Раковый корпус : Солженицын Александр Исаевич
Автору великой книги, которую депутат-спортсмен назвал "проплаченной" - принадлежит лучшее из всего написанного о пятом марта 1953 года.
"В какую заглушку арестантов ни сажай, всё равно просачивается истина, всегда! - через хлеборезку, через кубовую, через кухню. И - поползло, поползло! Ещё не очень решительно, но ходя по бараку, садясь на койки: „Э, ребята! Кажись - Людоед накрылся…“ - „Да ну???“ - „Никогда не поверю!“ - „Вполне поверю!“ - „Давно пора!!“ И - смех хоровой! Громче гитары, громче балалайки! Но целые сутки не открывали бараков. А на следующее утро, по Сибири ещё морозное, выстроили весь лагерь на линейке, и майор, и оба капитана, и лейтенанты - все были тут. И майор, чёрный от горя, стал объявлять:
- С глубоким прискорбием… вчера в Москве…
И - заскалились, только что открыто не взликовали, шершавые, остроскулые, грубые тёмные арестантские рожи. И увидав это начинающееся движение улыбок, скомандовал майор вне себя:
- Шапки! снять!!
И у сотен заколебалось всё на острие, на лезвии: не снять - ещё нельзя, и снимать - уж очень обидно. Но, всех опережая, лагерный шут, стихийный юморист, сорвал с себя шапку-„сталинку“, поддельного меха, - и кинул её в воздух! - выполнил команду!
И сотни увидели! - и бросили вверх!
И подавился майор".
"В какую заглушку арестантов ни сажай, всё равно просачивается истина, всегда! - через хлеборезку, через кубовую, через кухню. И - поползло, поползло! Ещё не очень решительно, но ходя по бараку, садясь на койки: „Э, ребята! Кажись - Людоед накрылся…“ - „Да ну???“ - „Никогда не поверю!“ - „Вполне поверю!“ - „Давно пора!!“ И - смех хоровой! Громче гитары, громче балалайки! Но целые сутки не открывали бараков. А на следующее утро, по Сибири ещё морозное, выстроили весь лагерь на линейке, и майор, и оба капитана, и лейтенанты - все были тут. И майор, чёрный от горя, стал объявлять:
- С глубоким прискорбием… вчера в Москве…
И - заскалились, только что открыто не взликовали, шершавые, остроскулые, грубые тёмные арестантские рожи. И увидав это начинающееся движение улыбок, скомандовал майор вне себя:
- Шапки! снять!!
И у сотен заколебалось всё на острие, на лезвии: не снять - ещё нельзя, и снимать - уж очень обидно. Но, всех опережая, лагерный шут, стихийный юморист, сорвал с себя шапку-„сталинку“, поддельного меха, - и кинул её в воздух! - выполнил команду!
И сотни увидели! - и бросили вверх!
И подавился майор".