О матросской любви.
Скр-16 поставили в док. Внеплановый - текли стаканы вибраторов эхолота, хитро ввареные в яйцо, морская вода обводняла масло, налитое в эти стаканы - эхолот показывал восьмёрки и рисовал широкую полосу на ленте… Выяснил я всё это, едва приняв дела после училища, но прислушались к моим тревожным докладам только после окончания курса БП, боевой службы на линии буев, выставленных на рубеже "Нордкап-Медвежий", и потери якоря в губе Большая Волоковая.
С лейтенанта взятки гладки, тем более Вова Никишев, наш механик, поддержал меня, пошептав командиру насчёт сальника на линии вала гребного винта и прочей донно-забортной арматуры.
В общем, поставили нас в ПД-50 - прямо под Кировым. Соседство с флагманом Северного флота несколько осложняло течение ремонтного распорядка - режим, наблюдатели, группы беспорядочно мечущихся старших офицеров, вахта с автоматом у трапа на стапель-палубу дока. Тем не менее, ремонт двигался - чистилась подводная часть борта, появились сварщики под яйцом, вооружили палатку и, не торопясь приступили к вырезанию титановых пятаков, на которые изнутри яйца были приварены собственно стаканы… Не торопясь, очень не торопясь, переваливаясь, словно вши на гребешке - док Кирова обещал затянуться.
Уже через неделю на корабле стали регулярно появляться весело щебечущие девчушки-малярши, к которым из низов выползали наши арагубские мареманы в лихо заломленных на затылки бескозырках. Парочки елозили по стапель-палубе, уединяясь в лабиринтах, образованных неиспользуемыми кильблоками, вызывая ярость командиров и начальников. Но командир "шестнадцатого" Федя Стратевич относился к развивающимся отношениям с пониманием, используя увольнения застоявшихся моряков как стимул к работе без перерывов, с огоньком, так сказать…
Но всему приходит конец - возбуждённые операторы прорвались на доклад к НШ флота, демонстрируя ему графики Кирова, которые явственно демонстрировали приближающийся срыв плана боевых служб. НШ сверкнул очами, выхватил шашку, и всё заверте…
Док перешёл на работу в три смены, работяги носились пятаки под стаканы приварили к разделанным дыркам за день, но дефектоскопию провести не смогли - обстановка всеобщей покраски не позволила.
Всплытие предполагалось дня через два-три, дефектоскописты заявились на корабль с раннего утра и приступили к нанесению своих пенетрантов и проявителей. Какая вонища, подумал я, и отправился уговаривать сварщиков-аргонщиков приварить мне ножки-удлинители на циркуль. Но далеко не ушёл: взмыленный рассыльный передал команду срочно явится на корабль. Вернее, под корабль - уже издалека я увидел живописную группу в составе строителя, командира, механика и яростно жестикулирующего очкарика, который тыкал пальцем в яйцо под днищем скр-16.
Очкарик оказался начальником участка капиллярной дефектоскопии: «Да я такое первый раз в жизни вижу, - орал он, - понятно, титан, но чтоб по всей плоскости трещины, понимаете, вы - по всей плоскости трещины!» Командир с надеждой глядел на механика, тот, всматриваясь в «туманну даль», нёс что-то металлургическое про незученные свойства титановых сплавов и неумение рукожопых сварных… Тут взбеленился строитель: «Что?! У кого рукожопые? Что вы вообще понимаете в сварке аргоном?» «Ничего,- спокойно сказал Федя Стратевич, - с гордостью вам говорю - ничего. Но с этим дефектом я из дока не выйду. Переделывайте. Пока мой механик отмашку не даст - знать вас не желаю и ничего подписывать не буду…»
Уже в каюте Вова Никишев вкратце мне объяснил, что обнаружены множественные трещины на вваренных два дня назад пятаках, это жуткий брак, премия горит, выход Кирова из дока срывается, и всем дадут по шапке.
К вечеру один из пятаков переварили и отдефектовали, а к обеду следующего дня и второй был смонтирован - дефектоскопия показала хорошие результаты, но бес толкнул меня под ребро: «Слушайте, а давайте и первый посмотрите ещё разок» «Не вижу нужды, - ответствовал очкарик саркастически,- вчера посмотрели, но так уж и быть,» - и он кивнул дефектоскопистам.
Через пять минут лицо его покрылось пятнами - даже мне было очевидно: трещины! Опять трещины по всей поверхности, а не в пришовной зоне. Я бросил через плечо любимое слово военно-морских начальников: «Ну, занимайтесь…» и отправился докладывать командиру о кое-какерах-сварщиках и несусветных дефектоскопистах.
…
Быстро не получалось. Очередная переварка затянулась на пару дней - под руководством главного сварщика 82 СРЗ разделывали кромки, вооружили палатку, тепловую пушку, термометр: технология соблюдалась безукоризненно, но она требовала времени, поэтому дефектоскопию вновь переваренных пятаков решили перенести на утро.
А ночью офицерский отсек был разбужен жуткими воплями строителя - он держал за шиворот рабочего платья тщедушного матросика-электрика штурманского, прослужившего едва год. «Рукожопые, товарищ командир? Рукожопые, говорите? А вот это кто? Кто, я вас спрашиваю? Это враг народа, я его сейчас со стапель-палубы в залив сброшу с кнехтом на шее!»
Матросик был мой и я начал потихоньку высвобождать его из цепкой хватки строителя. «Уйди, штурман,» - завопил тот, но командир ловко выволок вредителя и задвинул его к себе за спину. «Сволочи,- сказал строитель тихо,- сволочи, сейчас чекистов вызову,» - и ушёл, не отзываясь на просьбы объяснить, присесть за стол и под тушёнку с шилом решить все вопросы…
Начались расспросы матросика. «Не знаю, тащ, вылажу из гиропоста, а он как накинулся на меня, как схватил, как начал орать…»
…
С приходом местных чекистов всё прояснилось довольно быстро. Оказывается, строитель, обуреваемый какими-то смутными сомнениями, решил подежурить ночью возле злополучного яйца и периодически дефилировал по стапель-палубе под нашим днищем. В один из таких проходов он услышал глухие удары из средней части - аккурат в районе пятаков. В три прыжка поднявшись по приставному трапу на борт он успел к люку тамбура гиропоста как раз к моменту выполза электрика оттуда.
Особисты в моём сопровождении залезли в яйцо, и в выгородке вибраторов мы нашли хлебную, килограмма на два, кувалдочку, замотанную в ветошь. Именно ей и лупил боец по пятакам, титан-то хрупкий, микротрещины, хорошо обнаруживаемые капилляркой, распозались по всей поверхности, что и было подтверждено очкариком. Подтвердил он это с гордостью, сознанием собственной правоты и благородным негодованием, густо замешанным на злорадстве - ну, кто теперь несусветный?!
Боец раскололся быстро - любовь виновата. Очень не хотелось выходить из дока - дело шло к тому, что малярная девушка вот-вот поддастся на уговоры альбатроса морей и одинокого скитальца полярных просторов, а тут всплытие… Вот и решил подзатянуть момент. Подзатянул - поехал на сафоновскую губу для начала на трое суток, всплывали без него, трое суток превратились в пятеро, плюс двое штрафных…
Ну, в принципе, этим дело и закончилось - никого не сняли, званиев не лишили, даже ругали не особо, с юмором…
Только Федино представление на майора в очередной раз вернули.
С лейтенанта взятки гладки, тем более Вова Никишев, наш механик, поддержал меня, пошептав командиру насчёт сальника на линии вала гребного винта и прочей донно-забортной арматуры.
В общем, поставили нас в ПД-50 - прямо под Кировым. Соседство с флагманом Северного флота несколько осложняло течение ремонтного распорядка - режим, наблюдатели, группы беспорядочно мечущихся старших офицеров, вахта с автоматом у трапа на стапель-палубу дока. Тем не менее, ремонт двигался - чистилась подводная часть борта, появились сварщики под яйцом, вооружили палатку и, не торопясь приступили к вырезанию титановых пятаков, на которые изнутри яйца были приварены собственно стаканы… Не торопясь, очень не торопясь, переваливаясь, словно вши на гребешке - док Кирова обещал затянуться.
Уже через неделю на корабле стали регулярно появляться весело щебечущие девчушки-малярши, к которым из низов выползали наши арагубские мареманы в лихо заломленных на затылки бескозырках. Парочки елозили по стапель-палубе, уединяясь в лабиринтах, образованных неиспользуемыми кильблоками, вызывая ярость командиров и начальников. Но командир "шестнадцатого" Федя Стратевич относился к развивающимся отношениям с пониманием, используя увольнения застоявшихся моряков как стимул к работе без перерывов, с огоньком, так сказать…
Но всему приходит конец - возбуждённые операторы прорвались на доклад к НШ флота, демонстрируя ему графики Кирова, которые явственно демонстрировали приближающийся срыв плана боевых служб. НШ сверкнул очами, выхватил шашку, и всё заверте…
Док перешёл на работу в три смены, работяги носились пятаки под стаканы приварили к разделанным дыркам за день, но дефектоскопию провести не смогли - обстановка всеобщей покраски не позволила.
Всплытие предполагалось дня через два-три, дефектоскописты заявились на корабль с раннего утра и приступили к нанесению своих пенетрантов и проявителей. Какая вонища, подумал я, и отправился уговаривать сварщиков-аргонщиков приварить мне ножки-удлинители на циркуль. Но далеко не ушёл: взмыленный рассыльный передал команду срочно явится на корабль. Вернее, под корабль - уже издалека я увидел живописную группу в составе строителя, командира, механика и яростно жестикулирующего очкарика, который тыкал пальцем в яйцо под днищем скр-16.
Очкарик оказался начальником участка капиллярной дефектоскопии: «Да я такое первый раз в жизни вижу, - орал он, - понятно, титан, но чтоб по всей плоскости трещины, понимаете, вы - по всей плоскости трещины!» Командир с надеждой глядел на механика, тот, всматриваясь в «туманну даль», нёс что-то металлургическое про незученные свойства титановых сплавов и неумение рукожопых сварных… Тут взбеленился строитель: «Что?! У кого рукожопые? Что вы вообще понимаете в сварке аргоном?» «Ничего,- спокойно сказал Федя Стратевич, - с гордостью вам говорю - ничего. Но с этим дефектом я из дока не выйду. Переделывайте. Пока мой механик отмашку не даст - знать вас не желаю и ничего подписывать не буду…»
Уже в каюте Вова Никишев вкратце мне объяснил, что обнаружены множественные трещины на вваренных два дня назад пятаках, это жуткий брак, премия горит, выход Кирова из дока срывается, и всем дадут по шапке.
К вечеру один из пятаков переварили и отдефектовали, а к обеду следующего дня и второй был смонтирован - дефектоскопия показала хорошие результаты, но бес толкнул меня под ребро: «Слушайте, а давайте и первый посмотрите ещё разок» «Не вижу нужды, - ответствовал очкарик саркастически,- вчера посмотрели, но так уж и быть,» - и он кивнул дефектоскопистам.
Через пять минут лицо его покрылось пятнами - даже мне было очевидно: трещины! Опять трещины по всей поверхности, а не в пришовной зоне. Я бросил через плечо любимое слово военно-морских начальников: «Ну, занимайтесь…» и отправился докладывать командиру о кое-какерах-сварщиках и несусветных дефектоскопистах.
…
Быстро не получалось. Очередная переварка затянулась на пару дней - под руководством главного сварщика 82 СРЗ разделывали кромки, вооружили палатку, тепловую пушку, термометр: технология соблюдалась безукоризненно, но она требовала времени, поэтому дефектоскопию вновь переваренных пятаков решили перенести на утро.
А ночью офицерский отсек был разбужен жуткими воплями строителя - он держал за шиворот рабочего платья тщедушного матросика-электрика штурманского, прослужившего едва год. «Рукожопые, товарищ командир? Рукожопые, говорите? А вот это кто? Кто, я вас спрашиваю? Это враг народа, я его сейчас со стапель-палубы в залив сброшу с кнехтом на шее!»
Матросик был мой и я начал потихоньку высвобождать его из цепкой хватки строителя. «Уйди, штурман,» - завопил тот, но командир ловко выволок вредителя и задвинул его к себе за спину. «Сволочи,- сказал строитель тихо,- сволочи, сейчас чекистов вызову,» - и ушёл, не отзываясь на просьбы объяснить, присесть за стол и под тушёнку с шилом решить все вопросы…
Начались расспросы матросика. «Не знаю, тащ, вылажу из гиропоста, а он как накинулся на меня, как схватил, как начал орать…»
…
С приходом местных чекистов всё прояснилось довольно быстро. Оказывается, строитель, обуреваемый какими-то смутными сомнениями, решил подежурить ночью возле злополучного яйца и периодически дефилировал по стапель-палубе под нашим днищем. В один из таких проходов он услышал глухие удары из средней части - аккурат в районе пятаков. В три прыжка поднявшись по приставному трапу на борт он успел к люку тамбура гиропоста как раз к моменту выполза электрика оттуда.
Особисты в моём сопровождении залезли в яйцо, и в выгородке вибраторов мы нашли хлебную, килограмма на два, кувалдочку, замотанную в ветошь. Именно ей и лупил боец по пятакам, титан-то хрупкий, микротрещины, хорошо обнаруживаемые капилляркой, распозались по всей поверхности, что и было подтверждено очкариком. Подтвердил он это с гордостью, сознанием собственной правоты и благородным негодованием, густо замешанным на злорадстве - ну, кто теперь несусветный?!
Боец раскололся быстро - любовь виновата. Очень не хотелось выходить из дока - дело шло к тому, что малярная девушка вот-вот поддастся на уговоры альбатроса морей и одинокого скитальца полярных просторов, а тут всплытие… Вот и решил подзатянуть момент. Подзатянул - поехал на сафоновскую губу для начала на трое суток, всплывали без него, трое суток превратились в пятеро, плюс двое штрафных…
Ну, в принципе, этим дело и закончилось - никого не сняли, званиев не лишили, даже ругали не особо, с юмором…
Только Федино представление на майора в очередной раз вернули.