О бесстыжести и мезозое или Снова Кравченко
У моих родителей есть две собачки. Породы гладкошёрстная такса. Изумительные собачки, красавцы, спортсмены, братья по духу - Федя и Зингер.
Федя и Зингер очаровательно простодушны. Ну, им положено, в общем - они же собачки. Что с них возьмёшь. Они очень любят общество, очень. К размышлениям о бренности и тщете не склонны, одиночества не переносят. И ещё - они оба абсолютно беспринципны. В их личной парадигме отсутствуют категории "хорошо-плохо", "закон-беззаконие", "порядок-хаос", "грех-добродетель". Это и есть невинность. Они невинны, как эльфы, качающиеся на чашечках цветков, как дети в песочнице, как Адам и Ева до грехопадения, как... как собачки. И это страшно. Ну, то есть, было бы страшно, если бы они были людьми. Но они собачки, им можно. Они, например, хотят что-нибудь попереть со стола. И прут, даже не прячась при этом. Не потому, что голодные, - они не голодные, - а просто потому, что хотят обратить на себя внимание. Люди вокруг начинают шуметь, кричать, возмущаться - весело же!.. Иногда Федю и Зингера лупят по хвосту газетой, но, поскольку им не больно, а такие понятия, как "позор", "унижение", "наказание", им неведомы, то они воспринимают это как игру. То есть, ты сначала встаёшь на стол лапами и берёшь с тарелки бутерброд, и тут начинается такое безудержное веселье, а потом с тобой ещё и поиграют в газету!.. Жызнь прекрасна!..
Бывает, что Федя и Зингер испытывают позывы плоти, ведь они мужчины и они молоды. Но женщины у них нет. Поэтому Федя и Зингер содомируют друг друга. Иногда - в голову. Им, в общем, всё равно - куда. И очерёдность им тоже безразлична. Не имеет ни малейшего значения, кто снизу, а кто сверху. Потому что для того, чтобы возникло понятие "опущенности" и связанное с ним самоощущение, необходим некий Кодекс, а Кодекса-то и нет. И не может быть. Невинность же. Сообразив, что люди очень доставляюще реагируют на их игрища, Федя и Зингер усвоили привычку сливаться в экстазе на глазах у обалдевшей публики. Причём в этих перформансах нет никакого вызова буржуазным условностям, никакого желания поколебать основы - одна только невинность и жгущее напалмом жизнелюбие. Федя и Зингер содомируют друг друга в голову на залитой солнцем, обсаженной парковыми розами лужайке перед открытой террасой, где люди пьют чай, курят и кисло улыбаются, делая вид, что всё в порядке, но в глазах людей при этом ворочается экзистенциальная тошнота и экзистенциальный же ужас перед этим актом самоутверждения Природы, перед этой всепобеждающей плотской бодростью, перед этой нераскаянностью без малейших признаков рефлексии. Разум и совесть отступают в смятении, люди начинают ощущать себя слабыми, вялыми и ненужными, - непреодолимый фейспалм, йобаный стыд и опасения, что твоё чувство собственной значимости не выдержит этого молодого напора. В глазах же Феди и Зингера отчётливо читается: "Ну, что?! Неплохо получается же, а? МЫ ЖЕ ХОРОШО ЭТО ДЕЛАЕМ, правда?! НЕПЛОХО ведь, да?! Да?!?" Если бы я была художником и мне захотелось изобразить Совершенное Бесстыдство, я бы изобразила Федю и Зингера, содомирующих друг друга в голову в мамином розарии, в окружении стрекоз и цветков. Их круглыми добрыми глазками смотрит на меня первобытный Хаос, в котором отсутствует само понятие Хаоса, потому что Хаоса нет там, где есть один только Хаос. Это мрак мезозоя, это абсолютное торжество бессмысленной Жизни, несущей в себе абсолютную Смерть для всего, что составляет смысл моего существования. Оцепенев от окончательности приговора, я закрываю глаза, потому что всё. Дальнейшее - молчание.
Нет, вы не думайте, я не сошла с ума, и я очень хорошо, в сущности, отношусь к Феде и Зингеру. Они хорошие собачки, не такие хорошие, как Франя, но всё-таки хорошие. Они ласковые, смешные, они лечат от депрессии. В конце концов, они всего-навсего собачки, с них нельзя спрашивать!.. Но я ничего не могу с собой поделать - эти их гей-прайды в розарии сводят меня с ума. Я стараюсь не смотреть, я встаю и ухожу, но однажды увиденное уже никогда не развидеть. И, как результат, - сны о мезозое и холодный пот по ночам.
Я это всё к чему. У людей то же самое бывает. Есть люди, которые не устают вгонять меня в холодный пот.
Чего я совсем не понимаю, так это того, как у них получается. А получается, прямо скажем, НЕПЛОХО. Буквально как у Феди с Зингером среди розового благоухания и согласного гуденья насекомых. И что уж просто неизмеримо выше моего понимания, так это тот факт, что людям этим удаётся вполне успешно совмещать первозданную бесстыжесть с совершенно (на первый взгляд) человеческой системой ценностей. И очень лихо оперировать понятиями "хорошо" и "плохо", "можно" и "нельзя", даже "духовно" и "бездуховно". Вот КАК они это делают?.. В сущности, между их парадигмой и парадигмой Феди и Зингера разница только одна, и заключается она как раз в том, что в их (людей) понятийный комплекс включено это самое "хорошо-плохо", причём "хорошо" - это они сами, а "плохо" - это всё, что ВНЕ, всё, что они не в состоянии вместить, по-другому - сожрать. То есть, они вкусили-таки от Древа Познания, каким-то волшебным образом умудрившись при этом сохранить невинность!.. Нет, ну КАК ОНИ ЭТО ДЕЛАЮТ?..
Впрочем, это всё были сейчас, конечно, просто пустые словеса, просто, по терминологии А.Т.Но, "потуги, могучие в своей третьесортной беспомощности", просто никому нахрен не нужная, на холостом ходу, работа моего слабого и больного мозга. Силой же, вызвавшей эту работу, ОПЯТЬ послужил гений саратовской поэтки Наталии Кравченко.
Помните, я обещала ей объяснить, почему она - абсолютно бесстыжий человек?.. Зачем, казалось бы?.. Честно говоря, я толком и не знаю - зачем. Просто мне необходимо всё это выговорить, чтобы нынешней ночью меня снова не захлестнул жирной, шевелящейся жвальцами и хелицерами чернотой торжествующий мезозой. По крайней мере, я надеюсь, что не захлестнёт. А то ОЧЕНЬ уж, граждане, страшно жыть.
Пишет Наталия Кравченко много. Это уж, кажется, все поняли. Много, бесконечно много она пишет. Каждое своё впечатленьице, каждое чувствишко, каждую радостишку свою и каждую обидуленьку недолго думая претворяет в Слово живое. Постоянно. День за днём, год за годом. Копятся буковки. Вырабатывается в Космос энергия. Кипит первичный бульон, шевелятся одухотворённые жвальца. Наступает мезозой. Господи!.. Опять этот мезозой.
Я тут прочла у неё то, чего раньше не читала. Она сама виновата - нечего было с подруженькой своей Созоновой умилённо чирикать, что, дескать, бешеные собаки вроде меня живут исключительно ея прекрасным творчеством. Не могут бешеные собаки жить творчеством. Ничьим. Они живут (и умирают) неутолимой жаждой и злобой ко всему, что шевелится и тем самым приносит им мучения. Я им сочувствую, потому что и в их воспалённых мозгах прогрызают ходы какие-то омерзительные жвальца. Я сочувствую им, как товарищам по несчастью. Но я не бешеная собака, неправда. Я не питаю злобы к Наталии Кравченко. Я сперва смеялась над ней, потом она стала вызывать у меня брезгливость. Сейчас Наталия Кравченко вызывает у меня ужас. А всё потому, что я, в поисках хоть чего-нибудь оправдательного, чего угодно, пошарила опять по её сайту и жежешечке, абсолютно рандомно на этот раз. Кстати, должна отметить, что так верстают только мудаки и жежешечка, и сайт устроены у Наталии Кравченко как-то на редкость криво. Но это, конечно, так, к слову пришлось. Это не имеет прямого отношения к тому, что я хочу сказать.
Что я хочу сказать?.. Я хочу сказать, что всё очень плохо, мои маленькие друзья. Никогда ранее мне не приходилось сталкиваться (я имею в виду - у людей; Федя и Зингер не в счёт) с такой лучезарной бесстыжестью, с такой незамутнённой, ничуть себя не стесняющейся подлостью, с таким уродством. Трилобиты, умилительно резвящиеся на докембрийских отложениях, по сравнению с ней просто наивные дети цветов. Они хотя бы не дерзали творить, просто кушали себе и срали, кушали и срали. Цели и задачи у них другие были, в конце концов, если разобраться, они не выбирали себе такую жизнь. Хотя, возможно, и Наталия Кравченко не выбирала... Нет, но вы можете представить себе трилобита, который тщится, скажем, научить археоптерикса летать?..
Но вернёмся к Кравченко. Допустим, такие стЕхи, как у Кравченко, могла бы писать любая антропоморфная курица с усвоенной на уроках литературы тягой к Прекрасному. Само по себе это, конечно, не стоило бы пристального внимания - это просто следующая ступень после лепки маянезных котегов и оформления салатов в виде прудов с камышами и лилиями. Но вот посягательство на жизнеописание поэтов и чтение лекций, в которых объясняется, как правильно любить поэзию - это уже какая-то довольно сложная мутация трилобита; любопытно было бы узнать, чем она обусловлена. А самого лютого апогея Кравченко достигает, когда временно умолкают в ея душе практически непрерывно звенящие Паезии Серебряные Струны и она, окончательно отбросив абсолютно бесполезную (для неё) застенчивость, начинает объяснять окружающим людям, какое они говно и какая она хорошая. И как они (такое говно) её (такую хорошую) не заслуживают.
Например, она ВНЕЗАПНО изливает свою гордую и светлую печаль с оттенком укоризны на барда Александра Дольского (это вот здесь - https://sites.google.com/site/sajtnataliikravcenko/home/pamflety/ne-proslo-i-patnadcati-let-zametki-o-koncerte-a-dolskogo-v-saratove) - он, мол, не оценил, благодарность не вынес, на письма не ответил, в лепшие друзья не записал и вообще растоптал её эдельвейсы. Правда, за что конкретно бард Дольский должен был благодарить Кравченко, не вполне ясно. Ну ладно, они с Давидом (это Кравченко так себя называет - "мы с Ванечкой" "мы с Давидом"; Давид - это муж, как я понимаю) издали в каком-то там замшелом году какой-то буклет - так ведь не за красивые глаза издали-то. Люди просто сделали свою работу. Что ещё?.. Ах да, в том же замшелом году Дольский поел у Кравченко в гостях котлет с картошкой. Я не понимаю, как можно в течение пятнадцати лет помнить котлеты с картошкой. А Кравченко не понимает, почему Дольский, за бесплатно обогативший свой рацион её котлетами, не посвятил ей венок сонетов. И через это благородно страдает. Интуитивно я чувствовала, что он не мог бы мне соответствовать в этом душевном разговоре на том же уровне правды и подлинности, на той же высокой ноте и волне - нет, ну какая прелесть. Она, оказывается, строчила ему письма мелким почерком, хотя "интуитивно чувствовала"; Дольский ответом не удостоил. Правильно, сколько было в жизни Дольского этих восторженных провинциалок, сколько было духовненьких поклонников и поклонниц из числа гуманитарненькой совеццкой интеллигенции, сколько писем, сколько котлет и картошки?.. К семидесяти годам у кого хочешь несварение начнётся от этих котлет. Не говоря уж о том, что творческая карьера сложилась, видимо, не совсем так, как мечталось - какбе-илитарный Дольский не вознёсся на Олимп, как Окуджава, не влился в кабацко-казачий мейнстримовый поток, как Розенбаум, и из-под-запретный ореол Галича над ним не сиял, о всенародном Высоцком я вообще молчу; репутация же "барда-для-элиты" в последние десятилетия прочно закрепилась за Михаилом Щербаковым, которому Дольский, что очевидно, не годится даже краски растирать, ибо Щербаков - поэт, а Дольский - всего лишь поэт-песенник. Ужасно, наверное, обидно под конец жизни оказаться таким свадебным генералом, "выдающимся, да и только"; поэту, конечно, предпочтительнее полное забвение, алкогольная кома и смерть под забором, чем это. Короче говоря, у любого желчь разольётся от таких дел; а тут, представьте, вы - пожилой человек, вроде бы и признанный, и заслуженный, но по большому счёту - такой вот старый неудачник, "выдающийся, да и только", подсуетившийся в Перестройку с несколькими "острыми" песенками, за которые теперь, наверное, маленько даже и стыдно, сидите в гостинице в чужом городе, а кровати неудобные, и бельё хлоркой пахнет, и какие-то местные курицы где-то ждут от вас песен, уже тискают в потных кулачках, унизанных богемными сердоликами, свои записочки (которые будут передавать в антракте) о том, как их насквозь пронзило Святое и Вечное Искусство, а вы так устали, у вас такое отвращение ко всему на свете!.. - и тут, чу, в дверь стучится Кравченко. Мы узнали: они с Надей приехали этой ночью. Я отсчитала восемь часов на сон. Они уже прошли. Было двенадцать дня - то есть, понимаете, Кравченко великодушно дала вам отдохнуть ЦЕЛЫХ восемь часов и только потом поспешила к вашему номеру, прижимая к сердцу свою книженьку. А эта книга была о нем. Она называлась «Будьте Вы благословенны» и вышла еще семь лет назад - а мужики-то и не знают. А вы при этом без штанов - Но я не знаю… Я лежу абсолютно голый, - недовольно пробурчал бард. То есть, вам вменяется в обязанность сочиться счастьем при полном параде; голым и уставшим вам быть нельзя, ибо Кравченко осуждае. Мрак, ужас и моральный террор; хорошо хоть, что подруга жизни пытается вас защищать - Прорезался злобный голос жены: - Это неприлично! Как вы не понимаете! Приходите на концерт. А и в самом деле, как не понимают-то?.. Ведь и в самом деле НЕПРИЛИЧНО, будем откровенны. Я, кстати, представила себя на месте этой жены - о, мои дорогие, у меня бы в подобной ситуации не только "злобный голос" прорезался, уж будьте уверены. Визитёрша после встречи со мной ещё долго собирала бы по гостиничным коридорам свои жёлтые куделя, которые я бы у неё с наслаждением повыдёргивала - "Вот тебе трепетание на высокой волне! Вот тебе восторженные отзывы от Великих! Вот тебе Поэзии Серебряные Струны!" - но супруги Дольские не таковы, конечно, они же интеллигенты, в конце концов. Типа, совесть нации, всё такое. Минутная перепалка супругов: визгливый голос Нади и шиканье Дольского. Потом из-за стенки донеслось: - Сейчас я надену штаны и выйду - бедный Дольский!.. достали-таки!.. Вот никогда, никогда я его не любила, да что там - не любила - на дух, откровенно говоря, не переносила, всегда он казался мне таким типичным жеманным интеллигентиком, слащавым и пресным в одно и то же время, ну, на гитаре хорошо играл, да, но я не знаток и не ценитель, меня этим не проймёшь. И потом, если бы он только играл, а он же, паразит, ещё и пел. Мне все эти "звезда упала на ладошку" и прочие слюнявые красивости с детства поперёк горла стояли; некоторые из родичей моих Дольского слушали с трепетом. А тут, гляди-ка ты, я к нему почувствовала совершенно искреннее сострадание. Представила себе жвальца, точащие его мозг, инфернальную тоску, клубящуюся в певческом горле его, когда он смотрел в сияющие глазки Кравченко - у трилобита не должно быть глазок. Кошмар и ужас. А меня (как бы) при этом горько, хотя и не без нежности, упрекают - о коварный, о вероломный!.. неужто всё, что было между нами, прошло и самые воспоминания о том поросли пыреем и снытью?.. неужто угас священный огнь в душе?.. неужто всё было - обман и химера, всё?! Зачем, о зачем не помнишь ты картошки моей?! Аллес. После такого позора, в принципе, запросто можно лечь и умереть. Так что Дольский меня восхищает, на самом деле. Он терпелив. Жаль, конечно, ребята, что не удалось посидеть, поговорить, хотелось бы пообщаться, но… - Он развел руками. - Приходите на концерт - и концерт даже потом отыграл.
А Кравченко концерт послушала и строчить "эссе" села. Такие, как она, сраму не имут. Как будто они уже умерли.
А вот здесь - http://www.liveinternet.ru/users/4514961/post270405616/ - Кравченко рассказывает, как она, добрая душа, ездила читать стЕхи зэкам (любят блондинки делиться с зэками духовным зёрнышком, ну что тут будешь делать!..) и как зэки к этому отнеслись. Отнеслись, разумеется, более чем восторженно, ну да не об этом речь. Один из зэков настолько был поражён статями мерцающими гранями и серебряными струнами Кравченко, что даже отсыпал ей канплемент (что-то типа: "я думал, что вы жируха, а у вас просто кость широкая") и даже вступил впоследствии в личную переписку. Его ЛИЧНЫЕ письма Кравченко приводит в своём "эссе" практически ПОЛНОСТЬЮ. Как и ФИО своего корреспондента. Нет, ну я всё понимаю - он зэк, он человека убил, он в строгаче сидит. Он в 2002-м году дал какому-то гражданину в тыкву, отчего гражданин случайно немного умер. Я могу даже с большой долей вероятности предположить, что именно привлекло его в поэте Кравченко - разумеется, это её большие... поэтические таланты, а что же ещё. И, кстати, в письмах-то всё по классике - вот он ей пишет, "как много у нас, дескать, общего", а вот уже и о свидании просит. Я всё понимаю, да. Я не понимаю другого - зачем вообще переписываться с зэком, а если уж переписываешься - зачем письма-то на общее обсуждение вывешивать?.. Чтобы все посмотрели, как ты, нежная и воздушная, облагораживающе действуешь на заблудших овец?.. Милость к падшим призывать?.. Да эти души облагороженные всем бараком такие письма сочиняют, широко же известный факт. С другой стороны, если ты такая наивная и искренне ему ВЕРИШЬ - тогда тем более непонятно, зачем вывешивать. Вот, человек же, типа, пишет о сокровенном, всю жизнь свою рассказывает, исповедуется, можно сказать (а жизнь у него, само собой, распроклятая и разнесчастная, и в тыкву-то он гражданину дал, потому что гражданин был негодяй и ярость благородная вскипела, как волна, ясен хрен, и на зоне-то он - борец с режимом и активист демократического движения, ну декабрист же, одно слово, Радищев да и только; во глубине сибирских руд хранит гордое терпенье), - а ты его крики души в "эссе" тискаешь, прямо скажем, пиаришься за его счёт, а он в это время баланду хлебает. Нехорошо-с, прямо скажем. Прямо скажем, какой-то нравственный шок. А дело-то вот в чём - борец с режимом сперва привлёк Кравченку тем, что он, якобы, Бернарда Шоу на досуге переводит (йес, йес, гёрл! - завопил в моей нищастной голове Савелий Крамаров), ну конечно, орестокрад духа, чудно-чудно, приятно, наверное, мысленно примерить на себя роброн Екатерины Великой, переписывающейся с ВольтЭром - а потом, когда в свидании с феей ему было отказано, заныл, что вот, дескать, все вы, гнилые интеллигентишки, таковы, наобещаете с три короба, заведёте и бросите. Пральна, совершенно закономерное раздражение у человека - он-то думал, что у него всё уже на мази, а тут его так жестоко обламывают. Он же не знал, что он теперь - ВольтЭр. Не сумел держать марку. Грустно это всё. Грустно и до тошноты противно. И страшновато даже слегка. Опять-таки. Лучезарная бесстыжесть, мерцающие жвальца, одухотворённый мезозой.
Но самое страшное - даже не это всё. Самое страшное - вот здесь:
http://natalia-cravchenko2010.narod.ru/olderfiles/4/samyi_strashnyi_den.pdf
Я не умею объяснить, почему нельзя вот этим сопливым языком писать о действительно СТРАШНОМ, почему нельзя в сопровождении красивеньких картиночег сюсюкать о том, как ПОКОНЧИЛ С СОБОЙ ТВОЙ РОДНОЙ БРАТ, почему нельзя под рассказ о мальчике, бросившемся под поезд, лирически напевать "а поезд, длинный смешной чудак, изгибаясь, твердит вопрос, что-то, что-то не так, не так, что-то не удалось". Почему нельзя ВОТ ТАК писать об отрезанной этим "смешным чудаком" кисти руки, об окровавленной майке, которую вынесли родным для опознания, о голове, которую пришивали санитары. Нет, вы поймите, я не говорю, что об этом вообще нельзя писать - об этом нельзя ВОТ ТАК писать. Я не умею объяснить, почему нельзя. Я просто знаю, что нельзя - и всё. Нельзя тискать в свой "реквием" фотографию убогого овального медальона - печать на эмали - с которого застенчиво смотрит смешной такой лопоухий мальчишка, весь серо-голубоватый, а губы исчерна-лиловые, это на всех советских могильных медальонах люди так получались, не знаю, что они для этого делали и зачем они это делали. Нельзя такое показывать, нельзя!.. Они ведь... мёртвые. Они ведь даже заслониться руками от стыда не могут! Нельзя сидеть и ждать "тёплых, восторженных, хвалебных" отзывов ("ах, как Вы такое пережили!.. как Вы тонко чувствуете, Наташо!") на стишки типа "анютины светят глазки, они тебе так к лицу", написанные по ВОТ ТАКОМУ поводу! Нельзя! Нельзя! Нельзя! Это не такое "нельзя", как нельзя воровать, и убивать, и желать осла ближнего своего, это другое "нельзя". За это невозможно посадить, за это невозможно даже вынести общественное порицание или что-нибудь в таком духе. Просто любой человек, который хоть раз в жизни по-человечески (т.е. не как трилобит) СТРАДАЛ, так вот, такой человек ОБЯЗАН от этой бесстыжести, от этого вселенского позора отшатнуться с ужасом и омерзением. У меня мозг жжёт от всего этого, я просто блюю сама собой... Я не понимаю, НЕ ПОНИМАЮ, КАК ТАК МОЖЕТ БЫТЬ. Ведь мы, кажется, де-юре относимся к одному и тому же биологическому виду, я долго думала, что именно в горе мы все становимся равноценны и равнозначны друг другу, независимо от возраста, пола, уровня интеллекта и общественного положения, так ведь нет!.. Я точно знаю, что где-то во Вселенной существует такая точка, где до сих пор длится (и, возможно, вечно будет длиться) вот эта секунда, когда я смотрю на мёртвого Савицкого, кто-то безобразно кричит, а я вдруг понимаю, что это я кричу. И другая секунда, когда в телефоне говорят: "Наш Павел..." - и опять кто-то кричит, и я с какой-то уже усталостью понимаю, что это снова я. Я тогда целиком отделилась от себя, меня вырвало с корнем, меня всем миром вырвало на моё же лицо - что я могу об этом рассказать?.. И эта секунда - она до сих пор, она не закончилась, она всегда, вы понимаете?.. - она ВСЕГДА ЕСТЬ. Что об этом можно рассказать?.. Может, мне тоже следовало бы советские песни поцитировать? Про Савицкого - "сердце, тебе не хочется покоя". Про Павла - "сколь верёвочка ни вейся, а совьёшься ты в петлю"?.. ТАК надо было, может?.. Это я бы тогда духовная была?.. Не бешеная собака, а светлый, блять, человечек?.. Как Кравченко?..
Бесстыжесть трилобитская, жирный чёрный мезозой. Мезозой наступает. Как тошнит, нахуй, как тошнит.
Федя и Зингер очаровательно простодушны. Ну, им положено, в общем - они же собачки. Что с них возьмёшь. Они очень любят общество, очень. К размышлениям о бренности и тщете не склонны, одиночества не переносят. И ещё - они оба абсолютно беспринципны. В их личной парадигме отсутствуют категории "хорошо-плохо", "закон-беззаконие", "порядок-хаос", "грех-добродетель". Это и есть невинность. Они невинны, как эльфы, качающиеся на чашечках цветков, как дети в песочнице, как Адам и Ева до грехопадения, как... как собачки. И это страшно. Ну, то есть, было бы страшно, если бы они были людьми. Но они собачки, им можно. Они, например, хотят что-нибудь попереть со стола. И прут, даже не прячась при этом. Не потому, что голодные, - они не голодные, - а просто потому, что хотят обратить на себя внимание. Люди вокруг начинают шуметь, кричать, возмущаться - весело же!.. Иногда Федю и Зингера лупят по хвосту газетой, но, поскольку им не больно, а такие понятия, как "позор", "унижение", "наказание", им неведомы, то они воспринимают это как игру. То есть, ты сначала встаёшь на стол лапами и берёшь с тарелки бутерброд, и тут начинается такое безудержное веселье, а потом с тобой ещё и поиграют в газету!.. Жызнь прекрасна!..
Бывает, что Федя и Зингер испытывают позывы плоти, ведь они мужчины и они молоды. Но женщины у них нет. Поэтому Федя и Зингер содомируют друг друга. Иногда - в голову. Им, в общем, всё равно - куда. И очерёдность им тоже безразлична. Не имеет ни малейшего значения, кто снизу, а кто сверху. Потому что для того, чтобы возникло понятие "опущенности" и связанное с ним самоощущение, необходим некий Кодекс, а Кодекса-то и нет. И не может быть. Невинность же. Сообразив, что люди очень доставляюще реагируют на их игрища, Федя и Зингер усвоили привычку сливаться в экстазе на глазах у обалдевшей публики. Причём в этих перформансах нет никакого вызова буржуазным условностям, никакого желания поколебать основы - одна только невинность и жгущее напалмом жизнелюбие. Федя и Зингер содомируют друг друга в голову на залитой солнцем, обсаженной парковыми розами лужайке перед открытой террасой, где люди пьют чай, курят и кисло улыбаются, делая вид, что всё в порядке, но в глазах людей при этом ворочается экзистенциальная тошнота и экзистенциальный же ужас перед этим актом самоутверждения Природы, перед этой всепобеждающей плотской бодростью, перед этой нераскаянностью без малейших признаков рефлексии. Разум и совесть отступают в смятении, люди начинают ощущать себя слабыми, вялыми и ненужными, - непреодолимый фейспалм, йобаный стыд и опасения, что твоё чувство собственной значимости не выдержит этого молодого напора. В глазах же Феди и Зингера отчётливо читается: "Ну, что?! Неплохо получается же, а? МЫ ЖЕ ХОРОШО ЭТО ДЕЛАЕМ, правда?! НЕПЛОХО ведь, да?! Да?!?" Если бы я была художником и мне захотелось изобразить Совершенное Бесстыдство, я бы изобразила Федю и Зингера, содомирующих друг друга в голову в мамином розарии, в окружении стрекоз и цветков. Их круглыми добрыми глазками смотрит на меня первобытный Хаос, в котором отсутствует само понятие Хаоса, потому что Хаоса нет там, где есть один только Хаос. Это мрак мезозоя, это абсолютное торжество бессмысленной Жизни, несущей в себе абсолютную Смерть для всего, что составляет смысл моего существования. Оцепенев от окончательности приговора, я закрываю глаза, потому что всё. Дальнейшее - молчание.
Нет, вы не думайте, я не сошла с ума, и я очень хорошо, в сущности, отношусь к Феде и Зингеру. Они хорошие собачки, не такие хорошие, как Франя, но всё-таки хорошие. Они ласковые, смешные, они лечат от депрессии. В конце концов, они всего-навсего собачки, с них нельзя спрашивать!.. Но я ничего не могу с собой поделать - эти их гей-прайды в розарии сводят меня с ума. Я стараюсь не смотреть, я встаю и ухожу, но однажды увиденное уже никогда не развидеть. И, как результат, - сны о мезозое и холодный пот по ночам.
Я это всё к чему. У людей то же самое бывает. Есть люди, которые не устают вгонять меня в холодный пот.
Чего я совсем не понимаю, так это того, как у них получается. А получается, прямо скажем, НЕПЛОХО. Буквально как у Феди с Зингером среди розового благоухания и согласного гуденья насекомых. И что уж просто неизмеримо выше моего понимания, так это тот факт, что людям этим удаётся вполне успешно совмещать первозданную бесстыжесть с совершенно (на первый взгляд) человеческой системой ценностей. И очень лихо оперировать понятиями "хорошо" и "плохо", "можно" и "нельзя", даже "духовно" и "бездуховно". Вот КАК они это делают?.. В сущности, между их парадигмой и парадигмой Феди и Зингера разница только одна, и заключается она как раз в том, что в их (людей) понятийный комплекс включено это самое "хорошо-плохо", причём "хорошо" - это они сами, а "плохо" - это всё, что ВНЕ, всё, что они не в состоянии вместить, по-другому - сожрать. То есть, они вкусили-таки от Древа Познания, каким-то волшебным образом умудрившись при этом сохранить невинность!.. Нет, ну КАК ОНИ ЭТО ДЕЛАЮТ?..
Впрочем, это всё были сейчас, конечно, просто пустые словеса, просто, по терминологии А.Т.Но, "потуги, могучие в своей третьесортной беспомощности", просто никому нахрен не нужная, на холостом ходу, работа моего слабого и больного мозга. Силой же, вызвавшей эту работу, ОПЯТЬ послужил гений саратовской поэтки Наталии Кравченко.
Помните, я обещала ей объяснить, почему она - абсолютно бесстыжий человек?.. Зачем, казалось бы?.. Честно говоря, я толком и не знаю - зачем. Просто мне необходимо всё это выговорить, чтобы нынешней ночью меня снова не захлестнул жирной, шевелящейся жвальцами и хелицерами чернотой торжествующий мезозой. По крайней мере, я надеюсь, что не захлестнёт. А то ОЧЕНЬ уж, граждане, страшно жыть.
Пишет Наталия Кравченко много. Это уж, кажется, все поняли. Много, бесконечно много она пишет. Каждое своё впечатленьице, каждое чувствишко, каждую радостишку свою и каждую обидуленьку недолго думая претворяет в Слово живое. Постоянно. День за днём, год за годом. Копятся буковки. Вырабатывается в Космос энергия. Кипит первичный бульон, шевелятся одухотворённые жвальца. Наступает мезозой. Господи!.. Опять этот мезозой.
Я тут прочла у неё то, чего раньше не читала. Она сама виновата - нечего было с подруженькой своей Созоновой умилённо чирикать, что, дескать, бешеные собаки вроде меня живут исключительно ея прекрасным творчеством. Не могут бешеные собаки жить творчеством. Ничьим. Они живут (и умирают) неутолимой жаждой и злобой ко всему, что шевелится и тем самым приносит им мучения. Я им сочувствую, потому что и в их воспалённых мозгах прогрызают ходы какие-то омерзительные жвальца. Я сочувствую им, как товарищам по несчастью. Но я не бешеная собака, неправда. Я не питаю злобы к Наталии Кравченко. Я сперва смеялась над ней, потом она стала вызывать у меня брезгливость. Сейчас Наталия Кравченко вызывает у меня ужас. А всё потому, что я, в поисках хоть чего-нибудь оправдательного, чего угодно, пошарила опять по её сайту и жежешечке, абсолютно рандомно на этот раз. Кстати, должна отметить, что так верстают только мудаки и жежешечка, и сайт устроены у Наталии Кравченко как-то на редкость криво. Но это, конечно, так, к слову пришлось. Это не имеет прямого отношения к тому, что я хочу сказать.
Что я хочу сказать?.. Я хочу сказать, что всё очень плохо, мои маленькие друзья. Никогда ранее мне не приходилось сталкиваться (я имею в виду - у людей; Федя и Зингер не в счёт) с такой лучезарной бесстыжестью, с такой незамутнённой, ничуть себя не стесняющейся подлостью, с таким уродством. Трилобиты, умилительно резвящиеся на докембрийских отложениях, по сравнению с ней просто наивные дети цветов. Они хотя бы не дерзали творить, просто кушали себе и срали, кушали и срали. Цели и задачи у них другие были, в конце концов, если разобраться, они не выбирали себе такую жизнь. Хотя, возможно, и Наталия Кравченко не выбирала... Нет, но вы можете представить себе трилобита, который тщится, скажем, научить археоптерикса летать?..
Но вернёмся к Кравченко. Допустим, такие стЕхи, как у Кравченко, могла бы писать любая антропоморфная курица с усвоенной на уроках литературы тягой к Прекрасному. Само по себе это, конечно, не стоило бы пристального внимания - это просто следующая ступень после лепки маянезных котегов и оформления салатов в виде прудов с камышами и лилиями. Но вот посягательство на жизнеописание поэтов и чтение лекций, в которых объясняется, как правильно любить поэзию - это уже какая-то довольно сложная мутация трилобита; любопытно было бы узнать, чем она обусловлена. А самого лютого апогея Кравченко достигает, когда временно умолкают в ея душе практически непрерывно звенящие Паезии Серебряные Струны и она, окончательно отбросив абсолютно бесполезную (для неё) застенчивость, начинает объяснять окружающим людям, какое они говно и какая она хорошая. И как они (такое говно) её (такую хорошую) не заслуживают.
Например, она ВНЕЗАПНО изливает свою гордую и светлую печаль с оттенком укоризны на барда Александра Дольского (это вот здесь - https://sites.google.com/site/sajtnataliikravcenko/home/pamflety/ne-proslo-i-patnadcati-let-zametki-o-koncerte-a-dolskogo-v-saratove) - он, мол, не оценил, благодарность не вынес, на письма не ответил, в лепшие друзья не записал и вообще растоптал её эдельвейсы. Правда, за что конкретно бард Дольский должен был благодарить Кравченко, не вполне ясно. Ну ладно, они с Давидом (это Кравченко так себя называет - "мы с Ванечкой" "мы с Давидом"; Давид - это муж, как я понимаю) издали в каком-то там замшелом году какой-то буклет - так ведь не за красивые глаза издали-то. Люди просто сделали свою работу. Что ещё?.. Ах да, в том же замшелом году Дольский поел у Кравченко в гостях котлет с картошкой. Я не понимаю, как можно в течение пятнадцати лет помнить котлеты с картошкой. А Кравченко не понимает, почему Дольский, за бесплатно обогативший свой рацион её котлетами, не посвятил ей венок сонетов. И через это благородно страдает. Интуитивно я чувствовала, что он не мог бы мне соответствовать в этом душевном разговоре на том же уровне правды и подлинности, на той же высокой ноте и волне - нет, ну какая прелесть. Она, оказывается, строчила ему письма мелким почерком, хотя "интуитивно чувствовала"; Дольский ответом не удостоил. Правильно, сколько было в жизни Дольского этих восторженных провинциалок, сколько было духовненьких поклонников и поклонниц из числа гуманитарненькой совеццкой интеллигенции, сколько писем, сколько котлет и картошки?.. К семидесяти годам у кого хочешь несварение начнётся от этих котлет. Не говоря уж о том, что творческая карьера сложилась, видимо, не совсем так, как мечталось - какбе-илитарный Дольский не вознёсся на Олимп, как Окуджава, не влился в кабацко-казачий мейнстримовый поток, как Розенбаум, и из-под-запретный ореол Галича над ним не сиял, о всенародном Высоцком я вообще молчу; репутация же "барда-для-элиты" в последние десятилетия прочно закрепилась за Михаилом Щербаковым, которому Дольский, что очевидно, не годится даже краски растирать, ибо Щербаков - поэт, а Дольский - всего лишь поэт-песенник. Ужасно, наверное, обидно под конец жизни оказаться таким свадебным генералом, "выдающимся, да и только"; поэту, конечно, предпочтительнее полное забвение, алкогольная кома и смерть под забором, чем это. Короче говоря, у любого желчь разольётся от таких дел; а тут, представьте, вы - пожилой человек, вроде бы и признанный, и заслуженный, но по большому счёту - такой вот старый неудачник, "выдающийся, да и только", подсуетившийся в Перестройку с несколькими "острыми" песенками, за которые теперь, наверное, маленько даже и стыдно, сидите в гостинице в чужом городе, а кровати неудобные, и бельё хлоркой пахнет, и какие-то местные курицы где-то ждут от вас песен, уже тискают в потных кулачках, унизанных богемными сердоликами, свои записочки (которые будут передавать в антракте) о том, как их насквозь пронзило Святое и Вечное Искусство, а вы так устали, у вас такое отвращение ко всему на свете!.. - и тут, чу, в дверь стучится Кравченко. Мы узнали: они с Надей приехали этой ночью. Я отсчитала восемь часов на сон. Они уже прошли. Было двенадцать дня - то есть, понимаете, Кравченко великодушно дала вам отдохнуть ЦЕЛЫХ восемь часов и только потом поспешила к вашему номеру, прижимая к сердцу свою книженьку. А эта книга была о нем. Она называлась «Будьте Вы благословенны» и вышла еще семь лет назад - а мужики-то и не знают. А вы при этом без штанов - Но я не знаю… Я лежу абсолютно голый, - недовольно пробурчал бард. То есть, вам вменяется в обязанность сочиться счастьем при полном параде; голым и уставшим вам быть нельзя, ибо Кравченко осуждае. Мрак, ужас и моральный террор; хорошо хоть, что подруга жизни пытается вас защищать - Прорезался злобный голос жены: - Это неприлично! Как вы не понимаете! Приходите на концерт. А и в самом деле, как не понимают-то?.. Ведь и в самом деле НЕПРИЛИЧНО, будем откровенны. Я, кстати, представила себя на месте этой жены - о, мои дорогие, у меня бы в подобной ситуации не только "злобный голос" прорезался, уж будьте уверены. Визитёрша после встречи со мной ещё долго собирала бы по гостиничным коридорам свои жёлтые куделя, которые я бы у неё с наслаждением повыдёргивала - "Вот тебе трепетание на высокой волне! Вот тебе восторженные отзывы от Великих! Вот тебе Поэзии Серебряные Струны!" - но супруги Дольские не таковы, конечно, они же интеллигенты, в конце концов. Типа, совесть нации, всё такое. Минутная перепалка супругов: визгливый голос Нади и шиканье Дольского. Потом из-за стенки донеслось: - Сейчас я надену штаны и выйду - бедный Дольский!.. достали-таки!.. Вот никогда, никогда я его не любила, да что там - не любила - на дух, откровенно говоря, не переносила, всегда он казался мне таким типичным жеманным интеллигентиком, слащавым и пресным в одно и то же время, ну, на гитаре хорошо играл, да, но я не знаток и не ценитель, меня этим не проймёшь. И потом, если бы он только играл, а он же, паразит, ещё и пел. Мне все эти "звезда упала на ладошку" и прочие слюнявые красивости с детства поперёк горла стояли; некоторые из родичей моих Дольского слушали с трепетом. А тут, гляди-ка ты, я к нему почувствовала совершенно искреннее сострадание. Представила себе жвальца, точащие его мозг, инфернальную тоску, клубящуюся в певческом горле его, когда он смотрел в сияющие глазки Кравченко - у трилобита не должно быть глазок. Кошмар и ужас. А меня (как бы) при этом горько, хотя и не без нежности, упрекают - о коварный, о вероломный!.. неужто всё, что было между нами, прошло и самые воспоминания о том поросли пыреем и снытью?.. неужто угас священный огнь в душе?.. неужто всё было - обман и химера, всё?! Зачем, о зачем не помнишь ты картошки моей?! Аллес. После такого позора, в принципе, запросто можно лечь и умереть. Так что Дольский меня восхищает, на самом деле. Он терпелив. Жаль, конечно, ребята, что не удалось посидеть, поговорить, хотелось бы пообщаться, но… - Он развел руками. - Приходите на концерт - и концерт даже потом отыграл.
А Кравченко концерт послушала и строчить "эссе" села. Такие, как она, сраму не имут. Как будто они уже умерли.
А вот здесь - http://www.liveinternet.ru/users/4514961/post270405616/ - Кравченко рассказывает, как она, добрая душа, ездила читать стЕхи зэкам (любят блондинки делиться с зэками духовным зёрнышком, ну что тут будешь делать!..) и как зэки к этому отнеслись. Отнеслись, разумеется, более чем восторженно, ну да не об этом речь. Один из зэков настолько был поражён статями мерцающими гранями и серебряными струнами Кравченко, что даже отсыпал ей канплемент (что-то типа: "я думал, что вы жируха, а у вас просто кость широкая") и даже вступил впоследствии в личную переписку. Его ЛИЧНЫЕ письма Кравченко приводит в своём "эссе" практически ПОЛНОСТЬЮ. Как и ФИО своего корреспондента. Нет, ну я всё понимаю - он зэк, он человека убил, он в строгаче сидит. Он в 2002-м году дал какому-то гражданину в тыкву, отчего гражданин случайно немного умер. Я могу даже с большой долей вероятности предположить, что именно привлекло его в поэте Кравченко - разумеется, это её большие... поэтические таланты, а что же ещё. И, кстати, в письмах-то всё по классике - вот он ей пишет, "как много у нас, дескать, общего", а вот уже и о свидании просит. Я всё понимаю, да. Я не понимаю другого - зачем вообще переписываться с зэком, а если уж переписываешься - зачем письма-то на общее обсуждение вывешивать?.. Чтобы все посмотрели, как ты, нежная и воздушная, облагораживающе действуешь на заблудших овец?.. Милость к падшим призывать?.. Да эти души облагороженные всем бараком такие письма сочиняют, широко же известный факт. С другой стороны, если ты такая наивная и искренне ему ВЕРИШЬ - тогда тем более непонятно, зачем вывешивать. Вот, человек же, типа, пишет о сокровенном, всю жизнь свою рассказывает, исповедуется, можно сказать (а жизнь у него, само собой, распроклятая и разнесчастная, и в тыкву-то он гражданину дал, потому что гражданин был негодяй и ярость благородная вскипела, как волна, ясен хрен, и на зоне-то он - борец с режимом и активист демократического движения, ну декабрист же, одно слово, Радищев да и только; во глубине сибирских руд хранит гордое терпенье), - а ты его крики души в "эссе" тискаешь, прямо скажем, пиаришься за его счёт, а он в это время баланду хлебает. Нехорошо-с, прямо скажем. Прямо скажем, какой-то нравственный шок. А дело-то вот в чём - борец с режимом сперва привлёк Кравченку тем, что он, якобы, Бернарда Шоу на досуге переводит (йес, йес, гёрл! - завопил в моей нищастной голове Савелий Крамаров), ну конечно, орестокрад духа, чудно-чудно, приятно, наверное, мысленно примерить на себя роброн Екатерины Великой, переписывающейся с ВольтЭром - а потом, когда в свидании с феей ему было отказано, заныл, что вот, дескать, все вы, гнилые интеллигентишки, таковы, наобещаете с три короба, заведёте и бросите. Пральна, совершенно закономерное раздражение у человека - он-то думал, что у него всё уже на мази, а тут его так жестоко обламывают. Он же не знал, что он теперь - ВольтЭр. Не сумел держать марку. Грустно это всё. Грустно и до тошноты противно. И страшновато даже слегка. Опять-таки. Лучезарная бесстыжесть, мерцающие жвальца, одухотворённый мезозой.
Но самое страшное - даже не это всё. Самое страшное - вот здесь:
http://natalia-cravchenko2010.narod.ru/olderfiles/4/samyi_strashnyi_den.pdf
Я не умею объяснить, почему нельзя вот этим сопливым языком писать о действительно СТРАШНОМ, почему нельзя в сопровождении красивеньких картиночег сюсюкать о том, как ПОКОНЧИЛ С СОБОЙ ТВОЙ РОДНОЙ БРАТ, почему нельзя под рассказ о мальчике, бросившемся под поезд, лирически напевать "а поезд, длинный смешной чудак, изгибаясь, твердит вопрос, что-то, что-то не так, не так, что-то не удалось". Почему нельзя ВОТ ТАК писать об отрезанной этим "смешным чудаком" кисти руки, об окровавленной майке, которую вынесли родным для опознания, о голове, которую пришивали санитары. Нет, вы поймите, я не говорю, что об этом вообще нельзя писать - об этом нельзя ВОТ ТАК писать. Я не умею объяснить, почему нельзя. Я просто знаю, что нельзя - и всё. Нельзя тискать в свой "реквием" фотографию убогого овального медальона - печать на эмали - с которого застенчиво смотрит смешной такой лопоухий мальчишка, весь серо-голубоватый, а губы исчерна-лиловые, это на всех советских могильных медальонах люди так получались, не знаю, что они для этого делали и зачем они это делали. Нельзя такое показывать, нельзя!.. Они ведь... мёртвые. Они ведь даже заслониться руками от стыда не могут! Нельзя сидеть и ждать "тёплых, восторженных, хвалебных" отзывов ("ах, как Вы такое пережили!.. как Вы тонко чувствуете, Наташо!") на стишки типа "анютины светят глазки, они тебе так к лицу", написанные по ВОТ ТАКОМУ поводу! Нельзя! Нельзя! Нельзя! Это не такое "нельзя", как нельзя воровать, и убивать, и желать осла ближнего своего, это другое "нельзя". За это невозможно посадить, за это невозможно даже вынести общественное порицание или что-нибудь в таком духе. Просто любой человек, который хоть раз в жизни по-человечески (т.е. не как трилобит) СТРАДАЛ, так вот, такой человек ОБЯЗАН от этой бесстыжести, от этого вселенского позора отшатнуться с ужасом и омерзением. У меня мозг жжёт от всего этого, я просто блюю сама собой... Я не понимаю, НЕ ПОНИМАЮ, КАК ТАК МОЖЕТ БЫТЬ. Ведь мы, кажется, де-юре относимся к одному и тому же биологическому виду, я долго думала, что именно в горе мы все становимся равноценны и равнозначны друг другу, независимо от возраста, пола, уровня интеллекта и общественного положения, так ведь нет!.. Я точно знаю, что где-то во Вселенной существует такая точка, где до сих пор длится (и, возможно, вечно будет длиться) вот эта секунда, когда я смотрю на мёртвого Савицкого, кто-то безобразно кричит, а я вдруг понимаю, что это я кричу. И другая секунда, когда в телефоне говорят: "Наш Павел..." - и опять кто-то кричит, и я с какой-то уже усталостью понимаю, что это снова я. Я тогда целиком отделилась от себя, меня вырвало с корнем, меня всем миром вырвало на моё же лицо - что я могу об этом рассказать?.. И эта секунда - она до сих пор, она не закончилась, она всегда, вы понимаете?.. - она ВСЕГДА ЕСТЬ. Что об этом можно рассказать?.. Может, мне тоже следовало бы советские песни поцитировать? Про Савицкого - "сердце, тебе не хочется покоя". Про Павла - "сколь верёвочка ни вейся, а совьёшься ты в петлю"?.. ТАК надо было, может?.. Это я бы тогда духовная была?.. Не бешеная собака, а светлый, блять, человечек?.. Как Кравченко?..
Бесстыжесть трилобитская, жирный чёрный мезозой. Мезозой наступает. Как тошнит, нахуй, как тошнит.