С самого раннего детства и по сей день (в анатомии ничего не изменилось) у меня руки росли оттуда, откуда у всех нормальных людей растут ноги. Я честно старалась помочь маме или сестрам вымыть посуду, но ущерб семейному бюджету был настолько велик после каждой такой попытки, что меня освободили. Я всё время что-то роняла, разбивала, на меня падали то карнизы, то дверцы шкафов, то из рук выскальзывали разной важности предметы, то я резала палец, то обжигалась утюгом.«Да читай уже свои книжки»,- в сердцах говорили сёстры. Мама так никогда не говорила- мама меня очень жалела. Потому что я болела.
Сначала я этого не понимала. Лежала себе в больнице по два-три месяца, читала там,сидела на подоконнике и ожидала посещений. А мама работала, потом бежала в больницу- заменить старших сестёр. И мама всегда была сильная и деловая. Никогда не уставала, так мне казалось. Стирала и развешивала бельё в больнице, мчалась домой готовить обед, потом на работу, с работы снова в больницу, часто переговаривалась с врачами и гордилась мной, что я-единственная из всех детей в детском отделении не ору из-за уколов. Однажды меня выписали, мама одела меня в ненавистное синее пальто, шапку и шарф, и мы поехали в троллейбусе к маме на работу. По дороге мы зашли в книжный магазин и мама из-под полы купила «Синбада Морехода», я уселась на подоконнике её почтового отделения и читала. А потом пришли мои сестры, мама усердно что-то делала, ходила большими шагами по комнате, и вдруг села на стул, закрыла лицо руками и заплакала. Это было настолько непривычно: я никогда не видела маминых слёз, что я сидела, потрясенная. Мама резко встала, разломила пополам таблетку и положила мне в рот одну половинку. Дала запить водой. И словно не было этих коротких и невыносимо длинных минут маминой слабости. Уже позже, через недели каких-то анализов, рентгенов, добрых медсестёр и серьёзных врачей, мама выскочит из очередного кабинета, схватит меня на руки и закружит, а потом купит фломастеры, и куклу с ванной, и лейку для цветов. Уже дома Алина отнимет у меня фломастеры, ударит по голове лейкой, а кукле нарисует уродливые глаза. Я буду плакать и ждать от мамы сочувствия, мы так часто были с мамой вдвоём, без других детей, что и сейчас я буду ждать особенного отношения, но мама будет только смеяться и говорить, что это ерунда, а куклы, куклы ещё купим..Сто миллионов раз.
- Кузнецова, встала, - орала на меня учительница физкультуры. Я сжималась в комок, втягивала голову в плечи. У учительницы были синие спортивные штаны с вытянутыми коленями и непременно указка в руке.Зачем указка учительнице физкультуры? - Шаг вперёд. Почему тебя не было на прошлом уроке? Что? Ноги болели? А голова у тебя не болела? Поставлю три в четверти, будете всей семьёй за мной бегать. Стань в ряд.
Много лет мне казалось, что она меня ненавидела. Иначе как объяснить её презрительное ко мне отношение и желание унизить на каждом уроке. На самом деле это было не унижение, а обычная программа физических занятий для младших классов. Я любила халявить. Приседать через раз. Она всегда стояла у меня надо головой и не давала возможности.
- На первый-второй рассчитайся. Кузнецова , ты в первую команду.
- О неееет,- выл класс. - Мы проиграем эстафету.
- Цуркан, ты во вторую.
Все облегчённо вздыхали, справедливость была восстановлена. Сильные, здоровые детки с румянцем бегали по спортзалу, гоняли мяч, задирали ноги, мы с Алесей Цуркан, я самая маленькая, она- самая полненькая, бежали во время эстафеты рядом и переговаривались. Нас никто не воспринимал всерьёз. Но только на уроках физкультуры.
По окончанию первого класса был праздник с конкурсом «а ну-ка, девочки», мальчики, наверняка, тоже, но их я не запомнила. Зато прекрасно помню конкурс для девочек. Сначала вызвали желающих подмести на скорость и качество, и я не пошла. Потом почистить картошку, и я тоже не рискнула. Девочки бегали на скорость, плели косы и делали ещё какие-то важные для каждой девочки вещи, вроде быстренько залатать старые штаны. С каждым конкурсом у меня становилось все меньше шансов, я сидела на скамейке, отчаянно трусила и ругала себя, что лучше бы я пошла чистить картошку, пусть даже не смогла бы, чем сейчас, когда скажут что-то страшное. Так я досидела до последнего из возможных конкурсов.
- А сейчас, - торжественно сказала учительница.- Самый сложный конкурс.
- Ну вот, попала, - обреченно подумала я. -Досиделась.Наверное, вышить крестиком или нашинковать капусту.
- Я буду читать стихотворения, а вы будете называть автора.
Мне не послышалось? Этого просто не может быть!
Я вышла в зал с другими девочками и стала отвечать на вопросы. Лёгкие, между прочим. Одна из родительниц высказала сомнение из зала : «Да этот ребёнок подготовлен, картошку чистить- видно, кто на что горазд, а тут можно и заранее ответы знать.»
- Ну спрашивайте сами,- посоветовала учительница.
- Если ветер крыши рвет, если град загрохал,-каждый знает - это вот для прогулок плохо, - довольно прочла родительница.
- Маяковский,- ответила я, потом подумала, что это как-то коротко и добавила.- Владимир Владимирович. - Этот, хоть и сам с вершок,спорит с грозной птицей. Храбрый мальчик, хорошо, в жизни пригодится.
И тогда все рассмеялись. И долго ещё потом встречали меня в коридорах школы незнакомые дети и хлопали по плечу: «Маяковский Владимир Владимирович».
А я не понимала такого интереса. Всего-то детский стих, эх, если бы я картошку почистила или прибежала хотя бы третьей. Ну хоть разочек!