Сиэттл и "Вишневый сад"
Обещанный рассказ про Сиэтл и про американский спектакль о "Вишневом саде".
Меня пригласили в ACT Theatre смотреть спектакли, обсуждать их, а также читать лекции в Cornish College of Arts мои друзья из ташкентского "Ильхома", в котором я много бывал и преподавал в нулевых и который, можно сказать, для меня очень дорогое творческое гнездо, как родина, откуда вышло масса знакомств и деловых контактов. Бесконечно дорогой мне Марк Вайль, которого я застал в последние годы его жизни (дедали московские гастроли), мыслил о Ташкенте как о Вавилоне, городе-космополите (и печалился, что постсоветский Ташкент таковым быть перестал) - и театр "Ильхом" эту мысль воплотил в своей открытости миру. В Сиэтле живет Тайлер Полумски, американский актер с польским происхождением, который когда-то на фоне интереса к театру и языкам уехал в Ташкент стажером после серии мастер-классов, сделанных Вайлем в Сиэтле, где до сих живут дочери Марка Вайля (одна из них учится, кстати, на драматурга). Тайлер долгое время работал в "Ильхоме" (и мы там встречались), а затем уже навсегда уехал на родину, захватив актрису Малику Усманову в качестве жены, и, как выяснилось, еще и узбекскую собаку, которая перенесла перелет будучи беременной. Я буду долго вспомнить их потрясающее гостеприимство и их теплый дом.
Сиэтл, как я уже рассказывал, - огромный город, огромный культурный центр. Здесь находятся головные офисы "Амазон", "Майкрософт", "Нинтендо" и "Боинг". Здесь отличнейший художественный музей, где есть всё - тут есть даже редкий итальянский художник Паоло Учелло, Матисс, Писарро, Поллок, Моне, Лукас Кранах-старший, Латур, Сай Твомбли, Марк Ротко. Рядом с Сиэттлом - городочек Такома, также с отличнейшей художественной коллекцией - в том числе коллекцией художественного стекла. Здесь еще масса музеев - восточного искусства (Сиэтл - это главный порт для Кореи, Японии и Китая в США), поп-культуры (Сиэтл - город Джимми Хендрикса и Курта Кобейна). В Сиэтле пять больших театров. Один из них - ACT Theatre - находится в старинном особняке, где в конце XIX века был элитный мужской клуб (здесь был и банк, и секс-салон, и варьете, и гостиные для общения) - архитектура сохранила многие приметы лакшери-стиля. Теперь в театре пять площадок, и оборудованы они по последнему слову технику, завидуешь. Одна из площадок похожа на московский театр "Сфера", только с бездной техники - тут как раз в XIX веке девушки поднимали ноги и юбки. В театре есть все - курилка, столовая, все цеха. Театры в США, как известно, не спонсируются регулярно государством, и существует интересная форма, которая у нас не применяется, когда труппы и театральное здание - это разные организации. Скажем, в ACT Theatre - несколько независимых (а иногда и пересекающихся) трупп. Та труппа, которая играла "Вишневый сад", что я видел, называется "The Seagull project", и посвящена она чеховским интонациям в театре.
Как существует театр без госдотации? Неплохо, учитывая, что министерства культуры в США, к счастью, нет, и поэтому общество считает за долг поддерживать искусства, ведь город не может считаться городом, если там нет сцены; театр - градообразующее предприятие. У входа в театр - доска с перечислением частных доноров: строка от 10 тысяч долларов - 2 имени, от 5 до 10 тысяч - 5 имен, от 1 до 5 тысяч - дюжина и так далее - у театра около двухсот доноров. Эти люди и организации пожертвовали свои средства, чтобы театр жил. 30 % бюджета составляют доходы от билетов (билеты стоят от 20 до 50 долларов, залы были почти полные). Существуют и государственные гранты, которые театр получает. Театр играет примерно 16 спектаклей в месяц, имеет 5 премьер в год, каждый спектакль, как правило, играется 20-30 раз, потом интерес сходит. Но это не бродвейская система ежедневного показа - это настоящий репертуарный театр. Пока мы смотрели "Вишневый сад", готовилась пьеса "Племена" Нины Райне о глухонемых. Артисты что-то зарабатывают от спектакля, но все равно должны подрабатывать (скажем, как в России в провинции_. Артист, игравший роль Фирса, рассказал мне, что преподает актерское мастерство, а артист на роль Гаева - что у него маникюрный салон. Сам Тайлер Полумски открыл школу обучения плаванию для детей.
Теперь о самом спектакле "Вишневый сад" (реж. Джон Ленгс), который я посмотрел с удовольствием дважды. Это, надо сказать, очень не плохой уровень, который способен разоблачить все наши дурные российские домыслы об американском театре. Впрочем, на того, кто хотя бы раз видел, что такой театр на Бродвее, эти нелепые домыслы и так не влиятельны. В Америке потрясающая театральная культура, просто другая.
Да, американцы не любят остро, радикально интерпретационную режиссуру. И действительно, как кто-то недавно удачно пошутил, что сегодняшние консерваторы-охранители, требующие от российского театра ставить "как написано" и в исторических костюмах, в действительности защищают именно американскую модель театра, а не российскую театральную традицию с интерпретаторами Мейерхольдом, Таировым, Вахтанговым, Эфросом, Любимовым и даже Станиславским.
Спектакль небогато обставлен, но имеет целью следование эпохе и словно бы не имеет большой идеи, которую можно было бы назвать "растущим смыслом". Но режиссер все равно пытается деликатно и точно раскрывать скобки за Чехова и искать в нем новые темы, сюжеты. Много деталей - именно деталей - додумано. Совершенно блистательная характеристика: Фирс, отправляя Гаева спать, немного задерживается в детской, будто что-то вспомнив, залезает в "многоуважаемый шкаф" и достает оттуда милого плюшевого мишку и идет - теперь уже при полном вооружении - укладывать барина почивать, иначе не заснет. Или ближе к финалу в интермедии мы видим Шарлотту (актриса Ханна В. Франклин не с немецким, а именно с русским темпераментом, с мягкими славянскими чертами - с несколько опасной нежностью), которая проходит по авансцене как Брунгильда с двуручным топором за плечами. Она ведь просила Лопахина устроить ее на работу - вот купец и нанял няньку в дровосеки. Фирс носит галифе, как солдат еще суворовской армии. Артист, игравший роль Фирса, - Марк Джекинс известен тем, что играл в "Апокалипсиса сегодня" Копполы, а также ездил во Владивосток (Камерный театр) играть в совместном русско-американском спектакле по "Дяде Ване" (1999), выступив тут в главной роли (реж. Леонид Анисимов). И вот этот Фирс прекрасен в своем монологе: его тело ломается, гнется, трещит в такт ломаемым вишневым деревьям, сам Фирс - вишневый сад, деревья, корни, и сам Фирс - он же умирающий Чехов, пишущий предсмертную пьесу: перед смертью Фирс выпивает недопитое Яшей (Тайлер Полумски) шампанское. В детской герои садятся на детские стульчики - очень трогательно!
Забавно трактован артистом Алексом Мэтьюсом Епиходов (американская переводчица Кэрол Рокамора трактует "22 несчастья" как Mister Disaster)- такого я еще не видел - и это действительно катастрофа. Ожидание катастрофы, несчастий сделало из Епиходова жестокого тирана, зловещую фигуру озлобленного на весь свет уродца, ждущего из-за каждого угла подвоха. Он пытается подражать манерам Лопахина, пытается привлечь к себе внимание любым способом, претендуя на явно главную роль в любом сюжете. В нем живет чудовищное оскорбленное самолюбие.
Варя (Сидни Эндрюс) - клоунесса, то трагическое лицо, то комедийное, то агрессивно нападает на нежную-нежную мулатку Аню (Айо Ташинде), то хватает ее за руку, так как жить страшно. Бросает ключи Лопахину не потому, что уже не может быть хозяйкой, а потом, что теперь точно не будет венчания - он ей не ровня. Это крушение последних надежд на женскую судьбу.
Лопахин Брэндона Симмонса - очень сильная роль. Он похож на человека другой формации, другой планеты. Огромные руки и ноги, торчащие, топорщатся, как у Маяковского - складывается ощущение, что неловкость парвеню - в этом неумении ими владеть. Артист - мулат с доминирующей африканской природой. И когда игра окончена и пьяный Лопахин объявляет о приобретении усадьбы, он танцует дикий африканский языческий агрессивный танец. И поскольку такая трактовка в России вряд ли возможна за почти неимением африканских артистов, то, надо сказать, было очень неожиданно понять, что пространство Чехова бесконечно расширяется, и проблема компенсации за многовековое рабство - это не только проблема крепостного права в России. Гаев постоянно смотрит на черного Лопахина как на классового врага - так, наверное, римляне смотрели на готов.
Раневская (Джули Бриксмен) - нежная, барственная, холеная, видно, что ее очень сильно любили всю жизнь. В какие-то моменты спектакля эта чувственная вьюга, в объятиях которой живет Любовь Андреевна, грозит ей чистым безумием, галлюцинациями, патологическим беспокойством. Она все время на грани психического срыва.
Гаев (Питер Крук) же, напротив, это подтянутый сухой пожилой человек, похожий на героя водевиля в канотье: совершенно театральный персонаж с театральными усами.
Сцена с Прохожим, больным туберкулезом, - его играет коренастый филиппинец Хосе Абаоаг - трактуется как жуткая азиатская угроза, способная уничтожить вселенную и Раневских, и Лопахиным вместе.
Что было странным? Сцена бала в третьем акте больше была похожа на американский мюзикл, нежели на "входящий ужас", данс макабр, описанный Мейерхольдом. У американцев такой невероятный пиетет перед чеховским миром, обожание, что актеры боятся сделать героев порочными, плохими хоть на секунду, все время занимаются сочувственной адвокатурой своих персонажей. И в особенности это становится прямо бедой с героем Пети Трофимова (Спенсер Хэмп), словам которого здесь беспрекословно верят все как словам резонера. Еще по спектаклю было видно, что американцы не понимают, что такое калоши, и предъявляют вместо них какие-то кокетливые полусапожки. Ну и "Катюша" и "Подмосковные вечера", как обычно, в западных спектаклях намекающие на русскость, выглядят для русского уха как стереотипная пошлость и анахронизм.
Очень только жалею, что мы не доехали до могилы Марка Вайля, но это от Сиэтла далеко, и времени в нашем графике совсем не было. Спасибо ему, этому великому театральному человеку - он до сих пор продолжает сплачивать людей театра.