В ROM без Алерохи
Иногда вот получается отдохнуть, полностью расслабиться, куснуть жизни, какой бы она была без детей и забот. Возвращаться обратно в карусель быта и детских хотелок особенно трудно по контрасту. Я решила сделать погружение постепенным и пошла в ROM без Алерохи.
Мне давно хотелось пройти хотя бы один зал, читая таблички при экспонатах. С чувством, с толком, с расстановкой. Вот, попробовала. Докладываю: один зал - это много! Голова устала довольно быстро. Лучше всего информация усваивалась, когда экспонат выглядел прикольно на мой сорочий взгляд. Керамика там всякая узорчатая, блестящие монеты с профилями, золотые чаши, украшения с камушками. Я постигаю историю через искусство, и никак иначе.
Зал был римским. Поскольку Рим в своё время подгрёб под себя много территорий, за компанию в зал попала Нубия. Это такой африканский конкурент Древнего Египта, где гробницы с фараонами точно такие же, но династия отслеживается по женской линии. Ветви генеалогического древа извивались между миниатюрными керамическими фигурками-представителями династии. Табличка объясняла, что такие фигурки клали правителям в гробницу, чтобы на том свете миниатюры исполняли работу, которую в этом мире делают рабы. Мне вспомнились герои “ Мира кентавров”: “А ещё мы умеем выпускать из копыт бессчётное количество мини-копий себя!” - “А куда копии потом деваются?” - “Мы не знаем.” Нубийцы, похоже, знали.
Остракизм в Афинах использовался как чёрная метка, узнала я. Им низлагали публичные фигуры, когда те набирали слишком много личной власти и силы. Народ голосовал, выцарапывая на черепках имя деятеля, которого хотели удалить с политической арены. Кто набирал больше голосов - того просили вон на десять лет. Остракизм не был связан с обвинениями в каком-либо преступлении, не влёк за собой потерю гражданского статуса и конфискацию имущества, рассматривался не как наказание, а как профилактическая мера.
К примеру, так изгнали полководца Кимона, сына Мильтиада, “за любовь ко всему спартанскому”. Лучше бы кого другого изгнали, на мой взгляд. Кимон дельный товарищ был, он академии строил и о досуге граждан заботился. Впрочем, его позвали обратно довольно быстро, сидеть десять лет вне политики ему не понадобилось, но влияние и власть у парня таки пошатнулись.
Больше всего в его биографии мне понравилась смерть. Умирая во время военной кампании на Кипре, он приказал своим сподвижникам немедленно отплыть, скрывая его смерть, что и было исполнено; ни враги, ни союзники ни о чём не догадывались. По пути назад афиняне выиграли два сражения (морское и сухопутное) у войска персидского царя около Саламина. По выражению древнегреческого историка Фанодема, афиняне благополучно возвратились «под начальством Кимона, за тридцать дней до того умершего»
Примерно на данном этапе моя голова сказала кряк и отказалась воспринимать новую информацию. Гулять и отдыхать всё ещё хотелось. Я вышла из музея и увидела кафе. О! Знаю это кафе! Там внутри вкусные круассаны!
Вот она, сермяжная правда жизни. Греки, римляне, ацтеки, арабы, египтяне - все рано или поздно приедаются. Хрустящий круассан не приедается никогда.
(Артемида, богиня охоты. Символизирует меня, охотящуюся на вкусняшки.)
Мне давно хотелось пройти хотя бы один зал, читая таблички при экспонатах. С чувством, с толком, с расстановкой. Вот, попробовала. Докладываю: один зал - это много! Голова устала довольно быстро. Лучше всего информация усваивалась, когда экспонат выглядел прикольно на мой сорочий взгляд. Керамика там всякая узорчатая, блестящие монеты с профилями, золотые чаши, украшения с камушками. Я постигаю историю через искусство, и никак иначе.
Зал был римским. Поскольку Рим в своё время подгрёб под себя много территорий, за компанию в зал попала Нубия. Это такой африканский конкурент Древнего Египта, где гробницы с фараонами точно такие же, но династия отслеживается по женской линии. Ветви генеалогического древа извивались между миниатюрными керамическими фигурками-представителями династии. Табличка объясняла, что такие фигурки клали правителям в гробницу, чтобы на том свете миниатюры исполняли работу, которую в этом мире делают рабы. Мне вспомнились герои “ Мира кентавров”: “А ещё мы умеем выпускать из копыт бессчётное количество мини-копий себя!” - “А куда копии потом деваются?” - “Мы не знаем.” Нубийцы, похоже, знали.
Остракизм в Афинах использовался как чёрная метка, узнала я. Им низлагали публичные фигуры, когда те набирали слишком много личной власти и силы. Народ голосовал, выцарапывая на черепках имя деятеля, которого хотели удалить с политической арены. Кто набирал больше голосов - того просили вон на десять лет. Остракизм не был связан с обвинениями в каком-либо преступлении, не влёк за собой потерю гражданского статуса и конфискацию имущества, рассматривался не как наказание, а как профилактическая мера.
К примеру, так изгнали полководца Кимона, сына Мильтиада, “за любовь ко всему спартанскому”. Лучше бы кого другого изгнали, на мой взгляд. Кимон дельный товарищ был, он академии строил и о досуге граждан заботился. Впрочем, его позвали обратно довольно быстро, сидеть десять лет вне политики ему не понадобилось, но влияние и власть у парня таки пошатнулись.
Больше всего в его биографии мне понравилась смерть. Умирая во время военной кампании на Кипре, он приказал своим сподвижникам немедленно отплыть, скрывая его смерть, что и было исполнено; ни враги, ни союзники ни о чём не догадывались. По пути назад афиняне выиграли два сражения (морское и сухопутное) у войска персидского царя около Саламина. По выражению древнегреческого историка Фанодема, афиняне благополучно возвратились «под начальством Кимона, за тридцать дней до того умершего»
Примерно на данном этапе моя голова сказала кряк и отказалась воспринимать новую информацию. Гулять и отдыхать всё ещё хотелось. Я вышла из музея и увидела кафе. О! Знаю это кафе! Там внутри вкусные круассаны!
Вот она, сермяжная правда жизни. Греки, римляне, ацтеки, арабы, египтяне - все рано или поздно приедаются. Хрустящий круассан не приедается никогда.
(Артемида, богиня охоты. Символизирует меня, охотящуюся на вкусняшки.)