Глава четвертая
СТАРШИЙ СЫН
Пётр, старший из троих сыновей Николая Егоровича и Марии Дмитриевны Врангель, родился 15 августа 1878 года в Ново-Александровске Ковенской губернии (ныне - литовский город Зарасай). Крестили его в Вильно, - по иронии судьбы, в том же православном храме, что и Абрама Ганнибала… В ростовском доме царили простые нравы и либерализм: баронские дети ходили в реальное училище.
На именины жены и детей Врангель устраивал званые обеды и маскарады с переодеваниями. Для одного из них старшему сыну, Петруше, сшили очень правдоподобный костюм чёрта из лохматой чёрной материи. Костюм привёл Петю в восторг, особенно хвост, который, с помощью потайной веревочки, двигался и вставал дыбом.
Дома Пете показалось тесно, и он потихоньку от взрослых выбрался в поле, где косили недавно нанятые украинские крестьяне. С визгом выскочив на открытое место, Петруша исполнил перед косарями дикий танец, и те в панике бросились бежать. «Чёрт» погнался за ними, но его замечательный хвост за что-то зацепился и оторвался. Тут мужики и бабы, ободрившись, в свою очередь бросились на «нечистика», с неподдельным намерением уничтожить. В их руках засверкали косы и серпы.
Осознав, что дело приняло совершенно нешуточный оборот, Петя понесся к дому. Он даже не делал попыток скинуть костюм и объяснить, что пошутил: крестьяне попросту решили бы, что чёрт отводит им глаза, превратившись в «паныча». И тут в маленьком Врангеле впервые проснулся тактик…
Когда крестьяне его нагоняли, он поворачивался, с замогильным воем наскакивал на них, и преследователи в панике отступали. Такие контратаки он совершал несколько раз, пока не добежал почти до самых ворот усадьбы. Домашние уже выводили коней, торопясь на выручку…
Рос Петя «большеганом»: долговязый, с худым, «рыцарским» лицом, красив он не был, но украшали его глаза: большие, слегка выпуклые, серо-зеленые, настоящие «врангелевские». По складу ума он совершенно не походил на немца, будучи склонен, как мы только что рассмотрели, к проделкам и авантюрам, нрав имел живой и легкий. По-немецки он говорил хуже, чем по-французски, а по-французски - хуже, чем по-русски - последний язык был для него и вовсе родным.
В Ростове Петр Врангель окончил реальное училище и подал документы в Петербургский имени императрицы Екатерины Второй Горный институт. Это было желанием отца: барон рассчитывал, что, став горным инженером, старший сын поедет в Сибирь, где устроится в какое-нибудь из акционерных обществ по добыче золота.
В середине девяностых годов семья переехала в столицу, в район Петербурга под названием Пески, живя до 1906 года на Сергиевской, 65, затем - на Бассейной, 27. Светскую жизнь они почти не вели, дружа домами лишь с наиболее приятными им людьми, и вскоре сделались полузабыты высшим петербургским обществом. Но деловая жизнь отца-Врангеля шла удачно: знакомый министра финансов Витте и директора Петербургского коммерческого банка Ротштейна, барон встал во главе нескольких акционерных предприятий и даже пробовал себя на посту главы российской золотодобывающей промышленности.
При Александре III Миротворце Россия жила спокойно: без единой войны, с накрепко утихомиренным революционным подпольем. Сколько я ни листал газеты того времени, не нашел описаний ни единого теракта.
Зато часто выражалась тревога по поводу усиления японского флота и делались предложения перевести большую часть Балтийского флота на Тихий океан. Япония же отказалась от полуострова Лиатонг и базы Порт-Артур за 10 миллионов фунтов стерлингов, на которые решила построить двадцать броненосцев, которые должны были курсировать вблизи русских границ…
В конце ХIХ века Петербург бурно электрифицировался. Две местные русские фирмы разработали проект постройки ГЭС на реке Иматре, используя силу ее водопада, для освещения столицы без монополии немцев из «Сименс и Гальске». Строилась электростанция на Большой Зелениной улице для освещения Петербургской стороны 200 фонарями. На модернизацию столичного водопровода правительство затратило полтора миллиона рублей.
Учился Пётр Врангель более чем успешно: в 1900-м году окончил институт с золотой медалью и получил диплом горного инженера. Но вот интересная деталь: в студенческой среде Горного института и в наши дни рассказывают о дуэли - реальной или вымышленной, неизвестно - между тогдашними студентами Германом (будущим советским академиком), и бароном Врангелем, которая состоялась "из-за актрисы". Актрисой была еще здравствовавшая в пятидесятые годы заслуженная артистка Александрийского театра Е. Тимме.
Дуэль как будто кончилась бескровно. Академик Александр Петрович Герман стал одним из создателей советской школы горной механики, генерал Врангель - символом антисоветизма. А ведь, пожалуй, повернись дуэль иначе - и российская история изменилась бы значительно…
Окончив институт, Петр не оправдал отцовских надежд и горным инженером не стал. Зов крови предков - рыцарей привёл его в лейб-гвардейцы, в отцовский полк Конной Гвардии, учрежденный самим Петром Великим «Шквадрон» светлейшего князя Александра Меншикова. Кроме многих из рода Врангелей, через полк прошли - вахмистром светлейший князь Потемкин-Таврический, офицерами - граф Румянцев-Задунайский, граф Разумовский, граф (позднее князь) Григорий Орлов и пр. и пр.
Державными шефами конногвардейцев были почти все русские императоры, за исключением, пожалуй, Петра Второго и Александра Первого. Все офицеры полка были лично известны государю.
Вот лишь некоторые кампании, в которых участвовала Конная Гвардия: в составе армии фельдмаршала графа Миниха она принимала участие во взятии Очакова в 1737-м г., в 1739-м наносила поражение туркам при Ставучанах и брала Хотин, оду на взятие которого написал Ломоносов. В 1805-м году полк отличился под Аустерлицем, захватив знамя 4-го пехотного полка французов - больше подобных удач нашей армии не выпадало в том грандиозном, но неудачном для нас сражении…
В Отечественную войну 1812 года четыре эскадрона конногвардейцев участвовали в Бородинской битве и затем - в преследовании Наполеона от Москвы до Березины. В 1813 г. полк сражался при Кульме и Лейпциге, в 1814-м, при Фер-Шампенуазе, захватил шесть французских орудий и вошел 19 марта в Париж, заняв квартиры Военной Школы. 18 октября того же года он через Триумфальные ворота вернулся в Санкт-Петербург.
В 1906 году конногвардеец Бискупский, будущий белый генерал, напишет гимн Конной Гвардии:
Нам скоро двести лет,
Полк славен на весь свет,
За честь свою стоит
И ею дорожит.
В бою умеет умирать,
Царя беречь и охранять,
За Русь Святую постоять
И веру предков соблюдать.
Пусть прогремит «Ура»
За Шефа, за Царя,
За Конный полк родной
И эскадрон лихой.
Так выпьем же, друзья,
За Русского Царя
И за вторую мать,
Что Конной Гвардией звать.
Конный полк состоял из двух дивизионов по два эскадрона, делившихся на четыре взвода каждый. В каждом взводе было 16 рядов, т.е. 32 нижних чина - в военное время полк имел 512 нижних чинов плюс четыре вахмистра, один штандартный и 16 взводных унтер-офицеров. В мирное время во взводах было от 9 до 12 рядов. Кроме строевых эскадронов, была нестроевая команда и команда трубачей. В 1913 году в полку появились телефонисты.
Офицерский состав пополнялся юношами лучших дворянских фамилий, выпускников Пажеского Корпуса или кавалерийского училища, в большинстве своем - немецкого происхождения. Сыновья конногвардейцев обычно принимались в отцовские эскадроны. Самые рослые и видные новобранцы шли в эскадрон Его Величества, самые маленькие - во 2-й и 3-й эскадроны, прочие - в 4-й.
Конногвардейцы сидели на вороных конях, офицеры были обязаны иметь не менее двух хороших собственных строевых лошадей. Обмундирование было разнообразным: для каждого официального случая приходилось надевать особую форму. На придворные балы полагался облегающий красный с золотыми галунами мундир, на городские - зелёный с синими брюками, а на обычные обеды и приёмы офицеры приходили в зелёных кителях.
На службе конногвардейцы носили белые колеты - мундиры с золотыми галунами, высокие до колен сапоги, золоченые кирасы и шлемы с императорскими орлами. Вооружены гвардейцы были палашами - слегка изогнутыми, широкими и тяжёлыми клинками метровой длины, 3,5 сантиметров в ширину у основания и солидного веса - около двух килограммов.
Штандарт полка был жёлтого штофа, с Андреевскими орденскими лентами, вышитым двуглавым орлом и вензелями Императора Александра I Благословенного с короной. В мирное время штандарт находился в Зимнем дворце (галерее 12-го года).
Казармы Конной Гвардии занимали целый квартал по Конногвардейскому бульвару, Почтамтской, Благовещенской и Большой Морской улицам. На первом этаже помещались конюшни, над ними - эскадроны и команды, а в третьем этаже - офицерские и чиновничьи квартиры. В числе зданий полка находились Большой и Малый манежи. В Большом проводились конные и пешие учения, а в день полкового праздника, Благовещения Пресвятой Богородицы, 25 марта по ст.ст., в присутствии императора служили молебен и проводился церковный пеший парад полка.
Малый, или офицерский, манеж имел более «частный» характер. Здесь объезжали коней, проводили конные состязания корнетов и поручиков, после чего следовали ужины, во время которых играли полковые трубачи и балалаечники.
Еженедельно устраивались «четверговые» обеды, на которых обязаны были появляться все, кроме больных или получивших разрешение командира. Рассаживались офицеры по старшинству. В конце стола, напротив командира, всегда сидел заведующий офицерским собранием. После обеда офицеры играли в кегельбане, или на двух столах в бильярдной, или же в карты в зеленой диванной.
Если засиживались допоздна, подавался холодный ужин «soupe a l`oiguon», или «холодный кусочек». Но к завтрашним утренним занятиям все должны были приступать без опоздания.
Полковым храмом был собор Во имя Благовещения Пресвятой Богородицы на Благовещенской площади. Заложен он был архитектором Тоном 29 июня 1848 года, а освящен уже в марте 1849 в присутствии Николая Первого.
В соборе хранились все полковые штандарты, начиная с елизаветинских времен, а также древко французского знамени, взятого под Аустерлицем.
На столбах, подпиравших своды, висели золотые доски, на которых были выгравированы имена офицеров полка, погибших во всех кампаниях, в которых участвовала Конная Гвардия. В особых витринах были выставлены высочайше пожалованные мундиры Державных Шефов полка.
Ризница собора была одной из самых богатых полковых ризниц по числу исторических и художественных предметов. Престол, сделанный на пожертвования офицеров, был из чистого серебра. Здесь же, в соборе, находились могилы двоих командиров полка - князя Алексея Федоровича Орлова, шефа 6-го эскадрона, и светлейшего князя Владимира Дмитриевича Голицына, шефа 4-го.
Собор был разрушен большевиками и срыт до основания.
Зимой Конная Гвардия стояла в своих казармах в столице, а на лето, с первого мая, выходила в лагеря Красного Села. Во время лагерей офицеры жили в окрестных маленьких дачках, нанятых у местных жителей. Великий Князь Дмитрий Константинович подарил офицерам свою Красносельскую дачу в стиле русского терема, которую превратили в офицерское собрание.
На одном из маневров в Красном Селе было совершено покушение на Великого Князя Николая Николаевича. С противоположной окраины поля наступала пехотная цепь, и внезапно Великого Князя обстреляли боевыми патронами - несколько пуль ударилось в доски скаковых трибун. Двухметровый дядя Государя лишь презрительно улыбнулся…
В хозяйственном отношении Конная Гвардия была одним из самых богатых полков, имея благотворительные частные капиталы, пожертвованные ушедшими из полка офицерами или оставленными по завещаниям. Проценты с них шли на выдачу пособий и наградных чинам полка. Молодые вольноопределяющиеся подвергались строгой баллотировке общего офицерского собрания.
В сентябре 1901 года Пётр Врангель поступил в полк вольноопределяющимся 1-го разряда (помогло высшее образование), а 12 октября 1902-го выдержал по 1-му разряду экзамен на первый офицерский чин в Николаевском кавалерийском училище по 1-му разряду и получил чин гвардии корнета.
Николаевское училище, бывшее училище гвардейских прапорщиков, заслуживает подробного описания. Рассчитано оно было на эскадрон в 200 юнкеров и казачью сотню в 120. Допускались в него, наравне с выпускниками кадетских корпусов, также юноши, окончившие средние учебные заведения.
Училище предоставляло 60 казённых вакансий, по 30 на класс, остальные, «своекоштные», должны были вносить за обучение 550 рублей в год. Юнкера, желавшие поступить в гвардию и успешно учившиеся, вносили 1200 рублей, из которых 200 с общим реверсом в 300 рублей выдавались им на руки при производстве в офицеры, а 1000 рублей отправляли в полк на покупку лошади. Поступившие в училище юнкера числились на военной службе и приводились к присяге. Дядя Петра, Михаил Егорович, был выпущен из училища поручиком Конного полка в 1855 году.
Преподаватели были молодыми офицерами и требовательными педагогами, отношения между ними и юнкерами были исключительно служебные, дисциплина - во всём, почти никаких частных бесед, лишь служба и муштровка. С юнкерами занимались взводные вахмистры и эстандарт-юнкера, с утра и до вечера: стойка, фронт, повороты, маршировка, отдание чести, рапорты…
Жизнь николаевского питомца наполняли 4 часа физических занятий, три часа лекций в классном флигеле и два часа подготовки к репетициям. Важнейшими занятиями были верховая езда и вольтижировка в манеже. Младшекурсники обучались езде повзводно, а на старшем курсе смены составлялись по успехам юнкеров в езде. Кони у младших были старые и флегматичные, не реагировавшие ни на повод, ни на шпоры и выполнявшие манежные движения лишь по привычке.
Также юнкера занимались фехтованием, сабельными и ружейными приёмами, пешим строем, гимнастикой, седловкой, ковкой и иногда уборкой лошадей.
Весной младшие, «Сугубые» и «Звери» по училищной традиции, которая была разработана самим Лермонтовым, сдавали экзамены для перехода на старший курс, после которых торжественно жгли учебники «сугубых» наук (химии и механики).
Как наша Школа открывалась-
Над ней разверзлись небеса,
Завеса надвое распалась
И были слышны голоса:
«Итак, начнем же «Звериаду»!
Собрались «звери» всей толпой,
Бессмысленных баранов стадо…
Направит вас корнет лихой.
В начале мая николаевцы выезжали в лагеря к Дудергофскому озеру, где занимались съёмками и топографией, эскадронным учением, стрельбой, аванпостовой и разведывательной службой. В августе лагеря оканчивались парадом с производством старшекурсников в офицеры и некоторых младших - в эстандарт-юнкера, что давало им право носить офицерский темляк и нашивки на погонах.
В одно лето на дудергофских съёмках в одном бараке с юнкерами жил Великий князь Борис Владимирович. Его мать, Великая княгиня Мария Павловна, иногда навещала школу вместе с дочерью, красавицей княжной Еленой, тайной дамой сердца всех юнкеров.
Однажды, после очень пыльного и жаркого учения, юнкера мылись и переодевались прямо в бараке. Вдруг раздалась команда «Смирно!» и в барак вошла Великая княгиня с дочерью… Некоторые успели чем-то прикрыться, а иные, мылившие голову возле умывальника, так и остались… Высочайшие особы очень быстро (княжна - опустив глаза), прошли барак и удалились.
В другой раз тренер юнкеров, корнет Петрунскевич, скакал размашистым галопом по аллеям Нижнего Петергофского парка, и ему навстречу выехала верхом дама. Корнет начал уклоняться влево, но амазонка в ту же секунду круто взяла вправо, и обе лошади с силой столкнулись - всадница вылетела из седла. Корнет поспешил ей на помощь… каков же был его испуг, когда он узнал в упавшей Государыню Императрицу Александру Феодоровну!
Поднявшись с помощью корнета, Её Величество попросила его проводить Её во дворец. Петрунскевич вёл Государыню под руку, другой рукой ведя в поводу своего коня. Лошадь Императрицы пришла ко дворцу одна, перепугав охрану, с криками забегавшую по аллеям. Корнет был в отчаянии, рассчитывая, что его выгонят из гвардии. Но Государь приказал никакого взыскания на корнета не накладывать и пригласил к Высочайшему завтраку! Государыня же в беседе называла виновной Себя и просила Петрунскевича иногда сопровождать Её на прогулках…
В свои двадцать с небольшим лет очень рослый (193 см.), с сухопарой фигурой истого кавалериста, барон прекрасно смотрелся в парадном мундире, напоминая предков-рыцарей. Тем не менее, вскоре он… вышел в отставку! Причина в следующем: узнав о прогрессе в области оружия и техники (пулеметы Максима, новые взрывчатые вещества, торпеды и мины), Врангель решил, что войны в настоящее время невозможны и разочаровался в военной службе! Но, как выяснилось, ненадолго…
С октября 1902 Врангель был чиновником для особых поручений по линии Министерства внутренних дел. при иркутском генерал-губернаторе, генерал-лейтенанте А.И. Пантелееве. В городских газетах продолжала мелькать фамилия отца Петра Николаевича, члена правления Амгунской золотодобывающей компании.
Отстроившись после пожара 1879 года, Иркутск стал одним из красивейших городов Сибири, заняв в ней по торговому значению первое место.
Как уже повелось, скажем несколько слов об истории города, с которым свела судьба нашего героя. В 1652 году Иван Похабов основал на острове Дьячем, близ устья Иркута, Иркутское ясачное зимовье. Через восемь лет на правом берегу Ангары был заложен острог, ещё через восемь - возведены две деревянные крепости, до наших дней практически не сохранившиеся. В 1686 году ясачное зимовье получило ранг города.
Через девять лет Иркутск был осаждён бурятами, но осаду выдержал и в том же году получил свой герб - барса в серебряном поле, бегущего по зелёной траве, с соболем в пасти. С 1719 года вокруг города возникла Иркутская провинция, с 1764 года - губерния, а с 1822 года - генерал-губернаторство. Окончательно оформился иркутский край в своих границах в 1851 году, после отделения от него Забайкалья.
Иркутск часто страдал от землетрясений; промежутки между сильнейшими из них в Х1Х веке не превышали 13-14 лет.
ХХ век Иркутск встретил с пятидесятитысячным населением, 94 улицами, большей частью немощёными, Публичным садом, театром, где давали почти всю русскую и мировую оперную классику и куда приглашали звёзд Варшавской оперы, публичной библиотекой и музеем сибирского отделениия Императорского русского географического общества. Город украшали Знаменский женский монастырь конца семнадцатого века, 28 храмов и две триумфальные арки, одна из которых была установлена в честь Айгунского договора 1858 года, с надписью «Дорога к Великому океану».
Иркутская губерния, превосходившая размерами Францию или Германию, вывозила хлеб, кожи, железо, стекло, сукно, спирт, табак, пиво и фарфоровые изделия в Якутскую, Забайкальскую области и в Енисейскую губернию. Заселялась она преимущественно ссыльными, в том числе, поляками, насчитывавшими к началу ХХ века около 20 тыс., но селились в тех краях и хлебопашцы-добровольцы.
Бывший гвардейский офицер, генерал-губернатор Пантелеев управлял сибирским краем твёрдо, но разумно, без «перегибов» как в либеральную, так и в консервативную стороны. По его инициативе на 1-й Иерусалимской улице Иркутска был заложен детский приют при благотворительном обществе «Утоли моя печали». Учителям и учительницам начальных городских училищ начали выплачивать наградные в размере половины жалованья - это также было предложением генерал-губернатора; была расширена и благоустроена Кузнецовская гражданская больница.
В «Иркутских губернских ведомостях» за 1903 год у советского читателя могли вызвать странные чувства заметки петитом о местных чернорабочих, ездивших в Германию на воды.
Дочь Пантелеева была ярой революционеркой…
Во время кампании по сбору пожертвований на памятник Императору Александру Ш чины управления генерал-губернатора, в том числе и Врангель, вложили в дело несколько сот рублей (всего сбор средств дал сто пятьдесят две тысячи). Памятник установили на берегу Ангары, между улицами Большой и Казарменской. Площадку очистили от складов лесоматериалов, обвели со стороны реки земляным валом, взятым от засыпки мелкого русла реки, примыкавшего к бульвару напротив генерал-губернаторской резиденции. Работы проводились отчасти вольнонаёмным, отчасти арестантским (но в том же размере вознаграждаемым!) трудом.
В феврале 1903 года в Иркутск прибыли участники экспедиции барона Толя, лейтенанты Ф.А. Матисен и А.В. Колчак, ехавшие из Петербурга в Якутию. Лейтенант Колчак с командой в 6-7 человек отправлялся через Якутск и Верхоянск в Устьянск для розыска экспедиции барона, с лета не подававшей о себе вестей. Доклад Колчака вызвал долгие аплодисменты.
Молодой лейтенант в то время и думать не мог, чем станет для него этот гостеприимный город.