Утверждать я ничего не могу. Меня там не было, как вы понимаете. Но возможная схема проста. Пленного, понятия не имеющего о звукозаписи, пытаются провоцировать наедине. Он чего-нибудь наговорит, а потом ему дают прослушать: мол, выбирай, или служи нам, или крутанем по радио, ты-то здесь, а семью ставишь под удар. Не исключен и монтаж "нужного" текста. Нечто подобное проделали с Яковом Джугашвили (у меня об этом были посты), только не знаю, чем кончилось. Но в листовках фрицы его фото использовали, не спрашивая (видимо) согласия. И жену его репрессировали вроде. Наверх могли докладывать не реальные высказывания Лукина (ИМХО, там нет ничего интересного для фюрера и других вождей рейха), а текст, который собирались огласить от его (Лукина) имени. Чем Власов интереснее Лукина, не знаю. Звания, должности у них одинаковые. Может, тем только, что Власов согласился, а Лукин - нет. Кирпичникова, как и других бывших в плену генералов, на которых был компромат, сперва посадили. Но в 1950, как я читал, кто-то из них (ЕМНИП, Понеделин) написал письмо Сталину. После этого их расстреляли. Не будь этого письма Сталину - могли выйти после смерти Сталина. И не в обращении Кирпичникова к пленным дело. Могли наши и не знать о нем. (Потатурчев, например, попав в плен, по своей инициативе нарисовал схему расположения своих частей и подписал ее. Немцы очень удивились. Но нашли эту схему недавно). Т. е. репрессии определялись не только поведением в плену, но и тем, насколько об этом было известно "органам", и напоминанием вождю, и его настроением при этом.
Слишком масштабная и злокозненная акция получается. Которая длилась аж несколько десятков лет. О своих разговорах с Лукиным писал и К.Г. Кромиади, В своих воспоминаниях. Он упоминает о нем два раза в контексте "Михаил Лукин, но тот отклонил это предложение, сославшись на то что его семья осталась в Советском тылу. Лукин сказал Иванову, что к этому разговору можно будет вернуться, если его семья будет в безопасности. А пока имеет смысл обратить внимание на генерала Ефремова, так как его ничего не держит в тылу, и генерала Доватора и Генерала Белова, как человека имевшего авторитет в военных кругах, храброго, не разделяющего методов управления страной Сталиным в прошлом белого офицера". Вторая цитата звучала так "енерал Лукин наотрез отказался от сделанного ему предложения. Этот отказ был тогда для нас большим разочарованием, но и большим отрезвлением, ибо если бы даже генерал Лукин не отказался, то для возглавления освободительной борьбы он был человеком неподходящим… Не говоря о том, что он и в плену оставался преданным партии и правительству - таким он себя показал, - он был тяжело ранен, с ампутированной ногой и поврежденной рукой, с расшатанными нервами, желчным и брюзгливым человеком - другими словами, неработоспособным" Собственно это косвенный ответ, чем Власов интереснее Лукина. Власов, к тому же, был талантливым полководцем, которых было не так много в 41 году и немцы это признавали. Вот каким образом рассказывал о своей беседе с Лукиным Штрик-Штрикфельд, проводивший ее. Самого текста у него наверняка уже не было, и он воспроизводил это в своих мемуарах по памяти. "Когда миновала острая опасность для жизни Лукина, он стал проявлять живой интерес к внешнему миру. Он не любил немцев, но был им благодарен за то, что они сделали для него и его друга. Он говорил, что если это действительно не завоевательная война, а поход за освобождение России от господства Сталина, тогда мы могли бы даже стать друзьями.Немцы могли бы завоевать дружбу всего населения Советского Союза, если они всерьез стремятся к освобождению России, но только равноправный партнер может вступить в дружественный союз. Он был готов, невзирая на свою инвалидность, стать во главе пусть роты, пусть армии - для борьбы за свободу. Но ни в коем случае не против своей родины. Поэтому бороться он стал бы только по приказу русского национального правительства, которое (он всегда это подчеркивал) не должно быть марионеточным правительством при немцах, а должно служить лишь интересам русского народа. При этом немцы не должны беспокоиться: население оккупированных областей выберет, безусловно, лишь такое правительство, которое будет национально-русским и в то же время непримиримо антисталинским."
Не понял, что и почему длилось десятки лет. Цитаты эти противоречат друг другу. "оставался преданным партии и правительству" и при этом обсуждал, при каких обстоятельствах возможно его свержение. Последняя цитата к тому же в стиле "если бы у бабушки был бы...", чего заведомо не было, и Лукин это знал.
Подобные вещи всплывают то тут то там. в документах, в послевоенных мемуарах. Цитаты да противоречат, но я их не правил. К тому же первая между двумя этими разговорами прошло несколько месяцев.
ЗЫ в Киеве хранится копия обратного перевода этого "допроса" с немецкого языка. Перевод сделан в июне 1945 года, вот его выходные данные- ЦГАВО Украины Ф.КМФ8 Оп1 д43 лл8-1 Там же хранится вместе с ним копия обратного перевода полковника Нерянина. Наверняка оригинал до сих пор лежит на Лубянке.
Наверх могли докладывать не реальные высказывания Лукина (ИМХО, там нет ничего интересного для фюрера и других вождей рейха), а текст, который собирались огласить от его (Лукина) имени.
Чем Власов интереснее Лукина, не знаю. Звания, должности у них одинаковые. Может, тем только, что Власов согласился, а Лукин - нет.
Кирпичникова, как и других бывших в плену генералов, на которых был компромат, сперва посадили. Но в 1950, как я читал, кто-то из них (ЕМНИП, Понеделин) написал письмо Сталину. После этого их расстреляли. Не будь этого письма Сталину - могли выйти после смерти Сталина. И не в обращении Кирпичникова к пленным дело. Могли наши и не знать о нем. (Потатурчев, например, попав в плен, по своей инициативе нарисовал схему расположения своих частей и подписал ее. Немцы очень удивились. Но нашли эту схему недавно). Т. е. репрессии определялись не только поведением в плену, но и тем, насколько об этом было известно "органам", и напоминанием вождю, и его настроением при этом.
Reply
Вторая цитата звучала так "енерал Лукин наотрез отказался от сделанного ему предложения. Этот отказ был тогда для нас большим разочарованием, но и большим отрезвлением, ибо если бы даже генерал Лукин не отказался, то для возглавления освободительной борьбы он был человеком неподходящим… Не говоря о том, что он и в плену оставался преданным партии и правительству - таким он себя показал, - он был тяжело ранен, с ампутированной ногой и поврежденной рукой, с расшатанными нервами, желчным и брюзгливым человеком - другими словами, неработоспособным"
Собственно это косвенный ответ, чем Власов интереснее Лукина. Власов, к тому же, был талантливым полководцем, которых было не так много в 41 году и немцы это признавали.
Вот каким образом рассказывал о своей беседе с Лукиным Штрик-Штрикфельд, проводивший ее. Самого текста у него наверняка уже не было, и он воспроизводил это в своих мемуарах по памяти.
"Когда миновала острая опасность для жизни Лукина, он стал проявлять живой интерес к внешнему миру. Он не любил немцев, но был им благодарен за то, что они сделали для него и его друга.
Он говорил, что если это действительно не завоевательная война, а поход за освобождение России от господства Сталина, тогда мы могли бы даже стать друзьями.Немцы могли бы завоевать дружбу всего населения Советского Союза, если они всерьез стремятся к освобождению России, но только равноправный партнер может вступить в дружественный союз. Он был готов, невзирая на свою инвалидность, стать во главе пусть роты, пусть армии - для борьбы за свободу. Но ни в коем случае не против своей родины. Поэтому бороться он стал бы только по приказу русского национального правительства, которое (он всегда это подчеркивал) не должно быть марионеточным правительством при немцах, а должно служить лишь интересам русского народа. При этом немцы не должны беспокоиться: население оккупированных областей выберет, безусловно, лишь такое правительство, которое будет национально-русским и в то же время непримиримо антисталинским."
Reply
Цитаты эти противоречат друг другу. "оставался преданным партии и правительству" и при этом обсуждал, при каких обстоятельствах возможно его свержение.
Последняя цитата к тому же в стиле "если бы у бабушки был бы...", чего заведомо не было, и Лукин это знал.
Reply
Reply
в Киеве хранится копия обратного перевода этого "допроса" с немецкого языка. Перевод сделан в июне 1945 года, вот его выходные данные- ЦГАВО Украины Ф.КМФ8 Оп1 д43 лл8-1
Там же хранится вместе с ним копия обратного перевода полковника Нерянина. Наверняка оригинал до сих пор лежит на Лубянке.
Reply
Reply
Reply
Reply
Reply
Leave a comment