Это сладкое слово СВОБОДА
(Продолженiе ...)
Для начала - договоримся о терминах. Ибо можно долго рассуждать о культуре, но прежде лучше разъяснить, что подразумевается под этим словом. Имеется множество определений культуры, не вполне удовлетворительных, ибо не охватывающих понятие в полноте. На уровне обыденного сознания и того хуже: объём понятия сознаётся по номенклатурному принципу, то есть путём перечисления входящих в него составных частей (это и даёт возможность рассматривать религию как именно составную часть культуры). При этом культура нередко отождествляется с искусством, включая и некоторые смежные с ним сферы. В самом деле: когда произносятся термины работники культуры или мастера культуры, то подразумеваются при том прежде разного рода художники, артисты, писатели, а также музейные и клубные работники. Такое понимание лишь затемняет проблему.
Лучшее определение культуры было выработано в русской религиозной философии начала ХХ века. Это определение даёт возможность осмыслять понятие предельно полно.
Культура есть система жизненных ценностей человека и общества, которая обнаруживает себя в их творческой деятельности.
Творчество - вот ключевое понятие в культуре.
Высший вид творчества, создание человеком новых духовных ценностей в его литургической жизни, духовное возрастание из меры в меру на пути спасения, относится к сфере религиозной и обнимает всё бытие человека
Но как и всякий дар Божий в повреждённом грехопадением мире, творчество может быть обужено человеком и даже обращено им во зло. Поэтому культура может существовать и в атеистическом обществе, поэтому культура может быть антидуховной, аморальной, несущей в себе зачатки вырождения и гибели.
Поскольку жизненные ценности человека и общества определяются пониманием смысла жизни, места человека в мире, то есть в конечном итоге верою, то самоочевидною станосится зависимость культуры от культа. Всякая культура имеет религиозную основу.
Об этом много писал о.Павел Флоренский, и эта идея нашего религиозного философа должна быть признана бесспорной. Нужно лишь напомнить ту известную истину, что и атеизм является следствием веры особого рода (веры в небытие Бога) и, следовательно, представляет собою несомненную псевдорелигию.
Фундаментом христианской культуры является Божественное Откровение, запечатленное в Священном Писании.
Не меньшее значение в формировании христианской культуры Православие придаёт Священному Преданию, в его литургическом, учительном и каноническом аспектах, а также святоотеческой мудрости.
Православие отвергает две крайности по отношению к культуре. Оно не приемлет культурного минимализма, то есть умаления роли культуры в жизни православного народа. Но оно также не допускает и культурного максимализма, абсолютизации культуры, превращения её в самодовлеющую ценность. Душевное не может быть поставлено над духовным.
Бескультурие не украшает никого, даже того, кто мнит себя настолько высокодуховным, что уже не нуждается ни в чём земном. Но пока мы в этом мире, мы не можем отказаться ни от пищи для тела, ни для души. Это будет самоубийственно. Проблема в ином: необходима высококачественная пища, не содержащая в себе отравы. Высокая культура потребна человеку и обществу. Один неглупый человек сказал: от того, как танцуют в Большом театре, зависит и то, как кладут камни в стены строящихся домов и как выпекают хлеб, и как соблюдают расписание железнодорожных поездов. Кажущийся парадокс этот, конечно, не следует понимать слишком буквально - стоит лишь понять: культура является сложной системой со взаимосвязанными составными частями, и всё в ней зависит от всего. Низкая культура в одном приведёт и к падению всеобщего уровня организации жизни человека и общества.
Однако когда культура, как бы высока она ни была, попробует оторваться от духовной своей основы, она неизбежно деградирует. Во все времена абсолютизация душевного (при забвении духовного) не может не стать греховной, а следовательно, и губительной для человека.
В мировоззрении церковного человека культура не может быть конечной целью и высшей ценностью, поскольку земной мир не вечен, но в то же время всякая культура является необходимым этапом в духовном развитии человека, но лишь в той степени, в какой она опирается на христианскую веру.
Православие относится с уважением к нехристианским культурам, исторически неоднократно ассимилировало их достижения, прямо не связанные с вероучительными моментами и духовно-молитвенной практикой.
Можно вспомнить при этом, как святитель Василий Великий научал христиан не отвергать то доброе, что можно обрести в языческой культуре. И это во время, когда язычество было ещё живой религией, то есть представляющей угрозу для христианского сознания. Над этим стоит задуматься: христианство никогда не страдало сектантской узостью.
Исходя из того, что Православие проходит своё историческое бытие как сообщество Поместных Автокефальных Церквей, оно постулирует непреходящую значимость национального своеобразия культуры каждого народа.
Православие оценивает состояние культуры по нравственному состоянию человека и общества, а не по материальным проявлениям этой культуры, её внешнему блеску.
Именно поэтому, например, культура Возрождения или “серебряного века” не может быть признана духовным подъёмом, но культурою духовного падения. Заметим, к слову, что именно Возрождение было отмечено неомненной нравственной деградацией тех, кто исповедовал ренессансные ценности.
Признавая как объективную реальность возникающие время от времени и в разных странах кризисы культурного развития, Православие видит выход из создавшегося положения прежде всего в укреплении веры, религиозных устоев народа, а не в исправлении периферийных повреждений в культуре.
Исповедуя, что дух христианской культуры есть дух любви, Православие видит высшее достижение культуры в установлении соборного единства людей, на любви основанного. Это соборное единство - единство многообразия, которое не допускает нивелирования личности, но, напротив, содействует её укреплению и развитию.
В православной культуре антиномически сочетаются дух внутренней свободы человека, не понимаемой при этом как произвол, и дух послушания авторитету Церкви (без слепого следования канону), проистекающего из свободного духовного устремления человека.
Православие отвергает гуманистическое превознесение человека как меры всех вещей и утверждает непреходящую ценность личности в том, что человек сотворён по образу и подобию Божию.
Православие отвергает мирской релятивизм, плюрализм. Оно утверждает, что единая и полная Истина пребывает в личности Христа Спасителя, в учении Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви.
Культура, с точки зрения православного мировоззрения, есть живая, развивающаяся система, а не застывшая форма. И поэтому формализация и механизация культуры - противоречит христианскому духу и свидетельствует о её вырождении.
Прогресс культуры сознаётся Православием не как количественное умножение её внешних материальных форм, но с точки зрения соответствия культуры её служению “единому на потребу”, спасению души человека.
Православие обретает критерий истины не во времени, но в вечности, и именно через осмысление судьбы человека в вечности оценивает всё земное бытие. Именно в этом коренится та проблема противостояния веры и рационального начала, какое навязано культуре секулярным сознанием.
Осмысляя культурное развитие Европы, И.А.Ильин ещё в середине 30-х годов утверждал, что “в пределах самого христианского человечества... образовался широкий антихристианский фронт, пытающийся создать нехристианскую и противохристианскую культуру”. Этот процесс начался в эпоху Возрождения (то есть с зарождением гуманизма) и становился всё более заметным с ходом времени. В ХХ веке, по наблюдению Ильина кризис христианской культуры определяется господством сил, “которые сами оторвались от христианства и от религиозности вообще. Эти силы не ищут Божественного, от Божественного не исходят и Его не осуществляют; мало того, ныне они вступили в ожесточённую кровавую борьбу с Божественным началом, с христианскою церковью и вообще со всякою верующею человеческою душою.
Человечество наших дней идёт -
1. Во-первых, за материалистическою наукою, которая, по-вилимому, “преуспевает” в своей области именно благодаря тому, что отбросила “гипотезу” Бога и порвала со всякой религией. ...
2. Во-вторых, современное человечество идёт за светской, безрелигиозной государственностью, не понимая, что эта государственность оторвалась от своей высшей цели, не служит ей, не видит её, ибо цель эта состоит (всегда состояла и будет состоять) в том, чтобы готовить людей к “прекрасной жизни” (Аристотель), к жизни “по-Божьему” (Блаженный Августин). ...
3. В-третьих, современное человечество влечётся приобретательскими инстинктами и хозяйственными законами, которые властвуют над ним и над которыми оно само не властно потому, что утратило в душе своей живого Бога. ...
4. В-четвёртых, современное человечество предаётся безрелигиозному и безбожному искусству, которое становится праздным развлечением и нервирующим “зрелищем”. ...
Таковы эти четыре силы, увлекающие современное безрелигиозное человечество”.
Всё это лишь усугубилось к концу второго тысячелетия.
Эстетствующая культурная элита конца ХХ столетия, тяготеющая в большей своей части либо к примитивному безбожию, либо к разного рода бесовским соблазнам, вынуждена обожествлять культуру, творить из неё кумира ещё и потому, что сфера душевного предполагает как будто неисчерпаемую широту и многообразие идей, воззрений, истин, гипотез, предположений, тогда как на уровне православно-духовном всё слишком определённо: границы между истиной и ложью, добром и злом, грехом и праведностью несомненны и отчётливо ясны. Душевное пытается осуществить свое бытие по принципу и - и, духовное же знает только или - или. Душевное пытается послужить и Богу и маммоне, духовное сознаёт невозможность этого (Мф.6,24). Создаётся обманчивое впечатление, будто на душевном уровне больше свободы, нежели на духовном.
Всё покрывается некоторым беспочвенным оптимизмом, пытающимся опереться на мнимое торжество разума. Вера при этом признаётся за нечто слишком ненадёжное и неопределённое. Именно интеллигенция постоянно поддерживает противостояние разума вере, поддерживает уже в силу того, что вне интеллекта её существование обессмысливается.
Слово интеллигенция постоянно встречается во многих рассуждениях - при этом смысл его часто не просто многозначен, но расплывчат. Многие при его употреблении грешат субъективизмом и излишней эмоциональностью. Нередко ему придают оценочное значение. Необходимо осмыслить это понятие как социально-мировоззренческое и ввести в жёсткие терминологические рамки.
Этимологическая близость слов инетеллигенция и интеллект позволяет видеть в интеллигенте всякого, кто усматривает в разуме, абсолютизируя его, основу миропознания и важнейшее начало, выделяющее человека из окружающего мира. Именно интеллигентское сознание породило проблему противостояния разума и веры, при умалении веры. Гордыня разума породила интеллигенцию. Истоки этого прослеживаются достаточно рано, но окончательное формирование интелигенции как социального понятия сопряжено с эпохой Просвещения. Именно просветительская мысль утвердила разум как средство не только выделенности, но и грядущего всемогущества человека, для какового необходимо лишь просветить ум необходимым позитивным знанием (знание - сила). Для интеллигента - его разум нечто вроде орудия труда, которым он пользуется в своей профессиональной деятельности. Но не совсем верным будет отнесение к интеллигенции всех тех, кто профессионально занимается интеллектуальным трудом и производит интеллектуальные ценности. Круг этих людей шире, чем собственно интеллигенция.
С этой точки зрения совершенно бессмысленным является словосочетание православная интеллигенция (как термин): православный верующий человек сознаёт подчинённое положение разума, его ограниченность. Такое утверждение вызовет у многих несогласие, важная причина которого - в смешении понятий интеллигент и интеллигентность. Под интеллигентностью мы понимаем особый склад характера, особый тип поведения человека, особые душевные свойства его, непременно включающие в себя мягкость, доброту, отсутствие гордыни, ласковость, терпимость, воспитанность и т.п. Ясно, что в этом смысле интеллигентным может быть кто угодно, но не обязательно интеллигент как носитель определённого мировоззрения. Интеллигент может быть и заносчив, и груб, нетерпим и неумён в общении. И православным он быть не может; иначе нам не осмыслить феномен “веховства”: по обыденным меркам веховцы были именно интеллигентами, но и непримиримыми судьями интеллигенции русской. Или другой казус: Чехов - который весьма суров был к интеллигенции. А всё потому что сам интеллигентом не являлся, хотя и был в высшей степени интеллигентным человеком. Интеллигентный человек может быть верующим, интеллигент по определению - никогда. Для тех, кто является подлинно православным верующим и в то же время занимается интеллектуальной профессиональной деятельностью, потребно отыскать какой-то иной определяющий термин.
Однако нередко можно услышать утверждение, что интеллигенция есть специфически русское понятие, что на Западе интеллигенции нет, хотя и имеется интеллектуальная элита. Но зачем вводить многие термины, когда есть один, вполне приемлемый? Просто необходимо осмыслить, чем интеллигенция русская выделяется среди прочих. А выделяется она тем, что воспитана была в недрах православной культуры, вследствие чего соединила с вознесением интеллекта и понятие непременной совестливости по отношению к миру, сострадания к бедам ближнего. Среди первых таких интеллигентов мы должны назвать Радищева. Беда в том, что всё это вполне уживалось либо с полным безбожием, либо, в лучшем случае, с деизмом. Как бы там ни было, совесть в сознании интеллигенции лишается подлинно религиозной основы и, как сознал то Достоевский, может привести к самым безнравственным результатам.
Именно поэтому для русской интеллигенции стало характерным немыслимое сочетание внутренней жертвенности и бесовщины. Мы видим это, например, в тот момент, когда человек во имя мыслимого им высшего блага поддаётся соблазну террористического преступления и совершает (жертвуя собою!) тяжкий грех убийства.
Это усугубляет в интеллигентском сознании ту самую двойную мораль, которым грешит всякая либеральная демократия. Поэтому даже те, кто не занимались прямо революционным террором, ему неизбежно сочувствовали.
Причиною было то, что русская интеллигенция пребывала в состоянии хронической оппозиции, отчего всегда приветствовала всякое деяние, направленное на разрушение государства. Она не понимала, что рубит сук, на котором сидит (разумом пользовалась плохо), но видела в государстве лишь внешнюю силу, укрепляющую зло. Казалось: стоит устранить эту силу - и воцарится добро. Типичное заблуждение всякого безбожного сознания. И в голову не могло придти, что причины бед бывают и внутренние. Что и народ, за счастье которого они так боролись, может быть в чём-то виновен. Помыслить такое - тягчайший грех для всех тех борцов: народ ведь страдает.
При этом и народ был для интеллигенции чаще всего некоей абстракцией. Этой абстракции сострадали. Но могли и презирать её за “темноту”, непросвещённость. Могли сожалеть о народе, погрязшем в религиозной бессмыслице и т.п. И всегда знали лучше всех, что для народа хорошо и что плохо.
Под добром, должно не забывать, интеллигенция всегда подразумевала материальное благополучие. Смысл бытия усматривала в достижении земного счастья. И по сей день так считает.
В советское время усугубилась интеллигентская абсолютизация образованности, что сформировало ту социальную группу, которую Солженицын наименовал образованщиной.
Разумеется, неудовлетворённость части интеллигенции пребыванием на рациональном уровне постижения мира заставляет многих искать нечто высшее, но духовный поиск свой они нередко направляют в сферу теософии, рерихианства, разного рода сектантства. А те, кто вступают в Православие, продолжая оставаться интеллигентами, сразу становятся поборниками рационального обновленчества и экуменизма (которые весьма близки друг другу).
Всё это сказано для того, чтобы было ясно, что в данной работе понимается под словом интеллигенция.
Интеллигентский рационализм есть преимущественно торжество той самой мудрости мира сего, которая, по слову Апостола, есть безумие перед Богом (1Кор.3,19).
Продолженiе слѣдуетъ...