Дело о золотых рыбках
Дело в том, то думая о своем отделе и о месте культуры в общей концепции газеты я всегда держу в голове слова Умберто Эко про золотых рыбок:
«Раньше в любой уважающей себя итальянской газете существовала так называемая третья полоса культуры, на которой помещали, кроме репортажа журналиста, статью кого-нибудь поэта, например, начинающуюся словами «сегодня ночью мне приснился сон». Позже это превратилось в некий негативный стереотип, и новое поколение, страшно ангажированное, - мое поколение - говорило: да ну этих старых дураков с их нетленкой, с их газетными эссе. Особенно досталось одному автору, его звали Лео Джеки, который описал золотых рыбок. Просто аквариум, который стоит у него на стола. И это был прелестный текст, но как же все мы, молодые, его ругали. Потом он взял и описал сияющие глаза голубки. Тут уже нашему возмущению вообще не было границ. Зато мой отец, представитель старшего поколения и вообще небольшой интеллектуал (бухгалтер) всегда говорил мне: читай третью страницу, там много интересного. Для него это чтение было своего рода общением с литературой. Конечно, третья страница сейчас, возможно, смотрелась бы анахронизмом, и все же жаль, что писатель не может больше размышлять в газете о жизни и смерти. Это будет уже не публицистика, а стихотворение в прозе, но что же в этом плохого?»
«Раньше в любой уважающей себя итальянской газете существовала так называемая третья полоса культуры, на которой помещали, кроме репортажа журналиста, статью кого-нибудь поэта, например, начинающуюся словами «сегодня ночью мне приснился сон». Позже это превратилось в некий негативный стереотип, и новое поколение, страшно ангажированное, - мое поколение - говорило: да ну этих старых дураков с их нетленкой, с их газетными эссе. Особенно досталось одному автору, его звали Лео Джеки, который описал золотых рыбок. Просто аквариум, который стоит у него на стола. И это был прелестный текст, но как же все мы, молодые, его ругали. Потом он взял и описал сияющие глаза голубки. Тут уже нашему возмущению вообще не было границ. Зато мой отец, представитель старшего поколения и вообще небольшой интеллектуал (бухгалтер) всегда говорил мне: читай третью страницу, там много интересного. Для него это чтение было своего рода общением с литературой. Конечно, третья страница сейчас, возможно, смотрелась бы анахронизмом, и все же жаль, что писатель не может больше размышлять в газете о жизни и смерти. Это будет уже не публицистика, а стихотворение в прозе, но что же в этом плохого?»