Невосторженные воспоминания ветерана. Часть 2. Очистительное горнило.
Четыре года назад я записал первую часть правдивых воспоминаний о войне моего дедушки, Шаурова Никифора Дмитриевича. См. по ссылке «9 мая. Чествуем живого ветерана».
В то время и дедушка и бабушка еще были живы.
Но спустя год, летом 2021 года и они ушли в «путь всей земли».
Сегодня я хочу записать еще одну часть воспоминаний. Чтобы не забыть...
До определенного времени дедушка вообще ничего нам о войне ничего не рассказывал. Не любил. После возрождения праздника Победы в 1995 году примерно и до середины 2000-х он рассказывал в духе официальной советской пропаганды. Сказывалась боязнь советского человека быть посаженным за «невосторженный образ мыслей».
Но к 2010 году Никифор Дмитриевич наконец-то понял, что красные политруки и сотрудники госбезопасности навсегда остались в прошлом. Понял и расслабился. Вот тогда можно было спрашивать и получать от дедушки «невосторженные» ответы на вопросы о той войне. Эти вопросы я задавал большей частью за праздничным столом 9 мая в период с 2010 до 2021 годы.
- Дедушка, как ты узнал о войне?
- Я как раз закончил Рыльское педучилище. Накануне 21 июня у нас как раз был выпускной вечер. Мы не пьянствовали (как сейчас делают), а просто гуляли всю ночь по городу. Прекрасную летнюю ночь. А днем, когда проснулись, к нам зашел завхоз училища. «Собирайтесь, сынки, война!» - сказал он в сильном волнении. Мне только исполнилось 18 лет.
- И сразу забрали?
- Нет. Я вернулся в деревню. Туда 15 июля и пришла повестка. Старший брат Михаил уже воевал. Война застигла его в Измаиле. Он был старшина морской пехоты в составе Дунайской флотилии. Для него это уже вторая война. Он уже участвовал в Финской и был ранен под Выборгом. Меня же призвали вместе с Иваном Белкиным, братом моей будущей жены. Отец запряг подводу и мы поехали за Иваном. В в соседний поселок Крупское.
- Там ты впервые увидел бабушку?
- Да. Ей было 13 лет, а мне 18. Но я тогда на нее не обратил внимание.
Бабушка добавляет:
- А я вот его запомнила. Наши отцы зашли в дом, посидели, выпили. Потом вышли, хватились - нет его. Где Никифор? Нет нигде. А он, оказывается, на высокую ракиту залез. Вот тогда я его и приметила в первый раз.
- А как отнесся твой отец к повестке?
- Честно? Он не хотел меня отпускать. Не верил в победу Красной Армии. В начале войны мало кто верил. Всю дорогу, пока он нас вез в Рыльск на подводе, он сомневался. Искал повода, чтобы повернуть назад и спрятать меня. Но не нашел. Боялся советской власти.
- Что было дальше?
- Из Рыльска нас доставили в Курск. Меня определили в летчики. У Сталина было еще много самолетов, но не хватало летного состава и авиационного бензина. В начале осени мы оказались в Валуйках. Своими глазами я наблюдал, как немецкая авиация разбомбила там ж/д станцию. Там я впервые увидел войну. В связи со стремительным наступлением Вермахта наше летное училище срочно эвакуировали на Волгу, в Куйбышевскую область. Там я и должен был погибнуть.
- Как это?
- Почему-то нас обучали не на боевых, а на учебных самолетах У-2. Летающая фанера! (недовольно машет рукой). В ноябре у нас шли выпускные экзамены перед отправкой в части. В тот день инструктор напился и не пришел на экзамен. Мне уже было приказали взлетать без инструктора, самостоятельно. Но вдруг в последний момент явился сам командир части. За пьянство он матерно разнес всех в пух и прах. Решил сам принимать экзамены. И в последний момент сел ко мне в кабину вместо инструктора.
Учебный самолет У-2
Только мы набрали высоту, двигатель заглох и «умер». Командир тут же грубо перехватил у меня управление. Показав высший пилотаж, он сумел развернуться над деревьями и спланировать обратно, на взлетное поле. Я бы так точно не смог. Если бы я взлетел один, то обязательно разбился. Но Бог тогда сохранил меня в первый раз.
- А как же ты стал радистом?
- Немец рвался к Москве. И тогда командование решило, что им не нужно столько летчиков. 2/3 нашего летного состава перевели в пехоту. Пару недель подготовки - и сразу бросили на фронт, под Москву. Там вскоре назначили радистом в разведроту.
- Первый бой помнишь?
- А как же. В начале декабря - контрнаступление под Москвой. Бой был под Новомосковском, Тульская область. Командир скомандовал: «Вперед!» Мы бросились в атаку. Передо мной упал сраженный осколком сослуживец. «Помоги мне!» Из-жалости я нагнулся над ним, пытаясь помочь. Сзади набежал командир, схватил меня за шиворот, выпрямил и проорал в лицо: «Вперед, я сказал!» Пришлось бросить его и бежать вперед.
- Что для тебя самое страшное на той войне?
- Смерть моего лучшего друга в 1942 году. Я залез на дерево, чтобы закрепить антенну рации. Он был внизу. Прилетела случайная мина. Он умер прямо у меня на руках. Страшнее этого ничего нет (плачет).
- Как тебе служилось в разведке?
- Лучше, чем в авиации. Я хоть и мал ростом, но смекалистый. Первым догадался засекать секунды между световой вспышкой от залпа немецкого орудия до появления звука. И потом по формуле рассчитывал расстояние до огневой точки. Так мы наносили не только направление, но и расстояние до вражеских батарей. В штабе удивлялись точности наших карт. К сожалению, мою инициативу целиком приписал себе наш командир. Он и получил за нее награду.
- Расскажи какой-нибудь случай.
- Политрук знал, что я обладаю каллиграфическим подчерком. Он поручал мне делать надписи на стенгазетах и агитационных плакатах. Однажды мне было поручено сделать надпись «Наш главнокомандующий, товарищ И.В. Сталин и т.д.». Сделал в срок и отнес политруку.
Вдруг он в ярости залетает в землянку: «Ты что это, сукин сын, творишь?! Под трибунал захотел!» И показывает - вместо «главнокомандующий, тов. И.В. Сталин» написано «ГАВНОкомандующий, тов. И.В.Сталин». Я похолодел от ужаса. Пропустил букву «л». «С умыслом ли? Диверсия?» - пытал политрук. Нет, лепетал я, поверьте, случайно, от усталости. «Смотри мне, Николай! (на фронте меня не звали Никифором). Твое счастье, что кроме меня этого никто не видел», - сжалился политрук.
- Могли и покарать?
- Легко! Гавно-командующий! За такое в штрафбат отправить - проще простого! Бог меня и здесь уберег.
И на Зайцевой горе уберег, когда ползли по трупам, а сверху по нам работали из пушек, пулеметов и с авиации. Я маленький - поэтому залез в какую-то трубу и выжил. А полегло там за все время - сотни тысяч. Немецкие бомбардировщики каждый день прилетали бомбить Зайцеву гору в 7:30 утра. Представляешь, насколько пунктуальный народ? Каждый день в 7:30. Как на работу ходили (смеется).
Но Бог меня хранил. И брата Михаила. В каждом дворе нашей деревни - от одного до четырех погибших. А нашем - оба живы. И Иван Белкин жив остался. И спустя много лет мы поняли почему так. Потому что наша матушка молилась за нас перед иконой «Августовская Божия Матерь», которую мы с ним, будучи детьми, забрали из разрушенного большевиками храма. Вот, читай, выдержка из ее воспоминаний:
«Шел 1943 год. Наше село второй раз перешло в руки немцев. Отец семейства и младший сын Иван ушли вместе с отступающими войсками Красной армии. Я ничего не знала об их судьбе, равно как и о судьбе двух старших сыновей. Михаил и Никифор служили в Красной армии, где-то воевали. Я осталась одна вместе со своей подружкой Зинаидой Николаевной, бывшей учительницей нашей школы. Икону Августовской Божией Матери принесли мои дети, когда разрушили нашу церковь. И вот мы сидим перед ней, молимся и плачем. Сегодня у нас престольный праздник, день памяти мучеников бессребреников Космы и Дамиана. И вдруг в открытое окно комнаты влетает ласточка, делает два круга под потолком и вылетает на улицу. Зинаида Николаевна встала, обняла меня, заплакав, говорит: "Саша, подружка моя, благодать-то какая! Это она, Божия Мать, прилетела с радостными вестями. Все твои живы!" Мы плачем, обнявшись, как родные».
- Все верно, дедушка. Так и говори, что Бог и Божия Мать спасла по молитвам пред Ее образом. А то ты часто говоришь, что «икона спасла».
- Это мы так упрощаем речь. Конечно, Бог спас. Это ведь он, брат Михаил, первым мне это и сказал еще в 1970-х: «А знаешь, брат, почему мы с тобой живы-то остались? Мать молилась перед той иконой».
Никифор Шауров
Михаил Шауров (старший брат, герой войны)
А у него вообще судьба страшная и удивительная. Финская, ранение под Выборгом, Дунайская флотилия, затем - оборона Севастополя! С пулеметом «Максим» участвовал в штурме высот Мекензевых гор, в уличных боях за Севастополь. Второе ранение, немецкий плен, бегство из плена (1942). Восстановлен гвардии старшиной. Курская дуга, Кенигсберг, Данциг, встреча с союзниками. Настоящий герой. Человечище! А ему из-за плена испоганили всю жизнь
- Как это?
- Да вот так. Он в каждом деле - первый, везде талант, а его не продвигают ни на одну должность. Наоборот, задвигают. Почему? Поехал в Москву. Там одна женщина, чиновница, над ним сжалилась. Пошла на должностное преступление. Показала ему анонимны письма. Доносы на него. Михаил сразу узнал человека по почерку. Это была одна его знакомая, вдова. И она почему-то возненавидела Михаила за то, что он вернулся живым, а ее муж - погиб. Она-то и писала всем начальникам, напирая на его плен. В результате ему сделали такую отметку, с которой ни на одну должность он претендовать не мог. Так и проработал до конца жизни простым учителем. Брат Михаил умер еще в 1978 году в возрасте 60 лет. Задохнулся ночью во время приступа астмы.
- Да, жизнь несправедлива.
- Так и есть. Однако после войны всем как-то стало тошно от всего этого доносительства. На фоне явленого на войне геройства все это стало как-то слишком мелко и мерзко. Мы стали ценить в людях истинные человеческие качества. Вот, смотри, и та женщина в Москве не испугалась показать Михаилу кляузы на него. Потому что она сразу увидела, кто перед ней. В этом смысле многие очистились в горниле той войны.
___________
Господи Иисусе Христе, помилуй почивших Михаила и Никифора, прости им все согрешения, вольные и невольные и, если это возможно, введи в Царствие Твое вечное!
Конец второй части. Возможно, когда-нибудь будет и третья.