В 2016 г., во время поисков съемного жилья, договорился я о встрече с одной женщиной - для того, чтобы осмотреть сдающуюся в аренду жилплощадь. Оказалось, что она, медсестра по профессии, лишь представительница настоящей хозяйки квартиры - профессора одного из медицинских вузов.
- Если вам понравилось, позвоните госпоже профессору, - сказала она и продиктовала мне номер владелицы квартиры, в разговоре с которой оказалось, что последняя - дочь тети Лизы, подруги моей бабушки.
- Так ведь Ваша мама тоже у нас жила некоторое время, во время учебы в мединституте, - вспомнила моя собеседница.
Я знал об этом:
- Я Вас и тетю Лизу помню: вы приезжали к нам на дачу, летом.
Они приезжали к нам в гости, на отдых, из большого города. Обычно, оставалась тетя Лиза - на месяц. Весь день она лежала на кровати в своем халате баклажанового цвета с разноцветными аппликациями, вечером, когда бабушка и мама возвращались с работы, она садилась за стол, начинала вспоминать молодые годы. Часам к десяти-одиннадцати тетя Лиза шла спать.
…Ось квартиры проходила с востока на запад. На востоке находились кухня и зал, спальные комнаты выходили на западную сторону. Шел четвертый час августовского дня, в квартире было темновато - кроны тополей не пропускали солнечный свет. Я решил не арендовать квартиру, поблагодарил медсестру и вышел во двор.
Какие знакомые места! Совпадение? Немногим менее полувека назад мама жила в этой неказистой, лишенной всякого архитектурного изыска коробке, и, оказывается, в ста метрах от этого образчика зодческого бреда, по соседству, в 2012-2014 гг. обретался я. Разумеется, в ту пору я не знал, что неподалеку находится вышеупомянутая квартира, принадлежащая подруге моей бабушки.
Получается, мы с мамой, с разницей почти в пятьдесят лет, шагали по одним и тем же улицам к одним и тем же автобусным остановкам, мимо одного и того же памятника герою Гражданской войны.
…Чтобы не стеснять тетю Лизу (квартира, как я понял, с трудом претендовала на звание двухкомнатной), мама переехала в студенческое общежитие. Именно там она обожгла лицо - какая-то девочка поставила закипевший чайник на верхнюю полку. А, может быть, - в банке из-под крема оказался не крем. Подробностей я не помню, зато знаю, что произошло потом.
- Соду, соду! - закричала одна из девочек-медиков. Ей подали соль, и она стала присыпать мамины ожоги солью….
Параллель: дед Липарит, отец мамы, был сбит немцами в первого июля 1944 года в небе над Белоруссией. Прыгая с парашютом, он успел получить сильные ожоги лица. Шесть месяцев его глаза прикрывали марлевые повязки. В отличие от моего другого деда, Арменака, которому хирурги так и не удалили осколки костей из левой руки, Липарита лечили врачи с высокой профессиональной ответственностью. Слава Богу, ожоги полностью зажили, зрение он не потерял, но, все же, продолжать службу в военной авиации не мог, был комиссован и, даже после окончания войны, тяжело переживал по этому поводу.
- Мне, военному летчику, летающему с 1940 г., доверили опрыскивание полей, бои за урожай и возвели в должность начальника аэродрома небольшого городка, - сетовал дед, отпуская двусмысленные шутки в адрес членов медкомиссии и забывая о том, что ему только исполнилось тридцать лет.
Многим ветеранам такая судьба могла показаться вершиной жизненных стремлений, но не моему деду. Холерический темперамент его не мог сдерживаться ограничениями - часто он развлекал жителей городка тем, что показывал фигуры пилотажа, насколько это позволяли ему это легкие самолетики, находившиеся на вверенном ему аэродроме. Начинал он свое шоу с полета над домом тестя и тещи - прабабка Александра выводила мою пятилетнюю маму во двор, и они махали деду руками - приветствовали. А он покачивал крыльями самолета и летел дальше. В конце концов, высокопоставленные и более удачливые друзья деда в столице, прознав про его хандру, перевели его поближе к себе - на руководящие посты в различных государственных учреждениях., не имевших никакого отношения к военной, да и гражданской, авиации. С полетами и мыслями о восстановлении в рядах советских ВВС было окончательно покончено.
…На следующий день после похорон мамы над нашим двором пролетели два МиГ-29. Крыльями они не покачали, но я успел рассмотреть фюзеляж, основные воздухозаборники, крылья и горизонтальное оперение. Стоял страшный гул («вот как чувствует себя человек, которому несут смерть эти машины»): летели низко, скользили по крышам, как будто пытались прижаться к земле. И я вспомнил о полетах деда над нашим двором, когда прабабка Александра выводила мою пятилетнюю маму во двор, и они махали ему руками… .