Лиссабон, август 2009. Часть II (детали и тот, кто в них кроется)
Когда ты постоянно живешь в убогой, до серого бетона выскобленной несколькими подряд эпохами городской культуре, любое место, где такая культура есть, - это колоссальная отдушина. Здесь глаз жадно выхватывает любое "красивенькое". Оно повсюду: бурлит, дышит, диктует тебе непередаваемый вкус к жизни, не дает очерстветь ни глазу, ни межушному нерву, к которому этот глаз крепится.
В прошлый раз всех воодушевили сохнущие подштанники - стало быть, не будем сворачивать тему. Сами же португальцы ее везде охотно обыгрывают. Скажем, вот так оформлен интерьер маленького ресторанчика в Альфаме.
Многие из этих ресторанчиков одновременно являются "домами фаду". Точного музыкального определения, что такое фаду, лиссабонский романс, никто никогда не даст, но большинство людей тут чрезвычайно одарены и поют его повсеместно. Вообще любопытно: при многих сходных изначальных социокультурных переменных - неблагополучная социальная среда там, бывшие уголовники, - у иных решением становится фаду, а у иных - радио "Шансон".
Кстати, изразцы на стене передают вот эту классическую для португальцев картину XIX века.
Мы в такие шагали дали, // Что не очень-то и дойдешь. // Мы такие мешки тягали, // Что не очень-то и допрешь. // Мы в таких квартирах бывали, // Где бы лучше совсем и не быть // Мы таких детей поздравляли, // Что уйти и скорей забыть.
Пожалейте этих опоздавших лоботрясов, им нелегко в такую жару, да еще в августе.
Писающий мальчик хорош сам по себе, но знаменит еще тем, что мелькает в достославной
"Лиссабонской истории". Мы ее пересматривали уже после поездки, и каждое знакомое место (а их там немало) вызывало горестные стоны.
Для тех, кто пропустил Момент приезда. Это все, что я имею вам сказать о реальности.
Хороший знак. "Лучше тут не ходи" называется.
Фонтанчик-рыбка в окружении изразцов опровергает известный всем с детства закон физики: если заткнуть дырку пальцем, то через минутку-другую под напором из нее вырвется мощная струя и обрызгает Петьку. Здесь, на краю света, физика другая. Не то что Петьку, даже ни одного Педру почему-то не удается обрызгать.
Когда я вижу классические пиктограммы на двери туалета - кругляш и под ним треугольничек - у меня всегда возникает ступор, потому что мне почему-то отнюдь не очевидно: дяденьку или тетеньку изображают острым углом вверх. В галерее современного искусства, собранного миллиардером Жозе Берарду, такой вопрос, к счастью, не стоит.
Вещи разных эпох перемешиваются в повседневности. Казалось бы, отсюда должна петь как минимум Амалия Родригеш. Фигушки. Посетителям забегаловки с помощью этой радиолы транслируют какую-то современную радиостанцию. А хозяин на заднем плане готовится разливать вино, к сожалению, не нам.
День. Улица. Фонарь наскальный. Поглядите только, какие причудливые тени.
Такой кораблик встречается на многих домах. Безусловно, он что-то означает, но пытливости моего ума не хватило, чтобы выяснить. Кстати, нумеруются в Лиссабоне не дома, а подъезды. (Давно ощущал, что русское слово "подъезд" в этом смысле чересчур бедное, даже в совокупности с "лестничной клеткой" и петербургской "парадной". Речь не о входе, к которому подъезжают машины, а пространстве, по-немецки, например, зовомом Treppenflur - лестница со всеми ее пролетами, стоящими на них колясками и цветочками). Короче, вот это вот в Лиссабоне и нумеруется. Если какое-либо заведение занимает целое здание, его адрес по-лиссабонски так и пишут, например, 64-68. Даже на крохотной улице нумерация быстро переваливает за сотню.
Мусьё pavloid знает толк в двухсотлетии Н.В. Гоголя, поэтому просто-напросто не смог спокойно пройти мимо такого. Выпускники саратовского филфака, простите меня за это, если когда-нибудь сможете. Португальских мотивов в его творчестве мы с вами, по-моему, еще не изучали!
Продолжение следует.
Часть I (виды) покоится здесь.
В прошлый раз всех воодушевили сохнущие подштанники - стало быть, не будем сворачивать тему. Сами же португальцы ее везде охотно обыгрывают. Скажем, вот так оформлен интерьер маленького ресторанчика в Альфаме.
Многие из этих ресторанчиков одновременно являются "домами фаду". Точного музыкального определения, что такое фаду, лиссабонский романс, никто никогда не даст, но большинство людей тут чрезвычайно одарены и поют его повсеместно. Вообще любопытно: при многих сходных изначальных социокультурных переменных - неблагополучная социальная среда там, бывшие уголовники, - у иных решением становится фаду, а у иных - радио "Шансон".
Кстати, изразцы на стене передают вот эту классическую для португальцев картину XIX века.
Мы в такие шагали дали, // Что не очень-то и дойдешь. // Мы такие мешки тягали, // Что не очень-то и допрешь. // Мы в таких квартирах бывали, // Где бы лучше совсем и не быть // Мы таких детей поздравляли, // Что уйти и скорей забыть.
Пожалейте этих опоздавших лоботрясов, им нелегко в такую жару, да еще в августе.
Писающий мальчик хорош сам по себе, но знаменит еще тем, что мелькает в достославной
"Лиссабонской истории". Мы ее пересматривали уже после поездки, и каждое знакомое место (а их там немало) вызывало горестные стоны.
Для тех, кто пропустил Момент приезда. Это все, что я имею вам сказать о реальности.
Хороший знак. "Лучше тут не ходи" называется.
Фонтанчик-рыбка в окружении изразцов опровергает известный всем с детства закон физики: если заткнуть дырку пальцем, то через минутку-другую под напором из нее вырвется мощная струя и обрызгает Петьку. Здесь, на краю света, физика другая. Не то что Петьку, даже ни одного Педру почему-то не удается обрызгать.
Когда я вижу классические пиктограммы на двери туалета - кругляш и под ним треугольничек - у меня всегда возникает ступор, потому что мне почему-то отнюдь не очевидно: дяденьку или тетеньку изображают острым углом вверх. В галерее современного искусства, собранного миллиардером Жозе Берарду, такой вопрос, к счастью, не стоит.
Вещи разных эпох перемешиваются в повседневности. Казалось бы, отсюда должна петь как минимум Амалия Родригеш. Фигушки. Посетителям забегаловки с помощью этой радиолы транслируют какую-то современную радиостанцию. А хозяин на заднем плане готовится разливать вино, к сожалению, не нам.
День. Улица. Фонарь наскальный. Поглядите только, какие причудливые тени.
Такой кораблик встречается на многих домах. Безусловно, он что-то означает, но пытливости моего ума не хватило, чтобы выяснить. Кстати, нумеруются в Лиссабоне не дома, а подъезды. (Давно ощущал, что русское слово "подъезд" в этом смысле чересчур бедное, даже в совокупности с "лестничной клеткой" и петербургской "парадной". Речь не о входе, к которому подъезжают машины, а пространстве, по-немецки, например, зовомом Treppenflur - лестница со всеми ее пролетами, стоящими на них колясками и цветочками). Короче, вот это вот в Лиссабоне и нумеруется. Если какое-либо заведение занимает целое здание, его адрес по-лиссабонски так и пишут, например, 64-68. Даже на крохотной улице нумерация быстро переваливает за сотню.
Мусьё pavloid знает толк в двухсотлетии Н.В. Гоголя, поэтому просто-напросто не смог спокойно пройти мимо такого. Выпускники саратовского филфака, простите меня за это, если когда-нибудь сможете. Португальских мотивов в его творчестве мы с вами, по-моему, еще не изучали!
Продолжение следует.
Часть I (виды) покоится здесь.