Москве какое-то время я часто вспоминал Машу: её искренность и смелость характера. Мне пришла в голову мысль привезти её в Москву и снять с ней серию телевизионных сюжетов: путана из провинции гуляет по столице и комментирует особенности местной, не самой бескорыстной и честной действительности. Но мне не удалось увлечь этой идеей никакого серьёзного продюсера.
Что же до поездки в город со звучным названием, она закончилась большой удачей для Констанина. Когда на следующий день, не до конца протрезвевший, он выдал лекцию в циничной и резкой падонковской манере, это произвело такое сильное впечатление на местных менеджеров, что они предложили ему контракт, который вылился потом в многолетнее плодотворное сотрудничество. Поэтому рекламные ролики нашего доблестного оружия, отправляемого на международные выставки, стали монтироваться под звуки Лаэртского и Кровостока, доносящиеся из колонок монтажных станций.
Массовый интерес к постам про учительницу-нимфоманку и девушку-эльфа показал, что на самом деле нужно читателям ЖЖ.
Хотите пикантных приключений? - Ок! Их есть у меня.
Например, история ночных откровений путаны из далёкого оружейного города.
Этот эпизод вспомнился мне в ответ на шумиху вокруг ареста редакции журнала «Флирт».
Рассказ про жрицу любви достаточно атмосферный, поэтому без развёрнутого вступления в нём не обойтись.
Итак…
Это случилась холодной зимой в разгар президентства Медведева, когда нас с коллегами позвали прочесть лекцию пиарщикам крупного оборонного завода. Из Москвы мы вылетели малой группой: продюсер - скромный я, телевизионщик Костя - лихой контркультурный деятель и пожилой газетчик Николай - алкоголик и балагур.
С первыми трудностями мы столкнулись уже в самолёте: стюардессы отказались продавать нашей компании крепкий алкоголь. Все два часа полёта несчастные мы вынужденно цедили сухой мартини из длинных соломинок, просунутых прямо в горлышки бутылок. От этого медитативного занятия нас отвлёк лишь однажды неугомонный Костя. Любознательный с детства, он листал газеты, которые раздали пассажирам, пока не обнаружил на развороте одной из них моё фото с пикета в поддержку Олега Кашина размером в полполосы. Это событие показался ему настолько значимым, что он ту же начал громко показывать эту страницу и меня соседям по салону - всем, до кого мог дотянуться.
Нам с Николаем потребовалось немало усилий, чтобы убедить его так не делать…
Около семи вечера (по местному времени) самолёт деликатно приземлился в суровом городе с названием, вызывающем неприличные ассоциации. Там нас уже ждал минивэн оружейного завода - про такие мужики говорят "кожа-рожа" - на котором мы должны были еще пару часов пылить по заснеженной трассе в грозный и зычный моногород.
Разумеется, нам тут же захотелось накатить.
В магазине на окраине города, возле которого остановился добрый водитель, мы встретили второй грустный сюрприз: полки, выделенные под виски, оказались заставлены бутылками лишь одного сорта: «Чёрная лошадь». Задолго до санкций, когда остальная Россия вместе со всем прогрессивным человечеством пила виски «Белая лошадь», суровые мужики из города с названием, вызывающем малоприличные ассоциации, под видом виски литрами вливали в себя бодягу местного разлива, будто в насмешку над известным брендом, доказывая свою неприхотливость.
Собрав табун чёрных лошадей, мы направились на вороной карете в самое сердце подвижной белой мглы…
В машине мы пили, пели и вели задушевные разговоры о судьбах Родины.
Ровный ритм путешествия и монохромный пейзаж за окном заметно нас раскрепостили: в каждом участнике экспедиции начали проступать черты его потаённой натуры. Заметнее всего это проявилось в Константине. На глазах он мутировал из модного столичного профи в расхристанное чудовище какого-то эпического рассказа сайта UDAFF.COM
В пути нас поджидало ещё одно приключение, благодаря которому я понял, почему народ наш - богоносец - так не любит залётных москвичей.
Представьте себе: январская ночь, замкадный заповедный лес.
У дороги - кафешка-избушка. В ней: продавщица-хлопотница, охранник-увалень, да забредший на огонёк охотник-тихоня в шубе, шапке и унтах. Сидят они рядком, говорят чередком… Дорога пустая, воздух чистый, за окном темно… Чайник квохчет, телевизор бормочет. Благодать!
Тут, откуда ни возьмись, из самой белой мглы выныривает черный автобус Мерседес с яркими ксеноновыми глазами-фарами. Двери его распахиваются и оттуда с криками, да хрипом вываливаются на снег непонятные люди, устремляясь в избушку. Один из них - Костя - громко ищет туалет. Оповестив всех, зачем ему туда нужно, он пытается ворваться в кухню, чтобы обстряпать там свои дела. Другой - я - задав Косте нужный ориентир, начинает нараспев зачитывать местное меню. Дойдя до беляшей за двадцать рублей штука и чая по червонцу стакан, он обретает просветление: денег, которые есть на кармане, хватит, чтобы просидеть в этой избушке на беляшах с чаем, минимум, полгода. Об этом он немедленно с искренним детским смехом начинает рассказывать мирозданию. Мироздание в лице продавщицы, наверное, могло бы разделить с ним эту радость, если бы не было так увлечено защитой собственной чести от романтического штурма подвыпившего Коли-гусара.
Весь этот бардак длится минут семь-десять, после чего наша компания с гиком и присвистом грузится в свою басурманскую повозку, прихватив в качестве трофеев все румяные масляные беляши, которые смогли найти в избушке. (Последний я, кажется, стащил прямо с тарелки охотника-скромняги). Грозно взревев мотором, машина растворяется в белой вьюге. Но вместе с шелестом шин по гравию я слышу шипящее «москвичи», брошенное нам в спины из-за приоткрытой двери избушки...
Дюжину беляшей спустя мы въехали в суровый город - оплот политического и гражданского суверенитета России.
С первого взгляда он напомнил мне образы аниме-мультиков про ядерную зиму и мир после Апокалипсиса. Представьте: непоздний вечер (около 10 часов) и совершенно пустой город с улицами, освещенными яркими фонарями. Падает крупный снег. Над домами, ставшими пряничными в электрическом свете, нависают контуры гигантского, бесконечно длинного завода - души, лёгких и сердца этого города.
На наше недоумение водитель ответил, что людей на улицах нет потому, что большинству жителей к шести часам надо выходить на завод в утреннюю смену. Поэтому, уже в 8-9 вечера они поголовно ложатся спать.
Я начал догадываться, насколько это своеобразное место, когда бросил взгляд на большую витрину гастронома. Стилем, выдающим знакомство дизайнера с книгой «Ководство» Артемия Лебедева, там было выведено объявление, которое совсем не ожидаешь увидеть выполненным в таком стиле. Точными линиями с учётом правильности пропорций на стекле был изображен ящик характерных бутылок, а над ними - крупная надпись элегантным шрифтом без засечек: «При покупке ящика водки - скидка 5%».
Я постарался представить титанов, для которых скидка в 5% - достаточная мотивация, чтобы купить ещё один ящик водки, но не смог и невольно поёжился.
Ровно в 22 часа мы заселились в центральную гостиницу напротив вокзала.
Восемь вечера по Москве. Гостиница спит: лобби бар закрыт, вайфая нет, сауны-массажа-бильярда нет, кабельных каналов нет, ужин в номер заказать невозможно... Дело было вечером, делать было нечего.
Кое-как уложив разбушевавшегося Костяна спать и закрыв его снаружи на ключ в номере, мы с Николаем оказались в положении праздной скуки. К счастью, благодаря возрасту, он привык не полагаться во всём на компьютеры. Быстро выудив из недр своей потасканной сумки затёртую записную книжку, Николай недолго ей пошелестел, сделал пару звонков кому-то в Москву и на местный, после чего посмотрел на меня взглядом победителя и объявил, что где-то неподалёку коротает вечер группа московских политтехнологов и они приглашают нас к ним присоединиться.
Вызвав сонное такси, мы поехали кутить к политтехнологам.
Гвардейцы предвыборных кампаний расположились неподалеку в частной сауне, сняв её целиком и надолго. Сауна была удобная: две парилки, бассейн, бильярд, гостиная с длинным, загнутым по периметру, широким кожаным диваном…
Политтехнологов было четверо: они казались чистыми, молодыми, интеллигентными, но всё же немного изнеженными сверх меры. Обилие продуктов, собранных на столах и в кухне, наводило на мысль, что гости безвылазно обитают на этой локации или, как минимум, стараются быть готовыми в любой момент к осаде.
Центр местного миропорядка образовывали пара ящиков виски «Черная лошадь» и одна проститутка на всех.
В ответ на наше с Николаем удивление старший гвардеец признался, что за вечер они дважды вызывали в сауну караваны жриц любви, но, кроме Маши, не смогли подобрать никого, отвечающего их вкусам.
Маша и правда была хороша скромной, естественной красотой жительницы центральной России: изящная фигурка, русые волосы, ямочки на щеках, немного курносый остренький носик.
Одетая в простыню, она бойко хозяйничала на кухне, организуя закуски.
Было заметно, что девушка провела в этой компании много времени и совершенно освоилась. Например, когда мы с гвардейцами стали общаться, активно гарцуя на чёрных лошадях, она без тени сомнения принялась вставлять реплики в обсуждение перспектив Глеба Павловского и его Фонда Эффективной Политики сохранить влияние при дворе в следующем избирательном цикле. Жизнь показала, что эти её простодушные и местами грубовато-резкие прогнозы оказались ближе всех к истине.
С Машей меня попытались свести с первых минут нашего появления в сауне. Николай, ссылаясь на возраст, с порога прильнул к залежам местного виски. Меня же попытались уважить таким вот своеобразным гостинцем. Старший гвардеец с революционной искренностью прямо сказал, что у девушки остаются ещё 45 минут оплаченного времени. Так что я могу ни в чём с ней себе не отказывать. Но я не люблю публичности в личных делах, поэтому предпочёл для начала просто с познакомиться с феей и поговорить с ней. Постепенно слово за слово наш разговор перешёл в полноценное интервью, а после уже своей искренностью начал напоминать почти исповедь.
Сначала Маше шла на контакт неохотно, отвечала заученными фразами и шаблонными эмоциями, свойственными её профессии. Но минут через десять, когда стало ясно, что на меня эти ужимки не действуют и я не пытаюсь добиться от неё, чтобы она была кем-то определённым, разговор начал клеиться. Выяснилось, что ей недавно исполнилось 27 лет, она закончила местный пединститут по специальности "Учитель начальных классов", была замужем, растит дочь. На первом круге общения мне удалось узнать лишь это. Плюс, тонны поверхностного трёпа про её музыкальные вкусы, любовь к литературе и планы со временем стать известным автором бульварных романов.
В какой-то момент я решил, что общаться с девушкой мне интереснее, чем вести бесконечные дебаты с друзьями-конформистами. И я предложил ей сбежать. Она с готовностью согласилась, посетовав, правда, что нужно будет как-то объяснять своё отсутствие диспетчеру-сутенеру. Узнав, сколько стоит её ночь, я без раздумий пообещал оплатить ей алиби. Цена вопроса равнялась стоимости 250 беляшей в придорожной избушке.
Расположились мы в моём гостиничном номере. Сначала я хотел отвести девушку в какую-нибудь кофейню или ресторан, но гвардейцы в один голос закричали, что круглосуточных кофеен в этом городе нет и не было никогда, а единственный местный ночной ресторан такие, как мы - с московскими лицами - должны обходить стороной за киллометр. Маша подтвердила их правоту. Поэтому меньше чем через полчаса она уже сидела, поджав под себя босые ноги, в кресле моего номера и умилительно прихлёбывала сладкий чай с коньяком из моей дорожной кружки. Я смотрел на неё с неподдельным интересом и продолжал свои расспросы.
Суммирую главное из её рассказа, который длился с повторами и перерывами в общей сложности часа три.
По её словам, в детстве она была домашней девочкой: школа-музыкалка-институт. На последнем курсе встретила работящего парня с завода, они поженились. Год проработала по специальности, потом забеременела. Ушла в декрет на полный срок.
Первые трещины брак начал давать где-то через год после рождения дочки. Причиной этого стал секс, вернее, его отсутствие. Муж был близок с ней редко, неохотно, словно по большому одолжению. В ответ на расспросы, сумел представить дело так, будто причиной этому - её врождённая фригидность. Год девушка мучилась от мысли, что она - неполноценная.
Всё это время со стороны они казались идеальной парой: обустраивали квартиру в новостройке, по вечерам вместе выгуливали ребёнка, после этого муж досиживал день у телевизора или шёл болтать во двор с пацанами. Телевизор и разговоры всегда сопровождались пивом. Она вела домашнее хозяйство, в свободные минутки общалась с соседками и одноклассницами - такими же заложницами быта, как и она сама. Всё шло НОРМАЛЬНО, но от этого девушке с каждым днём всё отчётливее хотелось повеситься.
Ситуация резко поменялась, как только она решилась изменить мужу.
Маша не сказала, кто стал её первым любовником, упомянула лишь, что он был полной противоположностью супруга: заботливый, умелый, чуткий. С ним она поняла, что в ней нет ни тени фригидности - это муж был эмоциональным садистом и полуимпотентом, который паразитировал на её чувствах. Осознав это, она тут же забрала дочь к матери и без особых объяснений подала на развод.
Муж сначала пытался уговорить её передумать, потом начал угрожать, в итоге лишил их с ребенком материальной поддержки и всех средств к существованию. Но девушка осталась непреклонна - вернуться в золоченную клетку она не могла.
Роман на стороне тоже быстро закончился. Но там, кажется, сразу было понятно, что это не надолго. Маше пришлось идти на работу. Благо, пенсионерка-мама взяла на себя заботы о дочке. Работать она, разумеется, пошла не в школу, где почти ничего не платили, а продавцом-консультаном в салон "Евросеть". Начало работы совпало для неё с неожиданным открытием: она поняла, что в её жизни появилась первая настоящая страсть и осознанное увлечение - мужчины и секс с ними.
Нет, она не искала новых отношений. Ей стало интересно коллекционировать мужские характеры: узнавать их; "взламывать", наблюдая, как они могут меняться под действием её слов и поступков; замечать, насколько разные, противоречивые под час впечатления рождают в душе слова и тело постороннего человека. Основной частью этого хобби стал секс. Он начал вызывать в ней влечение, сродни с одержимостью альпиниста горными высями. Я, разумеется, сразу спросил, не подоревала ли она в себе расстройства нимфомании. Девушка ответила, что думала об этом и даже консультировалась с психологом в интернете, но нет. В сексе её привлекал не сам по себе животный акт. Ей нравилось изучать его технические нюансы, улучшать свои навыки, дополнять коллекцию внутренних впечатлений новыми оттенками чувственности. По её убеждению, такое переживание близости не несвойственно нимфомании. В её представлении речь могла идти именно о центральном хобби в жизни, как у других случаются увлечения фитнесом или йогой.
Первых любовников она "вербовала" из клиентов своего салона: многие посетители пытались познакомиться с молоденькой продавщицей. С понравившимися она соглашалась встретиться за чашкой чая после работы. Но постепенно такое положение дел перестало её устраивать. Во-первых, было тяжело: работать, открывать новые грани секса, а потом бежать домо заниматься ребёнком - та ещё круговерть. Во-вторых, знакомиться с мужчинами на работе стало всё сложнее - слишком палевно: про неё могла пойти дурная слава, а своё имя она берегла. Искать любовников где-то на стороне не было возможности и времени. К тому же через полгода - месяцев через восемь, она уже могла определить для себя с уверенностью, что этот интерес к мужчинам - всерьез и надолго. Постепенно она пришла к мысли попробовать себя в роли проститутки.
Не знаю, долго ли она решалась на такой шаг. Учитывая общую смелость её натуры, думаю, нет. Проводником в этот мир для неё стал местный криминальный авторитет, с которым её свела бывшая одногруппница. Выслушав девушку и проверив её в деле, авторитет свел её с двумя местными сутенёрами, наказав, чтобы они её берегли и сводили только с респектабельными и адекватными клиентами. И вот, уже около двух лет она в этом бизнесе и ни о чем не жалеет.
Я спросил, как мама относится к её работе - Маша ответила, что маме сказала, будто работает менеджером в местном клубе и вынуждена периодически ездить на место решать оперативные проблемы. Та, вроде как, предпочла поверить и не задавать больше лишних вопросов.
Я спросил, не пугает ли её возможность известности - девушка сказала, что высокий по местным меркам ценник является гарантией от встречи с друзьями мужа или кем-то из повседневного окружения. Она вообще хорошо отзывалась о своей работе в плане возможности общения и знакомства с интересными людьми. К интересным она причисляла в основном московских командировочных и представителей местных элит. По её словам, эти люди подкупали её своей решительностью и целеустремленностью, которые проявлялись как в простом общении, так и в сексе.
На это я удивился: мы же, как-никак, находились в городе великой воинской славы, столице оружейников и кузнецов. Они, казалось бы, должны в мужском плане оставлять далеко позади всяких московских офисных хлюпиков и мажоров.
На это Маша с сожалением заметила, что вся мужская брутальная бравада на проверку оказывается дутой. Здоровье местных мужчин подорвано тяжелым физическим трудом, алкоголем и общей инфантильностью характера. Если кто-то из них когда-нибудь и решался "гульнуть на все", на деле это превращалось в пьяную возню с последующим задабриванием героя лицемерной похвалой и ложным сочувствием. Что же до москвичей, то они, если судить по её описаниям, приезжали в эти суровые края с ощущением "или пан, или пропал", которое заставляло их топить стресс в безудержной страсти, которая так нравилась Маше.
Всё время, пока я слушал эту исповедь, меня раздирали противоречивые чувства: с одной стороны, девушка, безусловно, была жертвой - заложница криминального бизнеса, преступница без какой бы то ни было защиты и социальных гарантий. С другой стороны, в её словах слышалась решительность зрелой личности, способной совершить выбор с учётом его возможных последствий и ответственности. А некоторые её интонации были по-хорошему феминистскими. В частности, она присваивала себе право распоряжаться своим телом так, как считает это нужным.
Мне не удалось разрешить это внутреннее чувство двойственности ни на следующий день, пока я читал лекции, ни позже.
В Москве какое-то время я часто вспоминал Машу: её искренность и смелость характера. Мне пришла в голову мысль привезти её в Москву и снять с ней серию телевизионных сюжетов: путана из провинции гуляет по столице и комментирует особенности местной, не самой бескорыстной и честной действительности. Но мне не удалось увлечь этой идеей никакого серьёзного продюсера.
Что же до поездки в город со звучным названием, она закончилась большой удачей для Констанина. Когда на следующий день, не до конца протрезвевший, он выдал лекцию в циничной и резкой падонковской манере, это произвело такое сильное впечатление на местных менеджеров, что они предложили ему контракт, который вылился потом в многолетнее плодотворное сотрудничество. Поэтому рекламные ролики нашего доблестного оружия, отправляемого на международные выставки, стали монтироваться под звуки Лаэртского и Кровостока, доносящиеся из колонок монтажных станций.