НА МОСТУ
...Я, выбиваясь из сил, бежал по узкому мостовому тротуару.
Есть мнение, что организм самоубийцы, перед смертью, обретает сверхъестественные способности. В описываемом случае так и было - в какой-то момент молодой человек в голубой сорочке и серых брюках смог оторваться от меня на солидное расстояние. Очередная порция кортизола в кровь?
Парень подбежал к идущему навстречу вислобрюхому и толстозадому мужчине неопределенного возраста, вытащил пухлый бумажник из заднего кармана брюк и ткнул им последнего в грудь, под окладистую ассирийскую бороду.
Вислобрюхий, от неожиданности, схватил бумажник (обеими руками - отметил я в тот момент), а суицидник припал к перилам мостам - как "полупомешанный идиот" Анахарсис Клоотц и подобные ему - к доске гильотины.
Я находился метрах в пяти и проклинал себя за то, что, вместо посещения студенческого спортзала в Афинах, бродил по апельсиновым рощам и думал о черноволосой, звонкоголосой и белокожей дочери видного академика.
Помню - пронеслась мысль: вот, твоя любовь становится причиной чужой смерти. Еще я подумал, что должен написать песню на эту тему.
- А кто тебе сказал,что занимайся ты в спортзале, то ты бы встретился с этим малохольным? - тут же вопросил меня мой даймоний.
Между тем парень не смог приподняться на руках над перилами, но смог перекинуть через них одну ногу.
- Стой, придурок, идиот, ты же папой стал, отцом! Осел, баран, ребенок тебя ждет! - наугад, во все горло, стал выкрикивать я, дублируя, от стресса, ту же информацию на русском, английском и греческом языках.
На секунду - только на секунду, переваливающийся через перила человек посмотрел мне в глаза, зашевелил губами. Взляд его выражал полное недоумение. Всмотревшись ему в глаза, я понял, что моя попытка остановить его только ускорит его падение в ущелье.
Но было выиграно время - секунда. Может - две, три.
Вислобрюхий, колыхнув грудью, схватил прыгуна за пояс и стащил с перил.
Я, тем временем, в два-три прыжка оказался рядом с ними и схватил несостоявшегося самоубийцу за грудки, разорвав сорочку. Я, одновременно, жалел его, но и хотел изуродовать его лицо, разорвать рот и оттащить за волосы. Резкий всплеск агрессии. Так бывало в советской армии, когда пресытившись изощреными прелестями армейской службы в самой сильной армии мира, убегал из воинской части солдат. Его сослуживцев посылали на поиски. Мне рассказывали, как они обходились с пойманным - на их фоне генералы Трепов и Дворжицкий - младенцы.
Мы повалили бедолагу на пыльный тротуар, при падении он ударился головой о бордюр и вскрикнул.
- Осторожно, - сделал мне замечание тослтяк.
- Это вы, с вашей массой, - парировал я. Не хватало, чтобы правнук или внук каких-то деревенщин, которые совсем недавно ходили в сыромятной обуви и убирали навоз в хлеву, указывал мне.
Толстяк не обиделся, пухлый черный бумажник все еще находился в его руках.
- Вы, это, верните бумажник, - продолжил я.
- Верну в присутствии полицейских, - ответил он.
Парень в изорванной голубой сорочке и стянутых с ягодиц серых брюках (виднелись черные трусы "Armani" китайского пошива) молча сидел на тротуаре, , опустив голову и прислонившись спиной к бордюру.
Подоспела полиция. Худой полицейский (сержант) бережно взял суицидника под руку, другой, низкорослый и накаченный старший лейтенант, грубо схватил его за другую.
- Вы пройдете с нами, - заявил худой полицейский, обращаясь ко мне и толстозадому.
- Пошли, - поддержал его толстяк.
- Изивините, но я спешу на день рождения генерал-майора (я назвал известную фамилию. Дело в том, что в полиции служили полные тезки, просто у одного - у моего родственника - было звание полковника, а другой дослужился до генерал-майора).
- День рождения подождет, идем к машине, - потребовал низкорослый.
- Вы не поняли, чью фамилию я упомянул? - как можно пренебрежительно сказал я, вживаясь в роль родственника генерал-майора, - не думаю, что дядя, мой дядя, будет рад тому, что я опоздаю. Сейчас я ему позвоню, поговорите, если хотите... И не думаю, что он будет рад подобному звонку. И вы не будете рады, это точно!
- У нас же есть свидетель, - кивнул в сторону страдающего гинекомастией толстяка худой сержант, - пусть господин продолжит свой путь.
Низкорослый с подозрением посмотрел на меня. Но я вошел в раж: манипулировать так манипулировать:
- У него, кстати - бумажник этого человека, - напомнил я.
Нельзя было не услышать щелчок в голове низкорослого. Мозг его явно перемкнуло.
- Почему у вас его бумажник? - набросился он на толстяка.
Обо мне забыли.
- Доброй службы! - крикнул я на прощание удаляющейся компании. Полицейские обернулись - тогда это пожелание было в новинку...
А я вспомнил слова Достоевского: "За нищету даже и не палкой выгоняют, а метлой выметают из компании человеческой, чтобы тем оскорбительнее было". Пухлый бумажник - может, это были последние его деньги... И он решил поделиться ими перед смертью.
- А, может, это была форма протеста, - опять заговорил даймоний, - ведь не случайно он ткнул бумажником в грудь толстяка. Ты-то для него не имел никакого символического значения. Оба вы - худые.