сижу вот дома,
попиваю пиво из наичудеснейшей пивной кружки с котами и надписью Юрмала (привет, kararina )и думаю, не накатать ли мне еще один пост в жж, во-первых, побью свой рекорд по количеству постов за день и заодно не будет так скучно проводить вечер дома.
Вчера в скайпе одна моя подруга Гулька, узнав о некоторых изменениях в моей личной жизни, сказала мне "Ну, долго ты, долго, какая ты, Самирчик, благотворительная женщина". Я рассмеялась: очень выражение понравилось. И подумала вот сейчас, расскажу-ка я о Гульке, а то все о Тенго да о Тенго, а он сегодня успел со мной поругаться, так что больше он не звезда моего жж, так-то.
В третьем классе я училась во вторую смену. Школа моя была совсем рядом с домом, поэтому я выходила прямо перед занятиями. И так однажды выхожу из своего подъезда и вижу девочку приблизительно своих лет. Она идет пружинистой походкой, у нее румянец во все щеки и удивительно голубые глаза. А еще розовые кеды™. Девочка меня удивила. Не знаю, чем именно- голубыми ли своими глазами, или пружинистой походкой или розовыми кедами или своей удивительной непохожестью на других, но я поняла, это какая-то "не наша" девочка, словно заморская жевательная резинка. Удивительно, если закрыть глаза, я могу вспомнить ее в деталях- рюкзак, розовые кеды, ровные зубы, круглые голубые глаза. Она прошла мимо меня, и я почему-то пошла за ней, словно она играла на невидимой дудочке (уже тогда я иногда делала удивительные вещи). Девочка остановилась на остановке и стала ждать автобус. Я немного помялась рядом, потом подошла и спросила:
- Как тебя зовут?
- Гульнази,- ответила она.
- Правда? - уточнила я. Имя это совсем ей не подходило.
- Правда, - успокоила она.
- Ты в каком классе?
- В четвертом, а ты?
- В третьем, - ответила я.
Тут подъехал автобус, она запрыгнула в него и помахала мне рукой на прощание.
В моем дворе жила Наташка Рамазанова, и я спросила у нее, есть ли у них в классе Гульнази.
- Есть, - ответила Рамазанова.- Задавака и отличница. Приехала недавно из России. То ли Ардбелава, то ли Абралава.
Потом оказалось, что Лагвилава.
Мы пересеклись с ней уже позже, в классе седьмом на занятиях английским языком. И меня снова к ней очень потянуло. И я снова вижу нашу встречу- в коридоре школы, у окна, Гулька в красных клетчатых штанах (Я знаю, ты сейчас читаешь и удивляешься, но я помню). Мы вместе сидели на курсах, она оказалась настолько интересная, что я записала ее номер телефона, и мы несколько раз коротко переговорились.
А потом я сдала все экзамены за восьмой класс и попала к ним в девятый.
- Слушай, круто,- сказала мне она.- Мы теперь будем вместе учиться. И я радостно улыбнулась.
Но..
я ее возненавидела. Думаю, что она меня тоже.
Она была другая. Любознательная, любопытная. Встревала в каждый разговор. Умела исправить ошибку так, что это казалось оскорблением. Она была чертовски умная. У нее были невероятно синие глаза. Из прически не выпадал ни один волосок. Она ходила с ровной спиной. У нее не было никаких сложностей. Со школы ее забирал папа на машине. Дома ее ждала коллекция кукол Барби. Обои с Белоснежкой в детской. Интеллектуальные игры с братом. Шахматы.
Это был девятый класс. У меня дома была мама не в себе после смерти моего брата. Глухое отчаяние. Каждодневные походы на кладбище. Табу на смех. Маленькая сестра, с которой надо было делать уроки. Вечерами маме бывало особенно плохо, поэтому мы с Алиной договаривались караулить ее по ночам. Несколько часов я, потом она. Я жалела ее и не будила, а утром надо было идти в школу, уныло, беспросветно и тяжело. Мы не умели готовить, а мама лежала, уставившись в потолок. Мы не умели растапливать печь, а ничего другого не было. А еще текли сапоги, а еще нужно было все успевать, гулять с собакой, ходить к маме на работу и объясняться, что пока не время и может, мы можем что-то сделать сами, кипятить воду на сухом спирте, улыбаться всем и и не оставлять ни в коем случае маму одну.
Я вставала утром, невыспавшаяся, замерзшая, надевала ненавистные текущие сапоги, выходила в промозглое утро и шла по направлению к школе. И на уроках меня все -время схватывало- как там мама? А вдруг? И на перемене я бежала домой, чтобы посмотреть, как она лежит на диване, отсутствующе смотрит в потолок и отворачивается от предложения что-нибудь съесть.
А тут Гульнази. Цветок. Распахнутые голубые глаза. Ровные зубы, короткая юбочка. Пружинистая походка. Легкость во всем. "Ты не права, Самира, классик имел в виду не это", "А можно я отвечу, пока Самира думает?". Я разворачивалась к ней и отвечала едко и с сарказмом.
Она расстраивалась. Так мы ненавидели друг друга год.
Потом мы вместе сдали тесты на поездку в Америку. Мне не было 15, и меня не взяли. Она уехала. Приехала в 11 классе, и ничего не изменилось. Меня раздражал ее американский английский, круглые солнечные очки и то, что она все знает.Ее раздражал мой чересчур взрослый и тяжелый взгляд на вещи. Мы учились уже в другой школе и толкали друг друга локтями в желании быть умнее.
И однажды на уроке литературы мы сошлись во взгляде на рассказ Шолохова . "Все-таки она умная"- подумала я. И мы пошли домой вместе. Кажется, в тот день за ней не заехал папа.
Мы шли пешком и открывались друг другу. Я рассказывала ей о том, как бывает сложно принимать решения, которые ты не должен принимать в пятнадцать лет. А она о том, как привыкала в Америке, а еще о том, что люди видят образ и не заглядывают внутрь. Мы шли и говорили взахлёб обо всем, что было скрыто друг от друга с той поры, как я позвала ее на остановке.
Мы были разные. Она любила бегать по пляжу, а я лежать и думать. Она мечтала всегда быть первой, а я не хотела никому и ничего доказывать. мы читали одни и те же книги, смотрели одно и то же кино и переругивались в ее детской , обклеенной обоями с Белоснежкой. Когда ее не было, очень не хватало. Когда она была рядом, мы спорили- о жизни, о книгах, о мальчиках, о вкусах, о которых спорить нельзя.
Я помню ее в третьем классе, ее в школе на уроках и переменах, ее гардероб и все книжки на полке в детской. Но я плохо помню ее свадьбу, хотя мы сидели рядом, так как я была подругой невесты. Я также хорошо помню, когда родился ее сын, и мы смотрели на него, кажется, одновременно удивляясь, я тому, что она- мать, она тому же самому. Когда врач запретил держать в палате цветы, она выбросила букет роз мне через окно, и мы подарили его проходящей девочке. Я хорошо помню ее развод и надеюсь, что мое участие было важнее, чем тогда, на свадьбе.
Уже давно она живет в Москве. Приезжает почти каждое лето. Иногда зимой. Мы садимся с ногами на диван, смотрим старые фотки и рассказываем о том, что произошло за год. Мы по-прежнему разные. Она красивая. У нее есть все то, чего нет у меня- пресс кубиками, голубые глаза , сын и Москва. Она все также скачет на лошадях, бегает по пляжу и выглядит на семнадцать лет. Я рассказываю ей о фильмах, которые смотрела, о людях, которые случались, она о поездках, о работе, о езде на роликах.
Когда она приезжает, я прихожу в ее родительский дом, мы садимся на веранде и разговариваем. Часто переходим на английский, и да, он у нее в разы лучше, и мне это нравится. Мы вспоминаем наше детство и юность и разговариваем о настоящем. И нам так хорошо вместе. Особенно когда мы рассказываем, что видели и как не хватало друг друга рядом. Да и вообще обо всем, обо всем хорошем и не очень.
Я знаю, пост этот получился длинноватым. Есть у меня особенность- бываю многословной. Если кто-то дочитал, хвала ему.
Гулька приезжает в августе. Опять заставит меня бегать и наверняка приготовит свой любимый салат "Магнолия". Интересно , обои с белоснежками еще живы?
Вчера в скайпе одна моя подруга Гулька, узнав о некоторых изменениях в моей личной жизни, сказала мне "Ну, долго ты, долго, какая ты, Самирчик, благотворительная женщина". Я рассмеялась: очень выражение понравилось. И подумала вот сейчас, расскажу-ка я о Гульке, а то все о Тенго да о Тенго, а он сегодня успел со мной поругаться, так что больше он не звезда моего жж, так-то.
В третьем классе я училась во вторую смену. Школа моя была совсем рядом с домом, поэтому я выходила прямо перед занятиями. И так однажды выхожу из своего подъезда и вижу девочку приблизительно своих лет. Она идет пружинистой походкой, у нее румянец во все щеки и удивительно голубые глаза. А еще розовые кеды™. Девочка меня удивила. Не знаю, чем именно- голубыми ли своими глазами, или пружинистой походкой или розовыми кедами или своей удивительной непохожестью на других, но я поняла, это какая-то "не наша" девочка, словно заморская жевательная резинка. Удивительно, если закрыть глаза, я могу вспомнить ее в деталях- рюкзак, розовые кеды, ровные зубы, круглые голубые глаза. Она прошла мимо меня, и я почему-то пошла за ней, словно она играла на невидимой дудочке (уже тогда я иногда делала удивительные вещи). Девочка остановилась на остановке и стала ждать автобус. Я немного помялась рядом, потом подошла и спросила:
- Как тебя зовут?
- Гульнази,- ответила она.
- Правда? - уточнила я. Имя это совсем ей не подходило.
- Правда, - успокоила она.
- Ты в каком классе?
- В четвертом, а ты?
- В третьем, - ответила я.
Тут подъехал автобус, она запрыгнула в него и помахала мне рукой на прощание.
В моем дворе жила Наташка Рамазанова, и я спросила у нее, есть ли у них в классе Гульнази.
- Есть, - ответила Рамазанова.- Задавака и отличница. Приехала недавно из России. То ли Ардбелава, то ли Абралава.
Потом оказалось, что Лагвилава.
Мы пересеклись с ней уже позже, в классе седьмом на занятиях английским языком. И меня снова к ней очень потянуло. И я снова вижу нашу встречу- в коридоре школы, у окна, Гулька в красных клетчатых штанах (Я знаю, ты сейчас читаешь и удивляешься, но я помню). Мы вместе сидели на курсах, она оказалась настолько интересная, что я записала ее номер телефона, и мы несколько раз коротко переговорились.
А потом я сдала все экзамены за восьмой класс и попала к ним в девятый.
- Слушай, круто,- сказала мне она.- Мы теперь будем вместе учиться. И я радостно улыбнулась.
Но..
я ее возненавидела. Думаю, что она меня тоже.
Она была другая. Любознательная, любопытная. Встревала в каждый разговор. Умела исправить ошибку так, что это казалось оскорблением. Она была чертовски умная. У нее были невероятно синие глаза. Из прически не выпадал ни один волосок. Она ходила с ровной спиной. У нее не было никаких сложностей. Со школы ее забирал папа на машине. Дома ее ждала коллекция кукол Барби. Обои с Белоснежкой в детской. Интеллектуальные игры с братом. Шахматы.
Это был девятый класс. У меня дома была мама не в себе после смерти моего брата. Глухое отчаяние. Каждодневные походы на кладбище. Табу на смех. Маленькая сестра, с которой надо было делать уроки. Вечерами маме бывало особенно плохо, поэтому мы с Алиной договаривались караулить ее по ночам. Несколько часов я, потом она. Я жалела ее и не будила, а утром надо было идти в школу, уныло, беспросветно и тяжело. Мы не умели готовить, а мама лежала, уставившись в потолок. Мы не умели растапливать печь, а ничего другого не было. А еще текли сапоги, а еще нужно было все успевать, гулять с собакой, ходить к маме на работу и объясняться, что пока не время и может, мы можем что-то сделать сами, кипятить воду на сухом спирте, улыбаться всем и и не оставлять ни в коем случае маму одну.
Я вставала утром, невыспавшаяся, замерзшая, надевала ненавистные текущие сапоги, выходила в промозглое утро и шла по направлению к школе. И на уроках меня все -время схватывало- как там мама? А вдруг? И на перемене я бежала домой, чтобы посмотреть, как она лежит на диване, отсутствующе смотрит в потолок и отворачивается от предложения что-нибудь съесть.
А тут Гульнази. Цветок. Распахнутые голубые глаза. Ровные зубы, короткая юбочка. Пружинистая походка. Легкость во всем. "Ты не права, Самира, классик имел в виду не это", "А можно я отвечу, пока Самира думает?". Я разворачивалась к ней и отвечала едко и с сарказмом.
Она расстраивалась. Так мы ненавидели друг друга год.
Потом мы вместе сдали тесты на поездку в Америку. Мне не было 15, и меня не взяли. Она уехала. Приехала в 11 классе, и ничего не изменилось. Меня раздражал ее американский английский, круглые солнечные очки и то, что она все знает.Ее раздражал мой чересчур взрослый и тяжелый взгляд на вещи. Мы учились уже в другой школе и толкали друг друга локтями в желании быть умнее.
И однажды на уроке литературы мы сошлись во взгляде на рассказ Шолохова . "Все-таки она умная"- подумала я. И мы пошли домой вместе. Кажется, в тот день за ней не заехал папа.
Мы шли пешком и открывались друг другу. Я рассказывала ей о том, как бывает сложно принимать решения, которые ты не должен принимать в пятнадцать лет. А она о том, как привыкала в Америке, а еще о том, что люди видят образ и не заглядывают внутрь. Мы шли и говорили взахлёб обо всем, что было скрыто друг от друга с той поры, как я позвала ее на остановке.
Мы были разные. Она любила бегать по пляжу, а я лежать и думать. Она мечтала всегда быть первой, а я не хотела никому и ничего доказывать. мы читали одни и те же книги, смотрели одно и то же кино и переругивались в ее детской , обклеенной обоями с Белоснежкой. Когда ее не было, очень не хватало. Когда она была рядом, мы спорили- о жизни, о книгах, о мальчиках, о вкусах, о которых спорить нельзя.
Я помню ее в третьем классе, ее в школе на уроках и переменах, ее гардероб и все книжки на полке в детской. Но я плохо помню ее свадьбу, хотя мы сидели рядом, так как я была подругой невесты. Я также хорошо помню, когда родился ее сын, и мы смотрели на него, кажется, одновременно удивляясь, я тому, что она- мать, она тому же самому. Когда врач запретил держать в палате цветы, она выбросила букет роз мне через окно, и мы подарили его проходящей девочке. Я хорошо помню ее развод и надеюсь, что мое участие было важнее, чем тогда, на свадьбе.
Уже давно она живет в Москве. Приезжает почти каждое лето. Иногда зимой. Мы садимся с ногами на диван, смотрим старые фотки и рассказываем о том, что произошло за год. Мы по-прежнему разные. Она красивая. У нее есть все то, чего нет у меня- пресс кубиками, голубые глаза , сын и Москва. Она все также скачет на лошадях, бегает по пляжу и выглядит на семнадцать лет. Я рассказываю ей о фильмах, которые смотрела, о людях, которые случались, она о поездках, о работе, о езде на роликах.
Когда она приезжает, я прихожу в ее родительский дом, мы садимся на веранде и разговариваем. Часто переходим на английский, и да, он у нее в разы лучше, и мне это нравится. Мы вспоминаем наше детство и юность и разговариваем о настоящем. И нам так хорошо вместе. Особенно когда мы рассказываем, что видели и как не хватало друг друга рядом. Да и вообще обо всем, обо всем хорошем и не очень.
Я знаю, пост этот получился длинноватым. Есть у меня особенность- бываю многословной. Если кто-то дочитал, хвала ему.
Гулька приезжает в августе. Опять заставит меня бегать и наверняка приготовит свой любимый салат "Магнолия". Интересно , обои с белоснежками еще живы?