Мария Павловна-внучка императора ,хозяйка модного дома
Она хранила фронтовую Георгиевскую медаль и золотую медаль Парижской промышленной выставки «Ар Деко», давшей имя целой эпохе.
А все остальное теряла много раз.
Она была внучкой императора Александра II. Шведской принцессой. Сестрой милосердия полевого госпиталя Первой мировой. Беженкой под прицелом 1917 года. Хозяйкой модного дома «Китмир» в Париже 1920-х. «Приказчицей» «Бергдорфа и Гудмана» в Нью-Йорке времен Великой депрессии. Автором англоязычных книг, похожих на черновик очень мощного романа о России ХХ века. Американским фоторепортером в Германии 1937 года.
Забытой тенью - очень долго.
Она пережила несколько жизней - и еще больше смертей.
Она так легко входит в национальное предание, как если бы мы в детстве писали сочинения «Мария Павловна - русская героиня ХХ века».
Мария Павловна с мужем Вильгельмом
1905. Февраль. Москва. Грузный старомодный экипаж великого князя Сергея Александровича подъезжает к Большому театру. В переулке ждут двое: Борис Савинков должен подать знак, Иван Каляев - бросить бомбу в карету.
Но с генерал-губернатором Москвы едут в оперу, «на Шаляпина», его приемные дети: мальчик и девочка.
И Савинков не подает знака… «Акция» перенесена. На два дня.
1917. Октябрь. Москва. Там же, у Большого театра - уличный бой. Прохожие заперты перестрелкой в переулке. «Красное подкрепление» бегом спускается по Неглинке. Первая шеренга дает три залпа по толпе.
«Граждане Арбата» плашмя бросаются наземь. У желтой ампирной стенки, в рост, оцепенев, стоит девочка из губернаторской кареты 1905 года…
«Я не могла лечь под дулами этих людей. Я предпочитала стоя встретить свою судьбу. Сознание затмилось: я не могла думать, но и не могла лечь на землю», - напишет годы спустя великая княгиня Мария Павловна.
Шальные пули русской революции вновь просвистели мимо нее.
Мария и ее брат Дмитрий были детьми великого князя Павла Александровича. Кузенами императора Николая II.
Мать они утратили в младенчестве. Были воспитаны в Москве, в семье Сергея Александровича (их дяди) и великой княгини Елизаветы Федоровны.
В 1908-м Марию Павловну выдали замуж за шведского принца. Но ХХ век уже вступал в права: интересы двух династий не смогли скрепить этот брак.
Муж Марии Павловны Вильгельм и сын Леннарт
Сердце Марии и вовсе молчало. Она была растерянна и подавлена всем происходящим, не знала как поступить, советовалась то с мама Аликс, то с Княгиней Эллой, то с папа Ники. Все хором говорили, что она, конечно, вольна решать сама, но лучшей партии для нее - не будет! Принц умен, воспитанн, красив. Щвеция - дружественная страна, связанная историческими корнями с Россией, даже климат похож на петербургский, Мария будет там чувствовать себя там, как дома.
В конце концов, есть еще и "понятие долга", часто внушала ей мама Аликс в беседах наедине. А однажды обронила, что, быть может, в случае свадьбы Мари, Папа решится простить ее отца и разрешит ему вернуться на родину. Он давно желает это сделать, но нет достойного предлога. Услышав об этом, Мария решилась окончательно и при дворе Их Величеств объявлено было о помолвке Кузины Государя Императора , Великой Княжны Марии Павловны, с наследником шведского престола. Свадьбу отложили на два года. Мария усиленно изучала шведский, а в окрестностях Стокгольма закладывался фундамент романтичного замка в английском стиле - свадебный подарок тети Эллы молодоженам.
Мария Павловна с мужем Вильгельмом-свадьба
Она была проста и естественна в общении, смеялась от души, часто нарушая чопорный придворный этикет, лихо управлялась с норовистыми лошадьми, не хуже гвардейского офицера, увлекалась стрельбой из винтовки и изучением истории Искусств в Художественной Школе Стокгольма, где готовили художников по тканям, модельеров, декораторов. Мария первой появлялась в мастерских Школы и последней - уходила.
Она много и активно занималась благотворительными делами, ее хорошо знали в лицо в приютах и больницах: Но и на балах она веселилась от души - ей было всего лишь восемнадцать! Мужа - морского офицера, она видела нечасто, но в мае 1909 года всё - таки подарила короне Швеции маленького наследника - сына Леннарта. Дед - король не чаял в нем души, как, впрочем, и в русской невестке, всегда уделяя ей подчеркнуто много времени, сопровождая на приемы и прогулки, осыпая подарками.
Что помешало ей остаться в спокойной "шведской гавани"? Всему виной было длительное путешествие по странам Востока, - подарок свекра - короля, - в которое Мария отправилась вместе с мужем. Там она повстречала французского герцога Монпансье, искусного охотника на тигров. Для них обоих это было ослепительное увлечение. Мужу Мария лгать не захотела и, вернувшись в Стокгольм, попросила развода. Тот согласился, тихо вздохнув. Он редко перечил ей.
Покидая в декабре 1913 года Швецию Мария не могла и подумать, что теперь увидит сына Леннарта только через восемь лет. Предполагалось, что она уезжает на несколько месяцев, быть может, на год:Но..
Мария Павловна с мужем Вильгельмом
Дома ее встретили приветливо, никто особо не бранил, быть может, понимали ошибку, допущенную из за "государственных соображений", а может, не хватало просто времени на укоры. Для всех Мария была зрелым человеком, самостоятельно принимающим решения. Летом 1914 - го, в разгар военных действий, она заявила о своем решении работать вместе с Государыней в Царскосельском лазарете. Окончила курсы сестер милосердия. И попала почти на передовую. Перевязывала раненых, обрабатывала операционные, дежурила в госпиталях - палатках по ночам. Многое передумала, перечувствовала. Многое поняла. На многое взглянула иными глазами. После того как ее брата Димитрия выслали на границу с Персией за участие в убийстве Григория Распутина, она написала Императрице -" мама Аликс" письмо, в котором выражала полную солидарность с братом и возмущалась разлукой с ним. Не знала она тогда, что эта разлука - ничто, по сравнению с тем, что ожидает ее в дальнейшем!
Почти перед самой революцией она влюбилась. В князя Сергея Путятина, знакомого ей с раннего детства. Две одинокие, израненные разочарованиями и потерями души нашли друг друга. Они тихо обвенчались все в том же Павловске летом семнадцатого и скромный ужин при свечах ничем не напоминал пышные торжества, состоявшиеся здесь ровно десять лет назад. А уже в октябре начались повальные обыски. Пришли и к Путятиным. Реквизировали все, что только нашлось в доме мало - мальски ценного, но не поинтересовались стоящей на столике бутылочкой чернил. В нее Мария перед самым обыском сложила, залив парафином, семейные бриллианты. Потом она контрабандой переправила эту бутылочку шведской родне.
Мария Павловна с мужем Вильгельмом
Исчезали бесследно целые семьи знакомых, друзей, родных.Был арестован отец и сводный брат Марии, Владимир Палей. Ольга Валериановна, мачеха, с двумя дочерьми - подростками тайно выехала за границу. Нужно было уходить и им с Сергеем, но они не могли. Мария ждала ребенка. Угроза ареста и расстрела висела каждый день. Сняли маленькую дачу за городом, чтобы не мозолить глаза властям. Жили огородом, да посылками бывшего свекра - короля. Почти впроголодь.
Как то, поливая грядки, Мария охнула от боли и села на землю. Начались преждевременные роды. На свет появился малыш, которому был отпущен всего год жизни. В ту ночь, когда он родился, они окончательно решили обречь себя на разлуку с Россией.
О расстреле отца и страшной гибели сводного брата Владимира - любимца семьи и красавицы Эллы на дне шахты в Алапаевске она узнала уже в Бухаресте, но не посмела предаться отчаянью, зарыдать, завыть в голос. Не посмела. И не смогла. Встала перед глазами картинка из далекого детства: Элла на коленях перед носилками, прижавшая палец к губам:" Нельзя Романовым плакать!". Нельзя. Да и не время. Нужно еще добраться до Парижа. Уж там - то она даст волю слезам.
Но когда добрались, времени на отчаянье тоже не было. Бутылочки с "парафиновыми" бриллиантами хватило ненадолго. Ее мужчины - Сергей и отыскавшийся в Париже брат Димитрий- приуныли и серьезно.
Мария Павловна в 1912
«Слушая споры о причинах, которые привели нас к медленной гибели, я все же понимала, насколько поверхностны и ограничены высказываемые мнения.
Я не могла согласиться с убеждением, что мелкие политические фигуры вроде Керенского или Родзянко несут ответственность за столь глубокие и разрушительные перемены. Не они посеяли эти страшные зерна: их корни уходят в далекое прошлое - так сказать, в землю, на которой родились и выросли подобные личности.
…Какой роковой порок в русском характере, отсутствие равновесия и контроля могли привести к постепенному созреванию нового чудовищного характера, который теперь управлял страной?
Я не могла ответить на эти вопросы, я могла лишь думать о них. Казалось, на них нет ответа. Я и сейчас не знаю, есть ли он».- писала Мария Пвловна
Мария Павловна в 1908
И все же она знала что-то очень важное о путях «русского самолечения».
«Нас прогнали со сцены как были, в сказочном платье. Теперь его надо было менять, заводить другую, повседневную одежду и, главное, учиться носить ее. <...>
Когда рушится общественный строй и целый класс людей снимается с места и в буквальном смысле слова лишается крыши над головой, жизнь не торопится приютить их, позаботиться о них…
Жизнь являла резкие контрасты: скороспелые надежды и разочарования… прахом пошедшие убеждения и постепенное выстраивание нового, независимого, своего мира.
Мы испытывали наши способности на пределе сил, от нас требовалось невозможное. Но выдержать испытание - это был новый восхитительный опыт…»
Но прежде чем она сбросит сказочное платье, научится работать по двенадцать часов, поймет, как важен в цивилизованном бизнесе дресс-код и в любом деле жесткая его организация… прежде чем она подпишет все свои контракты, попытается освоить основы бухгалтерии и (для принцессы невыносимее того!) основы затяжного торга о цене с поставщиком и заказчиком, нельзя не вспомнить ее последние часы в России.
Хотя театральность русского страдания (которую она тоже не любила) сильна в этой сцене до предела.
Мария Павловна в разные годы
В декабре 1918-го Одесса висела на волоске. Канадский военный атташе подготовил ее отъезд в Румынию и нашел паровоз с одним вагоном. У границы вода в котле выкипела. На разъезде полковник, командир маленького, одетого вразнобой добровольческого отряда, отдал русской принцессе исправный паровоз их бронепоезда. И выделил охрану.
Четверо офицеров встали с пулеметами на броне. Двое с револьверами - в дверях вагона. В Бендерах, за чертой, Мария Павловна позвала их в вагон. Поблагодарить и проститься.
«В вагон вошли шестеро мужчин, заполнив все пространство своей тяжелой зимней одеждой, меховыми шапками. Они принесли с собой запах осенних русских полей, дыма от костров, кожаных сапог, пороха, солдатских шинелей…
Я взяла свечу со стола и по очереди поднесла к каждому лицу. Крошечное желтое пламя на секунду выхватило из тьмы стриженые головы и обветренные усатые лица.
Я хотела сказать им что-нибудь значительное, чтобы они тоже навеки запомнили меня, но не смогла вымолвить ни слова».
Некоторое время Мария Павловна и ее супруг прогостили у румынской королевской семьи. Оказалось, что из всех королевских фамилий, которые продолжали оставаться на престоле и состояли в родстве с Романовыми, лишь румынская королевская семья встретила их сочувствием и пониманием. Английский двор еще раньше отверг просьбу принять царскую семью - из политических соображений. Романовы же внезапно оказались за бортом. Одним взмахом руки они стали отслужившими свой век, изгоями, бывшими. Никакого великодушия к ним никто не проявлял. Мария Павловна обнаружила, что, хотя они никому не были нужны и совершенно безопасны, а их судьба касалась только их самих, отношения к ним это не меняло.
Даже многие служители Русской церкви стремились показать нарочитое безразличие. Ей пришлось также привыкнуть к тому, что радикально настроенные завсегдатаи светских салонов, вроде некоей графини Ноэль, радостно заявляли, что-де большевики имеют полное право на террор после того, что "им пришлось вытерпеть". Должно быть, это резало слух Марии Павловне, у которой от террора погибли двадцатилетний сводный брат и больной, ничем не запятнавший себя отец. Пока ей трудно было с расстояния в несколько лет объяснить себе и другим, что при всех оборотных реакционных сторонах царский режим последних лет медленно, но верно развивался в конституционную монархию; что большевикам не пришлось "вытерпеть", чтобы ее двоюродный брат Николай II без суда и следствия убивал своих противников, а тем более их детей и родственников; или что ее отец, подобно другим великим князьям младшего поколения, напрасно пытался убедить Николая II ускорить конституционное развитие.
Уже давно Мария Павловна сама шила себе одежду, халаты и прочее. Она начала вязать и продавать свои изделия, но зарабатывала гроши. Ее супруг получил место в банке. Летом 1921 года Мария Павловна впервые за много лет по уговору с шведским королем Густавом V встретилась со своим сыном Леннартом на нейтральной территории в Копенгагене. За последующие семь лет жизни в Европе она видела сына еще два раза. Один раз они вместе были в Висбадене, откуда ездили на экскурсии, в частности в Дармштадт, где их принимал великий герцог Эрнест Гессен-Даршнтадтский, у которого Кирилл в самом начале столетия увел жену, - брат государыни и Елизаветы Федоровны. Он был сам по себе примечательным человеком, покровительствовал изящным искусствам и за это до сих пор чтим в Германии.
Во второй раз мать и сын встретились в Брюсселе, когда Леннарту было семнадцать лет. Мария Павловна была очень довольна его няней и результатами его воспитания, хотя и считала его чересчур суровым. Голландский принц-консорт обращался к ней с предложением заключить брак между Леннартом и его дочерью Юлианой, но Мария Павловна имела слишком печальный опыт браков по расчету и не согласилась. Наконец Марии Павловне удалось продать блузку собственного изготовления Коко Шанель, которая уже имела громкое имя среди законодателей моды. Великая княгиня, обучавшаяся прикладным искусствам в Стокгольме, купила машину для вышивания и не преминула воспользоваться бесплатными уроками, входившими в стоимость машины; когда она по утрам приходила в обшарпанное помещение мастерской, без макияжа и украшений, бедные французские вышивальщицы взирали на нее с недоумением. Фирма великокняжеских вышивок получила название "Китмир" и пошла в гору сверх всяких ожиданий. Она расширялась, Мария Павловна наняла работниц, большей частью из русских эмигрантов, - одно время их было пятьдесят.
Мария Павловна времен эмграции
После развода Мария Павловна купила дом, куда переехал и брат Дмитрий, до того несколько лет живший отдельно. Но вскоре он женился, и Мария Павловна снова осталась одна. У нее было много идей, как заработать себе на хлеб. Одно время она собиралась продавать в Париже шведские изделия из стекла. Парфюмерный магазин, который она открыла, давал очень мало прибыли. Положение было бы плачевным, если бы не предприимчивость и практичность, которые она приобрела за годы работы в русском госпитале во время войны. Кто пережил русский военный госпиталь, раненым или персоналом, тому уже ничего в жизни не страшно.
К тому времени Мария Павловна общалась не только с соотечественниками в изгнании, но и с многими представителями французской интеллигенции, которые проявили неожиданный интерес к ее рассказам о жизни в России. Она поняла, что ее приключения являются частью единого целого, частью всемирно-исторических событий, и тогда она начала писать сама - по-французски, читая главу за главой своим французским друзьям. Так появились ее мемуары, которые были изданы в двух томах и имели довольно большой успех, сильно поправив материальное положение бывшей владелицы обанкротившейся фирмы "Китмир".
На первые, вырученные от изящных вышивок, деньги Мария сняла маленькое помещение и взяла ученицами трех девушек - вышивальщиц: русских эмигранток из знатных дворянских семей. Сутками не выходила из мастерской, спала прямо на полу, питалась хлебом и скверным кофе. Но дело пошло. Изысканные вышивки великой княгини заворожили Париж. И даже знаменитую Коко Шанель. Королева моды, увидев вышивки, не рассуждая долго, предложила Марии сотрудничество выгодное для обеих. Рекламу. Расширение дела. И вскоре в мастерской Романовой было уже пятьдесят работниц. А имя гремело на всю "модную" Францию.
Успех давался ей нелегко. Это отразилось даже на внешности. Короткая стрижка. Поседевшие волосы. Ослабевшее зрение. Сигарета. Неизменная чашка густого черного кофе рано утром и поздно вечером. Мало общего с Принцессой из зачарованно - зимней петербургско - шведской сказки. Однажды, увидев на одной из богатых парижанок платье со своей вышивкой, Мария Павловна не выдержала - разрыдалась прямо в такси. И тогда пожилой водитель обернулся к ней со словами:"Не плачьте, мадемуазель, все устроится!" Как часто она вспоминала этот совет, повторяя его, как заклинание, "формулу победы" при всех жизненных неудачах.
Но счет утратам продолжался. В России умер ее маленький сын от Сергея Путятина - Роман. Она стала забывать черты старшего - Леннарта, только изредка получая вести о нем из писем свекра - короля Густава V. Да и мужчины Марии продолжали исправно доставлять ей огорчения. Разбивали машины, которые она покупала, чтобы побаловать их, проигрывали заработанные ею деньги в вист и рулетку. Димитрий стал любовником ее покровительницы и подруги Шанель, Путятин целыми днями лежал на диване, читая газеты и куря сигару или слонялся по Парижу, бездельничая. Он нигде не мог (или не хотел?) устроиться. Мария, поразмыслив, отпустила его на четыре стороны, устав содержать и оплачивать карточные долги. А Дмитрия, после того, как его "богемный" роман с Шанель закончился, женила на богатой американке - благо среди клиенток ее салона таких было в избытке , - и отправила за Океан. Он был доволен жизнью.
В сорок лет Мария Павловна взяла пишущую машинку и гитару и отправилась пароходом в США. Ее ждала работа консультанта в фирме модной одежды "Бергдорф и Гудман", где она пробыла несколько лет. Она ездила по стране с лекциями, что в США было обычным способом подработать. Корпорация Херста послала ее корреспондентом в Германию; в 1935 году она неожиданно сделалась фотографом, занимаясь, в частности, цветной фотографией, что но тем временам было редкостью; фотоискусство стало ее страстью. Мария Павловна также начала собирать русские книги, и в Нью-Йорке ей посчастливилось купить книги, принадлежавшие когда-то ее отцу. Успех мемуаров возбудил в ней интерес к писательству, но художественная литература ей не давалас.
Время от времени шведские журналисты брали интервью у бывшей шведской принцессы, которая читала наизусть Яльмара Седерберга и Августа Стриндберга и жадно расспрашивала о своем сыне. Когда сын женился на женщине недворянского происхождения, утратил титул и завел детей, она изредка приезжала его навестить. Поскольку она никогда не писала писем и не отвечала на письма, она просто заявлялась без предупреждения, неизменно со швейной машинкой в багаже. Ей не нравилось, что сын женился гражданским браком. Она увлеченно фотографировала. Маленьких детей она не любила.
Через двенадцать лет она перебралась в Аргентину под предлогом, что не может жить в стране, официально признавшей Советский Союз. Теперь она посвящала все время живописи. В разные периоды своей жизни она получила художественное образование. В России она занималась реставрацией храмов, а в Париже участвовала в убранстве новой русской церкви. Несколько картин ей удалось продать, иногда она писала в газетах об искусстве и домашнем дизайне. Ее материальное положение было далеко не блестящим. Когда стало совсем худо, она получила помощь - от короля Швеции. В 1947-1948 годах принц Леннарт провел несколько месяцев в Буэнос-Айресе и наконец-то как следует с ней познакомился, узнав, как того хочет любой человек, все о своем детстве и предках. В 1949 году Мария Павловна впервые за тридцать пять лет встретилась со своим первым мужем, принцем Вильгельмом, в доме сына в Майнау. Встреча не была запланирована и явилась неожиданностью для обоих, но после первых неловких минут оба поняли, что вполне могут разговаривать. Они общались как старые друзья и даже поцеловались в щеку.
После войны Мария Павловна большей частью жила у разных знакомых в Европе почетной гостьей, которая свободно говорила на нескольких языках и представляла собой нечто выдающееся: настоящая русская великая княгиня. Визиты к сыну доставляли не только радость: к этому времени в ней развилась специфическая бестактность, свойственная пожилым дамам разных национальностей, но особо присущая зрелым русским дамам. У принца Леннарта хватало проблем с родней: поместье принца Вильгельма его сожительница Жанна Трамкур населила своими детьми, оттеснив Леннарта; а в Майнау то и дело появлялась мамаша и пыталась взять командование в свои руки. Ее багаж заполнял целый автомобиль, он состоял не только из обескураживающей швейной машинки, но также пишущей машинки, фотоаппаратов с разнообразной оптикой, мольбертов и обычного барахла. Комната ее была так же набита, как автомобиль.
В последние годы Мария Павловна была замученной и усталой, у нее развился склероз, и шведская невестка ухаживала за ней. В декабре 1958 года она умерла от воспаления легких в пограничном городе Констанц, у самого Майнау. Сын распорядился поместить ее гроб в отдельный придел крипты в дворцовой церкви Майнау, рядом с прахом брата Дмитрия, скончавшегося в годы войны, по ее просьбе перенесенным сюда из Давоса. Принц Вильгельм, ее первый муж, умер в июне 1965 года в своем поместье Стенхамар в Сёдерманланде. Князь Сергей Путятин, ее второй муж, умер в феврале 1966 года в Чарльстоне, штат Южная Каролина, в США.
А все остальное теряла много раз.
Она была внучкой императора Александра II. Шведской принцессой. Сестрой милосердия полевого госпиталя Первой мировой. Беженкой под прицелом 1917 года. Хозяйкой модного дома «Китмир» в Париже 1920-х. «Приказчицей» «Бергдорфа и Гудмана» в Нью-Йорке времен Великой депрессии. Автором англоязычных книг, похожих на черновик очень мощного романа о России ХХ века. Американским фоторепортером в Германии 1937 года.
Забытой тенью - очень долго.
Она пережила несколько жизней - и еще больше смертей.
Она так легко входит в национальное предание, как если бы мы в детстве писали сочинения «Мария Павловна - русская героиня ХХ века».
Мария Павловна с мужем Вильгельмом
1905. Февраль. Москва. Грузный старомодный экипаж великого князя Сергея Александровича подъезжает к Большому театру. В переулке ждут двое: Борис Савинков должен подать знак, Иван Каляев - бросить бомбу в карету.
Но с генерал-губернатором Москвы едут в оперу, «на Шаляпина», его приемные дети: мальчик и девочка.
И Савинков не подает знака… «Акция» перенесена. На два дня.
1917. Октябрь. Москва. Там же, у Большого театра - уличный бой. Прохожие заперты перестрелкой в переулке. «Красное подкрепление» бегом спускается по Неглинке. Первая шеренга дает три залпа по толпе.
«Граждане Арбата» плашмя бросаются наземь. У желтой ампирной стенки, в рост, оцепенев, стоит девочка из губернаторской кареты 1905 года…
«Я не могла лечь под дулами этих людей. Я предпочитала стоя встретить свою судьбу. Сознание затмилось: я не могла думать, но и не могла лечь на землю», - напишет годы спустя великая княгиня Мария Павловна.
Шальные пули русской революции вновь просвистели мимо нее.
Мария и ее брат Дмитрий были детьми великого князя Павла Александровича. Кузенами императора Николая II.
Мать они утратили в младенчестве. Были воспитаны в Москве, в семье Сергея Александровича (их дяди) и великой княгини Елизаветы Федоровны.
В 1908-м Марию Павловну выдали замуж за шведского принца. Но ХХ век уже вступал в права: интересы двух династий не смогли скрепить этот брак.
Муж Марии Павловны Вильгельм и сын Леннарт
Сердце Марии и вовсе молчало. Она была растерянна и подавлена всем происходящим, не знала как поступить, советовалась то с мама Аликс, то с Княгиней Эллой, то с папа Ники. Все хором говорили, что она, конечно, вольна решать сама, но лучшей партии для нее - не будет! Принц умен, воспитанн, красив. Щвеция - дружественная страна, связанная историческими корнями с Россией, даже климат похож на петербургский, Мария будет там чувствовать себя там, как дома.
В конце концов, есть еще и "понятие долга", часто внушала ей мама Аликс в беседах наедине. А однажды обронила, что, быть может, в случае свадьбы Мари, Папа решится простить ее отца и разрешит ему вернуться на родину. Он давно желает это сделать, но нет достойного предлога. Услышав об этом, Мария решилась окончательно и при дворе Их Величеств объявлено было о помолвке Кузины Государя Императора , Великой Княжны Марии Павловны, с наследником шведского престола. Свадьбу отложили на два года. Мария усиленно изучала шведский, а в окрестностях Стокгольма закладывался фундамент романтичного замка в английском стиле - свадебный подарок тети Эллы молодоженам.
Мария Павловна с мужем Вильгельмом-свадьба
Она была проста и естественна в общении, смеялась от души, часто нарушая чопорный придворный этикет, лихо управлялась с норовистыми лошадьми, не хуже гвардейского офицера, увлекалась стрельбой из винтовки и изучением истории Искусств в Художественной Школе Стокгольма, где готовили художников по тканям, модельеров, декораторов. Мария первой появлялась в мастерских Школы и последней - уходила.
Она много и активно занималась благотворительными делами, ее хорошо знали в лицо в приютах и больницах: Но и на балах она веселилась от души - ей было всего лишь восемнадцать! Мужа - морского офицера, она видела нечасто, но в мае 1909 года всё - таки подарила короне Швеции маленького наследника - сына Леннарта. Дед - король не чаял в нем души, как, впрочем, и в русской невестке, всегда уделяя ей подчеркнуто много времени, сопровождая на приемы и прогулки, осыпая подарками.
Что помешало ей остаться в спокойной "шведской гавани"? Всему виной было длительное путешествие по странам Востока, - подарок свекра - короля, - в которое Мария отправилась вместе с мужем. Там она повстречала французского герцога Монпансье, искусного охотника на тигров. Для них обоих это было ослепительное увлечение. Мужу Мария лгать не захотела и, вернувшись в Стокгольм, попросила развода. Тот согласился, тихо вздохнув. Он редко перечил ей.
Покидая в декабре 1913 года Швецию Мария не могла и подумать, что теперь увидит сына Леннарта только через восемь лет. Предполагалось, что она уезжает на несколько месяцев, быть может, на год:Но..
Мария Павловна с мужем Вильгельмом
Дома ее встретили приветливо, никто особо не бранил, быть может, понимали ошибку, допущенную из за "государственных соображений", а может, не хватало просто времени на укоры. Для всех Мария была зрелым человеком, самостоятельно принимающим решения. Летом 1914 - го, в разгар военных действий, она заявила о своем решении работать вместе с Государыней в Царскосельском лазарете. Окончила курсы сестер милосердия. И попала почти на передовую. Перевязывала раненых, обрабатывала операционные, дежурила в госпиталях - палатках по ночам. Многое передумала, перечувствовала. Многое поняла. На многое взглянула иными глазами. После того как ее брата Димитрия выслали на границу с Персией за участие в убийстве Григория Распутина, она написала Императрице -" мама Аликс" письмо, в котором выражала полную солидарность с братом и возмущалась разлукой с ним. Не знала она тогда, что эта разлука - ничто, по сравнению с тем, что ожидает ее в дальнейшем!
Почти перед самой революцией она влюбилась. В князя Сергея Путятина, знакомого ей с раннего детства. Две одинокие, израненные разочарованиями и потерями души нашли друг друга. Они тихо обвенчались все в том же Павловске летом семнадцатого и скромный ужин при свечах ничем не напоминал пышные торжества, состоявшиеся здесь ровно десять лет назад. А уже в октябре начались повальные обыски. Пришли и к Путятиным. Реквизировали все, что только нашлось в доме мало - мальски ценного, но не поинтересовались стоящей на столике бутылочкой чернил. В нее Мария перед самым обыском сложила, залив парафином, семейные бриллианты. Потом она контрабандой переправила эту бутылочку шведской родне.
Мария Павловна с мужем Вильгельмом
Исчезали бесследно целые семьи знакомых, друзей, родных.Был арестован отец и сводный брат Марии, Владимир Палей. Ольга Валериановна, мачеха, с двумя дочерьми - подростками тайно выехала за границу. Нужно было уходить и им с Сергеем, но они не могли. Мария ждала ребенка. Угроза ареста и расстрела висела каждый день. Сняли маленькую дачу за городом, чтобы не мозолить глаза властям. Жили огородом, да посылками бывшего свекра - короля. Почти впроголодь.
Как то, поливая грядки, Мария охнула от боли и села на землю. Начались преждевременные роды. На свет появился малыш, которому был отпущен всего год жизни. В ту ночь, когда он родился, они окончательно решили обречь себя на разлуку с Россией.
О расстреле отца и страшной гибели сводного брата Владимира - любимца семьи и красавицы Эллы на дне шахты в Алапаевске она узнала уже в Бухаресте, но не посмела предаться отчаянью, зарыдать, завыть в голос. Не посмела. И не смогла. Встала перед глазами картинка из далекого детства: Элла на коленях перед носилками, прижавшая палец к губам:" Нельзя Романовым плакать!". Нельзя. Да и не время. Нужно еще добраться до Парижа. Уж там - то она даст волю слезам.
Но когда добрались, времени на отчаянье тоже не было. Бутылочки с "парафиновыми" бриллиантами хватило ненадолго. Ее мужчины - Сергей и отыскавшийся в Париже брат Димитрий- приуныли и серьезно.
Мария Павловна в 1912
«Слушая споры о причинах, которые привели нас к медленной гибели, я все же понимала, насколько поверхностны и ограничены высказываемые мнения.
Я не могла согласиться с убеждением, что мелкие политические фигуры вроде Керенского или Родзянко несут ответственность за столь глубокие и разрушительные перемены. Не они посеяли эти страшные зерна: их корни уходят в далекое прошлое - так сказать, в землю, на которой родились и выросли подобные личности.
…Какой роковой порок в русском характере, отсутствие равновесия и контроля могли привести к постепенному созреванию нового чудовищного характера, который теперь управлял страной?
Я не могла ответить на эти вопросы, я могла лишь думать о них. Казалось, на них нет ответа. Я и сейчас не знаю, есть ли он».- писала Мария Пвловна
Мария Павловна в 1908
И все же она знала что-то очень важное о путях «русского самолечения».
«Нас прогнали со сцены как были, в сказочном платье. Теперь его надо было менять, заводить другую, повседневную одежду и, главное, учиться носить ее. <...>
Когда рушится общественный строй и целый класс людей снимается с места и в буквальном смысле слова лишается крыши над головой, жизнь не торопится приютить их, позаботиться о них…
Жизнь являла резкие контрасты: скороспелые надежды и разочарования… прахом пошедшие убеждения и постепенное выстраивание нового, независимого, своего мира.
Мы испытывали наши способности на пределе сил, от нас требовалось невозможное. Но выдержать испытание - это был новый восхитительный опыт…»
Но прежде чем она сбросит сказочное платье, научится работать по двенадцать часов, поймет, как важен в цивилизованном бизнесе дресс-код и в любом деле жесткая его организация… прежде чем она подпишет все свои контракты, попытается освоить основы бухгалтерии и (для принцессы невыносимее того!) основы затяжного торга о цене с поставщиком и заказчиком, нельзя не вспомнить ее последние часы в России.
Хотя театральность русского страдания (которую она тоже не любила) сильна в этой сцене до предела.
Мария Павловна в разные годы
В декабре 1918-го Одесса висела на волоске. Канадский военный атташе подготовил ее отъезд в Румынию и нашел паровоз с одним вагоном. У границы вода в котле выкипела. На разъезде полковник, командир маленького, одетого вразнобой добровольческого отряда, отдал русской принцессе исправный паровоз их бронепоезда. И выделил охрану.
Четверо офицеров встали с пулеметами на броне. Двое с револьверами - в дверях вагона. В Бендерах, за чертой, Мария Павловна позвала их в вагон. Поблагодарить и проститься.
«В вагон вошли шестеро мужчин, заполнив все пространство своей тяжелой зимней одеждой, меховыми шапками. Они принесли с собой запах осенних русских полей, дыма от костров, кожаных сапог, пороха, солдатских шинелей…
Я взяла свечу со стола и по очереди поднесла к каждому лицу. Крошечное желтое пламя на секунду выхватило из тьмы стриженые головы и обветренные усатые лица.
Я хотела сказать им что-нибудь значительное, чтобы они тоже навеки запомнили меня, но не смогла вымолвить ни слова».
Некоторое время Мария Павловна и ее супруг прогостили у румынской королевской семьи. Оказалось, что из всех королевских фамилий, которые продолжали оставаться на престоле и состояли в родстве с Романовыми, лишь румынская королевская семья встретила их сочувствием и пониманием. Английский двор еще раньше отверг просьбу принять царскую семью - из политических соображений. Романовы же внезапно оказались за бортом. Одним взмахом руки они стали отслужившими свой век, изгоями, бывшими. Никакого великодушия к ним никто не проявлял. Мария Павловна обнаружила, что, хотя они никому не были нужны и совершенно безопасны, а их судьба касалась только их самих, отношения к ним это не меняло.
Даже многие служители Русской церкви стремились показать нарочитое безразличие. Ей пришлось также привыкнуть к тому, что радикально настроенные завсегдатаи светских салонов, вроде некоей графини Ноэль, радостно заявляли, что-де большевики имеют полное право на террор после того, что "им пришлось вытерпеть". Должно быть, это резало слух Марии Павловне, у которой от террора погибли двадцатилетний сводный брат и больной, ничем не запятнавший себя отец. Пока ей трудно было с расстояния в несколько лет объяснить себе и другим, что при всех оборотных реакционных сторонах царский режим последних лет медленно, но верно развивался в конституционную монархию; что большевикам не пришлось "вытерпеть", чтобы ее двоюродный брат Николай II без суда и следствия убивал своих противников, а тем более их детей и родственников; или что ее отец, подобно другим великим князьям младшего поколения, напрасно пытался убедить Николая II ускорить конституционное развитие.
Уже давно Мария Павловна сама шила себе одежду, халаты и прочее. Она начала вязать и продавать свои изделия, но зарабатывала гроши. Ее супруг получил место в банке. Летом 1921 года Мария Павловна впервые за много лет по уговору с шведским королем Густавом V встретилась со своим сыном Леннартом на нейтральной территории в Копенгагене. За последующие семь лет жизни в Европе она видела сына еще два раза. Один раз они вместе были в Висбадене, откуда ездили на экскурсии, в частности в Дармштадт, где их принимал великий герцог Эрнест Гессен-Даршнтадтский, у которого Кирилл в самом начале столетия увел жену, - брат государыни и Елизаветы Федоровны. Он был сам по себе примечательным человеком, покровительствовал изящным искусствам и за это до сих пор чтим в Германии.
Во второй раз мать и сын встретились в Брюсселе, когда Леннарту было семнадцать лет. Мария Павловна была очень довольна его няней и результатами его воспитания, хотя и считала его чересчур суровым. Голландский принц-консорт обращался к ней с предложением заключить брак между Леннартом и его дочерью Юлианой, но Мария Павловна имела слишком печальный опыт браков по расчету и не согласилась. Наконец Марии Павловне удалось продать блузку собственного изготовления Коко Шанель, которая уже имела громкое имя среди законодателей моды. Великая княгиня, обучавшаяся прикладным искусствам в Стокгольме, купила машину для вышивания и не преминула воспользоваться бесплатными уроками, входившими в стоимость машины; когда она по утрам приходила в обшарпанное помещение мастерской, без макияжа и украшений, бедные французские вышивальщицы взирали на нее с недоумением. Фирма великокняжеских вышивок получила название "Китмир" и пошла в гору сверх всяких ожиданий. Она расширялась, Мария Павловна наняла работниц, большей частью из русских эмигрантов, - одно время их было пятьдесят.
Мария Павловна времен эмграции
После развода Мария Павловна купила дом, куда переехал и брат Дмитрий, до того несколько лет живший отдельно. Но вскоре он женился, и Мария Павловна снова осталась одна. У нее было много идей, как заработать себе на хлеб. Одно время она собиралась продавать в Париже шведские изделия из стекла. Парфюмерный магазин, который она открыла, давал очень мало прибыли. Положение было бы плачевным, если бы не предприимчивость и практичность, которые она приобрела за годы работы в русском госпитале во время войны. Кто пережил русский военный госпиталь, раненым или персоналом, тому уже ничего в жизни не страшно.
К тому времени Мария Павловна общалась не только с соотечественниками в изгнании, но и с многими представителями французской интеллигенции, которые проявили неожиданный интерес к ее рассказам о жизни в России. Она поняла, что ее приключения являются частью единого целого, частью всемирно-исторических событий, и тогда она начала писать сама - по-французски, читая главу за главой своим французским друзьям. Так появились ее мемуары, которые были изданы в двух томах и имели довольно большой успех, сильно поправив материальное положение бывшей владелицы обанкротившейся фирмы "Китмир".
На первые, вырученные от изящных вышивок, деньги Мария сняла маленькое помещение и взяла ученицами трех девушек - вышивальщиц: русских эмигранток из знатных дворянских семей. Сутками не выходила из мастерской, спала прямо на полу, питалась хлебом и скверным кофе. Но дело пошло. Изысканные вышивки великой княгини заворожили Париж. И даже знаменитую Коко Шанель. Королева моды, увидев вышивки, не рассуждая долго, предложила Марии сотрудничество выгодное для обеих. Рекламу. Расширение дела. И вскоре в мастерской Романовой было уже пятьдесят работниц. А имя гремело на всю "модную" Францию.
Успех давался ей нелегко. Это отразилось даже на внешности. Короткая стрижка. Поседевшие волосы. Ослабевшее зрение. Сигарета. Неизменная чашка густого черного кофе рано утром и поздно вечером. Мало общего с Принцессой из зачарованно - зимней петербургско - шведской сказки. Однажды, увидев на одной из богатых парижанок платье со своей вышивкой, Мария Павловна не выдержала - разрыдалась прямо в такси. И тогда пожилой водитель обернулся к ней со словами:"Не плачьте, мадемуазель, все устроится!" Как часто она вспоминала этот совет, повторяя его, как заклинание, "формулу победы" при всех жизненных неудачах.
Но счет утратам продолжался. В России умер ее маленький сын от Сергея Путятина - Роман. Она стала забывать черты старшего - Леннарта, только изредка получая вести о нем из писем свекра - короля Густава V. Да и мужчины Марии продолжали исправно доставлять ей огорчения. Разбивали машины, которые она покупала, чтобы побаловать их, проигрывали заработанные ею деньги в вист и рулетку. Димитрий стал любовником ее покровительницы и подруги Шанель, Путятин целыми днями лежал на диване, читая газеты и куря сигару или слонялся по Парижу, бездельничая. Он нигде не мог (или не хотел?) устроиться. Мария, поразмыслив, отпустила его на четыре стороны, устав содержать и оплачивать карточные долги. А Дмитрия, после того, как его "богемный" роман с Шанель закончился, женила на богатой американке - благо среди клиенток ее салона таких было в избытке , - и отправила за Океан. Он был доволен жизнью.
В сорок лет Мария Павловна взяла пишущую машинку и гитару и отправилась пароходом в США. Ее ждала работа консультанта в фирме модной одежды "Бергдорф и Гудман", где она пробыла несколько лет. Она ездила по стране с лекциями, что в США было обычным способом подработать. Корпорация Херста послала ее корреспондентом в Германию; в 1935 году она неожиданно сделалась фотографом, занимаясь, в частности, цветной фотографией, что но тем временам было редкостью; фотоискусство стало ее страстью. Мария Павловна также начала собирать русские книги, и в Нью-Йорке ей посчастливилось купить книги, принадлежавшие когда-то ее отцу. Успех мемуаров возбудил в ней интерес к писательству, но художественная литература ей не давалас.
Время от времени шведские журналисты брали интервью у бывшей шведской принцессы, которая читала наизусть Яльмара Седерберга и Августа Стриндберга и жадно расспрашивала о своем сыне. Когда сын женился на женщине недворянского происхождения, утратил титул и завел детей, она изредка приезжала его навестить. Поскольку она никогда не писала писем и не отвечала на письма, она просто заявлялась без предупреждения, неизменно со швейной машинкой в багаже. Ей не нравилось, что сын женился гражданским браком. Она увлеченно фотографировала. Маленьких детей она не любила.
Через двенадцать лет она перебралась в Аргентину под предлогом, что не может жить в стране, официально признавшей Советский Союз. Теперь она посвящала все время живописи. В разные периоды своей жизни она получила художественное образование. В России она занималась реставрацией храмов, а в Париже участвовала в убранстве новой русской церкви. Несколько картин ей удалось продать, иногда она писала в газетах об искусстве и домашнем дизайне. Ее материальное положение было далеко не блестящим. Когда стало совсем худо, она получила помощь - от короля Швеции. В 1947-1948 годах принц Леннарт провел несколько месяцев в Буэнос-Айресе и наконец-то как следует с ней познакомился, узнав, как того хочет любой человек, все о своем детстве и предках. В 1949 году Мария Павловна впервые за тридцать пять лет встретилась со своим первым мужем, принцем Вильгельмом, в доме сына в Майнау. Встреча не была запланирована и явилась неожиданностью для обоих, но после первых неловких минут оба поняли, что вполне могут разговаривать. Они общались как старые друзья и даже поцеловались в щеку.
После войны Мария Павловна большей частью жила у разных знакомых в Европе почетной гостьей, которая свободно говорила на нескольких языках и представляла собой нечто выдающееся: настоящая русская великая княгиня. Визиты к сыну доставляли не только радость: к этому времени в ней развилась специфическая бестактность, свойственная пожилым дамам разных национальностей, но особо присущая зрелым русским дамам. У принца Леннарта хватало проблем с родней: поместье принца Вильгельма его сожительница Жанна Трамкур населила своими детьми, оттеснив Леннарта; а в Майнау то и дело появлялась мамаша и пыталась взять командование в свои руки. Ее багаж заполнял целый автомобиль, он состоял не только из обескураживающей швейной машинки, но также пишущей машинки, фотоаппаратов с разнообразной оптикой, мольбертов и обычного барахла. Комната ее была так же набита, как автомобиль.
В последние годы Мария Павловна была замученной и усталой, у нее развился склероз, и шведская невестка ухаживала за ней. В декабре 1958 года она умерла от воспаления легких в пограничном городе Констанц, у самого Майнау. Сын распорядился поместить ее гроб в отдельный придел крипты в дворцовой церкви Майнау, рядом с прахом брата Дмитрия, скончавшегося в годы войны, по ее просьбе перенесенным сюда из Давоса. Принц Вильгельм, ее первый муж, умер в июне 1965 года в своем поместье Стенхамар в Сёдерманланде. Князь Сергей Путятин, ее второй муж, умер в феврале 1966 года в Чарльстоне, штат Южная Каролина, в США.
