6 августа (продолжение)
Было 9 часов. Юнкера сбегались, на ходу надевали шашки и становились в строй. Командир батареи, полковник Леонтовский, теребя ус, мрачно ходил взад и вперед, недовольный медленным построением. Наконец, последние юнкера, запыхавшись, заняли места. Леонтовский поздоровался и нахмурившись еще больше, начал, отрывисто бросая слова, с сакраментальной фразы: «Говорил, просил, предупреждал…»
Юнкера приготовились к очередной порции жалких слов. Но «Леонтач» остановился, безнадежно махнул рукой и… вдруг улыбнулся так славно и заразительно, что даже крайне исполнительный портупей-юнкер Пипко счел уместным без риска для себя ответить из строя почтительной улыбкой. А Свежевский толкнул стоявших рядом и шепнул: «Какой миляга наш Леонтач!».
Леонтовский, справившись с минутной слабостью, прошелся по фронту и, удовлетворенный видом юнкеров, приказал выступать.
Из середины заколебавшегося строя зазвенел тенор:
Артиллеристом я рожден
В семье бригадной я учился…
и сто сильных голосов присоединились и подтвердили правду этого признания:
Огнем картечи окрещен
И черным бархатом повился…
Под звуки песни юнкера подтянулись и шли свободным и легким шагом. Каждый, казалось, если не говорил, то думал: «Смотрите, вот какой я!».
Также, верно, думали и курсовые офицеры, вполголоса подпевавшие, и «Красивый», и сам «Леонтач», вспомнивший, должно быть, свою молодость и давние юнкерские годы.
Бежавший впереди лохматый пес, «наш пес», неизвестного происхождения, прикомандировавший себя на лагерный сбор к батарее, тоже проникся важностью минуты. Он бежал теперь не с обычным видом неудержимого любопытства, а гордо шествовал с поднятым хвостом и по времени выражал свой восторг не особенно чистым, но зато громким собачьим баритоном.
Вдруг песня, заглушенная командой, резко оборвалась.
- Сми-и-и-рна!
И в ответ тотчас же раздалось другое, такое же торжественное «смирно».
Михайлоны и Константиновцы, вечный соперники, друзья и заклятые враги, встретились и поприветствовали друг друга. Среди тишины, нарушаемой лишь мелодичным звоном «савельевских» шпор и шуршанием гальки, Михайлоны «давя фасон» проследовали мимо неподвижного строя «соседей справа».
Присяжный комик Яхонтов и тут не стерпел. Поравнявшись со своим однокашником по корпусу он на ходу, хитро подмигнув на погон, вполголоса бросил:
- Траур снимаешь?
На что однокашник и ближайшие к нему сделали страшные лица и той же скороговоркой ответили:
- Институтки, пансионерки!
Но и свои встретили эту шутку неодобрительно и «обложили» виновника заглушенным кашлем, а Свежевский упреком:
- Ну чего ты, право? Нашел время.
Потому что Яхонтов не отгадал настроения и не понял, что как раз сегодня «соседи справа» перестали быть «костопупами» с черным кантом на погонах - трауром по пехоте.
Не доходя до лагеря Владимирского училища, юнкера свернули с передней линейки и шли теперь Военным Полем по траве, еще мокрой от росы. Утренний ветерок, не разогретый солнцем, горбил гимнастерки и холоди кожу здоровым ознобом. В чистом, чуть пахнувшем травой и полевыми цветами, воздухе дышалось легко, полной грудью. Где-то совсем близко пели:
В шапке золота литого
Старый русский великан…
и вскоре из-за бараков показалась рота юнкеров, мерным шагом выходившая в поле. Ровные ряды штыков и четкость движения выдавали бесподобных Павлонов.
Впереди и сзади них серыми пятнами выделялись другие, верно, инженеры, топографы. Пажи и еще какие-то части, выступавшие из проходов Авангардного лагеря.
Со стороны Красного Села донеслись бодрые звуки оркестра, - «Знают турки нас и шведы» - марша Лейб-Гвардии Преображенского полка.
Свежевский чувствовал красоту этого светлого солнечного дня, но она не останавливала его внимания, так он был поглощен предстоящим производством и свиданием с Государем.
Как в тумане он увидел Красносельский плац, красавцев линейных, замерших на своих местах, аналой, духовенство и большой хор войсковых певчих. Незаметной прошел молебен. В отдалении играла музыка, слышались приветствия, виднелись длинные шеренги именинников Преображенцев, поротно проходивших церемониальным маршем мимо своего шефа - Императора.
Парад окончился, музыка затихла. Вблизи раздались команды. Колонны юнкеров задвигались и образовали квадрат. Торжественно отзываясь повторным эхом, прозвучало:
- Смирно! Шашки вон! Слушай на караул!
После отчетливого шелеста ружейных и шашечных приемов шеренги юнкеров замерли. Наступила тишина. К середине строя в сопровождении Великого Князя Николая Николаевича и небольшой свиты приближался Государь. Он отделился от сопровождавших, остановился, медленно провел взглядом по застывшим рядам юнкеров и едва заметно улыбнулся. Ему ответили сотни восторженных глаз.
Продолжение следует
Из журнала "Барские заметки"