Мэнсон как предчувствие
«Сегодня последний день, когда мы все живы, так что давайте отрываться» - с таким нехитрым, но, в общем, эффективным посылом Мэрлин Мэнсон обращается к публике 21 декабря на своем минском выступлении и всем понятно, что это сработает. К тому моменту, когда было решено на всякий пожарный не пускать на концерт несовершеннолетних (которых в итоге все равно пустили), шутка про совпадение дат конца света и выступления Marilyn Manson в Минске уже давно перестала быть смешной, но все равно была популярной. К мегабайтам народного интернет-творчества, в котором, помимо самого рокера, чаще других встречались лица Чергинца и Лукашенко, добавились и ремарки людей зябнувших на морозе у входа во Дворец Спорта: «Мэнсон - это и есть конец света», «The Last Day on Earth снова актуальна, второй раз, ха-ха», «Мэнсон уже не способен на конец света».
C последним тезисом однако можно не согласиться: сам Мэрлин Мэнсон в нынешнем своем незавидном состоянии подходит для олицетворения апокалипсиса едва ли не лучше, чем четырнадцать лет назад когда он, да, сочинил идеологически правильную «The Last Day on Earth», но был все-таки слишком молод, спортивен и симпатичен для такого скорбного момента. Превратившись в ходячий упадок, разменяв несколько спутниц одна другой сомнительней, Мэнсон стал носить лицо сильно опухшего Николаса Кейджа и претендовать на роль Содома и Гоморры в единственном числе как никогда раньше. Сегодня Брайан Уорнер очевидным образом превратился в карикатуру на самого себя (причем, даже не очень хорошо нарисованную) и потихоньку обернулся героем своих же стремных акварельных картин: если находиться от Мэнсона на почтительном расстоянии и иметь не самое лучшее зрение, то музыкант неизбежно начинает расплываться галлюциногенным импрессионистским пятном, в котором странным салатом намешаны избыточная жирная помада, лишний вес и черно-красная фактура.
Мэнсон как будто это даже подозревает и снимается в соответствующем клипе-размазне «Slo-mo-tion» - расплывчатом, неосязаемом и неконкретном, как густой осенний туман. Между тем, песня «Slo-mo-tion» вполне тянет на классический мэнсоновский глэм-хит и если не спасает последний альбом «Born Villian» (прямо скажем, не выдающийся) полностью, то точно выступает в роли адвоката для самого Мэнсона: ну, вот он, смотрите, вроде и рухлядь, посмешище, едино раблезианский, бодлеровский и сервантесовский персонаж, а все равно способен на приставучие мелодии, шумовой напор и какую-никакую драму. Если продолжать о «Born Villian», то нужно обязательно отметить, то насколько на альбоме группа старательно демонстрирует свою излюбленную методу: все эти плоские наждачные гитары, диско-биты и словесную вязь в случае медленных номеров - насколько это в удовольствие самому коллективу, который на сегодняшний день представляет из себя основательно подуставших на вид Мэнсона, Твигги Рамиреза и новобранцев - вопрос отдельный. «Born Villian» сложно назвать веской причиной, по которой можно заново влюбиться в группу - косвенным образом это подтверждает и сам коллектив, выстроивший плейлист тура «Hey Cruel World Tour» таким образом, что из нового альбома для него нашлось место лишь трем песням. С другой стороны, заново влюбляться в группу Marilyn Manson все равно уже поздно, да и не обязательно: большая часть людей, понятное дело, приходит на концерты ради классического репертуара, окончательно сформировавшегося после «Holy Wood (In the Shadow of the Valley of Death)» и точно не имеющего ничего общего с тем, что было после «The Golden Age of Grotesque».
На часах половина девятого, Дворец Спорта едва ли не стонет от угрожающего наплыва посетителей (в гардеробе мест не хватает и многим приходится носить куртки с собой), обещанных на разогрев Drum Extasy не видно и не слышно, но это, естественно, мало кого волнует. Концерт начинается с того, что грандиозная, прикрывавшая сцену портьера театрально падает на пол, после чего из динамиков мощным потоком не очень настроенного (группу, говорят, хорошенько помариновали на белорусской границе из-за чего саундчек проходит буквально в режиме реального концертного времени), но ураганного звука вырывается «Hey, Cruel World».
Оккультные треугольные конструкции по бокам сцены, двойной красный крест, подразумевающий не благодать, но опасность и Мэрлин Мэнсон в кошмарном черном наморднике - так начинается черная месса музыканта в Минске, примерно так начинался каждый из концертов их нового тура. Где-то на второй песне становится понятно, что Мэнсон c большим трудом справляется с вокальными партиями: ему хорошо удается фирменный дрожащий хоррор-фальцет и высокочастотный вопль, но все, что между этим - от случая к случаю. Музыкант явно дает петуха: целые строчки пропускаются, другие превращаются в кудахтанье, блеяние, писк; идеальное попадание в ноты чередуется с неприкрытым позорищем - от трагического до смешного Мэнсон преодолевает расстояние в рекордно короткие сроки. Отчасти благодаря зрелищному костюмированному шоу - за время концерта Мэнсон попробовал и черный мясницкий халат, и белый костюм с меховым отворотом, и садомазохистский китель, и что только не попробовал - музыкант давал фору даже Леди Гаге, - отчасти благодаря вполне внушительным декорациям, которые менялись практически на каждой песне, периодическая вокальная халтура прячется уже куда-то на второй план.
На сцене творится Cirque du Soleil в каком-то нарко-шизофреническом изводе: огромная надпись «Drugs» во время «The Dope Show», бегущая строка, транслирующая всякие нехорошие слова (было, правда, замечено слово «Raep», вместо «Rape»), диктаторская трибуна под звуки «Irresponsible Hate Anthem», красные полотнища как преддверие «The Beautiful People», огромный модифицированный американский флаг в момент «Personal Jesus», связка воздушных шариков в зубах, боа, шляпы, конфетти, микрофон-кинжал, микрофон-кастет, микрофон-фонарик - меркьюривский завет о том, что шоу должно продолжаться понимается в самом буквальном смысле.
Из-за того, что Мэнсон во время выступления то и дело падает оземь и действует, в целом, не очень проворно, он начинает напоминать ленивого тюленя c микрофоном. Внизу у него, кажется, происходит самое интересное: музыкант выгибает ноги и имитирует со сценой половой акт; на этом вся ожидаемая госорганами провокационность и заканчивается, не успев толком начаться - за исключением нескольких порно-упражнений и того, что Мэнсон в неприличной манере поливал счастливчиков пеной из огнетушителя, вспомнить больше и нечего.
В середине сета группа останавливает грохот и играет ту самую «The Last Day on Earth», которую коллектив не исполнял с того момента, когда она была написана под предыдущий апокалипсис на рубеже веков. Это ровно второе изменение, внесенное в туровой сет-лист (не была сыграна предполагавшаяся «The Love Song») и, безусловно, очень подходящее: без шума и мишуры группа становится похожа собственно на группу, а Мэнсон, как будто боясь сфальшивить именно на этой песне, неплохо соблюдает гармонию.
Концерт оказывается очень коротким, даже по меркам в целом лаконичных выступлений Hey Cruel World Tour: музыканты справляются с программой всего за час и, по-царски разбросав полотенца и медиаторы удаляются за кулисы навсегда. «Сердечко не выдерживает дольше играть» - резюмирует после концерта один из посетителей, бодро преодолевая сугробы. Но, кажется, Мэнсон ретировался в очень нужный момент, когда в голове еще крутится противоречивый сумбур из исковерканных песен, старательно подготовленного реквизита и всепрощающей ностальгии, а до появления стойкого желания влепить концерту двойку остается буквально несколько минут. Впрочем, это не мешает подведению некоторых итогов, которые, в целом, выглядят так: конца света не случилось, Мэрлин Мэнсон не страшный, rock is dead.
C последним тезисом однако можно не согласиться: сам Мэрлин Мэнсон в нынешнем своем незавидном состоянии подходит для олицетворения апокалипсиса едва ли не лучше, чем четырнадцать лет назад когда он, да, сочинил идеологически правильную «The Last Day on Earth», но был все-таки слишком молод, спортивен и симпатичен для такого скорбного момента. Превратившись в ходячий упадок, разменяв несколько спутниц одна другой сомнительней, Мэнсон стал носить лицо сильно опухшего Николаса Кейджа и претендовать на роль Содома и Гоморры в единственном числе как никогда раньше. Сегодня Брайан Уорнер очевидным образом превратился в карикатуру на самого себя (причем, даже не очень хорошо нарисованную) и потихоньку обернулся героем своих же стремных акварельных картин: если находиться от Мэнсона на почтительном расстоянии и иметь не самое лучшее зрение, то музыкант неизбежно начинает расплываться галлюциногенным импрессионистским пятном, в котором странным салатом намешаны избыточная жирная помада, лишний вес и черно-красная фактура.
Мэнсон как будто это даже подозревает и снимается в соответствующем клипе-размазне «Slo-mo-tion» - расплывчатом, неосязаемом и неконкретном, как густой осенний туман. Между тем, песня «Slo-mo-tion» вполне тянет на классический мэнсоновский глэм-хит и если не спасает последний альбом «Born Villian» (прямо скажем, не выдающийся) полностью, то точно выступает в роли адвоката для самого Мэнсона: ну, вот он, смотрите, вроде и рухлядь, посмешище, едино раблезианский, бодлеровский и сервантесовский персонаж, а все равно способен на приставучие мелодии, шумовой напор и какую-никакую драму. Если продолжать о «Born Villian», то нужно обязательно отметить, то насколько на альбоме группа старательно демонстрирует свою излюбленную методу: все эти плоские наждачные гитары, диско-биты и словесную вязь в случае медленных номеров - насколько это в удовольствие самому коллективу, который на сегодняшний день представляет из себя основательно подуставших на вид Мэнсона, Твигги Рамиреза и новобранцев - вопрос отдельный. «Born Villian» сложно назвать веской причиной, по которой можно заново влюбиться в группу - косвенным образом это подтверждает и сам коллектив, выстроивший плейлист тура «Hey Cruel World Tour» таким образом, что из нового альбома для него нашлось место лишь трем песням. С другой стороны, заново влюбляться в группу Marilyn Manson все равно уже поздно, да и не обязательно: большая часть людей, понятное дело, приходит на концерты ради классического репертуара, окончательно сформировавшегося после «Holy Wood (In the Shadow of the Valley of Death)» и точно не имеющего ничего общего с тем, что было после «The Golden Age of Grotesque».
На часах половина девятого, Дворец Спорта едва ли не стонет от угрожающего наплыва посетителей (в гардеробе мест не хватает и многим приходится носить куртки с собой), обещанных на разогрев Drum Extasy не видно и не слышно, но это, естественно, мало кого волнует. Концерт начинается с того, что грандиозная, прикрывавшая сцену портьера театрально падает на пол, после чего из динамиков мощным потоком не очень настроенного (группу, говорят, хорошенько помариновали на белорусской границе из-за чего саундчек проходит буквально в режиме реального концертного времени), но ураганного звука вырывается «Hey, Cruel World».
Оккультные треугольные конструкции по бокам сцены, двойной красный крест, подразумевающий не благодать, но опасность и Мэрлин Мэнсон в кошмарном черном наморднике - так начинается черная месса музыканта в Минске, примерно так начинался каждый из концертов их нового тура. Где-то на второй песне становится понятно, что Мэнсон c большим трудом справляется с вокальными партиями: ему хорошо удается фирменный дрожащий хоррор-фальцет и высокочастотный вопль, но все, что между этим - от случая к случаю. Музыкант явно дает петуха: целые строчки пропускаются, другие превращаются в кудахтанье, блеяние, писк; идеальное попадание в ноты чередуется с неприкрытым позорищем - от трагического до смешного Мэнсон преодолевает расстояние в рекордно короткие сроки. Отчасти благодаря зрелищному костюмированному шоу - за время концерта Мэнсон попробовал и черный мясницкий халат, и белый костюм с меховым отворотом, и садомазохистский китель, и что только не попробовал - музыкант давал фору даже Леди Гаге, - отчасти благодаря вполне внушительным декорациям, которые менялись практически на каждой песне, периодическая вокальная халтура прячется уже куда-то на второй план.
На сцене творится Cirque du Soleil в каком-то нарко-шизофреническом изводе: огромная надпись «Drugs» во время «The Dope Show», бегущая строка, транслирующая всякие нехорошие слова (было, правда, замечено слово «Raep», вместо «Rape»), диктаторская трибуна под звуки «Irresponsible Hate Anthem», красные полотнища как преддверие «The Beautiful People», огромный модифицированный американский флаг в момент «Personal Jesus», связка воздушных шариков в зубах, боа, шляпы, конфетти, микрофон-кинжал, микрофон-кастет, микрофон-фонарик - меркьюривский завет о том, что шоу должно продолжаться понимается в самом буквальном смысле.
Из-за того, что Мэнсон во время выступления то и дело падает оземь и действует, в целом, не очень проворно, он начинает напоминать ленивого тюленя c микрофоном. Внизу у него, кажется, происходит самое интересное: музыкант выгибает ноги и имитирует со сценой половой акт; на этом вся ожидаемая госорганами провокационность и заканчивается, не успев толком начаться - за исключением нескольких порно-упражнений и того, что Мэнсон в неприличной манере поливал счастливчиков пеной из огнетушителя, вспомнить больше и нечего.
В середине сета группа останавливает грохот и играет ту самую «The Last Day on Earth», которую коллектив не исполнял с того момента, когда она была написана под предыдущий апокалипсис на рубеже веков. Это ровно второе изменение, внесенное в туровой сет-лист (не была сыграна предполагавшаяся «The Love Song») и, безусловно, очень подходящее: без шума и мишуры группа становится похожа собственно на группу, а Мэнсон, как будто боясь сфальшивить именно на этой песне, неплохо соблюдает гармонию.
Концерт оказывается очень коротким, даже по меркам в целом лаконичных выступлений Hey Cruel World Tour: музыканты справляются с программой всего за час и, по-царски разбросав полотенца и медиаторы удаляются за кулисы навсегда. «Сердечко не выдерживает дольше играть» - резюмирует после концерта один из посетителей, бодро преодолевая сугробы. Но, кажется, Мэнсон ретировался в очень нужный момент, когда в голове еще крутится противоречивый сумбур из исковерканных песен, старательно подготовленного реквизита и всепрощающей ностальгии, а до появления стойкого желания влепить концерту двойку остается буквально несколько минут. Впрочем, это не мешает подведению некоторых итогов, которые, в целом, выглядят так: конца света не случилось, Мэрлин Мэнсон не страшный, rock is dead.
Click to view