Представление
Скр-16, на который по выпуску занесла меня злая воля кадровиков, лихорадило. Шутка ли сказать: из девяти офицеров - 5 лейтенантов, ну, один-то второгодок, но в любом случае - больше, чем на других кораблях бригады. Фёдор Андреевич Стратевич глядел на нас с нехорошим прищуром, прикусывая густой ус, а мы пытались добиться его расположения: тщетно - словосочетание "товарищ лейтенант" звучало всё оскорбительнее.
Проходили первые дни нашей офицерской службы, а обстановка и не думала улучшаться. И вдруг кто-то из нас краем уха зацепил кусочек разговора, донесшегося из командирской каюты: "Ты представляешь, механик, мало того, что на каждом совещании корабль детским садом называют, эта сволочь Седлецкий меня воспитателем зовёт, няней, … , так эти лейтенанты даже представляться не собираются! Даже ни намёка, а?!"
И тут мы поняли - вот оно. И намёк в количестве четырёх лейтенантов вечером этого же дня появился в каюте командира с просьбой в надвигающиеся выходные организовать представление по случаю прибытия к месту службы.
Добро было получено, и утром субботы мы с начальником РТС-командиром БЧ-4 тронулись в посёлок. В Видяеве к этому времени заканчивалась эпоха "московского снабжения", но вино-водочный был вполне, вполне…
Два пластиковых дипломата затарились болгарским бренди "Солнечный берег" из расчёта "количество участников + 1" и многозначительно стояли у нас в ногах на площади у ДОФа, где мы старались поймать попутку.
Поймали - из остановившегося уазика выглянул НШ бригады Александр Львович Соколов и со словами: "Смотрю - вроде мои лейтенанты…," махнул рукой в сторону задних дверей.
И вот тут-то мы поняли, что звон бутылок может быть траурно окрашен, опыт службы только нарабатывался, о прокладках в межбутылье мы и не подумали - на каждом ухабе дипломаты позвякивали, тренькали, булькали… Александр Львович тактично молчал всю дорогу и, только выпустив нас на плацу, негромко скомандовал: "Командира ко мне, лейтенанты, командира ко мне…"
Федя, выслушав наш сбивчивый рассказ об удаче насчёт коньяка и неудаче насчёт начальника штаба, зыркнул лиловым молдавским глазом: "Хочешь, чтобы было хорошо - сделай сам!" и отправился за фитилём с неясными последствиями на ПКЗ "Атрек".
В кают-компании тем временем продолжалась суета - шипели отбивные на сковородке, шёл парок из лагуна с картошечкой, селёдочка поблёскивала растительным маслом…
Механик с озабоченным лицом покосился на эту красоту и махнул рукой: "Сворачивайте к чёртовой матери," но не выдержал, рассмеялся: "Да ладно вам, литера, сейчас Федя отмажется, тем более, что сам добро дал!"
Так оно и случилось, Федя вернулся возбуждённый, но весёлый - вечер прошёл в тёплой атмосфере, люк офицерского отсека отдраили только на следующее утро, а на подъёме флага в присутствии заглянувшего на корабль начальника штаба я уже был не "товарищ лейтенант", а "штурман", а Вова Фарыкин - "начальник", а Фаворский - "групман"...
И началась моя офицерская служба.
Проходили первые дни нашей офицерской службы, а обстановка и не думала улучшаться. И вдруг кто-то из нас краем уха зацепил кусочек разговора, донесшегося из командирской каюты: "Ты представляешь, механик, мало того, что на каждом совещании корабль детским садом называют, эта сволочь Седлецкий меня воспитателем зовёт, няней, … , так эти лейтенанты даже представляться не собираются! Даже ни намёка, а?!"
И тут мы поняли - вот оно. И намёк в количестве четырёх лейтенантов вечером этого же дня появился в каюте командира с просьбой в надвигающиеся выходные организовать представление по случаю прибытия к месту службы.
Добро было получено, и утром субботы мы с начальником РТС-командиром БЧ-4 тронулись в посёлок. В Видяеве к этому времени заканчивалась эпоха "московского снабжения", но вино-водочный был вполне, вполне…
Два пластиковых дипломата затарились болгарским бренди "Солнечный берег" из расчёта "количество участников + 1" и многозначительно стояли у нас в ногах на площади у ДОФа, где мы старались поймать попутку.
Поймали - из остановившегося уазика выглянул НШ бригады Александр Львович Соколов и со словами: "Смотрю - вроде мои лейтенанты…," махнул рукой в сторону задних дверей.
И вот тут-то мы поняли, что звон бутылок может быть траурно окрашен, опыт службы только нарабатывался, о прокладках в межбутылье мы и не подумали - на каждом ухабе дипломаты позвякивали, тренькали, булькали… Александр Львович тактично молчал всю дорогу и, только выпустив нас на плацу, негромко скомандовал: "Командира ко мне, лейтенанты, командира ко мне…"
Федя, выслушав наш сбивчивый рассказ об удаче насчёт коньяка и неудаче насчёт начальника штаба, зыркнул лиловым молдавским глазом: "Хочешь, чтобы было хорошо - сделай сам!" и отправился за фитилём с неясными последствиями на ПКЗ "Атрек".
В кают-компании тем временем продолжалась суета - шипели отбивные на сковородке, шёл парок из лагуна с картошечкой, селёдочка поблёскивала растительным маслом…
Механик с озабоченным лицом покосился на эту красоту и махнул рукой: "Сворачивайте к чёртовой матери," но не выдержал, рассмеялся: "Да ладно вам, литера, сейчас Федя отмажется, тем более, что сам добро дал!"
Так оно и случилось, Федя вернулся возбуждённый, но весёлый - вечер прошёл в тёплой атмосфере, люк офицерского отсека отдраили только на следующее утро, а на подъёме флага в присутствии заглянувшего на корабль начальника штаба я уже был не "товарищ лейтенант", а "штурман", а Вова Фарыкин - "начальник", а Фаворский - "групман"...
И началась моя офицерская служба.