Консультации по терминологии
ТАНК ИЛИ САУ?
За рубежом появились танки, не имеющие башен. Поэтому читатели просят рассказать, чем же отличается танк от самоходной артиллерийской установки. Предоставляем слово генерал-майору инженерно-технической службы Л. СЕРГЕЕВУ.
Несмотря на кажущуюся простоту вопроса, дать прямой ответ довольно сложно.
Боевые свойства и внешние конструктивные формы танков непрерывно изменяются. Одновременно развивается и другая бронетанковая техника, обладающая рядом общих или близких с танками свойств (мощным вооружением. броневой защитой, высокой подвижностью и проходимостью).
Поэтому-то лаконичное определение, что такое танк, которое было приемлемым некоторое время тому назад, в современных условиях требует уточнений.
Как известно, танки предназначены для выполнения широкого круга боевых задач и прежде всего для борьбы с танками противника. Они являются наступательным оружием, а их наибольшая эффективность проявляется при сближении с противником, для поражения его артиллерийским огнем, и немедленным продвижением и глубину обороны противника.
В связи с этим танки имеют достаточно универсальное основное вооружение, способное вести успешную борьбу с броневыми целями противника, уничтожать и подавлять артиллерию и огневые средства пехоты, разрушать оборонительные сооружения и уничтожать живую силу.
Таким образом, танки независимо от возможного разнообразия конструктивного оформления (с башней или без нее, с пушечным или ракетным вооружением и т. п.) представляют собой управляемое экипажем наземное оружие большой огневой мощи, надежно защищенное броней и обладающее высокой подвижностью на местности.
Самоходные артиллерийские установки (САУ) появились на вооружении позже танков и свое развитие получили во вторую мировую войну. Поскольку артиллерийское вооружение на САУ того периода устанавливалось, как правило, в неподвижных рубках, этот внешний признак был принят в качестве основной характеристики самоходной артиллерийской установки.
С развитием бронетанковой техники и увеличением числа типов боевых бронированных машин различие между танком и САУ или их характерные признаки следует искать не столько во внешних формах, сколько в назначении, боевых свойствах и возможностях установленного на них основного вооружения.
В отличие от танков самоходные артиллерийские установки, состоящие на вооружении многих армий и выпускаемые в настоящее время в ряде стран, предназначаются для решения более узких, специальных задач. Поэтому их вооружение не столь универсально, как у танков. Так, весьма широко распространенная в настоящее время американская самоходная артиллерийская установка М109 не является танком, хотя по своему внешнему виду и конструкции весьма на него похожа: имеет броневую защиту, вращающуюся на 360° башню и гусеничный движитель. Вооружена она 155-мм гаубицей и, действуя в составе артиллерийских дивизионов (батарей), предназначается для выполнения чисто артиллерийских задач - для общей и непосредственной огневой поддержки боевых действий танковых и механизированных подразделений и частей. Вести сколь-либо успешную борьбу с танками и другими бронированными машинами противника САУ М109 не может.
В то же время новая шведская боевая гусеничная машина «S» не имеет вращающейся башни, но по назначению, свойствам и возможностям вооружения ее относят к классу танков. Основное вооруженно ее достаточно универсально как по свойствам, так и по маневру. Оно эффективно поражает бронированные цели, хота установлено и не во вращающейся башне. Правда, при стрельбе с ходу данная машина должна двигаться строго на цель. Полагают, что это существенно ограничит эффективность ее использования в боевых условиях.
Техника и вооружение. 1968. № 8.
АВТОМАТ И ПИСТОЛЕТ-ПУЛЕМЕТ - ОДНО И ТО ЖЕ?
Уважаемая редакция! В некоторых словарях, а иногда и в специальной литературе понятия «пистолет-пулемет» и «автомат» отождествляются. Хотелось бы знать, можно ли ставить знак равенства между этими видами стрелкового оружия,
Старший лейтенант Н. ШАРОВ.
На поставленный вопрос отвечает полковник Ю. Яковлев, кандидат филологических наук.
О важности правильного употребления военных терминов писалось и говорилось много. Однако до сих пор в употреблении некоторых из них, в том числе и широко известных, еще допускаются ошибки. К сожалению, они встречаются и в специальной военной литературе, и в толковых военных словарях, являющихся своего рода эталоном для специалистов других профессий. К одной из таких ошибок относится неправильное толкование терминов «автомат» и «пистолет-пулемет», которые авторы ряда военных словарей отождествляют.
Так, в «Словаре ракетно-артиллерийских терминов» (М., Воениздат, 1968, стр. 10) читаем: «Автомат - широко распространенное название пистолета-пулемета»; в «Кратком словаре оперативно-тактических и общевоенных слов» (М., Воениздат, 1958, стр. 11) - «Автомат - см. пистолет-пулемет».
В результате во многих переводных словарях термин «пистолет-пулемет» переводится словом «автомат», и, наоборот, «автомат» ошибочно переводят на иностранный язык как «пистолет-пулемет» (см. «Англо-русский военный словарь». М., Воениздат, 1968, стр. 803; «Краткий англо-русский и русско-английский военный словарь». М., Воениздат, 1963, стр. 274 и многие другие).
Таким образом, у читателей складывается ошибочное мнение будто бы автомат и пистолет-пулемет - это один и тот же вид стрелкового оружия. На самом же деле это далеко не так.
Из пистолетов-пулеметов стрельба ведется, как известно, пистолетным патроном, что и определило первую половину их названия. Ими вооружаются те военнослужащие, которым по роду их службы необходимо иметь малогабаритное оружие, обеспечивающее большую дальность эффективного огня и более высокую скорострельность, чем у пистолета.
Автомат же - индивидуальное автоматическое стрелковое оружие, созданное под винтовочный патрон. Следовательно, по своей мощности и боевому предназначению, он существенно отличается от пистолета-пулемета.
На вооружении в Советской Армии, например, находятся автоматы системы Калашникова (АКМ, АКМС), сконструированные под промежуточный патрон обр. 1943 г. Прицельная дальность стрельбы из автомата Калашникова составляет 1000 м, то есть в несколько раз больше, чем у большинства пистолетов-пулеметов.
Неправильное употребление термина «автомат» порой приводит к недооценке боевых свойств отечественного оружия и к переоценке возможностей иностранных образцов. Из-за ошибок в терминологии иногда сравнивается между собой оружие разного назначения, но имеющее одинаковое название.
Следует отметить, что в период Великой Отечественной войны автоматчиками называли и тех, кто был вооружен пистолетом-пулеметом. Поэтому нередко в разговорном языке и в печати пистолеты-пулеметы наших прославленных конструкторов В. А. Дегтярева, Г. С. Шпагина, А. И. Судаева (ППД, ППШ, ППС) называли автоматами. Но это не термины, а военное арго. И наличие таких слов не может служить основанием для отождествления терминов «автомат» и «пистолет-пулемет».
Наличие ошибок в употреблении военных терминов, особенно широко распространенных, весьма затрудняет обучение личного состава войск и учебных заведений, приводит к путанице в смежных отраслях знаний, при составлении справочников и словарей, является причиной ошибок в переводных работах.
Устранению этих ошибок, упорядочению военной терминологии, выработке единого мнения в употреблении терминов способствует, в известной мере, обсуждение терминологических вопросов на страницах периодической печати.
Техника и вооружение. 1974. № 10.
* * * * *
В прошлом году в записи про Тухачевского я уже обращал внимание на отождествление некоторыми авторами автоматов 20-х и 40-х годов, а тут попался аналогичный пример:
Развивая эту мысль дальше, автор приходит к другому не менее важному выводу о том, что в ближнем бою, где огонь артиллерии невозможен, решающее значение будет играть автоматическое стрелковое оружие. А поэтому необходимо шире внедрять в войска легкие пулеметы и автоматы (Е. Смысловский. Артиллерийские итоги войны. "Военная наука и революция", 1921, № 1). Однако этот правильный вывод, сделанный автором еще в 1921 году, не был учтен некоторыми ответственными советскими военачальниками в период технического перевооружения Красной Армии в годы мирного строительства, и особенно в период, предшествующий Великой Отечественной войне. Г.И. Кулик, например, будучи заместителем Наркома Обороны СССР, непосредственно занимающийся вопросами производства и внедрения в армию новых образцов оружия и боевой техники, автоматы считал "оружием полиции" и упорно доказывал, что они не нужны Красной Армии, поскольку не будут иметь в будущей войне ни какого значения. В результате вплоть до начала Великой Отечественной войны массовое производство автоматов в нашей стране не было развернуто (См. История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941-1945 г.г., М., Воениздат, 1960, т. 1, стр. 415).
Жаровский Н.П. Историография гражданской войны в СССР (по материалам советских военных журналов 20-х годов). Дис. канд. ист. наук. Харьков, 1971.
Смысловский же чётко указывал, что автоматы должны прийти на смену винтовкам (в целях увеличения скорострельности) и что прекрасный образец такого автомата [Фёдорова] уже давно разработан. Об автоматических пистолетах Евгений Константинович писал отдельно чуть ниже.
Однако товарищ Жаровский был способен навести тень на плетень и в отношении другого термина:
Обобщая боевой опыт, автор отмечал, что в условиях гражданской войны в войсках Красной Армии сложилась тактика группового боя. Чернавин писал: "Сильная растянутость фронтов, особенно при оборонительной войне, заставила совершенно отказаться от приемов старой окопной войны, вызвала занятие участков групповым расположением на вероятный путях наступления (противника - Н.Ж.), тактических ключах и сосредоточения крупных сил (резервов) на стратегических путях и административных центрах. [Групповое расположение частей при оборонительной войне должно приобрести господствующее значение при настоящих условиях - растянутости фронта и малочисленности частей]" (В. Чернавин. Из опыта трехлетней войны. "Революция и война", 1921 № 4-5, стр. 27-28).
Предложение в квадратных скобках добавлено мною.
Спутать групповую тактику с групповым расположением в обороне на широких (растянутых) фронтах - это сильно.
Стоит сказать, что товарищ диссертант выявил 805 работ, касавшихся гражданской войны и опубликованных в 39 военных журналах с 1920 по 1930 годы включительно. Однако, при ближайшем рассмотрении становится очевидно, что список далеко не полон - выявлена всего одна(!) статья в «Военном вестнике» за 1926-30 гг. И это явно не статья Р. Циффера «Некоторые вопросы тактики в гражданской войне» (Военный вестник. 1927. № 7). А ведь она являлась одной из тех немногих «глубоких обобщающих работ в области тактики на страницах военных журналов» (цитата из диссертации). В ней вопрос с групповой тактикой разбирается более корректно (хотя, на мой взгляд, некоторая натяжка присутствует):
По относительному обеспечению пулеметами пехота времен гражданской войны (как наша, так и наших противников) не только не уступала пехоте наиболее машинизированных армий, но даже превосходила ее.
Наиболее широко применялись станковые пулеметы, а из них пулеметы системы Максим. Ручные пулеметы, в виду недостатка их и боевых припасов к ним, использовались в значительно меньшей мере, чем на западно-европейском театре мировой войны.
Пулеметы, в полном смысле слова, служили остовом обороны, на них подчас исключительно опиралась прочность обороны. Около пулеметов, как около костяка, группировались все остальные средства и силы пехоты.
То же явление довольно заметно сказывалось и при наступлении...
Так же как на западно-европейском театре войны и на фронтах гражданской войны около более мощной машины, или более сильного бойца (командира, старого храброго солдата) естественно образовывались в бою группы. В боях гражданской войны это образование групп, это естественное зарождение групповой тактики, сказывалось не менее отчетливо, чем на западно-европейском театре войны.
Эта группировка по фронту, ввиду ограниченности сил и средств, естественно не могла сопровождаться второй характерной чертой групповой тактики запада - группировкой сил в глубину. Но, подходя вплотную в силу обстоятельств к групповой тактике, красная пехота, лишь только получала пополнение, сейчас же возвращалась к линейной тактике, используя вновь полученных людей для заполнения, затыкания промежутков.
Сказывались традиции старой армии, сказывалась «тактика волн» мировой войны. Лишь с окончанием войны основные начала групповой тактики смогли быть оформлены и окончательно привиты Красной армии. К сожалению, групповая тактика была встречена как «заморское новшество», не было достаточно понято и осознано то, что групповая тактика есть настоящая боевая тактика, практически уже знакомая, но еще не вполне осознанная и недоразвитая из-за недостатка средств и сил.
Вообще, если посмотреть советскую литературу с 50-х годов, то видно, что в ней имелся определённый разнобой во взгляде на групповую тактику. В энциклопедических издания (БСЭ (2-е изд.), СВЭ, ВЭ) её появление в Красной Армии связывают с началом военной реформы в 1924 году. При этом в военных энциклопедиях также утверждалось, что она применялась уже в ходе гражданской войны.
В работе И.Б. Берхина «Военная реформа в СССР (1924-1925 гг.)» (М., 1958) и в предисловии к одному из разделов сборника «Вопросы тактики в советских военных трудах (1917-1940 гг.)» (М., 1970) верно указывалась более ранняя дата - 1922 год, когда в стрелковых полках появились так называемые «показные» или «машинизированные» роты (одна из девяти), получившие автоматическое оружие на уровне отделений.
С окончанием периода применения групповой тактики в Красной Армии тоже нет единства. В книге Берхина еë подвергают яростной критике и создаётся впечатление, что она сошла на нет с введением Боевого устава пехоты 1927 года (сменившего Боевую службу пехоты 1924 г.). В энциклопедиях её исчезновение связывают с возросшей технической оснащённостью войск и появлением тактики глубокого боя в середине 30-х. Так же трактовали вопрос А. Екимовский и Н. Макаров в статье «Тактика Красной Армии в 20-е - 30-е годы» (Военный вестник. 1967. № 3). Обоснование, мягко говоря, неудовлетворительное, ведь и появление групповой тактики в этих же изданиях связывали с «насыщением войск групповым оружием и возрастанием роли огня в бою».
В сборнике «Вопросы тактики...» более корректно указывается, что Боевой устав пехоты (часть I) 1938 года не внёс существенных изменений в боевые порядки пехоты по сравнению с БУП-27. И только в первый период Великой Отечественной войны состоялся переход от групповой тактики к цепям. Аналогичное мнение (про первый период) высказывалось и в труде «Развитие тактики Советской Армии в годы Великой Отечественной войны (1941-1945 гг.» (М., 1958).
В современной литературе про ситуацию с групповой тактикой в межвоенный период, по-моему, вообще ничего не пишут.
P.S. Два высказывания современников о групповой тактике.
«Легкий пулемет и толковый младший начальник пехоты, - вот основа группового боя пехоты». (Верховский А. Новое в тактике пехоты // Военный вестник. 1923. № 4).
«Сложнее другой вопрос - как сочетать относительную косность и неподвижность крестьянина с требованиями современного боя. Требования, предъявляемые теперь к отдельному бойцу, выросли в огромной пропорции. Без значительной степени умственного развития солдата ведение современного сложного и в то же время крайне диференцированного боя - дело безнадежное. Здесь вышеотмеченные психологические черты нашего крестьянина, представляющие пережиток прежних патриархальнородовых отношений, являются уже недостатком. Уже в эпоху до последней империалистической войны, когда требования к одиночному бойцу были значительно ниже теперешних, русский солдат-крестьянин, по свидетельству ряда авторитетов, отличался малой способностью к ведению рассыпного стрелкового боя. В обстановке же современного боя с колоссальным развитием всевозможных технических средств, с необходимостью проявления величайшей активности и самостоятельности со стороны всех участников боя положение становится гораздо более тяжелым. С этим приходится считаться, как с неизбежным злом. Выход из этого положения следует искать в наилучшей постановке допризывной подготовки. Во всяком случае это обстоятельство не может являться аргументом против милиции, так как, при нынешних сокращенных сроках службы в постоянной армии, там нам тоже придется встречаться с этими же препятствиями. Идеального солдата для современного боя может дать только крупное, машинное производство, вырабатывающее в рабочем наряду с общественностью сознания все черты яркой индивидуальности: силу воли, сметливость, выдержку, техническую подготовку и инициативность. Недостаток в такого рода бойцах может быть возмещен лишь за счет возрождения и дальнейшего развития нашей государственной индустрии, являющейся вместе с тем и вообще базой для пролетарской диктатуры советского строя». (Фрунзе М.В. Регулярная армия и милиция / Собрание сочинений. Т. 1: 1905-1923 годы. М.-Л., 1929. Впервые опубликовано в: Армия и революция. 1922. № 3-4).
За рубежом появились танки, не имеющие башен. Поэтому читатели просят рассказать, чем же отличается танк от самоходной артиллерийской установки. Предоставляем слово генерал-майору инженерно-технической службы Л. СЕРГЕЕВУ.
Несмотря на кажущуюся простоту вопроса, дать прямой ответ довольно сложно.
Боевые свойства и внешние конструктивные формы танков непрерывно изменяются. Одновременно развивается и другая бронетанковая техника, обладающая рядом общих или близких с танками свойств (мощным вооружением. броневой защитой, высокой подвижностью и проходимостью).
Поэтому-то лаконичное определение, что такое танк, которое было приемлемым некоторое время тому назад, в современных условиях требует уточнений.
Как известно, танки предназначены для выполнения широкого круга боевых задач и прежде всего для борьбы с танками противника. Они являются наступательным оружием, а их наибольшая эффективность проявляется при сближении с противником, для поражения его артиллерийским огнем, и немедленным продвижением и глубину обороны противника.
В связи с этим танки имеют достаточно универсальное основное вооружение, способное вести успешную борьбу с броневыми целями противника, уничтожать и подавлять артиллерию и огневые средства пехоты, разрушать оборонительные сооружения и уничтожать живую силу.
Таким образом, танки независимо от возможного разнообразия конструктивного оформления (с башней или без нее, с пушечным или ракетным вооружением и т. п.) представляют собой управляемое экипажем наземное оружие большой огневой мощи, надежно защищенное броней и обладающее высокой подвижностью на местности.
Самоходные артиллерийские установки (САУ) появились на вооружении позже танков и свое развитие получили во вторую мировую войну. Поскольку артиллерийское вооружение на САУ того периода устанавливалось, как правило, в неподвижных рубках, этот внешний признак был принят в качестве основной характеристики самоходной артиллерийской установки.
С развитием бронетанковой техники и увеличением числа типов боевых бронированных машин различие между танком и САУ или их характерные признаки следует искать не столько во внешних формах, сколько в назначении, боевых свойствах и возможностях установленного на них основного вооружения.
В отличие от танков самоходные артиллерийские установки, состоящие на вооружении многих армий и выпускаемые в настоящее время в ряде стран, предназначаются для решения более узких, специальных задач. Поэтому их вооружение не столь универсально, как у танков. Так, весьма широко распространенная в настоящее время американская самоходная артиллерийская установка М109 не является танком, хотя по своему внешнему виду и конструкции весьма на него похожа: имеет броневую защиту, вращающуюся на 360° башню и гусеничный движитель. Вооружена она 155-мм гаубицей и, действуя в составе артиллерийских дивизионов (батарей), предназначается для выполнения чисто артиллерийских задач - для общей и непосредственной огневой поддержки боевых действий танковых и механизированных подразделений и частей. Вести сколь-либо успешную борьбу с танками и другими бронированными машинами противника САУ М109 не может.
В то же время новая шведская боевая гусеничная машина «S» не имеет вращающейся башни, но по назначению, свойствам и возможностям вооружения ее относят к классу танков. Основное вооруженно ее достаточно универсально как по свойствам, так и по маневру. Оно эффективно поражает бронированные цели, хота установлено и не во вращающейся башне. Правда, при стрельбе с ходу данная машина должна двигаться строго на цель. Полагают, что это существенно ограничит эффективность ее использования в боевых условиях.
Техника и вооружение. 1968. № 8.
АВТОМАТ И ПИСТОЛЕТ-ПУЛЕМЕТ - ОДНО И ТО ЖЕ?
Уважаемая редакция! В некоторых словарях, а иногда и в специальной литературе понятия «пистолет-пулемет» и «автомат» отождествляются. Хотелось бы знать, можно ли ставить знак равенства между этими видами стрелкового оружия,
Старший лейтенант Н. ШАРОВ.
На поставленный вопрос отвечает полковник Ю. Яковлев, кандидат филологических наук.
О важности правильного употребления военных терминов писалось и говорилось много. Однако до сих пор в употреблении некоторых из них, в том числе и широко известных, еще допускаются ошибки. К сожалению, они встречаются и в специальной военной литературе, и в толковых военных словарях, являющихся своего рода эталоном для специалистов других профессий. К одной из таких ошибок относится неправильное толкование терминов «автомат» и «пистолет-пулемет», которые авторы ряда военных словарей отождествляют.
Так, в «Словаре ракетно-артиллерийских терминов» (М., Воениздат, 1968, стр. 10) читаем: «Автомат - широко распространенное название пистолета-пулемета»; в «Кратком словаре оперативно-тактических и общевоенных слов» (М., Воениздат, 1958, стр. 11) - «Автомат - см. пистолет-пулемет».
В результате во многих переводных словарях термин «пистолет-пулемет» переводится словом «автомат», и, наоборот, «автомат» ошибочно переводят на иностранный язык как «пистолет-пулемет» (см. «Англо-русский военный словарь». М., Воениздат, 1968, стр. 803; «Краткий англо-русский и русско-английский военный словарь». М., Воениздат, 1963, стр. 274 и многие другие).
Таким образом, у читателей складывается ошибочное мнение будто бы автомат и пистолет-пулемет - это один и тот же вид стрелкового оружия. На самом же деле это далеко не так.
Из пистолетов-пулеметов стрельба ведется, как известно, пистолетным патроном, что и определило первую половину их названия. Ими вооружаются те военнослужащие, которым по роду их службы необходимо иметь малогабаритное оружие, обеспечивающее большую дальность эффективного огня и более высокую скорострельность, чем у пистолета.
Автомат же - индивидуальное автоматическое стрелковое оружие, созданное под винтовочный патрон. Следовательно, по своей мощности и боевому предназначению, он существенно отличается от пистолета-пулемета.
На вооружении в Советской Армии, например, находятся автоматы системы Калашникова (АКМ, АКМС), сконструированные под промежуточный патрон обр. 1943 г. Прицельная дальность стрельбы из автомата Калашникова составляет 1000 м, то есть в несколько раз больше, чем у большинства пистолетов-пулеметов.
Неправильное употребление термина «автомат» порой приводит к недооценке боевых свойств отечественного оружия и к переоценке возможностей иностранных образцов. Из-за ошибок в терминологии иногда сравнивается между собой оружие разного назначения, но имеющее одинаковое название.
Следует отметить, что в период Великой Отечественной войны автоматчиками называли и тех, кто был вооружен пистолетом-пулеметом. Поэтому нередко в разговорном языке и в печати пистолеты-пулеметы наших прославленных конструкторов В. А. Дегтярева, Г. С. Шпагина, А. И. Судаева (ППД, ППШ, ППС) называли автоматами. Но это не термины, а военное арго. И наличие таких слов не может служить основанием для отождествления терминов «автомат» и «пистолет-пулемет».
Наличие ошибок в употреблении военных терминов, особенно широко распространенных, весьма затрудняет обучение личного состава войск и учебных заведений, приводит к путанице в смежных отраслях знаний, при составлении справочников и словарей, является причиной ошибок в переводных работах.
Устранению этих ошибок, упорядочению военной терминологии, выработке единого мнения в употреблении терминов способствует, в известной мере, обсуждение терминологических вопросов на страницах периодической печати.
Техника и вооружение. 1974. № 10.
* * * * *
В прошлом году в записи про Тухачевского я уже обращал внимание на отождествление некоторыми авторами автоматов 20-х и 40-х годов, а тут попался аналогичный пример:
Развивая эту мысль дальше, автор приходит к другому не менее важному выводу о том, что в ближнем бою, где огонь артиллерии невозможен, решающее значение будет играть автоматическое стрелковое оружие. А поэтому необходимо шире внедрять в войска легкие пулеметы и автоматы (Е. Смысловский. Артиллерийские итоги войны. "Военная наука и революция", 1921, № 1). Однако этот правильный вывод, сделанный автором еще в 1921 году, не был учтен некоторыми ответственными советскими военачальниками в период технического перевооружения Красной Армии в годы мирного строительства, и особенно в период, предшествующий Великой Отечественной войне. Г.И. Кулик, например, будучи заместителем Наркома Обороны СССР, непосредственно занимающийся вопросами производства и внедрения в армию новых образцов оружия и боевой техники, автоматы считал "оружием полиции" и упорно доказывал, что они не нужны Красной Армии, поскольку не будут иметь в будущей войне ни какого значения. В результате вплоть до начала Великой Отечественной войны массовое производство автоматов в нашей стране не было развернуто (См. История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941-1945 г.г., М., Воениздат, 1960, т. 1, стр. 415).
Жаровский Н.П. Историография гражданской войны в СССР (по материалам советских военных журналов 20-х годов). Дис. канд. ист. наук. Харьков, 1971.
Смысловский же чётко указывал, что автоматы должны прийти на смену винтовкам (в целях увеличения скорострельности) и что прекрасный образец такого автомата [Фёдорова] уже давно разработан. Об автоматических пистолетах Евгений Константинович писал отдельно чуть ниже.
Однако товарищ Жаровский был способен навести тень на плетень и в отношении другого термина:
Обобщая боевой опыт, автор отмечал, что в условиях гражданской войны в войсках Красной Армии сложилась тактика группового боя. Чернавин писал: "Сильная растянутость фронтов, особенно при оборонительной войне, заставила совершенно отказаться от приемов старой окопной войны, вызвала занятие участков групповым расположением на вероятный путях наступления (противника - Н.Ж.), тактических ключах и сосредоточения крупных сил (резервов) на стратегических путях и административных центрах. [Групповое расположение частей при оборонительной войне должно приобрести господствующее значение при настоящих условиях - растянутости фронта и малочисленности частей]" (В. Чернавин. Из опыта трехлетней войны. "Революция и война", 1921 № 4-5, стр. 27-28).
Предложение в квадратных скобках добавлено мною.
Спутать групповую тактику с групповым расположением в обороне на широких (растянутых) фронтах - это сильно.
Стоит сказать, что товарищ диссертант выявил 805 работ, касавшихся гражданской войны и опубликованных в 39 военных журналах с 1920 по 1930 годы включительно. Однако, при ближайшем рассмотрении становится очевидно, что список далеко не полон - выявлена всего одна(!) статья в «Военном вестнике» за 1926-30 гг. И это явно не статья Р. Циффера «Некоторые вопросы тактики в гражданской войне» (Военный вестник. 1927. № 7). А ведь она являлась одной из тех немногих «глубоких обобщающих работ в области тактики на страницах военных журналов» (цитата из диссертации). В ней вопрос с групповой тактикой разбирается более корректно (хотя, на мой взгляд, некоторая натяжка присутствует):
По относительному обеспечению пулеметами пехота времен гражданской войны (как наша, так и наших противников) не только не уступала пехоте наиболее машинизированных армий, но даже превосходила ее.
Наиболее широко применялись станковые пулеметы, а из них пулеметы системы Максим. Ручные пулеметы, в виду недостатка их и боевых припасов к ним, использовались в значительно меньшей мере, чем на западно-европейском театре мировой войны.
Пулеметы, в полном смысле слова, служили остовом обороны, на них подчас исключительно опиралась прочность обороны. Около пулеметов, как около костяка, группировались все остальные средства и силы пехоты.
То же явление довольно заметно сказывалось и при наступлении...
Так же как на западно-европейском театре войны и на фронтах гражданской войны около более мощной машины, или более сильного бойца (командира, старого храброго солдата) естественно образовывались в бою группы. В боях гражданской войны это образование групп, это естественное зарождение групповой тактики, сказывалось не менее отчетливо, чем на западно-европейском театре войны.
Эта группировка по фронту, ввиду ограниченности сил и средств, естественно не могла сопровождаться второй характерной чертой групповой тактики запада - группировкой сил в глубину. Но, подходя вплотную в силу обстоятельств к групповой тактике, красная пехота, лишь только получала пополнение, сейчас же возвращалась к линейной тактике, используя вновь полученных людей для заполнения, затыкания промежутков.
Сказывались традиции старой армии, сказывалась «тактика волн» мировой войны. Лишь с окончанием войны основные начала групповой тактики смогли быть оформлены и окончательно привиты Красной армии. К сожалению, групповая тактика была встречена как «заморское новшество», не было достаточно понято и осознано то, что групповая тактика есть настоящая боевая тактика, практически уже знакомая, но еще не вполне осознанная и недоразвитая из-за недостатка средств и сил.
Вообще, если посмотреть советскую литературу с 50-х годов, то видно, что в ней имелся определённый разнобой во взгляде на групповую тактику. В энциклопедических издания (БСЭ (2-е изд.), СВЭ, ВЭ) её появление в Красной Армии связывают с началом военной реформы в 1924 году. При этом в военных энциклопедиях также утверждалось, что она применялась уже в ходе гражданской войны.
В работе И.Б. Берхина «Военная реформа в СССР (1924-1925 гг.)» (М., 1958) и в предисловии к одному из разделов сборника «Вопросы тактики в советских военных трудах (1917-1940 гг.)» (М., 1970) верно указывалась более ранняя дата - 1922 год, когда в стрелковых полках появились так называемые «показные» или «машинизированные» роты (одна из девяти), получившие автоматическое оружие на уровне отделений.
С окончанием периода применения групповой тактики в Красной Армии тоже нет единства. В книге Берхина еë подвергают яростной критике и создаётся впечатление, что она сошла на нет с введением Боевого устава пехоты 1927 года (сменившего Боевую службу пехоты 1924 г.). В энциклопедиях её исчезновение связывают с возросшей технической оснащённостью войск и появлением тактики глубокого боя в середине 30-х. Так же трактовали вопрос А. Екимовский и Н. Макаров в статье «Тактика Красной Армии в 20-е - 30-е годы» (Военный вестник. 1967. № 3). Обоснование, мягко говоря, неудовлетворительное, ведь и появление групповой тактики в этих же изданиях связывали с «насыщением войск групповым оружием и возрастанием роли огня в бою».
В сборнике «Вопросы тактики...» более корректно указывается, что Боевой устав пехоты (часть I) 1938 года не внёс существенных изменений в боевые порядки пехоты по сравнению с БУП-27. И только в первый период Великой Отечественной войны состоялся переход от групповой тактики к цепям. Аналогичное мнение (про первый период) высказывалось и в труде «Развитие тактики Советской Армии в годы Великой Отечественной войны (1941-1945 гг.» (М., 1958).
В современной литературе про ситуацию с групповой тактикой в межвоенный период, по-моему, вообще ничего не пишут.
P.S. Два высказывания современников о групповой тактике.
«Легкий пулемет и толковый младший начальник пехоты, - вот основа группового боя пехоты». (Верховский А. Новое в тактике пехоты // Военный вестник. 1923. № 4).
«Сложнее другой вопрос - как сочетать относительную косность и неподвижность крестьянина с требованиями современного боя. Требования, предъявляемые теперь к отдельному бойцу, выросли в огромной пропорции. Без значительной степени умственного развития солдата ведение современного сложного и в то же время крайне диференцированного боя - дело безнадежное. Здесь вышеотмеченные психологические черты нашего крестьянина, представляющие пережиток прежних патриархальнородовых отношений, являются уже недостатком. Уже в эпоху до последней империалистической войны, когда требования к одиночному бойцу были значительно ниже теперешних, русский солдат-крестьянин, по свидетельству ряда авторитетов, отличался малой способностью к ведению рассыпного стрелкового боя. В обстановке же современного боя с колоссальным развитием всевозможных технических средств, с необходимостью проявления величайшей активности и самостоятельности со стороны всех участников боя положение становится гораздо более тяжелым. С этим приходится считаться, как с неизбежным злом. Выход из этого положения следует искать в наилучшей постановке допризывной подготовки. Во всяком случае это обстоятельство не может являться аргументом против милиции, так как, при нынешних сокращенных сроках службы в постоянной армии, там нам тоже придется встречаться с этими же препятствиями. Идеального солдата для современного боя может дать только крупное, машинное производство, вырабатывающее в рабочем наряду с общественностью сознания все черты яркой индивидуальности: силу воли, сметливость, выдержку, техническую подготовку и инициативность. Недостаток в такого рода бойцах может быть возмещен лишь за счет возрождения и дальнейшего развития нашей государственной индустрии, являющейся вместе с тем и вообще базой для пролетарской диктатуры советского строя». (Фрунзе М.В. Регулярная армия и милиция / Собрание сочинений. Т. 1: 1905-1923 годы. М.-Л., 1929. Впервые опубликовано в: Армия и революция. 1922. № 3-4).