Русь, монголы и климатический фон XII - XIV веков
Еще одна интересная статья от judgedee. Еще немного про климат, монголов и Русь.
Как уже однажды писал ваш покорный слуга, история не прекращает свой ход. И проявляется это как в великом, так и в малом. Даже иногда - в ничтожном, но всё равно время от времени повторяющемся.
К настоящему моменту на нашем ресурсе наметился тренд на очередную волну т.н. "монголоскептицизма". Видимо, авторы, "работавшие" в этом жанре раньше, сочли, что времени прошло уже достаточно, и прошлый заход успел выветриться из памяти целевой аудитории. К тому же, всякие КОБорванцы теперь уже не крадут у них шоу. Так почему бы не попробовать вновь?
Но, к сожалению, за время вынужденного простоя эти авторы так и не удосужились сложить новых песен, и ныне пытаются выезжать на прежнем репертуаре, многократно уже разобранном по полочкам, взвешенном, измеренном и признанном ни на что не годным. Всё так же будируются вопросы ТТХ средневековых монгольских буцефалов, проблем фуражировки в степи и общей способности орды степняков успешно воевать с неплохо для своего времени развитыми цивилизованными государствами.
Не вдаваясь в подробности, общий ответ на все эти вопросы остаётся прежним. Если заведомо не имевшие доступа к работам друг друга и опиравшиеся на заведомо различные источники русские, итальянские, персидские и китайские летописцы описывают явление в целом одинаково, то оно объективно имело место быть. Монгольские завоевания - исторический факт, и отрицать их - дело бесперспективное. При этом, вопрос, как у монголов в принципе могло такое получиться, вполне правомерен. Но то, что отдельный любопытствующий дилетант не в состоянии дать на него ответ с теми знаниями, которыми располагает - это, право слово, проблемы отнюдь не монголов, и не академической науки.
Впрочем, негодность ответов не означает, что вопросы были подняты неинтересные. В самом деле, как так вышло, что прежде никому не известный этнос, по любым меркам происходивший с окраины обжитой Ойкумены, сумел завоевать большую часть континента? Как так вышло, что Древняя Русь, уже на тот момент имевшая богатейший опыт противостояния набегам степняков, не устояла перед очередной их волной? И, в конце концов, почему так получилось, что огромная империя Чингизидов в очень короткие по историческим меркам сроки прекратила своё существование, оставив после себя лишь слабые разрозненные ханства, вид которых на фоне сведений о былом могуществе выглядел мало что не издёвкой?
В поисках корректного ответа на поставленные вопросы хотелось бы предложить рассмотреть монгольскую проблематику в контексте, заданном одной из моих прошлых статей: " Что движет историю?".
NB!: Да, немного нескромно =) Тем не менее, не отказываться же от прошлых наработок, если они могут быть полезны?
Вкратце напомню тезисы, выведенные в той статье в качестве результатов анализа корреляции известных исторических событий с имевшими место по данным современных исследований климатическими изменениями:
1. Поздние этапы климатических оптимумов - время массовых миграций и экспансии.
2. Ранние этапы климатических пессимумов - время тяжелых ресурсных кризисов.
3. В силу неоднородности климата на всей поверхности земного шара, регулярно находятся те, для кого климатический пессимум - наоборот, время, удобное для экспансии.
Также будет разумным добавить к ним ещё один тезис, напрямую в той статье не сформулированный, но косвенно подразумевавшийся:
4. Периоды климатических оптимумов - время собирания земель и основания империй.
При этом, рассмотрение средневековой истории в той статье было остановлено на окончании в 660-м году климатического пессимума и наметившегося после него нового потепления, вскоре ознаменовавшегося началом экспансии викингов. С этого места и предлагаю продолжить, хоть настолько ранние события и выходят за рамки указанного в заголовке периода. Тем не менее, без их рассмотрения климатический контекст, в котором существовала Монгольская империя, будет неполон. Таким образом, хотя бы вкратце, но рассмотреть их необходимо.
Наметившееся потепление, с началом X века и вовсе принявшее характер климатического оптимума, закономерно стало временем собирать камни. Конечно, не везде и не всегда этот процесс шёл гладко. Времена, по сравнению с холодным периодом, не говоря уже о римском оптимуме, серьёзно изменились, и народам Евразии теперь предстояло мучительно, методом проб и ошибок, искать способы успешно выстраивать свою жизнь в новых условиях. Естественно, не обходилось без эксцессов, каковыми явились, к примеру, распад прежде могущественной империи Каролингов на Западе и упадок величайшей за всю китайскую историю династии Тан на Востоке. Однако, нишу державы Карла Великого заняла Священная Римская империя, а Китай был вновь объединён в составе империи Сун, поскольку такова была логика исторического момента, располагавшего к собиранию земель.
Не осталась в стороне от этого процесса и Древняя Русь, проделавшая между IX и XI веками путь от совокупности разрозненных восточно-славянских племен до неоспоримого восточно-европейского гегемона, претендовавшего на более чем существенное влияние и в западной части субконтинента (подробнее этот процесс был описан в первых статьях цикла "Геополитика Древней Руси": " Становление", " Укрепление" и " Расцвет"). Немаловажным фактором, влиявшим на этот процесс, было и то, что потепление, ставшее подарком судьбы для значительной части держав и этносов, для народов Великой Степи обернулось суровыми испытаниями. Так, весь X век явился для степной полосы Евразии веком непрерывной засухи. В результате, некогда грозные степные кочевники значительно ослабли, и серьёзную опасность для юго-восточных рубежей Древнерусского государства представляли только в моменты усобиц.
На фоне начавшегося климатического оптимума в Европе наметился демографический рост, что в условиях существовавших социальных институтов создавало необходимость, образно выражаясь, "выпустить пар", грозя в противном случае означенные институты уничтожить. Для Западной Европы таким "выпуском пара" стали Крестовые походы, которые косвенным образом поставили Древнерусское государство в крайне непростое положение. На фоне общего для всей Европы роста численности населения, Русь лишилась залога своего прошлого благоденствия - безальтернативности торгового маршрута "из варяг в греки", что стало приговором для её политического единства. Но вместе с тем демографический рост всё-таки нашёл выход, вылившись в массовую колонизацию Северо-Востока, ныне являющегося ядром Российского государства (подробнее эти события рассмотрены в заключительных статьях цикла "Геополитика Древней Руси": " Надлом" и " Эпилог").
Тем временем, вековая засуха в Великой Степи закончилась, и кочевники вновь стали набирать силу, присоединившись к общему демографическому росту - даром, что климат становился не только теплее, но ещё и более влажным, с понятными последствиями для степного разнотравья. В XII веке это вылилось в наступление половцев на Русь, и чжурчженей - на империю Сун. Русь выстояла. Как уже отмечалось в "Надломе", Северное Причерноморье в силу климатических причин представляло собой для кочевников отнюдь не землю обетованную, а самую настоящую ловушку, вынуждая их в зимний период переходить на полуоседлый образ жизни и тем самым превращая в лёгкую добычу для жаждущих поквитаться за прошлые набеги русских дружин. Но, в отличие от половцев, перед чжурчженями таких проблем не стояло, из-за чего империя Сун, потерпев серию крайне чувствительных поражений, потеряла контроль над северной частью страны. Впрочем, тот самый демографический рост сумел сделать то, что не удалось войскам - в течение пары последующих веков захватчики были полностью ассимилированы коренным китайским населением, и императоры установившейся династии Цзинь отличались от большинства своих подданных уже скорее по названию, нежели по культуре.
Население континента меж тем продолжало расти. В Западной Европе страсти накалялись столь сильно, что Крестовые походы уже не помогали. В частности, стало намечаться длительное противостояние, и отнюдь не всегда - холодное, между английскими Плантагенетами и французскими Капетингами, бывшими претендентами на лидерство в регионе. Также, при всём экономическом, территориальном и военном росте, всё более и более раздробленной становилась Священная Римская империя, что ограничивало её влияние её же собственными границами, в пределах которых даже могучему Фридриху Барбароссе с трудом удавалось призывать к порядку много о себе возомнивших вассалов, вроде саксонского герцога Генриха Льва.
Сходная политическая обстановка складывалась и на Руси, где каждый из удельных князей был сам себе верховным правителем, и присоединялся к каким-либо общим мероприятиям лишь в той мере, в которой это было ему выгодно. Нередко чувство этнического единства пасовало перед политикой текущего момента - и тогда князья не стеснялись натравливать друг на друга половцев, прежних смертельных врагов, ставших инструментом сведения счетов во время усобиц.
Но демографический рост касался далеко не только уже сложившихся держав того времени. Тот же процесс шёл и в степях по берегам Орхона и Керулена, где привычные кочевья становились слишком тесными для возросшего населения. В условиях достаточно суровой политики окитаившихся чжурчженей по отношению к бывшим собратьям-кочевникам, о расширении ареала кочевий не могло быть и речи - любой даже самый смутный намёк на это карался очень стремительно и крайне жестоко. Императоры Цзинь помнили, откуда пришли их предки, и потому делали всё, что могли, чтобы не разделить судьбу прежней династии и не быть сметёнными новой волной захватчиков.
Парадоксально, но своими действиями они этот исход и приблизили.
Огромное количество степняков в результате чжурчженьской политики становилось изгоями-одиночками, пробавлявшимися охотой, наёмничеством и разбоем. А в силу общего роста численности населения стремительно рос и их процент среди степняков. В таких условиях появление среди этих лишних людей степного общества достаточно авторитетного атамана, способного призвать их силой взять от жизни всё, в чём они были обделены, являлось лишь вопросом накопления критической массы подобных "людей длинной воли" и времени.
Цзиньцы, надо заметить, это прекрасно понимали, потому появление возможных кандидатов на эту историческую роль встречали показательными расправами, как правило - руками полу-вассальных татар (жужаней), но в отдельных случаях - и собственными силами. И так они сумели оттянуть неизбежное больше чем на полвека. После чего одному из кандидатов посчастливилось увернуться от их террора. Его мы ныне и знаем под ставшим именем собственным титулом Чингис-хан.
Надо заметить, что, вопреки часто встречающимся оценкам, потомки чжурчженей не были ни изнеженными, ни расслабленными. Армия империи Цзинь была прекрасно обучена, вооружена и в высшей мере боеспособна. Но Чингис-хана администрация Цзинь банальнейшим образом проморгала. В первый раз - когда не сумела помешать ему объединить степняков под своей властью. И во-второй - когда отложила расправу над ставшим проявлять строптивость формальным вассалом ради скорейшего завершения очередной войны с империей Сун.
Та война завершилась победой цзиньцев, но полностью сунцы разгромлены не были, и нового нападения можно было ожидать в любой момент. Это вынуждало цзиньцев держать свои наиболее боеспособные регулярные войска на южном направлении. Беда же пришла с севера.
В первых боях монголам противостояло преимущественно пешее ополчение, принудительно набранное из покоренного чжурчженями китайского простонародья. При всей многочисленности, выучка и боевой дух этих откровенно вспомогательных армий оставляли желать лучшего. Таким образом, разгромные поражения от также не блещущих выучкой, но предельно мотивированных и на индивидуальном уровне намного более сведущих в военном деле степняков были вполне закономерны. Это и стало основой для того, что произошло дальше.
Несмотря на то, что за много поколений чжурчженьские завоеватели стали неотличимы от китайцев, они всё равно оставались для аборигенного населения пришлой знатью, правившей по праву сильного, и не более того. А монголы хоть и были для китайского населения чужаками и варварами, вместе с тем формально представляли собой вассалов династии Цзинь. То есть, были такими же страдальцами от чжурчженьского гнёта, которые отличались от китайцев тем, что решились восстать. И, одержав серию крупных побед, продемонстрировали всем желающим, что достаточно сильны, чтобы их восстание увенчалось успехом.
В общем, китайцы стали переходить на сторону Чингис-хана целыми армиями. И тогда тот, поняв, что происходит, принял решение, изменившее историю всего континента.
Изначально целью монгольского вторжения было поквитаться с цзиньцами за прошлые обиды и вволю их пограбить. По факту, предполагался обыкновенный набег степняков, просто более масштабный, чем обычно. Но реакция на его успешность открыла редкую возможность. Которую Чингис-хан не упустил, перейдя от набеговой тактики к захвату территорий. Регулярные войска, составленные из этнических чжурчженей, оказывали ожесточённое сопротивление, но теперь, когда против них объединился практически весь регион, их стали попросту давить количеством. Но, надо заметить, полностью при жизни Чингис-хана они так и не были разгромлены.
А теперь давайте представим себе настроения среди монголов и их союзников после того, как их набег вдруг обернулся завоеванием.
Нет, даже не так.
Давайте представим себе, что произойдёт с мироощущением вчерашнего деклассированного элемента, если он, подмяв под себя родной неблагополучный регион, направится покуражиться в метрополию, в процессе чего спутается с местным народно-освободительным движением и с удивлением для самого себя станет правителем.
Или, если уж совсем называть вещи своими именами, представьте себе, до каких высот взлетит самомнение и на каких глубинах пробьёт дно оборзение провинциальных "братков", в процессе банальнейшего ограбления оказавшихся в нужное время в нужном месте и в силу этого умудрившихся сменить собой действующую власть.
Монголы приобрели просто невероятную уверенность в собственных силах, и, если можно так выразиться, стали крайне задиристы геополитически. Дипломатия Чингис-хана, если посмотреть на пример конфликта с Хорезмом, строилась на том, что послы, направленные для разрешения неприятной, но рядовой по тем временам ситуации, вроде обиды купцам, стремительно доводили правителя, к которому были направлены, до белого каления, в силу чего возвращались в Каракорум уже их отрубленные головы. На что хан ханов разводил руками, мол, не желают они по-хорошему, и начинал вторжение.
Шах того же Хорезма монголов откровенно недооценил, сочтя, что лучшей тактикой против них будет пассивная оборона, поскольку хорошо укрепленным городам степные разбойники ничего сделать не смогут. Войска Чингис-хана, однако, располагали и трофейными китайскими осадными орудиями, и, что важнее, китайскими же специалистами по применению этих орудий на практике. В течение года множество городов, не подготовленных к такому повороту событий, были взяты и разрушены монголами, причем, после первых нескольких случаев, городские гарнизоны, уверившиеся в непобедимости степняков, сдавались почти сразу. Так война хорезмшахом и была проиграна - без боя.
Аппетит, как известно, приходит во время еды, и вскоре после завоевания Средней Азии Чингис-ханом были отправлены в рейд на запад его первенец Джучи и лучшие полководцы Субэдэй и Джебэ. Впрочем, Джучи пренебрег приказом отца, и завоевательный рейд превратился в разведку боем.
Путь Субэдэя и Джебэ пролегал по стандартному маршруту степных миграций, из-за Каспия, через Волгу и в Северное Причерноморье. В том рейде монголы шли, можно сказать, по стопам сарматов, гуннов, печенегов и половцев. С последними они закономерно и столкнулись.
Половецкие ханы в своих перемещениях по степи с Хорезмом контактировали, так что о судьбе его знали и к недооценке монголов были не склонны. Потому после первых же столкновений и призвали южно-русских князей на помощь. Те, судя по всему, монгольскую угрозу всерьёз не приняли, результатом чего и стал разгром на Калке, где монголам противостояла не столько единая русско-половецкая армия, сколько несколько отдельных дружин, слабо взаимодействовавших друг с другом.
В целом рейд Субэдэя и Джебэ был скорее неудачным, поскольку завершился на обратном пути болезненным поражением от волжских булгар. Однако, в нём монголы получили много ценной информации, касавшейся расположения русских княжеств, их силы и взаимоотношений между собой.
Применение эта информация нашла чуть более 10 лет спустя. Такой паузой Русь была обязана отчаянному сопротивлению Волжской Булгарии, где монголов сразу оценили по достоинству и потому поначалу жестоко громили. Но к тому моменту те уже набрали слишком большую силу, и всё, что булгары могли - это оттягивать момент своего поражения. Когда же этот момент настал, монголы вторглись на Русь.
Их полчища, согласно современным оценкам, отнюдь не были неисчислимыми - всего 30-40 тысяч всадников, не больше. Но они хорошо представляли, где и когда следует ударить. Взять хотя бы то, что первый удар они нанесли именно по Северо-Восточной Руси, в отличие от южных княжеств, вниманием степняков отнюдь не избалованной. Или то, что вторжение началось зимой, в сезон, когда именно русские дружины ходили в степь, а не наоборот. В этом, к тому же, кроме фактора неожиданности (который всё равно не сработал - русские князья знали о подготовке вторжения от волжских булгар) имелся и практический смысл. Летом преимущественно конная монгольская армия сильно замедлилась бы на лесных дорогах, став тем самым лёгкой добычей для даже относительно немногочисленного противника. Зимой же по замёрзшим рекам монголы могли передвигаться быстрее слухов о своём приближении, из-за чего каждый следующий город оказывался элементарно не готов к их появлению. Также нападение зимой решало и вопрос фуражировки. Все необходимые армии припасы уже были собраны в городах, причём, из расчёта на прокорм горожан до весны и немного сверху. До следующего города этого более-менее хватало.
Такой подход, к слову, вполне объясняет, почему монголам до последнего сопротивлялись даже небольшие города, заведомо не имевшие никаких шансов. Посреди зимы без припасов их всё равно ждала верная смерть, так лучше уж в бою, чем от голода. Этим, заодно, объясняются и причинённые нашествием разрушения.
И не сказать, чтобы это сопротивление оказалось бесплодным. Затрачивая на каждый город больше времени, чем рассчитывали, монголы, выражаясь современным языком, выпали из расписания, и после взятия Торжка оказались в положении, близком к отчаянному. Начинавшаяся весна грозила поставить крест на главном монгольском преимуществе - мобильности, а Новгород, даже если бы его получилось взять, стал бы весьма сомнительным утешением за неминуемое разгромное поражение в весенне-летней кампании. Потому монголам ничего не оставалось, кроме как, не дойдя до Новгорода всего сотню вёрст, развернуться и направиться обратно в степи, разделившись на две более компактные армии и стараясь не ввязываться в крупные сражения. Основная группа монголов отступала через Смоленщину, где не смогла ничем поживиться, поскольку, согласно "Слову о Меркурии Смоленском", была разбита и обращена в бегство. Поражение вынудило монголов повернуть на северо-восток, по широкой дуге обходя крупные города, возле которых их могли добить окончательно, пока, наконец, они не соединились со второй своей армией под Козельском.
К Козельску ордынцы вышли в условиях тяжелой бескормицы, и его взятие было для них вопросом элементарного выживания. Без получения доступа к запасённому в городе фуражу они бы просто не дошли до степи. Этим и можно объяснить, почему монголы предпочли тяжелый трёхдневный штурм с колоссальными потерями, фактически - заваливание маленького городка мясом, длительной осаде по всей строгости военной науки.
Так или иначе, монголы смогли уйти в степь, где за лето сумели восстановиться и восполнить потери добровольно-принудительным призывом половцев, после чего, перезимовав, со следующей весны начали завоевание южнорусских княжеств. Что, кстати, ещё раз показывает хорошее понимание монголами местных условий - в противовес Рязани и Владимиру, Чернигов и Киев как раз зимой и могли чувствовать себя в относительной безопасности, но летом были значительно более уязвимы к ударам со степной стороны. Местных степняков в их набегах сдерживала перспектива неминуемой зимней расплаты за летние художества. Но монголам, бывшим в Северном Причерноморье чужаками, и переселяться в него не собиравшимся, это было без разницы. В результате южные княжества подверглись разорению ещё большему, чем в прошлой кампании - северо-восточные. Это было обусловлено также и принципиально иной парадигмой фуражировки. Если зимой источником припасов были амбары захваченного города, в то время как отдельные хутора и деревни оставались в относительной целости, то летом-осенью, особенно - в Черноземье, целью для фуражиров становилась именно сельская местность. При том, что города всё равно подвергались разорению, как опорные пункты местной власти. В результате, оседлое население южных княжеств было выбито практически полностью.
Здесь будет целесообразно подвести предварительные итоги, чтобы объяснить дальнейшее развитие событий.
Успешности ордынских завоеваний на первых порах способствовала катастрофическая недооценка монголов чжурчженями и хорезмитами, после первых поражений перешедшая в другую крайность и сменившаяся некритичной убеждённостью в их непобедимости. Тогда же родился историографический миф о мало что не многомиллионных полчищах, способных задавить кого угодно банальной массой - хотя на практике скорее имела место деятельность сравнительно небольших высокомобильных соединений, с помощью которых можно было ситуативно создать численный перевес на отдельно взятом поле боя или под стенами отдельно взятого города. Монгольское могущество в действительности родилось только постфактум, когда Китай и Хорезм уже были завоёваны - а это произошло преимущественно из-за ошибок императора Цзинь и хорезмшаха с их окружением. Увы, не бывает таких великих держав, которые не могло бы погубить не менее великое облажание их правителей - уж простите за грубый термин, но точнее здесь не выразиться.
Что до Руси... Часто выдвигается мнение, что русские князья монголов также проморгали и недооценили, в качестве яркого примера чего приводится слабая организованность потенциально более сильного русского войска при Калке. И, пожалуй, до Калки так оно и было. Но после того поражения недооценка закончилась.
Князья получили отличное представление о том, с кем столкнулись, о чём свидетельствует их деятельность в период перед нашествием. Они без разговоров заключили мир с булгарами, когда ордынцы появились на Волге. Они внимательно следили за тем, что происходило в степи, и прекрасно представляли, когда и где будет нанесён удар. Они массово писали восточно-европейским королям, обосновано уверяя их в том, что если монголов не остановить, то их земли будут после Руси следующими.
Но на западе русским предупреждениям не вняли, сочтя готовившееся вторжение отличным случаем ослабить непростого восточного соседа и решив, что израсходовав все силы на Русь, дальше монголы пройти не смогут.
А для Руси было уже поздно. Во-первых, сумев победить на Калке, монголы уже получили сведения, позволявшие им спланировать войну наиболее неудобным для русских князей образом, и катастрофа, постигшая северо-восточные княжества, была бы неизбежной в любом случае. А во-вторых - князья отнюдь не были идиотами, и вряд ли имели иллюзии насчёт способности выстоять против монголов по-отдельности. Но не были они и сверхлюдьми, способными в течение одного десятилетия починить то, что и сами они, и многие их предшественники методично ломали на протяжении сотни лет, и вернуть Русь ко временам хотя бы Мономаха. Желание объединить силы в таких обстоятельствах, безусловно, важно, и оно, судя по всему, имело место в действительности. Но от одного желания необходимая для эффективных совместных действий организованность не возникнет.
Потому, из-за нехватки организованности, монголов и не добили после победы над ними около Смоленска. Потому их не перехватили при отступлении в степь. Потому их не взяли тёпленькими во время зимовки, как князья вполне умели обходиться с теми же половцами. Потому - ещё много чего, что можно было бы ожидать от хоть немного более централизованной державы, но на что оказалась неспособна совокупность независимых удельных княжеств.
В этих условиях великим князем Владимирским Ярославом, отцом Александра Невского, и было принято непростое решение признать вассальную зависимость от монголов. В противном случае ордынцы вполне могли сделать зимние нашествия на Русь мало что не ежегодными. Вполне возможно, что со второго захода князья смогли бы дать монголам значительно более серьёзный отпор. Но потери в людях и ресурсах всё равно были бы очень чувствительными - а западные границы Руси уже пробовали на зуб тевтонские рыцари. Война на два фронта погубила бы Русь гарантировано, и потому следовало выбрать направление, на котором можно было бы заключить мир.
Условиями мира с монгольской стороной были признание формальной зависимости и ежегодная выплата дани, остальным же ордынцы не интересовались. Условиями мира с тевтонцами было сдать земли под прямое орденское управление, перейти в католичество и тихонько сдохнуть, освободив место для непомерно умножившегося европейского населения, которое западные короли уже не знали, куда утилизировать. В общем, выбор был очевиден.
При этом, популярные в определённых кругах представления об "унии" Руси и Орды, при всей своей романтичности, всё-таки лишены оснований. Это был выбор меньшего из зол в чистом виде. Меньшего - но всё-таки, объективно, зла.
Впрочем, было бы несправедливым полностью сводить Чингис-хана к дорвавшемуся до власти криминальному элементу и отказывать ему в государственном мышлении. Проведённые им внутренние реформы позволили привить степным бандитам хотя бы базовые понятия о законе и дисциплине, во многом благодаря чему монгольская власть на континенте и смогла продержаться определённое время. Да и разбойничьи корни большой империи не являются в истории чем-то уникальным - тот же Рим в первые годы своего существования был тем ещё логовом всяческого лихого люда.
Но сначала, после смерти Чингис-хана, в Монголии началась кровопролитная гражданская война, связанная с дележом наследства, во время которой Золотая Орда на Волге, Чагатайская Орда в Казахстане и Сибири, государство ильханов в Персии и империя Юань в Китае стали де-факто независимыми, при весьма туманном и мало к чему обязывающем статусе де-юре.
А потом вмешался климат.
К 1300-му году Евразия достигла пика демографического роста. И вместе с тем в то же время окончился климатический оптимум классического Средневековья, сменившись новым похолоданием, известным в климатологии, как Малый ледниковый период. А климатические пессимумы - время тяжелых испытаний для больших империй.
Евразия пережила в начале XIV века полномасштабную экологическую катастрофу. Начавшиеся заморозки на корню уничтожили урожай, что привело к массовому голоду. Голод привёл, с одной стороны, к обострению политических противоречий и массовым войнам, а с другой - к скученности и без того разросшегося населения вокруг источников провизии, что привело к катастрофическим жертвам, когда пришла чума - та самая знаменитая Чёрная смерть.
Монгольские ханства в результате голода и эпидемий существенно ослабли, что привело к серии тяжелых социально-политических потрясений, получивших в летописях название "Великая замятня", когда за короткий промежуток времени на престоле Золотой Орды сменилось около 25 ханов. Кроме того, ослаблению Орды способствовала и экспансия Тамерлана, чьи земли, выражаясь терминами статьи "Что движет историю?", оказались в климатической противофазе по отношению к другим регионам. Проще говоря, губительное для остальных похолодание принесло на засушливый юг Средней Азии обильные дожди, что поспособствовало стремительному подъему региона, вылившемуся в серию успешных завоеваний.
Примерно в 1370-х годах первая фаза похолодания окончилась, сменившись временным потеплением. Тяжелые неурожайные годы прекратились, что и позволило Руси придти в себя и набрать определённую силу. Которая, в свете монгольской ослабленности, моментально получила выход в виде всё более независимой политики, кульминацией которой стала историческая победа на Куликовом поле. Через два года после неё поддержанный Тамерланом хан Тохтамыш разорил Москву и на время восстановил статус кво. Однако, психологического эффекта от победы это не отменило - все увидели, что монголов бить стало можно. К тому же, вскоре отношения Тамерлана и Тохтамыша испортились, и между ними началась война.
Вскоре Золотая Орда прекратила своё существование. О своей формальной преемственности от неё и, соответственно, праве на дань, заявила т.н. Большая Орда - которой московские князья в дани регулярно отказывали, смиряясь с таким положением дел только по результатам военных неудач. Москва к тому моменту ещё не стала достаточно сильной, и процесс собирания земель, к которому Русь в своё время не успела приступить именно из-за монгольского нашествия (и чего, как мы уже рассмотрели выше, Руси не хватило, чтобы это нашествие отразить), был ещё в самом разгаре. Когда же князь Иван III сумел объединить под своей властью большую часть русских земель и в очередной раз отказался выплачивать дань,ещё более ослабшая Большая Орда уже ничего не смогла этому противопоставить. На этом ордынское иго и закончилось.
В дальнейшем же продолжались примерно те же самые процессы. Россия продолжала объединяться и усиливаться. Ордынские (и уже совсем не монгольские) ханства продолжали распадаться и слабеть. И закончилось это вполне закономерно - завоеванием окончательно измельчавших ханств, так и не оправившихся от потрясений первой фазы Малого ледникового периода, и включением их в состав Российского государства, в полной мере воспользовавшегося временным потеплением второй фазы.
После, однако, была третья, холодная, фаза, начавшаяся с вулканической зимы 1600 года, с последующими голодом и Смутой. Россия, однако, выстояла. Во-первых, потому что покусившаяся на неё Польша и сама испытывала сильный ресурсный голод. А во-вторых - потому, что на момент начала катаклизма Россия была на взлёте, и объединяющий эффект от собирания земель был ещё далёк от исчерпания.
Подведём итоги.
История подъёма монголов, если рассмотреть её в деталях, сама по себе никаких особых аномалий не имела - достаточно стандартный пример агрессивной имперской экспансии времён климатического оптимума. Аномалия была во времени, на которое пришлась эта экспансия - заключительный этап оптимума, а не начальный/средний, как было, например, в случае Рима. Конец тёплого периода - это, если "по классике", время, в которое намечаются центробежные тенденции в уже существующих крупных империях, а не возникают новые. Монголы же просто опоздали. С одной стороны, такой запоздалый рост дал им преимущество перед вошедшими в проблемный этап старшими конкурентами. С другой же, они угодили под начавшийся климатический пессимум ещё толком не оперившимися, что постепенно вернуло их ханства в социально-политическое состояние, имевшее место до начала экспансии - так, словно никакой Монгольской империи и не было. Этот феномен, пожалуй, и порождает скепсис в среде не до конца разобравшихся в вопросе любопытствующих дилетантов. Однако, каким бы невероятным оно не казалось для поверхностного взгляда, это было естественным результатом протекания естественных процессов, в особенности - природных. Проще говоря, будь ты хоть Чингис-хан, против климата не попрёшь.
И напоследок.
Ответ на вопрос, как так могла получиться вся эта история с монголами, кроме всего прочего, даёт много пищи для размышлений о том, кто такие мы, русские.
Наша государственность изначально сложилась в начале средневекового климатического оптимума и пришла в упадок к его окончанию. История сослагательного наклонения не имеет, но в иных обстоятельствах, если бы всё и дальше шло своим чередом, наступление пессимума в XIII веке нас бы добило, как это уже происходило на рубеже Бронзового и Железного веков с древнейшими индоевропейскими культурами Русской равнины. А после, если по аналогии с тем временем, были бы долгие века замкнувшейся в себе загадочной северной лесной части Скифии, сонной, разрозненной и влияющей на мировую историю не больше самодийских племён Сибири. Что было бы дальше, наверняка сказать невозможно, но почему-то есть ощущение, что нашим "дорогим западным партнерам" такой сценарий пришёлся бы по вкусу.
В реальности, однако, произошло иначе, и из-за монгольского нашествия наш государственный жизненный цикл сместился. Очередное изменение климата, которое должно было нас уничтожить, вместо этого ударило по монголам.
На правах шутки: тогда и родился такой неотъемлемый герой нашей истории, как генерал Мороз.
Для нас же наступившее похолодание открыло окно возможностей для, образно выражаясь, аварийного восстановления государственности. Которым наши тогдашние правители, в особенности - Иван Калита, не преминули воспользоваться.
Таким образом, наше повторное собирание земель и державное строительство пришлись на период климатического пессимума. Однако, мы от этого не стали типичной "империей климатической противофазы", вроде Персии Ахеменидов, халифата Абассидов или державы Тамерлана. Похолодание нам не "подыгрывало", и наше экономическое положение не имело гандикапа по сравнению с соседями по широтам. К тому же, период роста нашей силы, от Дмитрия Донского до Ивана Грозного, пришёлся всё-таки на временное потепление. Но в том-то и дело, что на временное и относящееся всё-таки к климатическому пессимуму - когда природа вряд ли была более щедра к людям, чем во время потеплений суббореального периода, когда ресурсов на большие империи не было. Но у нас они каким-то образом нашлись - и не только на восстановление прежних позиций, но и на преодоление последствий возобновления холодов, и на дальнейшую беспрецедентную экспансию, сформировавшую самую большую по территории страну в мире. Не берусь утверждать, что понимаю, каким именно образом, но Россия научилась возрождаться, стала, выражаясь поэтически, большим евразийским фениксом, который с тех пор неизменно восстанавливает прежние позиции после любых потрясений. В культурном коде, наверное, что-то отразилось - наверняка здесь сказать сложно.
В общем, если совсем-совсем подытожить, монгольское нашествие стало для Руси тяжелейшим испытанием. Но вместе с тем нынешние геополитические конкуренты многое бы отдали за то, чтобы этого нашествия никогда не было.
Как-то так парадоксально оно всё и получается.
Всем здравомыслия и стойкости перед меняющимися обстоятельствами.