В 2006 г. в родном "Водолее" в серии "Малый Серебряный век" вышло собрание стихотворений Нины Леонтьевны Манухиной "Смерти неподвластна лишь любовь", составленное Вадимом Перельмутером. В книгу вошла и баллада, написанная для проходившего в конце августа - начале сентября 1928 г. турнира поэтов в Коктебеле (с. 17-18); текст сопровождает примечание составителя: "Стихотворение написано во время проходившего в Доме Волошина «Турнира французской баллады» (заданный рефрен: «Не остывал аэролит»), в котором также принимали участие хозяин дома, Е. Ланн, Г. Шенгели, С. Шервинский и др. Участники сдавали свои баллады в жюри без подписей - под девизами; Нина Манухина выбрала девиз: «Гори, гори ясно!»; в авторском - архивном - экземпляре машинописи пропущена строка в третьей строфе". Слова о пропущенной строке появились благодаря автору этих строк, заметившему сей дефект (наряду с некоторыми другими) на стадии корректуры.
Некоторое время спустя, работая с фондом Шенгели в РГАЛИ, я обнаружил среди его бумаг автограф баллады и по нему восстановил в своем экземпляре пропущенную строку.
В 2010 г., когда неожиданно пришлось готовить книгу стихотворений Е. Ланна, я наконец-то прочел статью В. Купченко "Турниры поэтов в Коктебеле" (Лит. учеба. 1988. № 4. С. 165-169). Из "турнирных" баллад в ней опубликованы тексты М. Волошина, Г. Шенгели и Н. Манухиной. На тот момент оставались неатрибутированными баллады, представленные под девизами "Рокамболь" и "Сердце-камень". В бумагах Ланна к тому времени уже отыскалась его баллада с подписью "Рокамболь", следовательно, девиз "Сердце-камень" оставалось отписать Л. Остроумову. Я порадовался маленькому приращению научного знания, завершил работу над книгой, корректно сославшись на работу В. Купченко, - и снова всё отошло на задворки памяти.
И вот сегодня читаю письма Н. Манухиной к Е.Н и И.И. Пузановым (АРАН. Ф. 1674. Оп. 1. Ед. хр. 387). В письме от 29 октября 1932 г. Нина Леонтьевна по просьбе Ивана Ивановича переписывает балладу Шенгели и на всякий случай добавляет к ней свою. В памяти всплывает история с выпавшей строкой. Открываю скан книги Манухиной, чтобы сверить... и обнаруживаю там совершенно другой текст, не имеющий с текстом автографа ничего общего. Открываю скан статьи В. Купченко - там, как и следовало ожидать, текст Манухиной. Внимательно перечитываю историю турнира. Фрагмент воспоминаний одного из участников, адвоката Федора Карловича Арнольда (1877-1954), гласит: "Мой девиз: "Гори, гори ясно, чтобы не погасло". Балладу Манухиной предваряет фраза автора статьи: "Легко угадывается скрывшийся под девизом "Суета сует и всяческая суета" (и ведь действительно).
Итак, в архивном фонде Шенгели среди его бумаг наличествует переписанная рукою его жены конкурсная баллада Ф. Арнольда без указания ее авторства. По этому автографу воспроизводил составитель текст в книге Манухиной, потеряв строку, или действительно по некой дефектной машинописи - неизвестно, да и не столь важно. Но знал ли составитель о статье В. Купченко? Безусловно! Он ссылается на нее в составленном им собрании сочинений Шенгели "Иноходец" (М.: Совпадение, 1997. С. 481-482, примечание к балладе "Серафим", победившей на конкурсе) и перепечатывает из нее шуточные стихотворные характеристики Шенгели и Манухиной (писались для всех участников). В книге Манухиной ее характеристика повторена. Так каким же образом мог попасть в эту книгу не принадлежащий Манухиной текст? И каким образом в течение без малого 10-ти лет никто из специалистов этого не заметил (или я что-то пропустил)? Как говорится, "думайте сами, решайте сами".
В заключение привожу обе баллады:
1) Н. Манухина. Воспроизводится по публикации В. Купченко, текст которой восходит к автографу из собрания Дома-музея Волошина в Коктебеле. В автографе из письма, кроме мелких пунктуационных разночтений, имеется довольно неуклюжий вариант ст. 3 в строфе III: "Рояль звенит, словно зурна..." Вероятно, появился он оттого, что Манухина переписывала текст по памяти. В письме также имеется пояснение: "NB. "Фернампикс" - прозрачный халцедонный камешек; "пес" - простой морской камешек".
Баллады форма мне трудна:
Я не в большом поэтском чине;
Занежена (зане - жена),
Я не умею брать твердыни.
Боюсь поддаться рифм лавине
(Тем более, что муж-пиит
Не знает, по какой причине
Не остывал аэролит).
Сегодня полная луна
Задумчивого цвета дыни.
Мечтаю, сидя у окна,
О фернампиксах, о дельфине, -
А тут поэты в мрачном сплине
Шагают, - и вопрос открыт:
Когда и где, в какой пустыне
Не остывал аэролит?
А я другим удручена:
Алеют губы, все в кармине,
Рояль рыдает, как зурна…
Ах! диспут не помог кручине:
Фокстрот, запретнее святыни,
Манит миражем… Кровь бурлит…
Кой черт мне в том, что и доныне
Не остывал аэролит?!!
И пусть в неведомой пучине
Не фернампикс, а пес на вид,
Совсем не интересный Нине
Не остывал аэролит.
2) Ф. Арнольд. Воспроизводится по книге Н. Манухиной "Смерти неподвластна лишь любовь" (М.: Водолей, 2006. С. 17-18). Строка 4 строфы III восстановлена по копии рукой Н. Манухиной (РГАЛИ. Ф. 2861. Оп. 1. Более точный шифр не зафиксировал). Слово в угловых скобках - видимо, моя конъектура (пропущенное слово?) - за давностью лет истина покрылась мраком, но при надобности подлежит восстановлению.
Свершая огненный полет,
Как знак немой предначертанья,
Минуя звездный хоровод
В горящих безднах мирозданья,
В путях небесного блужданья
Чуждаясь ведомых орбит,
В своем стремленьи и сгораньи
Не остывал аэролит.
Попав в страну, где всё цветет,
Где спит под миртами сознанье,
Где кровь не стынет в свой черед,
Сирень не знает увяданья,
Часы блаженного свиданья
Чужды измены и обид, -
Там, словно вечности сиянье,
Не остывал аэролит.
Обеты, клятвы и желанья,
Был случай раз, когда с высот
Упавший к нам - в час умиранья -
Как знак <божественных> щедрот,
Положенный как изваянье -
На склеп поэта (так гласит
Поэтов общее преданье) -
Не остывал аэролит.
Как огненное начертанье,
Пусть этот стих для всех горит
Девизом горького скитанья:
«Не остывал аэролит!»