«советские историки знают лучше, нежели Энгельс, русскую военную историю» (II)
Автор книги следует упрощенной схеме: русское военное искусство всегда стояло выше западноевропейского, так как русская армия - национальная армия, комплектуемая путем рекрутского набора, а западноевропейские армии - наемные армии, комплектуемые путем найма иностранцев. Такая схема уводит в сторону от изучения социально-экономических связей в развитии военного искусства и приводит к идеализации русской армии на ее феодально-крепостнической стадии. Рекрутский набор, установленный Петром I в 1705 г., имел большое преимущество в сравнении с наймом и вербовкой, принятыми при комплектовании большинства европейских армий. Оно состояло в том, что армия получала национально однородную массу из числа коренного населения страны. Рекрутский набор в свое время был относительно передовым способом комплектования. Но, забывая об этой относительности, некоторые историки ставят знак равенства между рекрутским набором - системой, свойственной феодально-крепостническому государству, и всеобщей воинской повинностью, соответствующей буржуазному государству. В начале XIX в. русская армия по способу комплектования оказалась отсталой по сравнению с другими важнейшими европейскими армиями. А. А. Строков считает, что во время Отечественной войны 1812 г. рекрутская система наряду с освободительным характером войны, боевым опытом, кадрами обеспечила победу русской армии (стр. XXXVIII). Но многие государства перешли тогда на более передовую систему комплектования армии. Пруссия после краха ее военной системы в 1806 г. стала на путь военных реформ, в том числе и способов комплектования армии, а во французской армии всеобщая воинская повинность была введена буржуазной революцией 1789 года.
Способ комплектования нельзя брать в основу определения характера армии. А. А. Строков называет русскую армию самой передовой армией конца XVIII в. (стр. 566) именно потому, что там будто бы была самая передовая система комплектования. В действительности характер армии определяется социально-экономической сущностью данного строя. Например, способ комплектования Советской Армии почти не отличается от способа комплектования многих армий капиталистических стран Европы, но характер Советской Армии коренным образом отличается от них.
Западноевропейские армии XVIII в. изображаются в книге А. А. Строкова однотипными, лишенными каких бы то ни было национальных особенностей; для всех одно военное искусство, одна военная теория. Все армии Западной Европы периода абсолютизма А. А. Строков именует постоянными наемными армиями в отличие от непостоянных наемных армий XV-XVI веков. Но такое противопоставление не дает возможности понять смысл изменений, происходивших в способах комплектования в организации армий. Постоянная армия пришла на смену ополчениям (или существовала рядом) в различных формах - феодальное, рыцарское ополчение, милиция, поместное войско и др. Наемные войска - это отряды профессиональных солдат. Это еще не постоянная армия, но она прямо противоположна ополчениям. Энгельс характеризует наемные войска как «нечто подобное постоянным армиям»(17). Тот тип армии, который пришел на смену наемным войскам и который А. А. Строков именует «постоянной наемной армией», Ф. Энгельс называет «постоянной армией нового времени»(18), а пути ее создания видит в стремлении абсолютных монархов создать свою армию из местных уроженцев для противовеса наемникам. Решение этой задачи в разных странах пошло разными путями и способами. В некоторых странах преобладающим способом была вербовка - способ, который А. А. Строков не отличает от найма, в других странах получил распространение принудительный набор местного населения. В то же время вплоть до французской революции 1789 г. сохранились (и опять же в разной степени) наем и вербовка иностранцев, даже целых отрядов. Все это разнообразие способов комплектования скрыто за общим термином «наемная армия».
_________________
17. Ф. Энгельс. Избранные военные произведения, стр. 157.
18. Там же, стр. 158.
При характеристике русской регулярной армии автор не указал на отрицательные явления, вытекающие из сущности феодально-крепостнического режима, - злоупотребления и произвол командиров, бюрократизм и неповоротливость военного управления, казнокрадство в военно-хозяйственном аппарате и как результат - скверное материальное обеспечение войск, исключительно плохое санитарное состояние, низкая квалификация офицерского состава, отношение офицера к солдату, как к крепостному, и т. п. Обо всем этом имеются многочисленные материалы и свидетельства современников. А. А. Строков отмечает, что при «бироновщине» русская армия переживала период упадка. Но вот происходит перемена. «С воцарением на престол в 1741 году дочери Петра I Елизаветы Миних был арестован и сослан в Сибирь. В русской армии стали восстанавливаться порядки, введенные при Петре I» (стр. 514). Но такое изображение далеко от действительности. Прусское влияние в армии было достаточно сильным и при Елизавете и при Екатерине. И муштра и плац-парадность имели место не только на Западе, но и в русской армии, так как эти явления имели глубокие социальные корни. Передовое военное искусство, в частности военное искусство Суворова, пробивало себе дорогу в борьбе с феодально-крепостнической военной системой и соответствующей ей военной теорией. В книге же А. А. Строкова говорится, что русская военная система была самой совершенной военной системой своего времени (стр. 624). Военная система - это государственная организация вооруженных сил страны плюс официальная военная доктрина. Считать военную систему России второй половины XVIII в. самой совершенной системой - значит приукрашивать и социально-экономическую и политическую системы русской дворянской империи. А. А. Строков заканчивает свой обзор военных событий 1799 годом - победами Суворова на Треббии и при Нови. Не мешало бы, однако, при этом помнить, что через какие-нибудь шесть лет после этого последовал Аустерлиц, где сказались все пороки официальной военной системы.
Можно отметить также стремление автора превратить выдающихся военных деятелей царской России в народных полководцев. Так, он пишет, что П. А. Румянцев требовал от каждого воина «весьма уважать... источник, который мы поныне один к содержанию воинских сил имеем: я разумею народ, дающий для войска и людей и деньги...» (стр. 547). Но эти слова Румянцева были адресованы императрице Екатерине и правительству и вовсе не относились к воинам; слово «народ» употреблено совсем не в том смысле, как мы употребляем его сейчас, а в значении «народонаселение», точнее, его податные слои, как источник налоговых поступлений в казну и поставщик рекрутов для армии, а слово «уважать», как разъясняет Румянцев, означает не разорять его окончательно и вдруг.
Идеализация русской армии и военных деятелей приводит автора (как и некоторых других историков) к приукрашиванию самой политики царской России. А. А. Строков приводит известные замечания А. А. Жданова, С. М. Кирова и И. В. Сталина о необходимости подчеркивать контрреволюционную роль русского царизма во внешней политике со времен Екатерины II. Но в полном противоречии с этим замечанием автор характеризует все войны, которые вело правительство Екатерины и Павла, как оборонительные или прогрессивные (см. стр. 551, 580-581, 583, 599, 612).
Совершенно неправильно освещена политика царского правительства по отношению к Польше. Борьбу с конфедератами в 1768-1769 гг. А. А. Строков рисует как борьбу за уравнение в правах православного населения с католиками, как борьбу против реакционной части польских магнатов и шляхты, против феодальной анархии (стр. 580). Барская конфедерация была действительно организацией феодальной реакции, но и те конфедерации, которые поддерживали царское правительство (Радомская, Слуцкая), были также организациями реакционного шляхетства и магнатов. Царское правительство, поддерживая эти группы, руководилось вовсе не целями борьбы с феодальной анархией, а, наоборот, поддерживало те реакционные, отжившие политические учреждения, которые ослабляли Польшу как государство. Ф. Энгельс так характеризует политику Екатерины по отношению к Польше перед первым разделом: «Екатерина и Фридрих заключили в Петербурге договор, по тайной статье которого оба взяли на себя обязательство охранять силою оружия польскую конституцию, это лучшее средство для разрушения Польши...»(19). Уравнение в правах православного населения с католиками было, конечно, только предлогом для вмешательства в дела Польши... Утверждение А. А. Строкова, что русские войска «были посланы в Польшу по просьбе (?) короля Станислава Августа и Сената» (стр. 581), выглядит по меньшей мере странно.
_________________
19. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XVI, ч. II, стр. 14.
В литературе последнего времени полководческому искусству Петра I, Румянцева, Суворова (а впоследствии и Кутузова) придаются одинаковые черты, отчего индивидуальность, своеобразие каждого утрачивается, содержание военного искусства обедняется. Это присуще и книге А. А. Строкова. Так, стратегии Петра I в Северной войне дается определение: решительная, наступательная, направленная против живой силы, а не против крепостей (стр. 483). Но такое определение не отражает всей сложности стратегической обстановки, в которой Петру I пришлось бороться с сильным и решительным врагом. Неверно и то, что Петр не хотел вести борьбу с крепостями. До Полтавского сражения Петр, наоборот, уклонялся от встреч с армией Карла XII и одну за другой осаждал и брал крепости - Нотебург, Ниешнанц, Дерпт, Нарву. В первый период войны крепости были его главной стратегической целью, а действия против полевых войск шведов (Шлипенбаха и Кронгиорта) были вспомогательными. Автор сближает русскую армию петровского времени с армией суворовской выучки. В преувеличенном виде изображается обучение солдат при Петре штыковому бою и рукопашной схватке (стр. 481). На самом деле главную часть строевого обучения составляли тогда приемы с ружьем и обучение стрельбе, о чем даже не упомянул автор. Об обучении же штыковому бою в Уставе сказано только: «...напоследок же (после обучения приемам) можно с выступкою колоть учить». При Петре было положено начало штыковому удару как одному из способов боя пехоты, но по-настоящему штыковой бой разработан тактически и технически в школе Суворова. Остается недоказанным положение, что Воинский устав Петра явился исходным военно-теоретическим документом для Суворова и Румянцева. А. А. Строков пишет: «А. В. Суворов в своих боевых приказах неоднократно цитировал петровский Устав. Суворовская «Наука побеждать» тесно связана с Уставом 1716 г., их роднит не только содержание, но и простой, доходчивый язык (?), ясность и точность формулировок» (стр. 462). Примеров цитирования Суворовым в боевых приказах Устава 1716 г. нет. и трудно сказать, что можно из этого Устава процитировать в боевом приказе. Не может быть речи и о родстве «Науки побеждать» и Устава и по содержанию и по языку.
А. А. Строков нередко произвольно обращается с собственными словами исторических личностей. В ряде случаев они переданы А. А. Строковым приблизительно, по памяти, или даже просто сочинены. Например, Суворову приписываются выражения: «С солдатом «без головы никакой баталии выиграть нельзя»» (стр. 569); «В случае, если обнаружится неравенство сил, отойти заблаговременно» (стр. 575). Этих слов Суворов не писал и не говорил. А Петру I приписан приказ солдатам следующего содержания: «Я приказываю вам стрелять во всякого, кто бежать будет, и даже убить меня самого, если я буду столь малодушен, что стану ретироваться от неприятеля» (стр. 479). Этот «приказ», видимо, взят из лубочной литературы о Петре. Никаких ссылок на источник нет.
В труде А. А. Строкова наглядно проявился упрощенческий, антиисторический подход, характерный для многих работ, вышедших в последнее время. Понятно, что такой подход пе может способствовать марксистской разработке истории военного искусства.
Вопросы истории. 1956. № 8.
О ПИСЬМЕ В РЕДАКЦИЮ А. А. СТРОКОВА
Полковник проф. А. А. Строков, начальник кафедры истории воин и военного искусства Военной академий имени В. И. Ленина, прислал в редакцию письмо, в мотором выражает протест против содержания и общей направленности рецензии А. Н. Кочеткова, опубликованной в журнале «Вопросы истории» (1956, № 8, стр. 141-150), на его труд «История военного искусства. Т. 1. Рабовладельческое и феодальное общество», выпущенный Воениздатом в 1955 году.
А. А. Строков пишет: «В этом письме я хочу остановиться на двух принципиальных положениях данной рецензии. Во-первых, в рецензии применяется метод приписывания автору того, чего нет в книге, а также грубого, ничем не прикрытого извращения фактов или их обобщений. Во-вторых (и это главное), вся рецензия своим острием направлена на опошление русского военного искусства, хотя это и преподносится под флагом критики идеализации русского военного искусства». Далее в письме дается сопоставление отдельных мест рецензии и соответствующих абзацев книги, опровергающее основные утверждения рецензента.
Как стало теперь известно, А. А. Строков вскоре после опубликования рецензии А. Н. Кочеткова уже обращался с подобным письмом к прежнему руководству журнала, но не встретил поддержки. В настоящее время автор книги вновь просит рассмотреть его возражения рецензенту. Несмотря на то, что со времени опубликования рецензии прошел немалый срок, есть необходимость вновь вернуться к этому вопросу, так как после тщательного рассмотрения письма и книги А. А. Строкова, а также соответствующей консультации с военными специалистами редакция пришла к выводу, что возражения автора против утверждений рецензента имеют веские основания.
Разумеется, большой, почти в 50 авторских листов труд А. А. Строкова не лишен недостатков. На это указывают в письмах в редакцию члены кафедр истории военного искусства Военной академии тыла и транспорта, Академии имени М. В. Фрунзе, сотрудники Института истории АН СССР. Так, излагая отдельные войны, которые вела Россия и другие страны, проф. Строков иногда недостаточно четко устанавливает связь их причин и следствий с социально-экономическим и политическим строем страны, не всегда ясно подчеркивает, в интересах какого класса велась война. Отдавая должное А. В. Суворову как военному деятелю, автор не оговаривает, что этот великий полководец был исполнителем воли реакционных правительств Екатерины II и Павла I и свой талант отдавал в одинаковой мере как борьбе с Турцией и Францией, так и подавлению крестьянского восстания под руководством Е. И. Пугачева или разгрому пражского предместья Варшавы.
Отдельные случаи недостаточной классовой характеристики деятелей прошлого имеются и в других местах книги. Например, характеризуя древнерусского князя Святослава, автор не подчеркнул, что этот князь был представителем складывавшегося в то время феодального класса. Необходимо также обратить внимание на ряд упущений автора, связанных с влиянием культа личности И. В. Сталина. А. А. Строков признает в письме, что в его книге, вышедшей до XX съезда КПСС, есть недостатки и, следовательно, отдельные замечания рецензента могут быть им приняты и учтены.
В то же время автор справедливо возражает против духа и направленности рецензии А. Н. Кочеткова, а также против ряда содержащихся в ней неправильных утверждений, имеющих принципиальное значение. Эти возражения являются вполне обоснованными и заслуживают поддержки.
Прежде всего должна быть отвергнута как тенденциозная и необоснованная общая оценка рецензентом работы А. А. Строкова. На 9 страницах рецензии А. Н. Кочетков, не сказав ничего положительного о книге, назвал ее трудом, в котором «наглядно проявился упрощенческий, антиисторический подход...» к «разработке истории военного искусства» (стр. 150). Однако это не соответствует действительности. Наоборот, по мнению военных специалистов, труд А. А. Строкова, являясь, по существу, одним из первых в советской военно-исторической литературе систематических курсов по истории военного искусства, в основном правильно, с марксистско-ленинских позиций освещает вопросы войн и принципы организации армий в классовых обществах. Как пишут в редакцию члены кафедры истории военного искусства Военной академии тыла и транспорта, книга А. А. Строкова «является ценным учебным пособием для слушателей военных академий и широко используется в учебном процессе».
Рецензент упрекает автора в том, что в его работе освещается главным образом русское военное искусство и что из 493 страниц раздела «Военное искусство феодального общества» 375 страниц отведено России (стр. 143). Но и этот упрек несправедлив. Профессор Строков создавал свою книгу прежде всего как учебное пособие для слушателей военных академий, которые в соответствии с программой изучают глазным образом русское военное искусство. Он иллюстрирует в то же время свои положения примерами ведения войн в Западной Европе и на Востоке, наиболее ярко характеризующими развитие военного дела в тот или иной период и позволяющими путем сопоставления дать более глубокую оценку событий русской военной истории того же времени. Работа А. А. Строкова написана в соответствии с требованиями программы, определившими и ее структуру.
Рецензент видит порок труда А. А. Строкова в том, что в нем якобы идеализируется военное прошлое России и что автор «обособил развитие русского военного искусства от европейского» (стр. 143). Он заявляет о том, что автор видит связь русского военного искусства с западноевропейским «лишь в том, что в отдельные исторические периоды русское военное искусство шло впереди, оказывая влияние на военное искусство других, в том числе западноевропейских стран (стр. XLVIII). А. А. Строков исключает возможность обратного влияния других народов на развитие русского военного искусства, техники и т. п.» (стр. 143). «А. А. Строков, - пишет далее рецензент, - выдвигает и другое неверное положение: русскому военному искусству нечего было брать у Запада, оно всегда шло впереди» (стр. 144). «Автор книги следует упрощенной схеме: русское военное искусство всегда стояло выше западноевропейского» (стр. 147). Высказанные соображения рецензента заслуживали бы внимания, если бы они отражали действительные недостатки книги. Однако ничего подобного в ней не содержится. Хочет того или нет А. Н. Кочетков, его утверждения искажают, по сути дела, мысли автора книги и бросают тень на всю военную историю русского народа.
Здесь нет возможности привести многочисленные выдержки из работы А. А. Строкова, опровергающие указанные выше утверждения рецензента. Ограничимся только двумя цитатами из книги, которые автор приводит в письме в редакцию; они показывают его позицию в этом вопросе. Во «Введении» к работе говорится: «Отрицание самостоятельности русского военного искусства проявлялось и в делении всей истории военного искусства на два периода: на «допетровский» (когда, по утверждению некоторых дворянских и буржуазных военных историков, Русь жила якобы по образцам «варягов», а затем татар) и «послепетровский». Суть этого деления заключалась в отрицании «наличия основ» русского военного искусства до Петра. Такая постановка вопроса зачеркивает всю предшествующую историю русского военного искусства.
Утверждение, что русское военное искусство создано Петром I, служило исходным пунктом для вывода, что самая основа русского военного искусства не русская, а иностранная, «умело» заимствованная Петром I и перенесенная им на русскую почву.
Русское военное искусство, как до Петра, так и после него, не было изолировано от западноевропейского и восточного военного искусства, но оно возникло и развивалось своими собственными путями в соответствии с историческими условиями развития русского народа. Русское военное искусство нельзя отрывать от русской культуры в целом, которая сложилась и процветала задолго до Петра I.
История развития русского военного искусства представляет собой самостоятельный и закономерный процесс.. Русский народ на протяжении всей своей истории общался с другими странами и народами, не отгораживался от них кордоном. Но из этого нельзя делать вывод о коренных иноземных влияниях на русское военное искусство» (стр. XLVII-XLVIII).
На стр. XXV сказано: «Армия любой страны совершенствует свое вооружение, способы и формы борьбы (то есть военное искусство. - Ред.), обращаясь к успехам, достижениям науки и техники не только своей страны, но и других стран». И далее: «В некоторых работах дореволюционной русской военной литературы и особенно в тех, которые находились под влиянием немецких оценок русских полководцев, Петр I обрисован как гениальный специалист по «перенесению на русскую почву» чужого, западноевропейского опыта, правда, с учетом русской обстановки. Такая трактовка роли Петра I ведет к отрицанию самостоятельности в развитии русского военного искусства, провозглашает его зависимость в основных вопросах от западноевропейских образцов. Подобные взгляды, искажающие историю, проскальзывают иногда и в нашей литературе.
Нельзя воевать с противником, не изучив организацию его армии и способы войны и боя. Именно поэтому Петр I интересовался устройством западноевропейских армий, знал их слабые и сильные стороны. Петр I не отгораживался «китайской стеной» от боевого опыта западноевропейских армий. Известно также, что на первом этапе своей деятельности он часто приглашал на русскую службу иностранцев и относился к ним излишне доверчиво. Однако это не дает права сводить деятельность выдающегося полководца к «умелому перенесению» шведских, прусских или еще каких-либо военных образцов на русскую почву» (стр. 461-462).
«Говоря о русском военном искусстве, необходимо отметить, что в работах наших некоторых военных историков можно встретить элементы идеализации военного прошлого России. Нельзя считать, что русское военное искусство всегда было передовым, оно имело и периоды упадка (например, во время «бироновщины» или Павла I). Нельзя также рассматривать русскую армию вне эпох и вне классов, как армию, якобы народную по своему составу. Нужно освещать войны как внешние, так н внутренние, показывая роль армии и в тех и в других. Нельзя определять все войны как прогрессивные только на том основании, что их вела русская армия. При оценке русских полководцев и военных деятелей следует всегда иметь в виду, что они были представителями своего класса, их деятельность протекала в определенных конкретно-исторических условиях» (стр. XLIX). О периодах упадка говорится также на стр. 513-514 и др.
Данные выдержки из труда А. А. Строкова показывают, что им дается правильное толкование и оценка развития русского военного искусства, которое, как известно, во многих работах иностранных и некоторых дореволюционных русских военных историков всячески принижалось и сводилось почти целиком к заимствованиям иноземных образцов. Заимствования, конечно, были, но они вовсе не исключали самостоятельного пути развития военного искусства в России. Наоборот, гений русского народа внес много нового и в развитие мирового военного искусства, что оказало огромное влияние на другие страны.
Нигилистические и непозволительно пренебрежительные высказывания рецензента, граничащие с отрицанием боевых традиций русского народа, заслуживают осуждения. Такую точку зрения он высказывает, например, о древнерусских дружинах, представляя их как сброд, лишенный всякого понятия о дисциплине и воинской доблести, о поместном войске Русского государства XV-XVII веков.
Следует признать обоснованным мнение работников кафедры истории военного искусства Военной академии тыла и транспорта, высказанное ими в письме в редакцию: «Кафедра считает, что замечание т. Строкова в адрес рецензента о том, что «вся рецензия своим острием направлена на опошление русского военного искусства» до некоторой степени имеет основание, оно вытекает из общего направления всей рецензии. Рецензент необъективно отнесся к подбору фактов, собрав только те из них, которые направлены против самостоятельного пути развития русского военного искусства, против его превосходства над западноевропейским в определенные исторические периоды по некоторым вопросам. В рецензии нет ни одного примера и факта, которые были бы направлены в защиту самостоятельного пути развития русского военного искусства,... тогда как таких примеров в книге имеется достаточное количество... А. Н. Кочетков в своей рецензии требует сделать упор на отрицательные явления, присущие русской армии, «скверное материальное обеспечение войск, исключительно плохое санитарное состояние, низкая квалификация офицерского состава» (стр. 148) и др. Но могла ли русская армия одержать крупные победы над лучшими армиями Западной Европы, если бы она была такой, какой ее старается показать рецензент?»
Нельзя не признать, что данное высказывание вполне справедливо. Прежняя редколлегия журнала допустила ошибку, опубликовав рецензию А. Н. Кочеткова. Публикация этой путаной и тенденциозной рецензии причинила ущерб научному освещению истории русского военного искусства и объективно принижала его. Тем самым искажались патриотические традиции нашего народа, его достижения в развитии отечественной и мировой военной мысли.
Вопросы истории. 1958. № 5.
Другое выступление enfant terrible Кочеткова.
Да и вообще «Вопросы истории» в 1956 году жгли по всем фронтам: раз, два. За что редакцию и поменяли (ВИ. 1989. № 9).
Способ комплектования нельзя брать в основу определения характера армии. А. А. Строков называет русскую армию самой передовой армией конца XVIII в. (стр. 566) именно потому, что там будто бы была самая передовая система комплектования. В действительности характер армии определяется социально-экономической сущностью данного строя. Например, способ комплектования Советской Армии почти не отличается от способа комплектования многих армий капиталистических стран Европы, но характер Советской Армии коренным образом отличается от них.
Западноевропейские армии XVIII в. изображаются в книге А. А. Строкова однотипными, лишенными каких бы то ни было национальных особенностей; для всех одно военное искусство, одна военная теория. Все армии Западной Европы периода абсолютизма А. А. Строков именует постоянными наемными армиями в отличие от непостоянных наемных армий XV-XVI веков. Но такое противопоставление не дает возможности понять смысл изменений, происходивших в способах комплектования в организации армий. Постоянная армия пришла на смену ополчениям (или существовала рядом) в различных формах - феодальное, рыцарское ополчение, милиция, поместное войско и др. Наемные войска - это отряды профессиональных солдат. Это еще не постоянная армия, но она прямо противоположна ополчениям. Энгельс характеризует наемные войска как «нечто подобное постоянным армиям»(17). Тот тип армии, который пришел на смену наемным войскам и который А. А. Строков именует «постоянной наемной армией», Ф. Энгельс называет «постоянной армией нового времени»(18), а пути ее создания видит в стремлении абсолютных монархов создать свою армию из местных уроженцев для противовеса наемникам. Решение этой задачи в разных странах пошло разными путями и способами. В некоторых странах преобладающим способом была вербовка - способ, который А. А. Строков не отличает от найма, в других странах получил распространение принудительный набор местного населения. В то же время вплоть до французской революции 1789 г. сохранились (и опять же в разной степени) наем и вербовка иностранцев, даже целых отрядов. Все это разнообразие способов комплектования скрыто за общим термином «наемная армия».
_________________
17. Ф. Энгельс. Избранные военные произведения, стр. 157.
18. Там же, стр. 158.
При характеристике русской регулярной армии автор не указал на отрицательные явления, вытекающие из сущности феодально-крепостнического режима, - злоупотребления и произвол командиров, бюрократизм и неповоротливость военного управления, казнокрадство в военно-хозяйственном аппарате и как результат - скверное материальное обеспечение войск, исключительно плохое санитарное состояние, низкая квалификация офицерского состава, отношение офицера к солдату, как к крепостному, и т. п. Обо всем этом имеются многочисленные материалы и свидетельства современников. А. А. Строков отмечает, что при «бироновщине» русская армия переживала период упадка. Но вот происходит перемена. «С воцарением на престол в 1741 году дочери Петра I Елизаветы Миних был арестован и сослан в Сибирь. В русской армии стали восстанавливаться порядки, введенные при Петре I» (стр. 514). Но такое изображение далеко от действительности. Прусское влияние в армии было достаточно сильным и при Елизавете и при Екатерине. И муштра и плац-парадность имели место не только на Западе, но и в русской армии, так как эти явления имели глубокие социальные корни. Передовое военное искусство, в частности военное искусство Суворова, пробивало себе дорогу в борьбе с феодально-крепостнической военной системой и соответствующей ей военной теорией. В книге же А. А. Строкова говорится, что русская военная система была самой совершенной военной системой своего времени (стр. 624). Военная система - это государственная организация вооруженных сил страны плюс официальная военная доктрина. Считать военную систему России второй половины XVIII в. самой совершенной системой - значит приукрашивать и социально-экономическую и политическую системы русской дворянской империи. А. А. Строков заканчивает свой обзор военных событий 1799 годом - победами Суворова на Треббии и при Нови. Не мешало бы, однако, при этом помнить, что через какие-нибудь шесть лет после этого последовал Аустерлиц, где сказались все пороки официальной военной системы.
Можно отметить также стремление автора превратить выдающихся военных деятелей царской России в народных полководцев. Так, он пишет, что П. А. Румянцев требовал от каждого воина «весьма уважать... источник, который мы поныне один к содержанию воинских сил имеем: я разумею народ, дающий для войска и людей и деньги...» (стр. 547). Но эти слова Румянцева были адресованы императрице Екатерине и правительству и вовсе не относились к воинам; слово «народ» употреблено совсем не в том смысле, как мы употребляем его сейчас, а в значении «народонаселение», точнее, его податные слои, как источник налоговых поступлений в казну и поставщик рекрутов для армии, а слово «уважать», как разъясняет Румянцев, означает не разорять его окончательно и вдруг.
Идеализация русской армии и военных деятелей приводит автора (как и некоторых других историков) к приукрашиванию самой политики царской России. А. А. Строков приводит известные замечания А. А. Жданова, С. М. Кирова и И. В. Сталина о необходимости подчеркивать контрреволюционную роль русского царизма во внешней политике со времен Екатерины II. Но в полном противоречии с этим замечанием автор характеризует все войны, которые вело правительство Екатерины и Павла, как оборонительные или прогрессивные (см. стр. 551, 580-581, 583, 599, 612).
Совершенно неправильно освещена политика царского правительства по отношению к Польше. Борьбу с конфедератами в 1768-1769 гг. А. А. Строков рисует как борьбу за уравнение в правах православного населения с католиками, как борьбу против реакционной части польских магнатов и шляхты, против феодальной анархии (стр. 580). Барская конфедерация была действительно организацией феодальной реакции, но и те конфедерации, которые поддерживали царское правительство (Радомская, Слуцкая), были также организациями реакционного шляхетства и магнатов. Царское правительство, поддерживая эти группы, руководилось вовсе не целями борьбы с феодальной анархией, а, наоборот, поддерживало те реакционные, отжившие политические учреждения, которые ослабляли Польшу как государство. Ф. Энгельс так характеризует политику Екатерины по отношению к Польше перед первым разделом: «Екатерина и Фридрих заключили в Петербурге договор, по тайной статье которого оба взяли на себя обязательство охранять силою оружия польскую конституцию, это лучшее средство для разрушения Польши...»(19). Уравнение в правах православного населения с католиками было, конечно, только предлогом для вмешательства в дела Польши... Утверждение А. А. Строкова, что русские войска «были посланы в Польшу по просьбе (?) короля Станислава Августа и Сената» (стр. 581), выглядит по меньшей мере странно.
_________________
19. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XVI, ч. II, стр. 14.
В литературе последнего времени полководческому искусству Петра I, Румянцева, Суворова (а впоследствии и Кутузова) придаются одинаковые черты, отчего индивидуальность, своеобразие каждого утрачивается, содержание военного искусства обедняется. Это присуще и книге А. А. Строкова. Так, стратегии Петра I в Северной войне дается определение: решительная, наступательная, направленная против живой силы, а не против крепостей (стр. 483). Но такое определение не отражает всей сложности стратегической обстановки, в которой Петру I пришлось бороться с сильным и решительным врагом. Неверно и то, что Петр не хотел вести борьбу с крепостями. До Полтавского сражения Петр, наоборот, уклонялся от встреч с армией Карла XII и одну за другой осаждал и брал крепости - Нотебург, Ниешнанц, Дерпт, Нарву. В первый период войны крепости были его главной стратегической целью, а действия против полевых войск шведов (Шлипенбаха и Кронгиорта) были вспомогательными. Автор сближает русскую армию петровского времени с армией суворовской выучки. В преувеличенном виде изображается обучение солдат при Петре штыковому бою и рукопашной схватке (стр. 481). На самом деле главную часть строевого обучения составляли тогда приемы с ружьем и обучение стрельбе, о чем даже не упомянул автор. Об обучении же штыковому бою в Уставе сказано только: «...напоследок же (после обучения приемам) можно с выступкою колоть учить». При Петре было положено начало штыковому удару как одному из способов боя пехоты, но по-настоящему штыковой бой разработан тактически и технически в школе Суворова. Остается недоказанным положение, что Воинский устав Петра явился исходным военно-теоретическим документом для Суворова и Румянцева. А. А. Строков пишет: «А. В. Суворов в своих боевых приказах неоднократно цитировал петровский Устав. Суворовская «Наука побеждать» тесно связана с Уставом 1716 г., их роднит не только содержание, но и простой, доходчивый язык (?), ясность и точность формулировок» (стр. 462). Примеров цитирования Суворовым в боевых приказах Устава 1716 г. нет. и трудно сказать, что можно из этого Устава процитировать в боевом приказе. Не может быть речи и о родстве «Науки побеждать» и Устава и по содержанию и по языку.
А. А. Строков нередко произвольно обращается с собственными словами исторических личностей. В ряде случаев они переданы А. А. Строковым приблизительно, по памяти, или даже просто сочинены. Например, Суворову приписываются выражения: «С солдатом «без головы никакой баталии выиграть нельзя»» (стр. 569); «В случае, если обнаружится неравенство сил, отойти заблаговременно» (стр. 575). Этих слов Суворов не писал и не говорил. А Петру I приписан приказ солдатам следующего содержания: «Я приказываю вам стрелять во всякого, кто бежать будет, и даже убить меня самого, если я буду столь малодушен, что стану ретироваться от неприятеля» (стр. 479). Этот «приказ», видимо, взят из лубочной литературы о Петре. Никаких ссылок на источник нет.
В труде А. А. Строкова наглядно проявился упрощенческий, антиисторический подход, характерный для многих работ, вышедших в последнее время. Понятно, что такой подход пе может способствовать марксистской разработке истории военного искусства.
Вопросы истории. 1956. № 8.
О ПИСЬМЕ В РЕДАКЦИЮ А. А. СТРОКОВА
Полковник проф. А. А. Строков, начальник кафедры истории воин и военного искусства Военной академий имени В. И. Ленина, прислал в редакцию письмо, в мотором выражает протест против содержания и общей направленности рецензии А. Н. Кочеткова, опубликованной в журнале «Вопросы истории» (1956, № 8, стр. 141-150), на его труд «История военного искусства. Т. 1. Рабовладельческое и феодальное общество», выпущенный Воениздатом в 1955 году.
А. А. Строков пишет: «В этом письме я хочу остановиться на двух принципиальных положениях данной рецензии. Во-первых, в рецензии применяется метод приписывания автору того, чего нет в книге, а также грубого, ничем не прикрытого извращения фактов или их обобщений. Во-вторых (и это главное), вся рецензия своим острием направлена на опошление русского военного искусства, хотя это и преподносится под флагом критики идеализации русского военного искусства». Далее в письме дается сопоставление отдельных мест рецензии и соответствующих абзацев книги, опровергающее основные утверждения рецензента.
Как стало теперь известно, А. А. Строков вскоре после опубликования рецензии А. Н. Кочеткова уже обращался с подобным письмом к прежнему руководству журнала, но не встретил поддержки. В настоящее время автор книги вновь просит рассмотреть его возражения рецензенту. Несмотря на то, что со времени опубликования рецензии прошел немалый срок, есть необходимость вновь вернуться к этому вопросу, так как после тщательного рассмотрения письма и книги А. А. Строкова, а также соответствующей консультации с военными специалистами редакция пришла к выводу, что возражения автора против утверждений рецензента имеют веские основания.
Разумеется, большой, почти в 50 авторских листов труд А. А. Строкова не лишен недостатков. На это указывают в письмах в редакцию члены кафедр истории военного искусства Военной академии тыла и транспорта, Академии имени М. В. Фрунзе, сотрудники Института истории АН СССР. Так, излагая отдельные войны, которые вела Россия и другие страны, проф. Строков иногда недостаточно четко устанавливает связь их причин и следствий с социально-экономическим и политическим строем страны, не всегда ясно подчеркивает, в интересах какого класса велась война. Отдавая должное А. В. Суворову как военному деятелю, автор не оговаривает, что этот великий полководец был исполнителем воли реакционных правительств Екатерины II и Павла I и свой талант отдавал в одинаковой мере как борьбе с Турцией и Францией, так и подавлению крестьянского восстания под руководством Е. И. Пугачева или разгрому пражского предместья Варшавы.
Отдельные случаи недостаточной классовой характеристики деятелей прошлого имеются и в других местах книги. Например, характеризуя древнерусского князя Святослава, автор не подчеркнул, что этот князь был представителем складывавшегося в то время феодального класса. Необходимо также обратить внимание на ряд упущений автора, связанных с влиянием культа личности И. В. Сталина. А. А. Строков признает в письме, что в его книге, вышедшей до XX съезда КПСС, есть недостатки и, следовательно, отдельные замечания рецензента могут быть им приняты и учтены.
В то же время автор справедливо возражает против духа и направленности рецензии А. Н. Кочеткова, а также против ряда содержащихся в ней неправильных утверждений, имеющих принципиальное значение. Эти возражения являются вполне обоснованными и заслуживают поддержки.
Прежде всего должна быть отвергнута как тенденциозная и необоснованная общая оценка рецензентом работы А. А. Строкова. На 9 страницах рецензии А. Н. Кочетков, не сказав ничего положительного о книге, назвал ее трудом, в котором «наглядно проявился упрощенческий, антиисторический подход...» к «разработке истории военного искусства» (стр. 150). Однако это не соответствует действительности. Наоборот, по мнению военных специалистов, труд А. А. Строкова, являясь, по существу, одним из первых в советской военно-исторической литературе систематических курсов по истории военного искусства, в основном правильно, с марксистско-ленинских позиций освещает вопросы войн и принципы организации армий в классовых обществах. Как пишут в редакцию члены кафедры истории военного искусства Военной академии тыла и транспорта, книга А. А. Строкова «является ценным учебным пособием для слушателей военных академий и широко используется в учебном процессе».
Рецензент упрекает автора в том, что в его работе освещается главным образом русское военное искусство и что из 493 страниц раздела «Военное искусство феодального общества» 375 страниц отведено России (стр. 143). Но и этот упрек несправедлив. Профессор Строков создавал свою книгу прежде всего как учебное пособие для слушателей военных академий, которые в соответствии с программой изучают глазным образом русское военное искусство. Он иллюстрирует в то же время свои положения примерами ведения войн в Западной Европе и на Востоке, наиболее ярко характеризующими развитие военного дела в тот или иной период и позволяющими путем сопоставления дать более глубокую оценку событий русской военной истории того же времени. Работа А. А. Строкова написана в соответствии с требованиями программы, определившими и ее структуру.
Рецензент видит порок труда А. А. Строкова в том, что в нем якобы идеализируется военное прошлое России и что автор «обособил развитие русского военного искусства от европейского» (стр. 143). Он заявляет о том, что автор видит связь русского военного искусства с западноевропейским «лишь в том, что в отдельные исторические периоды русское военное искусство шло впереди, оказывая влияние на военное искусство других, в том числе западноевропейских стран (стр. XLVIII). А. А. Строков исключает возможность обратного влияния других народов на развитие русского военного искусства, техники и т. п.» (стр. 143). «А. А. Строков, - пишет далее рецензент, - выдвигает и другое неверное положение: русскому военному искусству нечего было брать у Запада, оно всегда шло впереди» (стр. 144). «Автор книги следует упрощенной схеме: русское военное искусство всегда стояло выше западноевропейского» (стр. 147). Высказанные соображения рецензента заслуживали бы внимания, если бы они отражали действительные недостатки книги. Однако ничего подобного в ней не содержится. Хочет того или нет А. Н. Кочетков, его утверждения искажают, по сути дела, мысли автора книги и бросают тень на всю военную историю русского народа.
Здесь нет возможности привести многочисленные выдержки из работы А. А. Строкова, опровергающие указанные выше утверждения рецензента. Ограничимся только двумя цитатами из книги, которые автор приводит в письме в редакцию; они показывают его позицию в этом вопросе. Во «Введении» к работе говорится: «Отрицание самостоятельности русского военного искусства проявлялось и в делении всей истории военного искусства на два периода: на «допетровский» (когда, по утверждению некоторых дворянских и буржуазных военных историков, Русь жила якобы по образцам «варягов», а затем татар) и «послепетровский». Суть этого деления заключалась в отрицании «наличия основ» русского военного искусства до Петра. Такая постановка вопроса зачеркивает всю предшествующую историю русского военного искусства.
Утверждение, что русское военное искусство создано Петром I, служило исходным пунктом для вывода, что самая основа русского военного искусства не русская, а иностранная, «умело» заимствованная Петром I и перенесенная им на русскую почву.
Русское военное искусство, как до Петра, так и после него, не было изолировано от западноевропейского и восточного военного искусства, но оно возникло и развивалось своими собственными путями в соответствии с историческими условиями развития русского народа. Русское военное искусство нельзя отрывать от русской культуры в целом, которая сложилась и процветала задолго до Петра I.
История развития русского военного искусства представляет собой самостоятельный и закономерный процесс.. Русский народ на протяжении всей своей истории общался с другими странами и народами, не отгораживался от них кордоном. Но из этого нельзя делать вывод о коренных иноземных влияниях на русское военное искусство» (стр. XLVII-XLVIII).
На стр. XXV сказано: «Армия любой страны совершенствует свое вооружение, способы и формы борьбы (то есть военное искусство. - Ред.), обращаясь к успехам, достижениям науки и техники не только своей страны, но и других стран». И далее: «В некоторых работах дореволюционной русской военной литературы и особенно в тех, которые находились под влиянием немецких оценок русских полководцев, Петр I обрисован как гениальный специалист по «перенесению на русскую почву» чужого, западноевропейского опыта, правда, с учетом русской обстановки. Такая трактовка роли Петра I ведет к отрицанию самостоятельности в развитии русского военного искусства, провозглашает его зависимость в основных вопросах от западноевропейских образцов. Подобные взгляды, искажающие историю, проскальзывают иногда и в нашей литературе.
Нельзя воевать с противником, не изучив организацию его армии и способы войны и боя. Именно поэтому Петр I интересовался устройством западноевропейских армий, знал их слабые и сильные стороны. Петр I не отгораживался «китайской стеной» от боевого опыта западноевропейских армий. Известно также, что на первом этапе своей деятельности он часто приглашал на русскую службу иностранцев и относился к ним излишне доверчиво. Однако это не дает права сводить деятельность выдающегося полководца к «умелому перенесению» шведских, прусских или еще каких-либо военных образцов на русскую почву» (стр. 461-462).
«Говоря о русском военном искусстве, необходимо отметить, что в работах наших некоторых военных историков можно встретить элементы идеализации военного прошлого России. Нельзя считать, что русское военное искусство всегда было передовым, оно имело и периоды упадка (например, во время «бироновщины» или Павла I). Нельзя также рассматривать русскую армию вне эпох и вне классов, как армию, якобы народную по своему составу. Нужно освещать войны как внешние, так н внутренние, показывая роль армии и в тех и в других. Нельзя определять все войны как прогрессивные только на том основании, что их вела русская армия. При оценке русских полководцев и военных деятелей следует всегда иметь в виду, что они были представителями своего класса, их деятельность протекала в определенных конкретно-исторических условиях» (стр. XLIX). О периодах упадка говорится также на стр. 513-514 и др.
Данные выдержки из труда А. А. Строкова показывают, что им дается правильное толкование и оценка развития русского военного искусства, которое, как известно, во многих работах иностранных и некоторых дореволюционных русских военных историков всячески принижалось и сводилось почти целиком к заимствованиям иноземных образцов. Заимствования, конечно, были, но они вовсе не исключали самостоятельного пути развития военного искусства в России. Наоборот, гений русского народа внес много нового и в развитие мирового военного искусства, что оказало огромное влияние на другие страны.
Нигилистические и непозволительно пренебрежительные высказывания рецензента, граничащие с отрицанием боевых традиций русского народа, заслуживают осуждения. Такую точку зрения он высказывает, например, о древнерусских дружинах, представляя их как сброд, лишенный всякого понятия о дисциплине и воинской доблести, о поместном войске Русского государства XV-XVII веков.
Следует признать обоснованным мнение работников кафедры истории военного искусства Военной академии тыла и транспорта, высказанное ими в письме в редакцию: «Кафедра считает, что замечание т. Строкова в адрес рецензента о том, что «вся рецензия своим острием направлена на опошление русского военного искусства» до некоторой степени имеет основание, оно вытекает из общего направления всей рецензии. Рецензент необъективно отнесся к подбору фактов, собрав только те из них, которые направлены против самостоятельного пути развития русского военного искусства, против его превосходства над западноевропейским в определенные исторические периоды по некоторым вопросам. В рецензии нет ни одного примера и факта, которые были бы направлены в защиту самостоятельного пути развития русского военного искусства,... тогда как таких примеров в книге имеется достаточное количество... А. Н. Кочетков в своей рецензии требует сделать упор на отрицательные явления, присущие русской армии, «скверное материальное обеспечение войск, исключительно плохое санитарное состояние, низкая квалификация офицерского состава» (стр. 148) и др. Но могла ли русская армия одержать крупные победы над лучшими армиями Западной Европы, если бы она была такой, какой ее старается показать рецензент?»
Нельзя не признать, что данное высказывание вполне справедливо. Прежняя редколлегия журнала допустила ошибку, опубликовав рецензию А. Н. Кочеткова. Публикация этой путаной и тенденциозной рецензии причинила ущерб научному освещению истории русского военного искусства и объективно принижала его. Тем самым искажались патриотические традиции нашего народа, его достижения в развитии отечественной и мировой военной мысли.
Вопросы истории. 1958. № 5.
Другое выступление enfant terrible Кочеткова.
Да и вообще «Вопросы истории» в 1956 году жгли по всем фронтам: раз, два. За что редакцию и поменяли (ВИ. 1989. № 9).