Майские в Москве: игры разума, наш ответ Кусаме, закрытие "Ленты", открытие круглосуточного Eurospar
Отсутствие планов и перспектив вынуждает жить одним днем, как любят говорить соседи по эпохе. Тут, как мне кажется, нужна небольшая интеллектуальная операция, превращающая минус восприятия в плюс и даже в бонус: что значит вынуждать жить одним днем?
Просто скажем иначе - жизнь и ее обстоятельства позволяет радоваться каждому дню, выстраивая всё своё бытие вокруг логики текущего момента. Не заглядываем в завтра, полностью отдаемся и реализуемся(наслаждаемся)сегодня, как, собственно, и учат главные отцы человечества, не было бы счастья, да несчастье помогло.
Каждые сутки поднимаются с нуля и драпируется оттенками: нет ничего надежнее и слаще Дня Сурка: раз уж дольше века длится его тень длань...
Самые интересные ощущения возникают в нем на границах и незаметных переходах, так как можно сравнивать "как было" с "как стало", работы анализу прибавляется.
Каждый месяц состоит из нескольких микроэпох или сезонов, необязательно идущих встык, месяцев внутри месяца - типа новогодних каникул или же майских праздников (это календарные микроэпохи), типа дней таянья сугробов и течения ручьёв или же пылевых пустот, пришедших в апреле на голую землю, очищенные не только от снега, но еще и от ресничек травы, пока еще не проклюнувшихся из Аида.
Уже какой месяц порываюсь сделать список всех этих блуждающих нервов временных промежутков, но, видимо, некогда, раз уж не получается усадить себя за такую записку, ну, или она мне не нужна, если считать, что человек делает (не избегает делать) то, что ему действительно (реально, необходимо) нужно.
Внезапно, я оказался в самом пустом, почти всегда безлюдном, каменном мешке углу Нового Арбата у универмага БоскоВесна, в котором мастер паблик-арта Андрей Люблинский (большинство знают его по красным человечкам, сидевшим на пермских крышах времен "Культурной революции") и торговая империя Кушнеровича ответили Яёйе Кусама (или "Кусаме"?) и ее проекту с "Луи Виттоном", создав в атриуме магазина буйство правильной анилиновой ("вырви глаз") геометрии.
Звучит тревожная музыка
Вокруг надувных и глазастых фигурок транслируют забористые хиты 90-х, пока на улице идёт дождь и порывы ветра разгоняют последних командировочных фланеров - это напоминает мне самое начало эона "евроремонтов", когда повсюду начали появляться территории "повышенного комфорта": страна лежала в деконструкции и в руинах (буквальных)советской убогости, поэтому гармонизировать пространства, достойные новых хозяев жизни, можно было лишь на локальных территориях с белыми стенами и светлой плиткой...
Теперь все бессознательно (а кто и вполне осознанно) ищут внутри всеобщего хаоса территории нормализации, привлекая для этого "всю мощь арсенала искусства", дабы построить утопию внутри антиутопии: еще недавно едва ли не главным в Москве пространством нормальности являлась Третьяковская галерея с ее многочисленными филиалами и ответвлениями (благо выставочных помещений у музейной империи становится с каждым годом все больше и больше), так что, понятное дело, Трегулова была обречена.
Надо сходить и проверить, как там, в ГТГ, теперь: поразительно, конечно, какие игры разума устраивает нам головной мозг и его извилины: искусство - одна из таких самых продуктивных и изощренных игр, буксующая без спрямления в нарратив и в переход авторского начала (узнаваемый стиль-бренд художника, индивидуальный язык писателя и даже директорство такой институции как музей - всё это, в конечном счете, начинает идентифицироваться с конкретным "дирижёром"), и, наконец, в безличные поля культуры (культурного опыта).
Об этом бы, конечно, отдельно написать, но сначала надо составить список микроэпох зимы и весны, хотя бы по апрель.
Подобно королеве из "Алисы в стране чудес", постоянно ускорявшейся для того, чтобы остаться на месте, Москва прихорашивается все активнее и дороже: для ощущения нормальности жизни ("так, как раньше") прикладываются действительно титанические усилия, результатом которых становится дальнейшая пхеньянизация околотка.
Это когда людей все меньше и меньше (каникулы, праздники, холод, миграция, эмиграция, вирусы, дороговизна), а пространства и станций метро всё больше и больше.
Так как все человеки на пересчет и каждый виден, ощутим, то дополнительное (избыточное) пространство натягивается на наши, отдельно идущие по улицам и проспектам, тушки, звенит в ушах атмосферным давлением, зеленым шумом (здесь он сформировался и оконкретился раньше обычного, из-за чего май наехал на апрель, сдвинулся в сторону, с одной стороны, окончательного прошлого, но, с другой, растянулся салатной свежестью едва ли не лета, проверим), подчёркнутым вниманием к границам личного пространства и даже контурам тела.
В мае Москва превращается в открытый космос, в прожарку прямыми солнечными лучами и ревматической болью в коленях, вскипающей каждый раз, когда центральное отопление централизованно отключается из-за цветения черемухи и прочих воздушных ям, образованных потоками холодного воздуха, тянущего небо вниз.
Главными событиями приезда, однако, для меня стали не выставочные или театральные, но магазинные - закрылась "Лента" (она же "Билла", она же "Рамстор", она же "Ситистор") на задах Амбулаторного пруда у улицы Самеда Вургуна, что по соседству с Ленинградским рынком - наш придворный продуктовый с доветхозаветной историей - а напротив него, через дорогу улицы Часовой, открылся круглосуточный Eurospar, зримым воплощением ломоносовского закона о сохранении энергии.
Прикормленная и почти родная (ок, троюродная) "Лента" с знаковыми персонажами, вроде осетинской бабушки в коляске, исчезнувшей в ковид, знакомым персоналом и дружественными кассирами, понятным и привычным ассортиментом, позволяющим с закрытыми глазами ориентироваться не только в магазине, но и в собственном кошельке, здесь больше не живет: торговый центр закрыт, все ушли на фронт, видимо, под снос?
Когда с него сняли все афиши и выключили огоньки, он превратился в угрюмую бетонную коробку в стиле "Москва-сортировочное", кажется, его невозможно будет вновь вернуть к жизни.
Старожилы знают: новый домашний магазин - это как новый сосед, как новая женщина со своим набором локальных секретов, одна из простых, но крайне эффективных игр разума, способных влиять как на ясность ума, так и на его помрачения - вот, скажем, год назад, на фоне безответственной болтовни Натальи Зубаревич, ходил я в умирающую, ощутимо хиреющую "Ленту", проблемы которой, как оказалось, вызваны не столько неправильно простроенной логистикой, сколько субъективными факторами в управлении (спасибо, Оле, объяснила) и казалось мне, что мир валится в тартарары, однако, первым магазином после возвращения в столицу выдался мне Eurospar, открывшийся шестого апреля (кассирша поведала) - и всё вокруг переменилось, несмотря на заморозки, холодную испарину, герпес на губе, несмотря на ледяной дождь.
Раньше тут был перманентно прогорающий набор хозяйственных магазинов (неудачное расположение напротив палаток Ленинградского рынка шансов не оставляло), которые долго-долго ремонтировали и отремонтировали в аккурат к началу 2022-го года, ну, то есть, люди бизнес-план писали, рассчитывали на что-то, потом открытие затянулось и к концу/началу года выглядело проблематичным, однако, где наша/не наша не пропадала?
Открыли магазин с ценами выше среднего, подсветили как новогоднюю елку ярким светом и цветом на входе, режущим глаз - и тут же заклубилась и именно что закипела в пустом квартале жизнь, проявился в нем средний класс и дорогостоящие иномарки, тем более, что парад отделов открывается цветами и травами, овощами и фруктами, а их теперь много, словно бы сбылась мечта идиота об Африке и экзотических продуктах, словно бы Россия обросла колониями или друзьями за морями да за океанами...
Изобилие нетривиальных сортов стреляет без промаха, бананы и батат у нас теперь не менее распространены, чем картошка да маркошка, наглядно иллюстрируя новейшую закономерность: чем бесполезнее товар тем он настойчивее и чаще встречается.
Человеколюбивые предметы из ассортимента вымываются, зато сколько теперь сортов манго и клубники, вот уже и черешня пошла по ценам драгоценных камней, а уж какие в новооткрытом магазине рыбные и мясные деликатесы, а уж какие отделы готовых продуктов с шашлыками, пиццами, суши и сашими, не говоря уже о тортах и пирожных, как тут не вспомнить Марию-Антуанетту...
Ажитация нешуточная, может быть, с непривычки, возможно, из-за демпинга инаугурационных цен, обещающих взлететь до потолка после введения всех торговых мощностей в жизнь, или просто в весеннее ненастье, когда в квартире как в склепе, хочется прогуляться до буквального светоча и метафорического культурного центра всего региона кварталов, описанных, ну, например, у Войновича в "Шапке".
Адорно в "Социологии музыки" описывает как классовое чутье подбирает музыкальные жанры под уровень доходов отдельных домохозяйств, так что не эстетические вкусы выбирают симфонии, скрипичные концерты или мюзиклы, но экономическое самосознание - о том и думаешь, наблюдая, как ухоженные пары набирают по ночам в ярко освещенном в Eurospar продуктовые корзины из несуществующей жизни.
Московский "Аэропорт" - это ведь что-то вроде лондонского "Блумсбери", "традиционного центра интеллектуальной жизни", от которого, правда, остается все меньше и меньше: недавно перестроили кинотеатр "Баку" (перезапуск его под названием "Место встречи" тоже отложили на неопределенный срок - отныне, видимо, нам не с кем да незачем встречаться), теперь, сняв все рекламы и потушив габаритные огни "КФС", обнажили примитивную бетонную суть бывшей "Ленты", стоящей на жирной, золотой ведь, практически, земле.
Посмотрел я на все это буйное великолепие полуночного магазина и пошёл в соседскую "Пятёрочку", вокруг которой традиционно группируются приезжие южане с Ленинградского рынка, кармы и чакры которых, самым что ни на есть прямым образом воздействуют на образ и вкус привычного всем россиянам ассортимента ниже среднего.
Да и кошельку моему такая пошаговая доступность полезней...
Какая уж тут бабушка в коляске, если рушатся империи и города?!
И это еще когда еще сама погода подмораживает темпоритм, заставляя жить на полшага, замедленным способом, вот как внутри флешбека, снятого на телефон рапидом.
Черемуховая зима иссякнет и мы растаем оттаем, отвиснем, расколдуемся и, ну, начнем набирать обороты социальной активности, не как картонные, но словно бы настоящие мясные машины из крови и плоти.
Мой кондиционер, отапливающий бетон, завершает какой-то цикл и гудит, как самолёт, изготовившийся на посадку.
Нет большего социального контраста перед глазами, нежели Eurospar и "Пятерочка" бок о бок, секрет в том, что в богатый магазин нужно заходить сытым дешевыми продуктами. Лишь во вторую-третью очередь.
Из-за черемухового мороза косые лучи заходящего солнца, подсвеченного юной листвой, отбрасывают, минуя лето, сразу же в осень, у которой набор микроэпох свой: во второй половине невисокосного года, он такой же обильный и разнообразный, как в первой, хотя и проникнут совершенно иными умонастроениями - "под горку".
Хотя теперь и кажется, даже во сне, что мы катимся под горку постоянно, круглый год, 7/24.
Таков наш привычный интеллектуальный ландшафт.
Глядя на ночных покупателей, ловлю флюиды классовой солидарности: хорошо понимаешь их исторический оптимизм, без которого ныне нельзя выждать: даже если он обманчив и преждевременен, другой подпитки в ближайшие микро-эпохи не светит.
Эти люди в Москве (р-он Аэропорт) лучше отвечают нашим (ок, моим) представлениям о самих себе, хотя расплачиваться за это чувство социального единения приходится рассеиванием собственной индивидуальности, словно бы самостирающейся от большого числа похожих персонажей.
На Урале чувствуешь себя засланцем, чужаком, реконструктором, фантастом, это и позволяет держать форму, не путать берега и отстраивать границы, высоко задирая воротник-стоечку, тогда как в глаза на Усиевича смотришь как в пустые зеркала, куда можно не вглядываться, так как заранее знаешь ведь, что в них считаешь.
Чердачинск позволяет увидеть себя крупным планом, Москва дает возможность затеряться в стоге сена: я и иголка, и вишенка, и любое из олицетворений - психика моя подвижна и защищена броней, поскольку важно не пускать внешнее зло внутрь.
Зла сейчас много и оно настолько самоуверенно, что обозначает себя буквами по всей стране: не расслабляйся, не отвлекайся, мол, не видишь, я рядом.
Мне нужно пережить и эту напасть, не сойти с ума, перестав удивляться от того, что происходит каждый божий день, из-за чего важно не поддаваться ничьим влияниям с любой стороны, но жить своим умом, каким бы мелкоскопическим он не был: беда не только атомизирует общество, учит его разобщенности, преодолению надсады и самостоятельности преждевременного старения, но и достраивает самооценку, делая ее выпуклой, практически законченной - каждый начинает понимать на что горазд и чего, собственно, стоит - евростар, пятерочку или боско...
Эволюция патриотизма завела дискурс в непролазные дебри, а десятки тысяч отъехавших с небывалой остротой поставили вопрос о ценности собственного дома: не ценили, оказывается, важнейшую возможность в своих домах и квартирах жить, свои прикроватные коврики трясти да пыль протирать на щербатом подоконнике, похожем на контурную карту: кто бы мог подумать, что это тоже... э-э-э-э-э-э... привилегия, что ли?
Чем больше столица меняется внешне тем сильнее она остается "как прежде", сторонней и неизменной, обнажая механизмы своей сути, отчужденной и всё далее и далее отчуждаемой от жителей. Вообще от любых людей.
Место, которое никому не принадлежит, даже тем, кто думает, что у них патент на принадлежность; место, которое не может никому принадлежать по определению. Каменный угол на Новом Арбате при переходе на Новинский бульвар.
Мы все лишились дома, даже кто никуда не уезжал: наш общий дом - прошлое, которого больше нет и уже никогда не будет, пошлая жизнь без преувеличенных страхов, подсвеченных люминесцентными лампами.
