Никайоны
Это слово означает "уборка" в переводе с иврита. Большинство наших женщин, приехавших в Израиль в 90-х годах хорошо знакомы с этим словом. Как правило, это была наша первая работа в Израиле, стране размером с Московскую область, на которую за год свалилось около полумиллиона эмигрантов -"олим хадашим" и работодатель имел очень большой выбор и мог отбирать себе сотрудников вплоть до цвета глаз и формы носа.
В 1991 году мы приехали в Хайфу. С работой была напряжёнка. Когда я поинтересовалась местом дворника то получила ответ :"У вас образования не хватит". Я восприняла это как шутку. Но мне объяснили что и такая работа на вес золота, и дворниками у них работают доктора наук из Советского Союза. Ну и понятно, куда же переть со свиным рылом в калашный ряд если у меня даже кандидатской степени нет.
До приезда в Израиль нашей многочисленной алии (эмигрантов), за уборку квартир платили 15-18 шекелей в час, ну а после нашего нашествия цены упали до 10-12 шекелей в час. Как-то раз в супермаркете, когда мы с приятельницей говорили об уборках квартир, женщина стоящая рядом спросила меня убираю ли я квартиры и сколько я беру в час. Я не знала какой ответ она хочет услышать, а работа нужна была дозарезу, поэтому я сказала - 10 шекелей.
Женщину звали Фрида, родом она была с Украины, в Израиле жила уже около 30-ти лет. Так я получила свою первую работу. Фрида жила вдвоём с мужем в 4-хкомнатной квартире на 11-ом этаже. Муж продолжал работать, а Фрида вышла на пенсию. Фрида была помешана на чистоте. Она сама это признавала и говорила что муж называет её "больной". В квартире было чисто как в музее. Нормальному человеку вообще бы не пришло в голову что квартира нуждается в уборке.
Я приходила к Фриде один раз в две недели. Убиралась 6 часов. И каждый раз я делала практически генеральную уборку - мыла 11 окон, отодвигала всю мебель от стен, каждый угол должен был быть промыт, драила шкафчики на кухнях, ванны и унитазы в двух ванных комнатах, пылесосила все ковры. Вы знаете что ковры пылесосятся с двух сторон? Оказывается ковер надо перевернуть и пропылесосить с изнанки. На полу остается куча пыли и песка, а уже потом ковёр пылесосится с лицевой стороны.
Всё это время Фрида не сидела на месте. Она вооружалась тряпкой и вытирала пыль со всех поверхностей и многочисленных статуэток. И это занимало у неё 5-6 часов. Причём делала она это каждый день и в те дни когда я не приходилa. До глубины души меня поразило когда Фрида вручила мне вязальную спицу и попросила прочистить пазы на внешней стороне рамы (которая смотрит на улицу) и кроме того это был 11-й этаж. Никто бы никогда из посторонних не догадался бы проверить раму с улицы на чистоту. В середине уборки мы делали перерыв минут на 15. Фрида угощала меня чаем или кофе с какими-нибудь вкусными плюшками и сладостями. Мы говорили за жизнь.
Фрида вырастила 4-х детей. Все они были уже взрослыми и жили отдельно. Фрида рассказала что в доме у неё была такая же чистота даже когда дети были маленькими. А случайно зашедшие в дом всегда интересовались не ждёт ли она в данную минуту гостей. Уборка для Фриды была делом святым. Как-то у её дочери Мары заболел 4-хлетний сын. У мальчика была высокая температура 39 градусов, он кашлял и не мог идти в детский сад. По досадному совпадению, Мара в этот день никак не могла остаться дома, потому что ей надо было сдавать какой-то важный экзамен на лиценцию, к которому она готовилась полгода и не могла пропустить, потому что этот экзамен принимали всего раза три в год и надо было бы ждать ещё 4 месяца до следующего раза. Мара жила неподалёку. Разумеется, она обратилась за помощью к маме. Попросила маму прийти и посидеть с ребёнком несколько часов.
К несчастью, это была среда - день уборки. Поэтому Фрида, ни минуты не сомневаясь ответила что она не может. "У нас с Ольгой уборка", - сказала она.
Я очень удивилась. Фрида была на пенсии, я была свободна и в другие дни. Поэтому я предложила убраться в любой другой день хотя бы в четверг. Фрида отказалась. Она была приверженцем установленного порядка. Тогда я предложила забрать мальчика к ней. У Фриды же было 4 комнаты. Я могла бы убрать одну спальню и положить мальчика туда и продолжать убирать всё остальное. "Он будет нас отвлекать", сказала Фрида. Поэтому всё осталось как было. Мара как-то выкрутилась без маминой помощи. Но в следующий раз когда я пришла к Фриде, она мне пожаловалась что Мара на неё обиделась и не хочет с ней разговаривать. И Фрида искренне недоумевала почему. Ведь уборка - это так важно.
Чуть позже у меня появились другие уборки. Одна из них была на улице с очень интересным названием. Когда приезжаешь в другую страну, естественно обнаруживаешь что-то новое к чему ещё не привык. Но в связи с тем, что Израиль - не Европа, и читают там справа налево, и книга открывается с другого конца, а не так как мы привыкли, то даже и названия улиц были очень необычными для нашего уха. Это вам не какая-нибудь примитивная Площадь Ленина или Пятая авеню. Так вот, очередные мои клиенты жили на улице с дивным названием Лохамей Агеттаот. Я до сих пор точно не знаю что это означает. Кажется, Улица Партизанов. Не ручаюсь. Но само название звучит для меня как песня.
Моими новыми клиентами была приятная красивая пожилая пара лет 75-ти - Давид и Лея. Первый раз когда я к ним пришла и они мне показывали что надо убирать, я увидела на балконе большой кусок фанеры размером примерно 2х2 метра. Я спросила, что с ним делать, куда отодвигать. "А никуда" - ответил муж - "Я его выброшу чтобы не мешался. Он мне всё равно не нужен". После этого он взял этот лист и ни секунды не сомневаясь швырнул его на улицу с 4-го этажа. Повезло что фанера никого не стукнула по башке. Лёгкость решения проблемы меня поразила.
Как-то Давид меня спросил:"Мне моя жена сказала что ты не еврейка. Это правда?" "Правда", - подтвердила я. "Только никому об этом не говори. А то у нас некоторые не любят гоев (неевреев)", сказал Давид. "Но у меня же в удостоверении личности написана моя национальность". "А кто в него заглядывает, в это удостоверение личности?", - парировал Давид. Лея всегда пыталась меня накормить. Готовила она очень вкусно. Но сами понимаете, если я пришла убираться, то я же не настроена чтобы рассесться и начать есть. Кроме того, после вкусного обеда и шваброй махать не захочется. Поэтому я старалась отказываться. Лея переживала. Однажды она меня спросила:"Может ты не хочешь есть потому что у нас еда кошерная?" Такая мысль просто не приходила мне в голову. Я сказала что я существо всеядное, объяснила причины. Но с тех пор, после уборок полчаса мы всегда посвящали обеду.
Через год мы переехали в Тель-Авив. Я устроилась в агентство по уходу за стариками. И появилась у меня клиентка Матильда или Мати, которую я всегда помню и вспоминаю с теплотой. Я успела отработать у неё месяц. Я скучала по Хайфе. Мне в тот момент не нравился Тель Авив. Мы отправляли детей и тётю на месяц в Подмосковье на дачу к свекрови. И в связи со своей маленькой депрессией, я сорвалась с ними. Когда я вернулась, в агентстве меня встретили возгласами радости. "Ну наконец-то, а то твоя Мати задолбала нас звонками. Она звонит каждый день и спрашивает когда ты вернёшься и это несмотря на то что пока тебя не было мы ей дали очень приятную женщину", сказали мне.
Мати приехала в Израиль из Болгарии в 1948 году. Они строили этот Израиль, жили в палатках. На момент нашего знакомства ей было больше 70-ти. Муж её умер. Трое взрослых детей жили отдельно. Дети и внуки навещали её каждую неделю. Конечно, они заезжали ненадолго, но не забывали. Несмотря на это, Мати всё равно считала что ей уделяют недостаточно внимания. Ей было одиноко. Домик её был совсем маленький как игрушечный. Убрать его было совсем несложно. Но было похоже что Мати меньше всего интересовали эти уборки.
Меня посылали к ней на два часа в неделю. Но я всегда проводила там не меньше 4-х часов.Часа полтора уходило на уборку, а потом мы сидели в её малеькой кухне и разговаривали. Мати никак не могла дождаться когда я закончу уборку. "Да, Бог с ней, с уборкой", - говорила она, - "садись чай пить." Надо сказать, что несмотря на ульпаны и изучение языка, мой иврит ещё был достаточно паршивый, мне трудно было говорить, я боялась сделать ошибку. Но Мати похоже это мало интересовало. Она говорила сама и главное, заставляла говорить меня. Она задавала мне множество вопросов. Ей всё было интересно. Она всё хотела знать. Как меня клинило поначалу. Как мучительно я подбирала слова. Но потом во многом благодаря нашим беседам, мой язык "развязался" и я заговорила.
Позже когда я нашла нормальную работу и оставила все свои уборки и работы по уходу, я не могла оставить Мати. Она очень переживала что я её брошу. Поэтому до самого нашего отъезда из Израиля я продолжала к ней ходить раз в неделю. Конец был грустный. Месяца за четыре до отъезда, она упала и сломала шейку бедра. Она не стала ходить после операции и пересела в инвалидное кресло. Она очень скучала без своего домика. Дети не взяли её к себе. Говорили что они работают и некому за ней ухаживать. Её переселили в дом престарелых. Я по-прежнему ходила к ней раз в неделю. А потом у неё произошло какое-то помутнение сознания. Она радовалась моему приходу. Улыбалась когда меня видела, но она перестала меня узнавать.. Мы сидели, разговаривали и она рассказывала мне... обо мне. "Ты знаешь", говорила Мати, "у меня есть помощница. Её зовут Ольга. Очень хорошая женщина". Потом мы уехали. Я не знаю сколько Мати прожила. Я не поддерживала отношений с её детьми. Я их никогда не видела. Я разговаривала по телефону с её дочерью всего один раз когда случилось это несчастье.
Когда я вспоминаю Израиль то в первую очередь я вспоминаю людей которых мы там встретили. Меня это греет. Люди были разные, интересные, в основном, хорошие. Мне это кажется главным. Я не помню цвет дивана у нас в гостиной, но я помню лица. Разные лица.
В 1991 году мы приехали в Хайфу. С работой была напряжёнка. Когда я поинтересовалась местом дворника то получила ответ :"У вас образования не хватит". Я восприняла это как шутку. Но мне объяснили что и такая работа на вес золота, и дворниками у них работают доктора наук из Советского Союза. Ну и понятно, куда же переть со свиным рылом в калашный ряд если у меня даже кандидатской степени нет.
До приезда в Израиль нашей многочисленной алии (эмигрантов), за уборку квартир платили 15-18 шекелей в час, ну а после нашего нашествия цены упали до 10-12 шекелей в час. Как-то раз в супермаркете, когда мы с приятельницей говорили об уборках квартир, женщина стоящая рядом спросила меня убираю ли я квартиры и сколько я беру в час. Я не знала какой ответ она хочет услышать, а работа нужна была дозарезу, поэтому я сказала - 10 шекелей.
Женщину звали Фрида, родом она была с Украины, в Израиле жила уже около 30-ти лет. Так я получила свою первую работу. Фрида жила вдвоём с мужем в 4-хкомнатной квартире на 11-ом этаже. Муж продолжал работать, а Фрида вышла на пенсию. Фрида была помешана на чистоте. Она сама это признавала и говорила что муж называет её "больной". В квартире было чисто как в музее. Нормальному человеку вообще бы не пришло в голову что квартира нуждается в уборке.
Я приходила к Фриде один раз в две недели. Убиралась 6 часов. И каждый раз я делала практически генеральную уборку - мыла 11 окон, отодвигала всю мебель от стен, каждый угол должен был быть промыт, драила шкафчики на кухнях, ванны и унитазы в двух ванных комнатах, пылесосила все ковры. Вы знаете что ковры пылесосятся с двух сторон? Оказывается ковер надо перевернуть и пропылесосить с изнанки. На полу остается куча пыли и песка, а уже потом ковёр пылесосится с лицевой стороны.
Всё это время Фрида не сидела на месте. Она вооружалась тряпкой и вытирала пыль со всех поверхностей и многочисленных статуэток. И это занимало у неё 5-6 часов. Причём делала она это каждый день и в те дни когда я не приходилa. До глубины души меня поразило когда Фрида вручила мне вязальную спицу и попросила прочистить пазы на внешней стороне рамы (которая смотрит на улицу) и кроме того это был 11-й этаж. Никто бы никогда из посторонних не догадался бы проверить раму с улицы на чистоту. В середине уборки мы делали перерыв минут на 15. Фрида угощала меня чаем или кофе с какими-нибудь вкусными плюшками и сладостями. Мы говорили за жизнь.
Фрида вырастила 4-х детей. Все они были уже взрослыми и жили отдельно. Фрида рассказала что в доме у неё была такая же чистота даже когда дети были маленькими. А случайно зашедшие в дом всегда интересовались не ждёт ли она в данную минуту гостей. Уборка для Фриды была делом святым. Как-то у её дочери Мары заболел 4-хлетний сын. У мальчика была высокая температура 39 градусов, он кашлял и не мог идти в детский сад. По досадному совпадению, Мара в этот день никак не могла остаться дома, потому что ей надо было сдавать какой-то важный экзамен на лиценцию, к которому она готовилась полгода и не могла пропустить, потому что этот экзамен принимали всего раза три в год и надо было бы ждать ещё 4 месяца до следующего раза. Мара жила неподалёку. Разумеется, она обратилась за помощью к маме. Попросила маму прийти и посидеть с ребёнком несколько часов.
К несчастью, это была среда - день уборки. Поэтому Фрида, ни минуты не сомневаясь ответила что она не может. "У нас с Ольгой уборка", - сказала она.
Я очень удивилась. Фрида была на пенсии, я была свободна и в другие дни. Поэтому я предложила убраться в любой другой день хотя бы в четверг. Фрида отказалась. Она была приверженцем установленного порядка. Тогда я предложила забрать мальчика к ней. У Фриды же было 4 комнаты. Я могла бы убрать одну спальню и положить мальчика туда и продолжать убирать всё остальное. "Он будет нас отвлекать", сказала Фрида. Поэтому всё осталось как было. Мара как-то выкрутилась без маминой помощи. Но в следующий раз когда я пришла к Фриде, она мне пожаловалась что Мара на неё обиделась и не хочет с ней разговаривать. И Фрида искренне недоумевала почему. Ведь уборка - это так важно.
Чуть позже у меня появились другие уборки. Одна из них была на улице с очень интересным названием. Когда приезжаешь в другую страну, естественно обнаруживаешь что-то новое к чему ещё не привык. Но в связи с тем, что Израиль - не Европа, и читают там справа налево, и книга открывается с другого конца, а не так как мы привыкли, то даже и названия улиц были очень необычными для нашего уха. Это вам не какая-нибудь примитивная Площадь Ленина или Пятая авеню. Так вот, очередные мои клиенты жили на улице с дивным названием Лохамей Агеттаот. Я до сих пор точно не знаю что это означает. Кажется, Улица Партизанов. Не ручаюсь. Но само название звучит для меня как песня.
Моими новыми клиентами была приятная красивая пожилая пара лет 75-ти - Давид и Лея. Первый раз когда я к ним пришла и они мне показывали что надо убирать, я увидела на балконе большой кусок фанеры размером примерно 2х2 метра. Я спросила, что с ним делать, куда отодвигать. "А никуда" - ответил муж - "Я его выброшу чтобы не мешался. Он мне всё равно не нужен". После этого он взял этот лист и ни секунды не сомневаясь швырнул его на улицу с 4-го этажа. Повезло что фанера никого не стукнула по башке. Лёгкость решения проблемы меня поразила.
Как-то Давид меня спросил:"Мне моя жена сказала что ты не еврейка. Это правда?" "Правда", - подтвердила я. "Только никому об этом не говори. А то у нас некоторые не любят гоев (неевреев)", сказал Давид. "Но у меня же в удостоверении личности написана моя национальность". "А кто в него заглядывает, в это удостоверение личности?", - парировал Давид. Лея всегда пыталась меня накормить. Готовила она очень вкусно. Но сами понимаете, если я пришла убираться, то я же не настроена чтобы рассесться и начать есть. Кроме того, после вкусного обеда и шваброй махать не захочется. Поэтому я старалась отказываться. Лея переживала. Однажды она меня спросила:"Может ты не хочешь есть потому что у нас еда кошерная?" Такая мысль просто не приходила мне в голову. Я сказала что я существо всеядное, объяснила причины. Но с тех пор, после уборок полчаса мы всегда посвящали обеду.
Через год мы переехали в Тель-Авив. Я устроилась в агентство по уходу за стариками. И появилась у меня клиентка Матильда или Мати, которую я всегда помню и вспоминаю с теплотой. Я успела отработать у неё месяц. Я скучала по Хайфе. Мне в тот момент не нравился Тель Авив. Мы отправляли детей и тётю на месяц в Подмосковье на дачу к свекрови. И в связи со своей маленькой депрессией, я сорвалась с ними. Когда я вернулась, в агентстве меня встретили возгласами радости. "Ну наконец-то, а то твоя Мати задолбала нас звонками. Она звонит каждый день и спрашивает когда ты вернёшься и это несмотря на то что пока тебя не было мы ей дали очень приятную женщину", сказали мне.
Мати приехала в Израиль из Болгарии в 1948 году. Они строили этот Израиль, жили в палатках. На момент нашего знакомства ей было больше 70-ти. Муж её умер. Трое взрослых детей жили отдельно. Дети и внуки навещали её каждую неделю. Конечно, они заезжали ненадолго, но не забывали. Несмотря на это, Мати всё равно считала что ей уделяют недостаточно внимания. Ей было одиноко. Домик её был совсем маленький как игрушечный. Убрать его было совсем несложно. Но было похоже что Мати меньше всего интересовали эти уборки.
Меня посылали к ней на два часа в неделю. Но я всегда проводила там не меньше 4-х часов.Часа полтора уходило на уборку, а потом мы сидели в её малеькой кухне и разговаривали. Мати никак не могла дождаться когда я закончу уборку. "Да, Бог с ней, с уборкой", - говорила она, - "садись чай пить." Надо сказать, что несмотря на ульпаны и изучение языка, мой иврит ещё был достаточно паршивый, мне трудно было говорить, я боялась сделать ошибку. Но Мати похоже это мало интересовало. Она говорила сама и главное, заставляла говорить меня. Она задавала мне множество вопросов. Ей всё было интересно. Она всё хотела знать. Как меня клинило поначалу. Как мучительно я подбирала слова. Но потом во многом благодаря нашим беседам, мой язык "развязался" и я заговорила.
Позже когда я нашла нормальную работу и оставила все свои уборки и работы по уходу, я не могла оставить Мати. Она очень переживала что я её брошу. Поэтому до самого нашего отъезда из Израиля я продолжала к ней ходить раз в неделю. Конец был грустный. Месяца за четыре до отъезда, она упала и сломала шейку бедра. Она не стала ходить после операции и пересела в инвалидное кресло. Она очень скучала без своего домика. Дети не взяли её к себе. Говорили что они работают и некому за ней ухаживать. Её переселили в дом престарелых. Я по-прежнему ходила к ней раз в неделю. А потом у неё произошло какое-то помутнение сознания. Она радовалась моему приходу. Улыбалась когда меня видела, но она перестала меня узнавать.. Мы сидели, разговаривали и она рассказывала мне... обо мне. "Ты знаешь", говорила Мати, "у меня есть помощница. Её зовут Ольга. Очень хорошая женщина". Потом мы уехали. Я не знаю сколько Мати прожила. Я не поддерживала отношений с её детьми. Я их никогда не видела. Я разговаривала по телефону с её дочерью всего один раз когда случилось это несчастье.
Когда я вспоминаю Израиль то в первую очередь я вспоминаю людей которых мы там встретили. Меня это греет. Люди были разные, интересные, в основном, хорошие. Мне это кажется главным. Я не помню цвет дивана у нас в гостиной, но я помню лица. Разные лица.