"Преодоление пространства". Текст к выставке.
Ольга Давыдова разрешила мне опубликовать её труд в моём жж, что я и делаю.
Напомню, что оталось только 3 дня, чтобы посмотреть выставку. 21 июля - последний день.
Пространство, что неведомо еще нам,
уже ведет нас, ширится в груди,
и раскрывает в нас все тише, тише,
чем каждый, сам того не зная, жив…
Р.М. Рильке. Прогулка
«Преодоление пространства» - выставка молодого поколения членов Московского Союза художников, творчество которых вошло в тот период артистического взросления, когда следование усвоенной школе постепенно сменяется поиском собственного пластического языка, а образное мышление вырабатывает индивидуальную метафорическую поэтику. Однако не только общий для участников выставки отрезок активных «авангардных» диалогов с пластической традицией послужил тем объединяющим началом, которое легло в основу смыслового синтеза живописных, фотографических и скульптурных работ 28 участников экспозиции. Несмотря на разность темпераментов, художественных решений и тематических акцентов, сквозным лейтмотивом выставки проходит образ окружающего пространства, постигаемого внутренним «я» художника, - пространства улиц, дорог, знаков, домов, светящихся фар, фонарей, пространства скоростей, машин и чисел, главная идея которого скрывается в вопросе-монологе о человеке, о его самоидентификации с настоящим временем, о его проецируемом на внешний мир внутреннем взгляде, неизбежно формирующем пластический и эмоциональный портрет современности.
Постижение зрительного опыта восприятия жизни самым непосредственным образом связано с категорией пространства - пространства не только как физической протяженности, размеченной на географической карте именами тех или иных стран, городов и местностей, но и как синтетичной пластической структуры, выявляющей тот незримый мир душевной топографии, - мир чувств, мыслей, наблюдений, переживаний, привязанностей и разрывов, - который формируется во внутреннем персональном времени индивидуальности. Образы визуальных искусств интенсивнее всех других видов художественного выражения воплощают этот сложный двойственный характер понятия пространства. Синтез натурных наблюдений, эмпирических ощущений и пластических преображений - один из основных механизмов сцепления артистического языка и личностных прозрений. Подобную метаморфозу перехода внешнего во внутреннее, пробуждающую визуальное эхо новых художественных форм, и призван отразить проект «Преодоление пространства».
Важной особенностью рождения выставочной идеи является факт ее непосредственного сложения внутри материала, изначально отобранного самими художниками независимо от общей теоретической концепции. Подобный живой ритм формирования экспозиции позволяет более свободно и естественно говорить об определенных мировоззренческих моментах пересечения образного мышления участников, объединенных одним возрастным критерием (поколение 30-40-летних художников) и общей классической школой (большинство участников выставки - выпускники Московского государственного академического художественного института им. В.И. Сурикова).
Как уже отмечалось выше, смысловую доминанту коллективной экспозиции можно было бы определить темой взаимодействия пространства и человека. Что такое пространство как предмет изображения? Каждый из участников выставки дает свой ответ. Подобный акцент на индивидуальных качествах восприятия, сам по себе являющийся глубоким содержательным резервуаром, объясняет широкий диапазон стилистического и жанрового спектра произведений, не ограничивающихся представлением пространства только в качестве пейзажа. И, тем не менее, ненамеренное пересечение эмоционально-смысловых импульсов создает целостный образ многоголосой экспозиционной структуры.
В композиции выставки выделен целый ряд тематических блоков, призванных на уровне поэтических ассоциаций настроить зрителя на постижение художественных ритмов произведений. Открывающий экспозицию зал «Иллюзии пространства» демонстрирует возможности разных вариантов артистических интерпретаций понимания пространства как потенциального источника внешнего и внутреннего движений. Обширная периферия его визуальных метафор включает сюжеты, связанные и с механической динамикой напористого ритма скоростей, темпераментно преодолевающих отрезки путевых туннелей («Метровагон. Автопортрет» Д. Самодин), и с образами безудержного артистического полета, воспаряющего в область красочных фантазий («Этюд III» Н. Ситникова), и с завораживающей плавью вечерних огней реальных городов («Таганка» Е. Косушкина), и с экспрессией творческой игры («Театр» М. Суворова) - иллюзорного мира, точка опоры которого проходит через реальные сердечные привязанности художника, позволяющие ему на многолюдных улицах разглядеть близкие человеческие лица («Человек в городе» Д. Котлярова).
Экспозиция следующего зала призвана провести несколько тематических партий художественного осмысления пространства. В связи с этим в ней выявлены четыре смысловые группы, перетекающие друг в друга без строгого разделения визуальных границ. Гибкая структура взаимодействий создает подвижную художественную атмосферу, подобно той насыщенной звуковой акустике, которую производит эффект удержанной педали.
Своеобразным визуальным эпиграфом космогонических аллюзий поэтико-метафорического постижения пространства служит стенд «Мироздание». Произведения, размещенные на нем, пунктирно намечают возможные философские аспекты образных решений пространства. Бросок личности в мир, поиски ее самоидентификации, прорывы и порывы к свету («От белого к черному» Н. Рыкунов), сияние которого даже венчик одуванчика наделяет масштабом вселенской жизни («Венец» М. Смиренномудренский), утрата гармонии, соблазн искушений и влечений («Искушение» О. Гуревич), безудержное стремление к движению, взрывающемуся энергией механических скоростей («Благие намерения», «Отрицание» Д. Котлярова), зависания одиноких пауз, созерцательные удары творческих остановок («4 часа 33 минуты» П. Отдельнов), открывающие во внутреннем русле времени неисчерпаемые источники прозрений («Лондон» М. Суворова), - таков поэтический пульс смыслового либретто «Мироздания».
Группа работ, объединенных в раздел «Внутренняя музыка», проявляет образ пространства на уровне личной поэтики индивидуального мира художников, вслушивающихся в замкнутый ритм городов («Париж» М. Суворова, «Ритм пространства» А. Суворова), в метафорический спектр мерцающего подсознания, проступающего как сокровенная мелодия сквозь призму наплывающих образов реальности («Вечер в Загребе», «Утро» Д. Котлярова), всматривающихся в колорит воздушных фантомов, зависающих над точечными опорами архитектурных лабиринтов и едва различимых штришков, оставшихся от человеческих фигурок на расстоянии творческого «парения» («Ноябрь. Темза» Е. Буравлева). В отдельных образах художников (Н. Ситникова, П. Боркунов) рефлексирующая в глазу явь, словно обратная перспектива самопогружения, утопает в сознании пятнами чистого цвета, задавая абстрактные вариации на тему серого, голубого, красного, желтого, белого, и органично переводя сквозной мотив «внутренней музыки» в другие экспозиционные разделы. Отголоски ее интонаций можно найти в группе работ, объединенных темой «Лирика индустриального…», эмоциональную палитру которой формируют и мотивы трансцендентного движения в пространстве современного ландшафта, за дорожной полосой которого проступает гулкий зов вечности (П. Отдельнов), и саркастические улыбки по поводу поэтики прекрасного, предстающей в ее лирически-гротескном обличье (М. Смиренномудренский, О. Гавришева), и неиссякаемые классические мечты о пространственной гармонии, обнаруживаемой творческим взглядом даже в урбанистическом пейзаже. Оказывается, на фоне серых труб также могут возникать индустриальные Венеры, если в заводских гудках художник способен услышать не рев машин, а отстраненный гул мгновения («Обнаженная» Н. Зинченко). В «Набережной Неисцелимых» Иосиф Бродский заметил, что «человек есть то, на что он смотрит». В контексте современной практики изобразительного искусства акцент смещается в сторону восприятия и, скорее, мы вынуждены сказать, что человек есть то, что он видит.
Тема внешне отстраненного самоуглубления, замкнутой экспрессии жизни пространства («Новгород. Храм» И. Привознова) и жизни в пространстве проходит в группе работ, объединенных разделом «Фантасмагории одиночества». Меланхолическая поэзия безмолвных созерцательных диалогов выстраивает сложные внутренние взаимоотношения между окружающим миром и самоощущением современного человека, творчески преображающего изолированность обиходного времени фантастической явью в духе гофмановской реальности («Английский автопортрет» Р. Усачев). И здесь опять необходимо подчеркнуть то пробивающееся ощущение внутренней творческой свободы, которое преодолевает зависимость художественного воображения от одномерных значений и прямолинейных зрительных ассоциаций. Реальность московских подворотней и жестяных труб, пассивно заведенных вагонов и повисающих проводов - не помеха постоянной работе современного художника над внутренним образом.
Конечно, современное артистическое восприятие пространства включает не только психологически самоуглубленный или одухотворенно сентиментальный, отрешенно радужный взгляд на мир, предстающий в намеренно наивных «Детских снах», в которых повзрослевшие души по прежнему способны сохранять чистую веру в то, что цветы и растения говорят с человеком, а окружающий мир никогда не разрушает иллюзий (Е. Бурыкина). Экспрессия критического отношения к внешнему миру на разных смысловых и эмоциональных уровнях проявляется как в разделе «Города и люди», так и в группе произведений, объединенных темой «Деталь в мире: преодоление стаффажности» (3 зал). Особую современную интерпретацию в 3 зале получает тема маленького человека «постфабричной» эпохи. Минималистичный мир бумажного человека-статиста, выделяющегося на живописном фоне толпы, хранящем багровые отсветы цвета рембрандтовской страстной «старости» (Е. Плотников), также хрупок и раним, как тверд и статичен штампованный мир стальных механизмов (А. Сорокин). Экспозиция данного зала поднимает болезненную проблему ценностных критериев, формируемых имперсональной логикой внешнего мира: то ли человек как деталь объективно-механического пространства, то ли пространство как часть индивидуальной атмосферы человека, вбирающей монотонные плоскости земли и неба (П. Отдельнов).
Главная смысловая дилемма зала «Деталь в мире: преодоление стаффажности» подводит к разделу «Исторические наигрыши» - ключевому, с точки зрения осмысления объективных закономерностей диалога пространства с человеком. Столкновение разрозненных содержательных ритмов («Уходящие» Д. Котлярова, «Оплакивание» Н. Зинченко), безответственно шлягерный полимсест ценностей, балансирование сознания на грани провала в духовную пропасть и полета в космос, экспансивность современного арматурного пространства, нервозная рябь бьющихся в уши вопросов, электризующих шоком экзистенциальных тупиков («Диалог» М. Смиренномудренский), - весь этот агрессивный характер исторической смены культурных вех метафорически выражает концепция последнего зала экспозиции. Однако, внутреннее настроение «Исторических наигрышей» также не лишено поэтической концентрации визуальных интонаций, спасающей от брутальной математики общественной истории живой пульсацией индивидуального времени (цикл «День за днем» Д. Самодин), у которого есть и свое творческое пространство, и своя луна, и свое воображаемое дерево, нарисованное грифелем или краской.
Участвующие в выставке фотографические и скульптурные произведения также демонстрируют опыт творческого освоения художниками внушений окружающего пространства, в котором каждый из участников находит потенциально близкие его индивидуальному темпераменту внутренние сюжеты. На смысловом и художественном уровне иконография фоторабот обладает двумя разнохарактерными кульминациями. Первая связана с трактовкой образа человека как страдательной части социально ущемленного пространства; причем, в данной интерпретации можно услышать не только общественно-гражданские интонации, но и мотивы, апеллирующие к некрасовской традиции «физиологической» лирики (М. Глухов). Вторая - с постижением эстетического образа человека через потаенную внутреннюю энергию пространственной памяти, включающей воображение в игру архитектурных виражей улиц, зданий, аллей и музеев, сокровенная жизнь которых неприметно и непрерывно продолжает пульсировать втуне (Н. Рыкунов).
Стремление молодых художников проникнуть за фасадную сторону пространства, всмотреться в прячущиеся от прямолинейного взгляда теневые образы «углов», органично подводит к мысли о преобладающей в их искусстве тенденции синтетического постижения пространства. Как отмечалось выше, варианты его художественной образности раскрываются не только через постепенное знакомство того или иного художника с земной географией (например, с фигурирующими на выставке городами - Москвой, Парижем, Лондоном, Казанью и другими), но через творческое преодоление предметного барьера внешней формы, через проникновение в скрытую за ним душу времени, переводящего распадающиеся координаты окружающего мира в фокус личного измерения.
Подобные эмоциональные задачи естественно отвечают усложнившейся жанровой и пластической структуре, которую демонстрирует современная практика художников, развивающихся в русле традиционной живописной школы. Серьезная работа над творческим образом на современном этапе развития культуры зачастую требует от художника не только постижения и усвоения методов виртуозной передачи видимых явлений, но и активизации «композиторского мышления», включающего в реалистическую визуальную пластику элементы абстрактной поэтики. Конечно, в данной статье не время и не место говорить о виражах отечественной истории искусства в XX веке. Но все же, в связи с более точным пониманием творческих истоков большинства участвующих в выставке живописцев, нельзя не отметить, что внутреннее отношение к пониманию роли пластической формы было сформировано у них в процессе занятий в мастерской Н.И. Андронова - П.Ф. Никонова - Ю.А. Шишкова. Думаю, что выставка «Преодоление пространства» внесет свой штрих и в восприятие тех пока еще мало освоенных в искусствоведении слоев эстетического языка «шестидесятников», которые рельефнее проявляются на расстоянии исторической дистанции благодаря тенденциям, преобладающим в творчестве их молодых учеников. Ставший возможным в изменившихся гражданских условиях выход «преемников» в свободную метафорическую область раскрытия темы жизни в пространстве, позволивший художникам преодолеть сюжетные совпадения с искусством учителей, сохранив при этом серьезность интонаций внутренних вопросов, можно рассматривать как своеобразное свидетельство времени о том психологическом прорыве «сурового стиля» в области антропологической и пластической поэтики, который зачастую слишком локально ограничивается конкретным моментом социально-политической ситуации. Однако, совсем неслучайно обобщенно-пустынный пейзаж «Геологов» Никонова психологически перекликается с пространственными монологами Никола де Сталя, пластически отражающими абстрактную мимику одиночества. Начатые «шестидесятниками» формотворческие поиски ассоциативной передачи изменений в «душевном состоянии» человека на расстоянии нескольких десятилетий все более интенсивно проявляют их сугубо творческий аспект, позволяющий обнаружить неожиданные закономерности в развитии истории искусства как позднесоветского, так и постсоветского периодов.
В этой связи хочется отметить одну особенность, присущую большинству живописных образов, возникающих на полотнах художников данной выставки. Связь с предшествующей традицией обнаруживается отчасти в том психологическом феномене, что пространство в их произведениях звучит как наполненная внутренним присутствием личности пластическая пауза, причем напряжение молчаливого уединенного диалога человека с внешним миром ощутимо даже там, где фигуративно его присутствие вынесено за скобки картинной плоскости. Все это приводит к тому, что внутренний портрет «современника» рождается именно через попытку его отождествления с пространством, подлинность которого, как и подлинность собственной личности, то принимается и приплюсовывается, то отрицается и вычитается. В заключение отмечу, что подобные душевные колебания позволили внести эмоциональный оттенок в название выставки, окрасивший ее поэтику драматической интонацией «преодоления», - преодоление как постижение, ход которого предсказывать еще рано. Однако не стоит забывать, что современное искусство приходит не как нечто неизбежное, оно рождается творческой волей настоящего. Несмотря на пассивное желание интеллекта сбросить с себя ответственность, намекая на популярные ныне мысли о конце истории, лицо искусства нашего времени - плод выражения наших творческих грез, в противном случае - развитие всей истории искусства ограничилось бы плагиатом форм. В этом плане творческие поиски профессиональных художников, входящих в период артистической зрелости, нельзя недооценивать, так как то художественное пространство, которое возникает в их произведениях - уже есть качественно новая художественная материя эстетического языка, выражающего переживания личности и на уровне наблюдений, и на уровне озарений.
Автор текста:
Давыдова О.С.,
кандидат искусствоведения,
старший научный сотрудник НИИ РАХ, член АИС
Фотоотчёт с выставки.
Напомню, что оталось только 3 дня, чтобы посмотреть выставку. 21 июля - последний день.
Пространство, что неведомо еще нам,
уже ведет нас, ширится в груди,
и раскрывает в нас все тише, тише,
чем каждый, сам того не зная, жив…
Р.М. Рильке. Прогулка
«Преодоление пространства» - выставка молодого поколения членов Московского Союза художников, творчество которых вошло в тот период артистического взросления, когда следование усвоенной школе постепенно сменяется поиском собственного пластического языка, а образное мышление вырабатывает индивидуальную метафорическую поэтику. Однако не только общий для участников выставки отрезок активных «авангардных» диалогов с пластической традицией послужил тем объединяющим началом, которое легло в основу смыслового синтеза живописных, фотографических и скульптурных работ 28 участников экспозиции. Несмотря на разность темпераментов, художественных решений и тематических акцентов, сквозным лейтмотивом выставки проходит образ окружающего пространства, постигаемого внутренним «я» художника, - пространства улиц, дорог, знаков, домов, светящихся фар, фонарей, пространства скоростей, машин и чисел, главная идея которого скрывается в вопросе-монологе о человеке, о его самоидентификации с настоящим временем, о его проецируемом на внешний мир внутреннем взгляде, неизбежно формирующем пластический и эмоциональный портрет современности.
Постижение зрительного опыта восприятия жизни самым непосредственным образом связано с категорией пространства - пространства не только как физической протяженности, размеченной на географической карте именами тех или иных стран, городов и местностей, но и как синтетичной пластической структуры, выявляющей тот незримый мир душевной топографии, - мир чувств, мыслей, наблюдений, переживаний, привязанностей и разрывов, - который формируется во внутреннем персональном времени индивидуальности. Образы визуальных искусств интенсивнее всех других видов художественного выражения воплощают этот сложный двойственный характер понятия пространства. Синтез натурных наблюдений, эмпирических ощущений и пластических преображений - один из основных механизмов сцепления артистического языка и личностных прозрений. Подобную метаморфозу перехода внешнего во внутреннее, пробуждающую визуальное эхо новых художественных форм, и призван отразить проект «Преодоление пространства».
Важной особенностью рождения выставочной идеи является факт ее непосредственного сложения внутри материала, изначально отобранного самими художниками независимо от общей теоретической концепции. Подобный живой ритм формирования экспозиции позволяет более свободно и естественно говорить об определенных мировоззренческих моментах пересечения образного мышления участников, объединенных одним возрастным критерием (поколение 30-40-летних художников) и общей классической школой (большинство участников выставки - выпускники Московского государственного академического художественного института им. В.И. Сурикова).
Как уже отмечалось выше, смысловую доминанту коллективной экспозиции можно было бы определить темой взаимодействия пространства и человека. Что такое пространство как предмет изображения? Каждый из участников выставки дает свой ответ. Подобный акцент на индивидуальных качествах восприятия, сам по себе являющийся глубоким содержательным резервуаром, объясняет широкий диапазон стилистического и жанрового спектра произведений, не ограничивающихся представлением пространства только в качестве пейзажа. И, тем не менее, ненамеренное пересечение эмоционально-смысловых импульсов создает целостный образ многоголосой экспозиционной структуры.
В композиции выставки выделен целый ряд тематических блоков, призванных на уровне поэтических ассоциаций настроить зрителя на постижение художественных ритмов произведений. Открывающий экспозицию зал «Иллюзии пространства» демонстрирует возможности разных вариантов артистических интерпретаций понимания пространства как потенциального источника внешнего и внутреннего движений. Обширная периферия его визуальных метафор включает сюжеты, связанные и с механической динамикой напористого ритма скоростей, темпераментно преодолевающих отрезки путевых туннелей («Метровагон. Автопортрет» Д. Самодин), и с образами безудержного артистического полета, воспаряющего в область красочных фантазий («Этюд III» Н. Ситникова), и с завораживающей плавью вечерних огней реальных городов («Таганка» Е. Косушкина), и с экспрессией творческой игры («Театр» М. Суворова) - иллюзорного мира, точка опоры которого проходит через реальные сердечные привязанности художника, позволяющие ему на многолюдных улицах разглядеть близкие человеческие лица («Человек в городе» Д. Котлярова).
Экспозиция следующего зала призвана провести несколько тематических партий художественного осмысления пространства. В связи с этим в ней выявлены четыре смысловые группы, перетекающие друг в друга без строгого разделения визуальных границ. Гибкая структура взаимодействий создает подвижную художественную атмосферу, подобно той насыщенной звуковой акустике, которую производит эффект удержанной педали.
Своеобразным визуальным эпиграфом космогонических аллюзий поэтико-метафорического постижения пространства служит стенд «Мироздание». Произведения, размещенные на нем, пунктирно намечают возможные философские аспекты образных решений пространства. Бросок личности в мир, поиски ее самоидентификации, прорывы и порывы к свету («От белого к черному» Н. Рыкунов), сияние которого даже венчик одуванчика наделяет масштабом вселенской жизни («Венец» М. Смиренномудренский), утрата гармонии, соблазн искушений и влечений («Искушение» О. Гуревич), безудержное стремление к движению, взрывающемуся энергией механических скоростей («Благие намерения», «Отрицание» Д. Котлярова), зависания одиноких пауз, созерцательные удары творческих остановок («4 часа 33 минуты» П. Отдельнов), открывающие во внутреннем русле времени неисчерпаемые источники прозрений («Лондон» М. Суворова), - таков поэтический пульс смыслового либретто «Мироздания».
Группа работ, объединенных в раздел «Внутренняя музыка», проявляет образ пространства на уровне личной поэтики индивидуального мира художников, вслушивающихся в замкнутый ритм городов («Париж» М. Суворова, «Ритм пространства» А. Суворова), в метафорический спектр мерцающего подсознания, проступающего как сокровенная мелодия сквозь призму наплывающих образов реальности («Вечер в Загребе», «Утро» Д. Котлярова), всматривающихся в колорит воздушных фантомов, зависающих над точечными опорами архитектурных лабиринтов и едва различимых штришков, оставшихся от человеческих фигурок на расстоянии творческого «парения» («Ноябрь. Темза» Е. Буравлева). В отдельных образах художников (Н. Ситникова, П. Боркунов) рефлексирующая в глазу явь, словно обратная перспектива самопогружения, утопает в сознании пятнами чистого цвета, задавая абстрактные вариации на тему серого, голубого, красного, желтого, белого, и органично переводя сквозной мотив «внутренней музыки» в другие экспозиционные разделы. Отголоски ее интонаций можно найти в группе работ, объединенных темой «Лирика индустриального…», эмоциональную палитру которой формируют и мотивы трансцендентного движения в пространстве современного ландшафта, за дорожной полосой которого проступает гулкий зов вечности (П. Отдельнов), и саркастические улыбки по поводу поэтики прекрасного, предстающей в ее лирически-гротескном обличье (М. Смиренномудренский, О. Гавришева), и неиссякаемые классические мечты о пространственной гармонии, обнаруживаемой творческим взглядом даже в урбанистическом пейзаже. Оказывается, на фоне серых труб также могут возникать индустриальные Венеры, если в заводских гудках художник способен услышать не рев машин, а отстраненный гул мгновения («Обнаженная» Н. Зинченко). В «Набережной Неисцелимых» Иосиф Бродский заметил, что «человек есть то, на что он смотрит». В контексте современной практики изобразительного искусства акцент смещается в сторону восприятия и, скорее, мы вынуждены сказать, что человек есть то, что он видит.
Тема внешне отстраненного самоуглубления, замкнутой экспрессии жизни пространства («Новгород. Храм» И. Привознова) и жизни в пространстве проходит в группе работ, объединенных разделом «Фантасмагории одиночества». Меланхолическая поэзия безмолвных созерцательных диалогов выстраивает сложные внутренние взаимоотношения между окружающим миром и самоощущением современного человека, творчески преображающего изолированность обиходного времени фантастической явью в духе гофмановской реальности («Английский автопортрет» Р. Усачев). И здесь опять необходимо подчеркнуть то пробивающееся ощущение внутренней творческой свободы, которое преодолевает зависимость художественного воображения от одномерных значений и прямолинейных зрительных ассоциаций. Реальность московских подворотней и жестяных труб, пассивно заведенных вагонов и повисающих проводов - не помеха постоянной работе современного художника над внутренним образом.
Конечно, современное артистическое восприятие пространства включает не только психологически самоуглубленный или одухотворенно сентиментальный, отрешенно радужный взгляд на мир, предстающий в намеренно наивных «Детских снах», в которых повзрослевшие души по прежнему способны сохранять чистую веру в то, что цветы и растения говорят с человеком, а окружающий мир никогда не разрушает иллюзий (Е. Бурыкина). Экспрессия критического отношения к внешнему миру на разных смысловых и эмоциональных уровнях проявляется как в разделе «Города и люди», так и в группе произведений, объединенных темой «Деталь в мире: преодоление стаффажности» (3 зал). Особую современную интерпретацию в 3 зале получает тема маленького человека «постфабричной» эпохи. Минималистичный мир бумажного человека-статиста, выделяющегося на живописном фоне толпы, хранящем багровые отсветы цвета рембрандтовской страстной «старости» (Е. Плотников), также хрупок и раним, как тверд и статичен штампованный мир стальных механизмов (А. Сорокин). Экспозиция данного зала поднимает болезненную проблему ценностных критериев, формируемых имперсональной логикой внешнего мира: то ли человек как деталь объективно-механического пространства, то ли пространство как часть индивидуальной атмосферы человека, вбирающей монотонные плоскости земли и неба (П. Отдельнов).
Главная смысловая дилемма зала «Деталь в мире: преодоление стаффажности» подводит к разделу «Исторические наигрыши» - ключевому, с точки зрения осмысления объективных закономерностей диалога пространства с человеком. Столкновение разрозненных содержательных ритмов («Уходящие» Д. Котлярова, «Оплакивание» Н. Зинченко), безответственно шлягерный полимсест ценностей, балансирование сознания на грани провала в духовную пропасть и полета в космос, экспансивность современного арматурного пространства, нервозная рябь бьющихся в уши вопросов, электризующих шоком экзистенциальных тупиков («Диалог» М. Смиренномудренский), - весь этот агрессивный характер исторической смены культурных вех метафорически выражает концепция последнего зала экспозиции. Однако, внутреннее настроение «Исторических наигрышей» также не лишено поэтической концентрации визуальных интонаций, спасающей от брутальной математики общественной истории живой пульсацией индивидуального времени (цикл «День за днем» Д. Самодин), у которого есть и свое творческое пространство, и своя луна, и свое воображаемое дерево, нарисованное грифелем или краской.
Участвующие в выставке фотографические и скульптурные произведения также демонстрируют опыт творческого освоения художниками внушений окружающего пространства, в котором каждый из участников находит потенциально близкие его индивидуальному темпераменту внутренние сюжеты. На смысловом и художественном уровне иконография фоторабот обладает двумя разнохарактерными кульминациями. Первая связана с трактовкой образа человека как страдательной части социально ущемленного пространства; причем, в данной интерпретации можно услышать не только общественно-гражданские интонации, но и мотивы, апеллирующие к некрасовской традиции «физиологической» лирики (М. Глухов). Вторая - с постижением эстетического образа человека через потаенную внутреннюю энергию пространственной памяти, включающей воображение в игру архитектурных виражей улиц, зданий, аллей и музеев, сокровенная жизнь которых неприметно и непрерывно продолжает пульсировать втуне (Н. Рыкунов).
Стремление молодых художников проникнуть за фасадную сторону пространства, всмотреться в прячущиеся от прямолинейного взгляда теневые образы «углов», органично подводит к мысли о преобладающей в их искусстве тенденции синтетического постижения пространства. Как отмечалось выше, варианты его художественной образности раскрываются не только через постепенное знакомство того или иного художника с земной географией (например, с фигурирующими на выставке городами - Москвой, Парижем, Лондоном, Казанью и другими), но через творческое преодоление предметного барьера внешней формы, через проникновение в скрытую за ним душу времени, переводящего распадающиеся координаты окружающего мира в фокус личного измерения.
Подобные эмоциональные задачи естественно отвечают усложнившейся жанровой и пластической структуре, которую демонстрирует современная практика художников, развивающихся в русле традиционной живописной школы. Серьезная работа над творческим образом на современном этапе развития культуры зачастую требует от художника не только постижения и усвоения методов виртуозной передачи видимых явлений, но и активизации «композиторского мышления», включающего в реалистическую визуальную пластику элементы абстрактной поэтики. Конечно, в данной статье не время и не место говорить о виражах отечественной истории искусства в XX веке. Но все же, в связи с более точным пониманием творческих истоков большинства участвующих в выставке живописцев, нельзя не отметить, что внутреннее отношение к пониманию роли пластической формы было сформировано у них в процессе занятий в мастерской Н.И. Андронова - П.Ф. Никонова - Ю.А. Шишкова. Думаю, что выставка «Преодоление пространства» внесет свой штрих и в восприятие тех пока еще мало освоенных в искусствоведении слоев эстетического языка «шестидесятников», которые рельефнее проявляются на расстоянии исторической дистанции благодаря тенденциям, преобладающим в творчестве их молодых учеников. Ставший возможным в изменившихся гражданских условиях выход «преемников» в свободную метафорическую область раскрытия темы жизни в пространстве, позволивший художникам преодолеть сюжетные совпадения с искусством учителей, сохранив при этом серьезность интонаций внутренних вопросов, можно рассматривать как своеобразное свидетельство времени о том психологическом прорыве «сурового стиля» в области антропологической и пластической поэтики, который зачастую слишком локально ограничивается конкретным моментом социально-политической ситуации. Однако, совсем неслучайно обобщенно-пустынный пейзаж «Геологов» Никонова психологически перекликается с пространственными монологами Никола де Сталя, пластически отражающими абстрактную мимику одиночества. Начатые «шестидесятниками» формотворческие поиски ассоциативной передачи изменений в «душевном состоянии» человека на расстоянии нескольких десятилетий все более интенсивно проявляют их сугубо творческий аспект, позволяющий обнаружить неожиданные закономерности в развитии истории искусства как позднесоветского, так и постсоветского периодов.
В этой связи хочется отметить одну особенность, присущую большинству живописных образов, возникающих на полотнах художников данной выставки. Связь с предшествующей традицией обнаруживается отчасти в том психологическом феномене, что пространство в их произведениях звучит как наполненная внутренним присутствием личности пластическая пауза, причем напряжение молчаливого уединенного диалога человека с внешним миром ощутимо даже там, где фигуративно его присутствие вынесено за скобки картинной плоскости. Все это приводит к тому, что внутренний портрет «современника» рождается именно через попытку его отождествления с пространством, подлинность которого, как и подлинность собственной личности, то принимается и приплюсовывается, то отрицается и вычитается. В заключение отмечу, что подобные душевные колебания позволили внести эмоциональный оттенок в название выставки, окрасивший ее поэтику драматической интонацией «преодоления», - преодоление как постижение, ход которого предсказывать еще рано. Однако не стоит забывать, что современное искусство приходит не как нечто неизбежное, оно рождается творческой волей настоящего. Несмотря на пассивное желание интеллекта сбросить с себя ответственность, намекая на популярные ныне мысли о конце истории, лицо искусства нашего времени - плод выражения наших творческих грез, в противном случае - развитие всей истории искусства ограничилось бы плагиатом форм. В этом плане творческие поиски профессиональных художников, входящих в период артистической зрелости, нельзя недооценивать, так как то художественное пространство, которое возникает в их произведениях - уже есть качественно новая художественная материя эстетического языка, выражающего переживания личности и на уровне наблюдений, и на уровне озарений.
Автор текста:
Давыдова О.С.,
кандидат искусствоведения,
старший научный сотрудник НИИ РАХ, член АИС
Фотоотчёт с выставки.