Выводы И.С. Кутякова из Киевской операции 1920 г. для будущей войны (II)
УПРАВЛЕНИЕ СТОРОН
Управление войсками в Киевской операции обеими борющимися сторонами было абсолютно противоположно друг другу.
Начать с того, что штабы красных частей всех степеней оставались в глубоком тылу своих войск, польское же командование было вблизи своих частей. Может быть это было не искусством, а необходимостью, так как 25-я Чапаевская дивизия отрезала белополякам путь отхода на запад в районе м. Бородянка, а 1-я Конная армия - в районе Житомира.
Штаб юго-западного фронта в отношении главного, Новоград-Волынского, направления находился очень глубоко в тылу (г. Кременчуг - 450 км от поля боя). Но если принять во внимание, что его армии действовали не только против поляков, но и против еще не разбитых остатков белых армий ген. Врангеля, находившихся в Крыму и в районе Николаева, то нужно признать, что расположение штаба фронта было в центре действий его войск. Место расположения штаба фронта было весьма удачным.
В то время командующему фронтом т. Егорову приходилось все время двоить свое внимание, ибо с точки зрения стратегической Киевская операция окружения заслуживала главного внимания, а политически пожалуй важнее для республики было ликвидировать белых в Крыму.
Конечно если бы у командующего фронтом было два штаба и был бы помощник, он мог бы направить своего помощника с одним штабом для руководства операцией против белых армий, а сам бы с полевым штабом фронта выехал в район действий группы т. Якира, т. е. на правый берег р. Днепр в район Тараща, Белая Церковь, где бы взял на себя руководство главными силами войск (1-й Конной армией и 45-й и 44-й. стр. дивизиями), которые должны были осуществить окружение и разгром 3-й польской армии.
Командующему фронтом т. Егорову пришлось по необходимости доверять штабам армий и групп, которые также находились в глубоком тылу и давали ему не вполне проверенные сведения о 3-й польской армии. Так например командующий фронтом получает сведения, что в районе Васильков сосредоточена вся армия поляков, тогда как фактически там был расположен один 2-й пех. полк легионеров.
Командующий фронтом т. Егоров быстро реагирует на это и направляет Конную армию не на Киев, а на Ходорков, Фастов и далее.
Через 1-2 суток эти сведения опровергаются. Тогда штаб 12-й армии (благодаря сообщению 7-Й стр. дивизии) доносит, что 3-я польская армия вся сосредоточена в районе устья р. Ирпень и имеет задачей прорваться на север на м. Иванков. Штаб фронта и штарм 12 немедленно на это реагируют: приказывают 25-й Чапаевской дивизии перейти к обороне по р. Тетерев, т. е. покинуть р. Здвиж у.м. Бородянка и отойти назад в район м. Иванков. В действительности же главные силы 3-й польской армии никогда и не помышляли отходить в северном направлении.
Наконец штаб фронта получил данные (нам не удалось установить, от кого эти сведения исходили), что вся 3-я польская армия отходит к Житомирскому шоссе. В силу этого Конная армия все время опасается этого Житомирского шоссе и жмется к югу от шоссе в район Ходорков. Части 3-й польской армии не помышляли отходить по этому шоссе, но по необходимости им воспользовалась одна 7-я пех. дивизия полк. Шуберта и то только до м. Макаров, а потом повернула на север, в лес на м. Родомысль.
Кроме того (пожалуй это главная причина, почему Киевская операция полностью не осуществилась) штабу фронта было с мест сообщено, что 3-я польская армия ушла из Киева. Командующий фронтом опять верит этому сообщению. Он собственно и не мог не поверить донесениям с поля боя, ибо командованию соединений виднее и яснее, что делает противник. Командующий фронтом т. Егоров дает радиограмму за № 0010/Е командарму 1 -й Конной т. Буденному, в которой предлагает армии прекратить свое движение на Киев и повернуть обратно на Бердичев, Казатин, в то время как 3-я польская армия стояла на р. Ирпень и вела напряженные бой не только 10, 11, но и 12 июня на р. Здвиж с частями 25-й Чапаевской дивизии.
Мы спрашиваем: что мог сделать командующий фронтом, когда с мест, т. е. с поля боя и из штармов, он не получал ни одного правдивого донесения, которое бы характеризовало действительную обстановку фронта? Все сведений о деятельности 3-й польской армии противоречили друг другу, причем ни одно из них не соответствовало действительности.
Взять период времени с 12 до 14 июня. Штабу фронта доносили, что части 3-й польской армии ушли в район Коростень. Командующий фронтом проверить правдивость этих донесений не мог: авиаций не было, а если и были самолеты, то только такие, которые не могли, а временами и не хотели долетать до польских частей. В силу этого командующий фронтом дает директиву за № 448/сек., которой ставит задачу 1-й Конной армии две дивизии бросить на Коростень и две - на Новоград-Волынск.
Почему произошло дробление 1-й Конной армии? Лишь потому, что командующий фронтом был введен в заблуждение. Он направляет на Коростень и Новоград-Волынск по две кавдивизии с целью удара по тылам поляков, считая, что, поскольку 3-я польская армия бежит быстро из-под Киева, дробление 1-й Конной армии на две части в данных условиях есть нормальное ее использование. Фактически же 13 и 14 июня вся 3-я польская армия была сосредоточена в районе Родомысль и ст. Тетерев. Поэтому опять был упущен случай окружения частей 3-й польской армии в этом районе.
В условиях получения неправдоподобных сведений о противнике конечно невозможно с успехом управлять такой сложной операцией, как окружение целой армии.
Если для штаба фронта во время этой операции 1920 г. было нормальным расположение в 450 км от поля боя, то абсолютно недопустимо, чтобы штаб 12-й армии находился в г. Конотопе на одной линии со штабом фронта, т. е. в расстоянии 350 км поля боя.
Грубо говоря, штаб 12-й армии абсолютно не управлял своими частями в этой операции. Ни один приказ штарма 12 на протяжении всей операции не соответствовал обстановке боя, все они по замыслу запаздывали, а потому или штарм сам их через пару суток отменял или просто войска его не выполняли.
Грубейшей ошибкой штарма 12 нужно признать не только то, что он предпочитал оставаться в глубочайшем тылу своих войск, то и то, что он в начале операции передал руководство всей Киевской операцией 7-й стр. дивизии. Место штарма 12 - в районе д. Печки на Днепре. Отсюда и следовало руководить всеми частями, принимавшими участие в операции окружения, т. е. главным образом северным заходящим крылом войск, которое должно было замкнуть окружение поляков совместно с 1-й конной армией в районе Бородянка, м. Макаров.
В результате отрыва от войск штарм 12 пользовался данными штадива 7, который в свою очередь находился глубоко в тылу своих войск в первый период операций - в 60 км от поля боя, а в дальнейшем - в 100 км. Штадив 7 также не бывал по несколько суток в курсе событий боя, не имея связи с дерущимися частями, а донесения штадив 7 писать был обязан. Поэтому писалось очень много не соответствовавшего действительности.
Командарм вполне правильно поступил расформировав несуществующую «ударную группу 12-й армии», но он не исправил до конца ошибки своего штарма, т. е. не приехал в район д. Печки на переправу через Днепр и не приступил к действительному управлению своими войсками, а продолжал оставаться в г. Конотопе и оттуда руководить операцией, расценивая обстановку сквозь «очки» штадива 7.
Части 25-й Чапаевской дивизии, выполнявшие главную задачу в операции, не имели своего телеграфного провода и все свои донесения направляли на телеграфные станции штадива 7; последний направлял их в штарм 12 с большим опозданием, а некоторые документы и вовсе в штарм 12 не попадали.
В результате штарм 12 на основании сводок и донесений штадива 7 не раз вводил в заблуждение штаб фронта, и самому командарму 12 не раз приходилось принимать решения, не соответствовавшие обстановке боя, как например отход от р. Здвиж на р. Тетерев.
Когда началось преследование 3-й польской армии, штарм 12 продолжал оставаться в г. Конотопе, хотя войска 12-й армии уже сбили противника с р. Уж и преследовали в направлении на р. Уборть. Киев занят был 12 июня, штарм же перешел туда лишь 20 июня.
Поэтому доставка директив командарма в войска происходила со значительным напряжением; войска получали их с большим запозданием, а о некоторых директивах штарма 12 пришлось узнать спустя 14 лет по материалам Центрального архива Красной армии.
Штарм 12 в целях поддержания непрерывной связи со штадивами указывал им места их расположения, из-за чего например начдив 44 со своим штадивом отстал от своих бригад на сотню километров. Поэтому его части не приняли участия в атаке оборонительной линии поляков по р. Уж и он не руководил боем своих частей 24 и 25 июня под м. Эмильчино.
Штарм 12 хотя и достиг благодаря этому связи со штабами дивизий, но тем самым оторвал их от своих боевых частей.
Это еще более ухудшило положение с управлением войсками в этой операции. Штарм 12, стремясь установить связь непосредственно с войсками, применил радиосредства, но без всякого «кода» и шифра; поляки весьма аккуратно перехватывали эти переговоры и принимали соответствующее контрмеры. Таким образом это еще более ухудшало положение ведущих бой частей.
При этих условиях конечно не могло быть и речи об успешных действиях войск, осуществлявших такую сложную операцию, как «Киевские Канны».
В противоположность штарму 12 штаб 1-й Конной армии все время находился со своими войсками - и во время прорыва польского фронта, и при действиях в тылу противника.
Штарм 1-й Конной во главе с тт. Ворошиловым и Буденным переносил все невзгоды и тяжести боя. В штарме 1-й Конной не наблюдалось случая, чтобы хоть с одной из кавдивизий не было связи одни сутки. Связь была бесперебойная, и командование 1-й Конной армии весьма четко управляло своими войсками.
Штабы стрелковых дивизий также находились в глубоком тылу своих войск от 60 до 100 км. В некоторых случаях штабам дивизий подражали и штабы бригад, находясь в 20-30 км от своих полков.
Отставание штабов дивизий и штабов бригад от дерущихся частей лишало их возможности действительно управлять своими частями в бою. Недостаточно развитая на театре войны сеть связи не позволяла упомянутым штабам при скоротечности боевых событий реализовать все данные о противнике, добытые частями в процессе боевых действий. Кроме того отрыв штабов от войск лишал их возможности проверять правдивость полученных с мест сведений, с тем чтобы не вводить в заблуждение высшие штабы.
Бесперебойному управлению войсками противником способствовало во-первых то, что как на южном крыле красных войск, так и на северном у устья р. Ирша части юго-западного фронта не противодействовали выходу 3-й польской армии из окружения; во-вторых польским командованием почти все радиограммы и переговоры красного командования по радио своевременно перехватывались, благодаря чему польский командный состав сверху донизу знал точно на несколько суток вперед когда и что будут делать войска красных. Это давало им возможность правильно парировать действия красных войск и бесперебойно управлять своими войсками в этой операции.
Это подтверждают все польские приказы, которые имеются в архиве.
Польское командование всех степеней находилось вблизи своих войск: начдивы как правило располагались в 10-15 км от поля боя, а комбриги в 5-10 км.
Все это способствовало как управлению войсками на поле боя, так и правильному уразумению всей обшей сложной обстановки фронта.
На основе опыта прошлого, учитывая громадный рост военной техники, попытаемся сделать некоторые выводы для будущей войны в отношении средств связи для управления войсками.
1. Радио как средство управления войсками на театре войны должно быть категорически исключено из употребления, так как опыт мировой и гражданской войн решительным образом подтверждает, что не было еще такого случая, чтобы та или другая радиограмма не расшифровывалась противником (Танненберг 1914 г., Варшава 1920 г.).
Но радио как средство управления боем на передовой линии фронта останется едва ли не единственным средством.
Надлежит точно установить, каким штабам и начальникам, в каком размере и как использовать радио на поле боя, ибо нужно твердо помнить, что радио обоюдоострое средство, которое может временами помочь больше врагу, чем своим войскам.
2. Единственно надежным средством управления войсками на театре войны будут самолет или же быстроходные броневики, автомобили или танки, которые при любой погоде и на любой местности при сложной обстановке фронта могли бы свободно действовать. Может быть для этой цели придется посылать на фронт не отдельные танки, а целые взводы и роты. Еще в мирное время нужно разработать такую конструкцию танка или бронемашины, которая отвечала бы этим требованиям. Быстроходный танк и бронемашина пожалуй могут быть в будущей войне единственным средством живого руководства боем как тактического, так и оперативного характера, начиная, от командиров армий и кончая командирами полков.
3. Использовать голубей в качество средства связи в оперативном управлении войсками будет слишком рискованно. По нашему мнению «военный голубь» будет надежным, хорошим средствам управления на поле боя в полосах укрепленных районов, но ни в коем случае не выше.
Мы отдаем предпочтение военной собаке, которая в роте, батальоне и в полку должна сыграть соответствующую положительную роль, особенно зимой и в лесисто-болотистой местности, даже при условии, что штабы полка и батальона будут иметь для связи бронеавтомобили и танки.
В общем все, что мы выше изложили, конечно будет иметь только тогда положительное значение, когда штабы дивизий, корпусов и армий не будут отрываться от своих войск на такое далекое расстояние, как это наблюдалось в Киевской операции 1920 г.
Поэтому нам вероятно нужно более четко регламентировать в соответствующих положениях не точные схемы, а проверенные повседневной учебой указания о наиболее целесообразном с точки зрения управления войсками в современном бою удалении штабов всех степеней от войск.
СТЫКИ ФРОНТОВ
Опыт Киевской операции, а также всей польской кампании 1920 г. со всей решительностью подтверждает, что стык юго-западного фронта был самым слабым местом боевого порядка Красной армии.
С момента начала Киевской операции и до ее конца слабенькая Мозырская группа т. Хвесина, действовавшая в Мозырском и Пинском направлениях, не только не оказала положительного влияния на ход ведения Киевской операции, но даже наоборот ее бездействие в первый период операции влекло за собой в частях 12-й армии излишние потери, так как группа ген. Сикорского 4-й польской армии не сковывалась с фронта (востока) группой т. Хвесина. Это давало возможность войскам ген. Сикорского безнаказанно маневрировать с севера и востока, т. е. сосредоточивать крупные силы в районе Чернобыль и тем самым держать по существу «ударную группу» войск 12-й армии в окружении. А это двоило внимание 25-й Чапаевской дивизии и задерживало разгром брошенного резерва (1-го пех. полка легионеров) в районе м. Горностайполь.
В середине операции командарму 12 т. Васканову пришлось выделить из состава армии самую боеспособную 24-ю железную дивизию Павловского для прикрытия с севера, со стороны м. Чернобыль, ударной группы 12-й армии, чтобы дать возможность частям 25-й Чапаевской дивизии выйти в тыл 3-й польской армии в район м. Бородянка, ст. Тетерев. Сил 24-й стр. дивизии оказалось недостаточно. Начдиву 25 пришлось на р. Уж, в районе с. Корниловка, оставить 74-ю бригаду, чтобы 24-я стр. дивизия не была по частям разбита войсками ген. Сикорского. Указанные части красных своими активными действиями заставили поляков с 10 по 16 июня перейти к обороне на правом берегу р. Уж.
Командарму 12 т. Васканову пришлось на р. Уж кроме 24-й стр. дивизии бросить свой последний резерв - всю 58-ю стр. дивизию т. Княгницкого - в то время, когда 12-й армия выполняла пожалуй самую главную задачу по уничтожению частей 3-й польской армии в Коростеньском и Эмильчинском направлениях.
Командование западным фронтом в интересах выполнения главной задачи фронта, выделило в группу т. Хвесина такие слабые силы, что т. Хвесин не смог не только наступать на г. Мозырь, но в процессе Киевской операции был в состоянии лишь стоять на месте; малейший же нажим частей 4-й польской армии вынуждал группу к отступлению на восток.
В силу этого частям 12-й армии пришлось действовать вне рамок разгранлиний с западным фронтом. 24-й железной дивизии в силу необходимости пришлось не только форсировать на р. Словечно, но и брать г. Мозырь без войск т. Хвесина, хотя занятие этого пункта было на протяжении целого месяца основной задачей Мозырской группы.
Вообще действие группы т. Хвесина вверх по р. Припять в направлении Линек не отличалось активностью. В начале Сарны-Ровенской операции войск юго-западного фронта группа войск т. Хвесина не проявила также особой активности для движения к устью р. Уборть, предоставив тем самым возможность дивизии Булак-Булаковича совершить налет с участка Мозырской группы на г. Обручь, что доставило массу неприятностей частям 12-й армии.
Некоторые наши историки поражение Красной армии под Варшавой объясняют исключительно тем, что, мол, Мозырская группа не выполнила своей задачи, т. е. не сдержала натиска поляков на Брест-Литовск и тем самым не дала «тарану» западного фронта красных уничтожить где-то в районе Данцигского коридора польскую армию. Безусловно такое объяснение и толкование стратегического поражения войск западного фронта под Варшавой являются тенденциозными, поверхностными, запутывающими основное существо поражения Красной армии под Варшавой.
Из опыта деятельности Мозырской группы как на протяжении Киевской операции, так и вообще всей польской кампании однако видно, что стык фронтов являлся слабым местом.
В будущей войне не только на западе, но и на востоке в стыках фронтов нужно создавать не импровизированные группы, вроде Мозырской группы, а отдельные армии, хорошо технически оснащенные.
Должны быть детально продуманы как их численная мощь, так и их техническое оснащение. Эти достаточно мощные армии, действующие в стыке фронтов, должны быть подчинены главному командованию. Эти армии стыков в интересах обоих фронтов по заданию главкома должны активно содействовать обоим фронтам и ни в коем случае не плестись где-то в тылу, а наоборот стремиться быть все время впереди действующих фланговых частей фронтов.
Мы против подчинения этих армий штабам фронтов лишь потому, что последние при всей их объективности поневоле будут им ставить задачи в интересах своего фронта, часто в ущерб войскам соседнего фронта.
И в гражданской и в мировой войне слабыми местами корпусов в их боевом порядке всегда были стыки войсковых соединений. В предстоящей же войне в связи с появлением крупных танковых соединений опасность прорыва противника в стыке еще больше возрастает.
Обеспечение стыков по нашим уставам и по принятой в штабах корпусов и дивизий практике достигается следующим: в приказах указывается подчиненным штабам, что стык, мол, между такими частями обеспечивается таким-то штабом. По опыту гражданской войны этим никогда не обеспечивался ни оперативный, ни тактический стык.
Мы считаем, что нужно серьезно продумать вопрос не только о стратегических стыках, но и об оперативных, тактических стыках войсковых соединений на поле боя.
ПОПОЛНЕНИЕ ЧАСТЕЙ ФРОНТА
Мировая война довела русскую армию до такого состояния, что на одного бойца фронта приходились сотни людей, обслуживающих тыловые учреждения как прифронтовой полосы, так и внутри страны. Бюрократизм, волокита, взяточничество, воровство процветали сверху донизу. Все эти лишние рты не только разлагали тыл армии, но и пожирали то, что должно было принадлежать фронту.
В начале гражданской войны Советская страна организационно развернула весьма много разных военных формирований. Во главе многих таких формирований стали лица с организационным опытом прошлого, так называемые спецы военного дела, которые не столько формировали части Красной армии, сколько увеличивали штаты разных обслуживающих учреждений и штабов;
Если теперь, по прошествии 14 лет, просмотреть качество целого ряда формирований гражданской войны, создававшихся в тылу, то надо прямо сказать, что многие из них не оправдывали на поле боя тех надежд, которые на них возлагались. В самом деле, если посмотреть список всех тех боевых дивизий, которые отличились на многочисленных фронтах гражданской войны, то в этом списке вы встретим мало дивизий, формировавшихся в тылу.
Конечно это произошло не случайно.
Отсюда мы делаем вывод, что в будущей войне основное внимание должно быть уделено не формированию в тылу новых дивизий и корпусов, а систематическому приведению в порядок, воспитанию и самое главное пополнению изнутри страны людскими ресурсами тех частей, которые уже действуют на фронте или возникают там в процессе самих боевых действий. Эти быть может и партизанские, но созданные революцией и классовой борьбой войска во много раз будут боеспособнее и революционнее, чем соединения, созданные в тылу.
С этой истиной во время минувшей гражданской войны не хотел считаться Троцкий. В результате, когда началась польская кампания 1920 г., на фронте по нумерации войсковых соединений было мною, а штабов и разных управлений еще больше. Численность всей Красной армии доходила до 5-6 млн. человек (хотя точно никто не знает), а воевать с поляками было некому. В полках числилось едоков до 1 500 человек, а штыков 200; в дивизиях - штыков 2 000, а едоков 10 000, в армии - штыков 10 000-15 000, а едоков 40 000-60 000. Таким образом когда части Красной армии подошли к берегам Вислы, то не оказалось в частях бойцов, а остались только штабы и тылы.
Анализируя этот вопрос по опыту гражданской войны, мы приходим к следующему выводу:
1. Пополнение дерущихся частей на фронте должно быть таким же важным для штабов фронтов и армий делом, как осуществление операции. Полки, дерущиеся на фронте, как закон через каждые 2 месяца должны пополняться до штатных норм хотя бы даже и не вполне обученными в военном отношении людьми. На фронте боец в неделю боя больше получит военных знаний, чем в запасной части за 3 месяца.
Военкоматы и разные военные учреждения в тылу должны через каждые 2 месяца проходить своего рода чистки, т. е. сокращать всех сверхштатных военнообязанных лиц и отправлять их на фронт.
Такой же метод перераспределения людей должен быть применяем и к тыловым учреждениям фронтовых частей до дивизии включительно.
Все бойцы и разные тыловые начальники, не по своей вине не попавшие в первый период войны на фронт, обязательно через 4-6 месяцев должны быть заменены ранеными красноармейцами и командирами. Мотивы, что некоторые должности не могут быть замещаемы фронтовиками, т. е. ранеными бойцами и командирами, - это просто бюрократическая отговорка, ибо нет такой работы в тыловых военных и гражданских учреждениях, которую бы не могли выполнить боец или командир, пролившие свою кровь за власть Советов.
Дезертирство в минувшей гражданской войне было еще явлением массовым. Оно почти не будет иметь места в нашей Красной армии сегодняшнего дня. Тем более суровые меры должны приниматься к тем одиночным бойцам, которые могут стать на путь дезертирства. Дезертир - враг народа. Он должен быть объявлен вне закона и в отношении семьи дезертира должны быть применяемы самые суровые меры включительно до конфискации имущества и административных высылок.
Будущая война будет войной революционно-классовой. В ней как Советская страна, так и империалистические буржуазные государства бросят все свои силы на решительную борьбу. Вопрос «кто кого?» - кому жить и кто должен погибнуть - встанет как грозный призрак перед борющимися сторонами. Поэтому недопустимо проявление в какой бы то ни было мере малодушия. Красный боец и командир в самой тяжелой обстановке не должны знать понятия о сдаче в плен. Ни один боец Красной армии, за исключением тяжелораненых, не может оказаться в плену врага. Плен - это высший позор для бойца Красной армии и гражданина нашей великой родины.
Управление войсками в Киевской операции обеими борющимися сторонами было абсолютно противоположно друг другу.
Начать с того, что штабы красных частей всех степеней оставались в глубоком тылу своих войск, польское же командование было вблизи своих частей. Может быть это было не искусством, а необходимостью, так как 25-я Чапаевская дивизия отрезала белополякам путь отхода на запад в районе м. Бородянка, а 1-я Конная армия - в районе Житомира.
Штаб юго-западного фронта в отношении главного, Новоград-Волынского, направления находился очень глубоко в тылу (г. Кременчуг - 450 км от поля боя). Но если принять во внимание, что его армии действовали не только против поляков, но и против еще не разбитых остатков белых армий ген. Врангеля, находившихся в Крыму и в районе Николаева, то нужно признать, что расположение штаба фронта было в центре действий его войск. Место расположения штаба фронта было весьма удачным.
В то время командующему фронтом т. Егорову приходилось все время двоить свое внимание, ибо с точки зрения стратегической Киевская операция окружения заслуживала главного внимания, а политически пожалуй важнее для республики было ликвидировать белых в Крыму.
Конечно если бы у командующего фронтом было два штаба и был бы помощник, он мог бы направить своего помощника с одним штабом для руководства операцией против белых армий, а сам бы с полевым штабом фронта выехал в район действий группы т. Якира, т. е. на правый берег р. Днепр в район Тараща, Белая Церковь, где бы взял на себя руководство главными силами войск (1-й Конной армией и 45-й и 44-й. стр. дивизиями), которые должны были осуществить окружение и разгром 3-й польской армии.
Командующему фронтом т. Егорову пришлось по необходимости доверять штабам армий и групп, которые также находились в глубоком тылу и давали ему не вполне проверенные сведения о 3-й польской армии. Так например командующий фронтом получает сведения, что в районе Васильков сосредоточена вся армия поляков, тогда как фактически там был расположен один 2-й пех. полк легионеров.
Командующий фронтом т. Егоров быстро реагирует на это и направляет Конную армию не на Киев, а на Ходорков, Фастов и далее.
Через 1-2 суток эти сведения опровергаются. Тогда штаб 12-й армии (благодаря сообщению 7-Й стр. дивизии) доносит, что 3-я польская армия вся сосредоточена в районе устья р. Ирпень и имеет задачей прорваться на север на м. Иванков. Штаб фронта и штарм 12 немедленно на это реагируют: приказывают 25-й Чапаевской дивизии перейти к обороне по р. Тетерев, т. е. покинуть р. Здвиж у.м. Бородянка и отойти назад в район м. Иванков. В действительности же главные силы 3-й польской армии никогда и не помышляли отходить в северном направлении.
Наконец штаб фронта получил данные (нам не удалось установить, от кого эти сведения исходили), что вся 3-я польская армия отходит к Житомирскому шоссе. В силу этого Конная армия все время опасается этого Житомирского шоссе и жмется к югу от шоссе в район Ходорков. Части 3-й польской армии не помышляли отходить по этому шоссе, но по необходимости им воспользовалась одна 7-я пех. дивизия полк. Шуберта и то только до м. Макаров, а потом повернула на север, в лес на м. Родомысль.
Кроме того (пожалуй это главная причина, почему Киевская операция полностью не осуществилась) штабу фронта было с мест сообщено, что 3-я польская армия ушла из Киева. Командующий фронтом опять верит этому сообщению. Он собственно и не мог не поверить донесениям с поля боя, ибо командованию соединений виднее и яснее, что делает противник. Командующий фронтом т. Егоров дает радиограмму за № 0010/Е командарму 1 -й Конной т. Буденному, в которой предлагает армии прекратить свое движение на Киев и повернуть обратно на Бердичев, Казатин, в то время как 3-я польская армия стояла на р. Ирпень и вела напряженные бой не только 10, 11, но и 12 июня на р. Здвиж с частями 25-й Чапаевской дивизии.
Мы спрашиваем: что мог сделать командующий фронтом, когда с мест, т. е. с поля боя и из штармов, он не получал ни одного правдивого донесения, которое бы характеризовало действительную обстановку фронта? Все сведений о деятельности 3-й польской армии противоречили друг другу, причем ни одно из них не соответствовало действительности.
Взять период времени с 12 до 14 июня. Штабу фронта доносили, что части 3-й польской армии ушли в район Коростень. Командующий фронтом проверить правдивость этих донесений не мог: авиаций не было, а если и были самолеты, то только такие, которые не могли, а временами и не хотели долетать до польских частей. В силу этого командующий фронтом дает директиву за № 448/сек., которой ставит задачу 1-й Конной армии две дивизии бросить на Коростень и две - на Новоград-Волынск.
Почему произошло дробление 1-й Конной армии? Лишь потому, что командующий фронтом был введен в заблуждение. Он направляет на Коростень и Новоград-Волынск по две кавдивизии с целью удара по тылам поляков, считая, что, поскольку 3-я польская армия бежит быстро из-под Киева, дробление 1-й Конной армии на две части в данных условиях есть нормальное ее использование. Фактически же 13 и 14 июня вся 3-я польская армия была сосредоточена в районе Родомысль и ст. Тетерев. Поэтому опять был упущен случай окружения частей 3-й польской армии в этом районе.
В условиях получения неправдоподобных сведений о противнике конечно невозможно с успехом управлять такой сложной операцией, как окружение целой армии.
Если для штаба фронта во время этой операции 1920 г. было нормальным расположение в 450 км от поля боя, то абсолютно недопустимо, чтобы штаб 12-й армии находился в г. Конотопе на одной линии со штабом фронта, т. е. в расстоянии 350 км поля боя.
Грубо говоря, штаб 12-й армии абсолютно не управлял своими частями в этой операции. Ни один приказ штарма 12 на протяжении всей операции не соответствовал обстановке боя, все они по замыслу запаздывали, а потому или штарм сам их через пару суток отменял или просто войска его не выполняли.
Грубейшей ошибкой штарма 12 нужно признать не только то, что он предпочитал оставаться в глубочайшем тылу своих войск, то и то, что он в начале операции передал руководство всей Киевской операцией 7-й стр. дивизии. Место штарма 12 - в районе д. Печки на Днепре. Отсюда и следовало руководить всеми частями, принимавшими участие в операции окружения, т. е. главным образом северным заходящим крылом войск, которое должно было замкнуть окружение поляков совместно с 1-й конной армией в районе Бородянка, м. Макаров.
В результате отрыва от войск штарм 12 пользовался данными штадива 7, который в свою очередь находился глубоко в тылу своих войск в первый период операций - в 60 км от поля боя, а в дальнейшем - в 100 км. Штадив 7 также не бывал по несколько суток в курсе событий боя, не имея связи с дерущимися частями, а донесения штадив 7 писать был обязан. Поэтому писалось очень много не соответствовавшего действительности.
Командарм вполне правильно поступил расформировав несуществующую «ударную группу 12-й армии», но он не исправил до конца ошибки своего штарма, т. е. не приехал в район д. Печки на переправу через Днепр и не приступил к действительному управлению своими войсками, а продолжал оставаться в г. Конотопе и оттуда руководить операцией, расценивая обстановку сквозь «очки» штадива 7.
Части 25-й Чапаевской дивизии, выполнявшие главную задачу в операции, не имели своего телеграфного провода и все свои донесения направляли на телеграфные станции штадива 7; последний направлял их в штарм 12 с большим опозданием, а некоторые документы и вовсе в штарм 12 не попадали.
В результате штарм 12 на основании сводок и донесений штадива 7 не раз вводил в заблуждение штаб фронта, и самому командарму 12 не раз приходилось принимать решения, не соответствовавшие обстановке боя, как например отход от р. Здвиж на р. Тетерев.
Когда началось преследование 3-й польской армии, штарм 12 продолжал оставаться в г. Конотопе, хотя войска 12-й армии уже сбили противника с р. Уж и преследовали в направлении на р. Уборть. Киев занят был 12 июня, штарм же перешел туда лишь 20 июня.
Поэтому доставка директив командарма в войска происходила со значительным напряжением; войска получали их с большим запозданием, а о некоторых директивах штарма 12 пришлось узнать спустя 14 лет по материалам Центрального архива Красной армии.
Штарм 12 в целях поддержания непрерывной связи со штадивами указывал им места их расположения, из-за чего например начдив 44 со своим штадивом отстал от своих бригад на сотню километров. Поэтому его части не приняли участия в атаке оборонительной линии поляков по р. Уж и он не руководил боем своих частей 24 и 25 июня под м. Эмильчино.
Штарм 12 хотя и достиг благодаря этому связи со штабами дивизий, но тем самым оторвал их от своих боевых частей.
Это еще более ухудшило положение с управлением войсками в этой операции. Штарм 12, стремясь установить связь непосредственно с войсками, применил радиосредства, но без всякого «кода» и шифра; поляки весьма аккуратно перехватывали эти переговоры и принимали соответствующее контрмеры. Таким образом это еще более ухудшало положение ведущих бой частей.
При этих условиях конечно не могло быть и речи об успешных действиях войск, осуществлявших такую сложную операцию, как «Киевские Канны».
В противоположность штарму 12 штаб 1-й Конной армии все время находился со своими войсками - и во время прорыва польского фронта, и при действиях в тылу противника.
Штарм 1-й Конной во главе с тт. Ворошиловым и Буденным переносил все невзгоды и тяжести боя. В штарме 1-й Конной не наблюдалось случая, чтобы хоть с одной из кавдивизий не было связи одни сутки. Связь была бесперебойная, и командование 1-й Конной армии весьма четко управляло своими войсками.
Штабы стрелковых дивизий также находились в глубоком тылу своих войск от 60 до 100 км. В некоторых случаях штабам дивизий подражали и штабы бригад, находясь в 20-30 км от своих полков.
Отставание штабов дивизий и штабов бригад от дерущихся частей лишало их возможности действительно управлять своими частями в бою. Недостаточно развитая на театре войны сеть связи не позволяла упомянутым штабам при скоротечности боевых событий реализовать все данные о противнике, добытые частями в процессе боевых действий. Кроме того отрыв штабов от войск лишал их возможности проверять правдивость полученных с мест сведений, с тем чтобы не вводить в заблуждение высшие штабы.
Бесперебойному управлению войсками противником способствовало во-первых то, что как на южном крыле красных войск, так и на северном у устья р. Ирша части юго-западного фронта не противодействовали выходу 3-й польской армии из окружения; во-вторых польским командованием почти все радиограммы и переговоры красного командования по радио своевременно перехватывались, благодаря чему польский командный состав сверху донизу знал точно на несколько суток вперед когда и что будут делать войска красных. Это давало им возможность правильно парировать действия красных войск и бесперебойно управлять своими войсками в этой операции.
Это подтверждают все польские приказы, которые имеются в архиве.
Польское командование всех степеней находилось вблизи своих войск: начдивы как правило располагались в 10-15 км от поля боя, а комбриги в 5-10 км.
Все это способствовало как управлению войсками на поле боя, так и правильному уразумению всей обшей сложной обстановки фронта.
На основе опыта прошлого, учитывая громадный рост военной техники, попытаемся сделать некоторые выводы для будущей войны в отношении средств связи для управления войсками.
1. Радио как средство управления войсками на театре войны должно быть категорически исключено из употребления, так как опыт мировой и гражданской войн решительным образом подтверждает, что не было еще такого случая, чтобы та или другая радиограмма не расшифровывалась противником (Танненберг 1914 г., Варшава 1920 г.).
Но радио как средство управления боем на передовой линии фронта останется едва ли не единственным средством.
Надлежит точно установить, каким штабам и начальникам, в каком размере и как использовать радио на поле боя, ибо нужно твердо помнить, что радио обоюдоострое средство, которое может временами помочь больше врагу, чем своим войскам.
2. Единственно надежным средством управления войсками на театре войны будут самолет или же быстроходные броневики, автомобили или танки, которые при любой погоде и на любой местности при сложной обстановке фронта могли бы свободно действовать. Может быть для этой цели придется посылать на фронт не отдельные танки, а целые взводы и роты. Еще в мирное время нужно разработать такую конструкцию танка или бронемашины, которая отвечала бы этим требованиям. Быстроходный танк и бронемашина пожалуй могут быть в будущей войне единственным средством живого руководства боем как тактического, так и оперативного характера, начиная, от командиров армий и кончая командирами полков.
3. Использовать голубей в качество средства связи в оперативном управлении войсками будет слишком рискованно. По нашему мнению «военный голубь» будет надежным, хорошим средствам управления на поле боя в полосах укрепленных районов, но ни в коем случае не выше.
Мы отдаем предпочтение военной собаке, которая в роте, батальоне и в полку должна сыграть соответствующую положительную роль, особенно зимой и в лесисто-болотистой местности, даже при условии, что штабы полка и батальона будут иметь для связи бронеавтомобили и танки.
В общем все, что мы выше изложили, конечно будет иметь только тогда положительное значение, когда штабы дивизий, корпусов и армий не будут отрываться от своих войск на такое далекое расстояние, как это наблюдалось в Киевской операции 1920 г.
Поэтому нам вероятно нужно более четко регламентировать в соответствующих положениях не точные схемы, а проверенные повседневной учебой указания о наиболее целесообразном с точки зрения управления войсками в современном бою удалении штабов всех степеней от войск.
СТЫКИ ФРОНТОВ
Опыт Киевской операции, а также всей польской кампании 1920 г. со всей решительностью подтверждает, что стык юго-западного фронта был самым слабым местом боевого порядка Красной армии.
С момента начала Киевской операции и до ее конца слабенькая Мозырская группа т. Хвесина, действовавшая в Мозырском и Пинском направлениях, не только не оказала положительного влияния на ход ведения Киевской операции, но даже наоборот ее бездействие в первый период операции влекло за собой в частях 12-й армии излишние потери, так как группа ген. Сикорского 4-й польской армии не сковывалась с фронта (востока) группой т. Хвесина. Это давало возможность войскам ген. Сикорского безнаказанно маневрировать с севера и востока, т. е. сосредоточивать крупные силы в районе Чернобыль и тем самым держать по существу «ударную группу» войск 12-й армии в окружении. А это двоило внимание 25-й Чапаевской дивизии и задерживало разгром брошенного резерва (1-го пех. полка легионеров) в районе м. Горностайполь.
В середине операции командарму 12 т. Васканову пришлось выделить из состава армии самую боеспособную 24-ю железную дивизию Павловского для прикрытия с севера, со стороны м. Чернобыль, ударной группы 12-й армии, чтобы дать возможность частям 25-й Чапаевской дивизии выйти в тыл 3-й польской армии в район м. Бородянка, ст. Тетерев. Сил 24-й стр. дивизии оказалось недостаточно. Начдиву 25 пришлось на р. Уж, в районе с. Корниловка, оставить 74-ю бригаду, чтобы 24-я стр. дивизия не была по частям разбита войсками ген. Сикорского. Указанные части красных своими активными действиями заставили поляков с 10 по 16 июня перейти к обороне на правом берегу р. Уж.
Командарму 12 т. Васканову пришлось на р. Уж кроме 24-й стр. дивизии бросить свой последний резерв - всю 58-ю стр. дивизию т. Княгницкого - в то время, когда 12-й армия выполняла пожалуй самую главную задачу по уничтожению частей 3-й польской армии в Коростеньском и Эмильчинском направлениях.
Командование западным фронтом в интересах выполнения главной задачи фронта, выделило в группу т. Хвесина такие слабые силы, что т. Хвесин не смог не только наступать на г. Мозырь, но в процессе Киевской операции был в состоянии лишь стоять на месте; малейший же нажим частей 4-й польской армии вынуждал группу к отступлению на восток.
В силу этого частям 12-й армии пришлось действовать вне рамок разгранлиний с западным фронтом. 24-й железной дивизии в силу необходимости пришлось не только форсировать на р. Словечно, но и брать г. Мозырь без войск т. Хвесина, хотя занятие этого пункта было на протяжении целого месяца основной задачей Мозырской группы.
Вообще действие группы т. Хвесина вверх по р. Припять в направлении Линек не отличалось активностью. В начале Сарны-Ровенской операции войск юго-западного фронта группа войск т. Хвесина не проявила также особой активности для движения к устью р. Уборть, предоставив тем самым возможность дивизии Булак-Булаковича совершить налет с участка Мозырской группы на г. Обручь, что доставило массу неприятностей частям 12-й армии.
Некоторые наши историки поражение Красной армии под Варшавой объясняют исключительно тем, что, мол, Мозырская группа не выполнила своей задачи, т. е. не сдержала натиска поляков на Брест-Литовск и тем самым не дала «тарану» западного фронта красных уничтожить где-то в районе Данцигского коридора польскую армию. Безусловно такое объяснение и толкование стратегического поражения войск западного фронта под Варшавой являются тенденциозными, поверхностными, запутывающими основное существо поражения Красной армии под Варшавой.
Из опыта деятельности Мозырской группы как на протяжении Киевской операции, так и вообще всей польской кампании однако видно, что стык фронтов являлся слабым местом.
В будущей войне не только на западе, но и на востоке в стыках фронтов нужно создавать не импровизированные группы, вроде Мозырской группы, а отдельные армии, хорошо технически оснащенные.
Должны быть детально продуманы как их численная мощь, так и их техническое оснащение. Эти достаточно мощные армии, действующие в стыке фронтов, должны быть подчинены главному командованию. Эти армии стыков в интересах обоих фронтов по заданию главкома должны активно содействовать обоим фронтам и ни в коем случае не плестись где-то в тылу, а наоборот стремиться быть все время впереди действующих фланговых частей фронтов.
Мы против подчинения этих армий штабам фронтов лишь потому, что последние при всей их объективности поневоле будут им ставить задачи в интересах своего фронта, часто в ущерб войскам соседнего фронта.
И в гражданской и в мировой войне слабыми местами корпусов в их боевом порядке всегда были стыки войсковых соединений. В предстоящей же войне в связи с появлением крупных танковых соединений опасность прорыва противника в стыке еще больше возрастает.
Обеспечение стыков по нашим уставам и по принятой в штабах корпусов и дивизий практике достигается следующим: в приказах указывается подчиненным штабам, что стык, мол, между такими частями обеспечивается таким-то штабом. По опыту гражданской войны этим никогда не обеспечивался ни оперативный, ни тактический стык.
Мы считаем, что нужно серьезно продумать вопрос не только о стратегических стыках, но и об оперативных, тактических стыках войсковых соединений на поле боя.
ПОПОЛНЕНИЕ ЧАСТЕЙ ФРОНТА
Мировая война довела русскую армию до такого состояния, что на одного бойца фронта приходились сотни людей, обслуживающих тыловые учреждения как прифронтовой полосы, так и внутри страны. Бюрократизм, волокита, взяточничество, воровство процветали сверху донизу. Все эти лишние рты не только разлагали тыл армии, но и пожирали то, что должно было принадлежать фронту.
В начале гражданской войны Советская страна организационно развернула весьма много разных военных формирований. Во главе многих таких формирований стали лица с организационным опытом прошлого, так называемые спецы военного дела, которые не столько формировали части Красной армии, сколько увеличивали штаты разных обслуживающих учреждений и штабов;
Если теперь, по прошествии 14 лет, просмотреть качество целого ряда формирований гражданской войны, создававшихся в тылу, то надо прямо сказать, что многие из них не оправдывали на поле боя тех надежд, которые на них возлагались. В самом деле, если посмотреть список всех тех боевых дивизий, которые отличились на многочисленных фронтах гражданской войны, то в этом списке вы встретим мало дивизий, формировавшихся в тылу.
Конечно это произошло не случайно.
Отсюда мы делаем вывод, что в будущей войне основное внимание должно быть уделено не формированию в тылу новых дивизий и корпусов, а систематическому приведению в порядок, воспитанию и самое главное пополнению изнутри страны людскими ресурсами тех частей, которые уже действуют на фронте или возникают там в процессе самих боевых действий. Эти быть может и партизанские, но созданные революцией и классовой борьбой войска во много раз будут боеспособнее и революционнее, чем соединения, созданные в тылу.
С этой истиной во время минувшей гражданской войны не хотел считаться Троцкий. В результате, когда началась польская кампания 1920 г., на фронте по нумерации войсковых соединений было мною, а штабов и разных управлений еще больше. Численность всей Красной армии доходила до 5-6 млн. человек (хотя точно никто не знает), а воевать с поляками было некому. В полках числилось едоков до 1 500 человек, а штыков 200; в дивизиях - штыков 2 000, а едоков 10 000, в армии - штыков 10 000-15 000, а едоков 40 000-60 000. Таким образом когда части Красной армии подошли к берегам Вислы, то не оказалось в частях бойцов, а остались только штабы и тылы.
Анализируя этот вопрос по опыту гражданской войны, мы приходим к следующему выводу:
1. Пополнение дерущихся частей на фронте должно быть таким же важным для штабов фронтов и армий делом, как осуществление операции. Полки, дерущиеся на фронте, как закон через каждые 2 месяца должны пополняться до штатных норм хотя бы даже и не вполне обученными в военном отношении людьми. На фронте боец в неделю боя больше получит военных знаний, чем в запасной части за 3 месяца.
Военкоматы и разные военные учреждения в тылу должны через каждые 2 месяца проходить своего рода чистки, т. е. сокращать всех сверхштатных военнообязанных лиц и отправлять их на фронт.
Такой же метод перераспределения людей должен быть применяем и к тыловым учреждениям фронтовых частей до дивизии включительно.
Все бойцы и разные тыловые начальники, не по своей вине не попавшие в первый период войны на фронт, обязательно через 4-6 месяцев должны быть заменены ранеными красноармейцами и командирами. Мотивы, что некоторые должности не могут быть замещаемы фронтовиками, т. е. ранеными бойцами и командирами, - это просто бюрократическая отговорка, ибо нет такой работы в тыловых военных и гражданских учреждениях, которую бы не могли выполнить боец или командир, пролившие свою кровь за власть Советов.
Дезертирство в минувшей гражданской войне было еще явлением массовым. Оно почти не будет иметь места в нашей Красной армии сегодняшнего дня. Тем более суровые меры должны приниматься к тем одиночным бойцам, которые могут стать на путь дезертирства. Дезертир - враг народа. Он должен быть объявлен вне закона и в отношении семьи дезертира должны быть применяемы самые суровые меры включительно до конфискации имущества и административных высылок.
Будущая война будет войной революционно-классовой. В ней как Советская страна, так и империалистические буржуазные государства бросят все свои силы на решительную борьбу. Вопрос «кто кого?» - кому жить и кто должен погибнуть - встанет как грозный призрак перед борющимися сторонами. Поэтому недопустимо проявление в какой бы то ни было мере малодушия. Красный боец и командир в самой тяжелой обстановке не должны знать понятия о сдаче в плен. Ни один боец Красной армии, за исключением тяжелораненых, не может оказаться в плену врага. Плен - это высший позор для бойца Красной армии и гражданина нашей великой родины.