"Музыка северных морей" на музыкальном фестивале "Органные вечера в Кусково". Органист Тарас Багинец
На поездку в Кусково надо решиться.
Потому что где бы вы ни жили, оно обязательно будет далеко.
Даже для жителей Перово и Новокосино.
Собираться сюда следует точно в экспедицию.
Точнее, на экскурсию, как в другой город. В чужой регион.
То есть, на весь день.
Пикник возможен, но не желателен, так как усадебный комплекс - учреждение культуры и там даже по газонам ходить нежелательно.
Я взял с собой воду в пластике и плитку горького шоколада с вишневой отдушиной.
Зато рядом с парковым ансамблем есть Большой дворцовый пруд (на его амстердамскую гладь выходит фасад главного дворца Шереметьевых) со скошенной травой, лавками и запрудами, пикник можно устроить там - где регулярный парк осторожно переходит в запущенный, уже окончательно смешивающийся с Новогиреево и другими его парками.
Лохматыми, как старшеклассники из фильма «Розыгрыш».
Отправляясь в Кусково важно отбросить все стереотипы, связанные с отдалённостью (всего-то полчаса на метро и пара остановок на автобусе), восточной частью Москвы и устройством парковых ансамблей - на картинках и открытках они всегда выглядят иначе, не так как в жизни, так как азбука Морзе в которой чередуются павильоны и цветники, аллеи и скульптуры состоит не только из пунктумов, но и стадиумов, не столько из артефактов, сколько из промежутков между ними, которые обычно извлекаются из рекламной продукции…
…зато когда попадаешь внутрь, расстояния между объектами записываются ногами как на магнитофонную плёнку: важен процесс, а не его результаты; тем более, что Кусково расцвечивает каждую сотку парка то боскетами, то тропинками, разбегающимися от площадок со скульптурой, то внезапно открывающейся перспективой.
Всё продумано.
Тем более, что бурно расцвели пионы и розовый, бархатный аромат плывёт над полянами во французском регулярном стиле, в Кусковском лабиринте, наискосок от каменных оранжерей (Большой и Американской) зацветают первые розы - так что история с запахами долгая, растянутая на всё оставшееся лето.
Я решил максимально растянуть самый длинный день года, поэтому отправился сюда, на край барочного света, пересев из колеи синхронии в диахронию; подгадав себе ещё и концерт органной музыки вишенкой на торте.
А здесь какая-то своя совершенно жизнь (первый признак её - плотность и напор автохтонного быта садовых существ, обитающих здесь до и после закрытия музейного комплекса), издали выглядящая солнечной поляной, залитой летним светом…
Борис Барабанов в недавней Ъ-рецензии на тульский рок-фестиваль «Дикая мята» сформулировал критически важный на сегодня параметр - «организаторам удалось создать и сохранить оазис нормальности», так вот это как раз про сегодняшнюю прогулку и концерт в Кусково и есть.
Ощущение равноудалённости музейного комплекса (сейчас это, скорее, плюс, нужно только с логистикой почётче на сайте или же на картах разобраться) возникает из-за того, что и метро не типичное, и от него ещё надо ехать, а потом идти: зашёл я с одной стороны парка и улицы Юности, пройдя по бесконечной аллее вековых деревьев, где косили траву и терпко пахнет свежестью в сумрачной тени…
…а выходил после концерта в плюшевых сумерках через набережную Большого Дворцового пруда (чуть было не написал «пляж» вместо «набережной», очень уж озера в Мантуе напоминает), а это с противоположной стороны дворцового парка, но тоже, в конечном счёте, попадаешь на улицу Юности, со всех сторон окружённую парками с тополиным пухом и косыми тенями (повезло, что солнцестояние и после концерта еще не стемнело и можно было гулять среди стилизованных павильонов - барочных, готических, классицистических - всё, как мы любим в дворцовых пригородах Петербурга.
Кусково - скол этих пригородных усадеб с поправкой на масштаб: не королевский, но частнособственнический, истинно Шереметьевский.
Ну, то есть, в центре - большой дворец, регулярный парк с «тенистыми уголками», есть свой Эрмитаж, пара оранжерей и менажерей (павильоны для водоплавающих птиц), есть Голландский домик (готический), Швейцарский (деревянный, исторический) и Итальянский (барочный), ну и много ещё чего: зеркальные пруды, запруды, садово-парковые ансамбли скульптуры и цветущего кустарника…
Я сюда и поехал так как Италия невозможна, а Петродворец с Царским Селом требуют массы усилий, тогда как массу пространственно-культурных ощущений можно расчесать и в Москве; главное место знать.
Кусково всячески ориентируется на дискурс питерских пригородов, осуществляя его в резко уменьшенном (читай: человеческом, без гигантомании) формате, точно это рабочий проект царских угодий, презентационная модель в натуральную величину - не потеряться и не устать. Самое оно.
Тем более, что все павильоны забиты выставками (на каждую из них нужен отдельный билет и писать о них следует отдельно), а в Большом дворце - достаточно продолжительный музыкальный фестиваль в небольшом, уютном зале с аутентичной акустикой: строительные материалы-то старинные и, соответственно, звуковые волны тоже.
Концерты органной музыки (хотя на Кусковском летнем фестивале дают еще и оперу с камерными ансамблями) - штука весьма специфическая, с бухты-барахты к ним не подобраться, отдельный повод нужен и особая рама нужна.
Понятно, что до-бетховенскую музыку лучше слушать в геометрии старинных залов и чтоб никакого бетона: в столичном культурном хозяйстве за Кусково закреплена специализация на фарфоровых (и, заодно, «стеклянных», керамических) коллекциях, что, после введения в строй комплекса в Царицыно, более не эксклюзив - в царицынском новодострое тоже большие декоративно-прикладные собрания и соответствующие выставочные проекты.
На самом-то деле, усадебный музей в Кусково - практически готовый городской музей XVIII века, вот как Ка Реццонико в Венеции, известный лучшими в городе фресками Тьеполо-старшего и Тьеполо-младшего.
Тоже ведь, между прочим, музей сугубо городского подчинения.
Другое дело, что XVIII век в Венеции - эпоха небывало яркого заката, тогда как в России, в смысле искусства и декора, переноса европейских нравов и образа жизни, всё ещё лишь только начинало расцветать - залы этого времени в Третьяковке и в Русском музее не самые интересные и посещаемые…
…так как там эпоха подаётся набором разрозненных картин и скучных скульптур, никак между собой не связанных, тогда как в заповеднике барокко, коим Кусково несомненно является (изящные павильоны его напоминают бисквитные пирожные, красоту их хочется грызть, особенно когда она покрыта предзакатным панбархатом), хотя вся выставочная активность «про XVIII век» сосредоточена почему-то в Царицыно…
…а до него мне тоже ехать на другой конец Москвы, и ехать (ну, хоть зелёная ветка одна, родная)…
Ну, хоть концерты наладили адекватные: Вивальди Моцарт в зале на две сотни мест с барочным плафоном и ампирной лепниной появится днями, а сегодня екатеринбургский музыкант Тарас Багинец представлял программу «Музыка северных морей», составленную из опусов композиторов северного Возрождения с выходом на современность в виде сочинения Чюрлёниса.
Начал с самого что ни на есть XV-XVI века (Ян Питерсзоон Свеелинк), закончив чем-то современным, похожим на коммерческую электронику мелькающих дорожных столбов.
Таким образом, пройдя по всей хронологической карте, совсем как в образцовом музее универсального типа, демонстрирующего как проторенессансные примитивы превращаются в шедевры максимальной спиритуальной насыщенности, чтобы со временем переродиться в искусство, твёрдо стоящее на своих ремесленных ногах, но уже без былых силы и веры.
Чем ближе к нашим временам (именно так и устроены картинные галереи универсальных собраний), тем сочинения художников и композиторов масштабнее, но площе, мастеровитее и декоративнее, но без той глубины проникновения, что трогает нас особенно в ранних творениях.
Тут надо обязательно упомянуть об уральской «школе бытования» органной музыки, развивающейся в Екатеринбурге и в Челябинске, где есть прекрасные инструменты и благодарная публика, пестуемая из поколение в поколение.
В Челябинске этим занимается выдающийся патриот своего дела - Владимир Хомяков, проведший свой инструмент через всевозможные перипетии и переезды: орган - штука настолько хрупкая и особая, что требует особых людей и не менее особых, штучных подходов.
Главный секрет органных концертов Кусково в том, что зрители сидят на одном уровне с солистом, восседающим на деревянном параллелепипеде, позволяющем видеть все подножные педали.
Оказывается, что ноги участвуют в игре на органе ничуть не меньше рук, постоянно переключая регистры - и стиль Багинеца хочется обозначить нежным и тактичным, настолько мягко и аккуратно он касается ступнями нижних рычагов.
Не знаю, как ногами работают другие органисты, не видел, но вот один из последних концертов Гарри Гродберга, который я слушал незадолго до его кончины, тронул меня мало - самый известный органист Советского Союза шёл тяжело, с нескрываемыми усилиями, и тело его мотало из стороны в сторону…
…возможно, на концерте в Кусково сыграла свою роль акустика деревянной залы или же ещё более субъективные обстоятельства (давно не ходил на живые концерты, сидел во втором ряду и мог наблюдать за мимикой спины Багинца и тарантеллой его ног), но к финалу (эффектно выстроенной) программы публика была полностью сытой.
Сытой и более чем довольной: наблюдать за тем, как музыкант работает ногами - сильное, конечно, зрелище.
С одной стороны, зрелый и солидный мужчина в костюме, руководитель крупнейшего в России Международного баховского фестиваля, а ступни переставляет, заплетая, как тарантеллу танцует…
…или же играет в классики - те, что мелом на асфальте…
…а ещё была у меня ассоциация с лестницей Иакова, на которой-де, музыкант взбирается в заоблачные кущи, хотя, на самом-то деле, тарантелла его никуда не движется, стоит на месте, подножным синтаксисом переставляя тональности и акценты: ремесло у органиста такое.
Органная музыка для меня про пространство, не зря обложками к дискам органистов любят выбирать репродукции Эшера или же компьютерную графику: образ она создает немного механизированный…
…и тут важно добавить немного интимности и, даже не побоюсь этого слова, камерности исполнения, а также атмосферы, это исполнение окружающей, тактичности и аккуратности, чтобы не совсем уж про поезд.
Обычно музыка про время, а орган тем и отличается, что он про другие априорные формы, впрочем, тоже ведь способные искажаться - просто раз уж органные сочинения выдают не «густое симфоническое облако» и не «квартетное кружево», но «луч внимания», как это было сформулировано в книге у психолога Владимира Леви, интенция эта имеет не столько временную, сколько пространственную протяжённость.
Даже можно сказать, несмотря на смысловую вычуру, пространственную протяжность.
Собственно, в этом её сложно уловимая отдельность и заключается: будто бы есть органная музыка - и вся остальная, разнообразная...
Отсюда все ее эффекты и аффекты, пробирающие до мурашек: ощущение буранного полустанка, заброшенного где-то на край ойкумены, с помощью музыки рассматриваемого словно бы через увеличительное стекло.
Кажется, так, в идеале, должен интонировать внутренний голос.
На каждом органном концерте я вспоминаю «Старомодную комедию» Арбузова, где главная героиня, расплакавшись на концерте в Домском соборе, выбегает на улицу.
Вслед за ней пробирается к выходу главврач санатория, где главная героиня (кассирша из цирка) нарушает распорядок дня.
После концерта в Домском соборе («...всего рубль - а могут осчастливить...») она открывается главврачу с совершенно иной стороны, после чего настороженность сменяется симпатией.
Так, по крайней мере, я запомнил из спектакля 1978 года, который постоянно крутили по телевизору в моем детстве.
Главных героев играли супруги (в жизни) Лидия Сухаревская и Борис Тенин.
Морщинистая, старушкинская уже совсем, Сухаревская произносила фразу о том, что «когда зазвучал орган ко мне вдруг вернулась память» с таким чувством, словно бы она ненадолго проснулась перед долгой дорогой в дюнах, направляясь туда, где дальше тишина.
Полез сейчас в инет и нашёл фильм того же года (режиссер Татьяна Березанцева), где тех же персонажей играет тоже ведь семейная пара - Игорь Владимиров и Алиса Фрейндлих, взаимодействующих на фоне музыки Микаэла Таривердиева - автора, между прочим симфонии для органа «Чернобыль».
Березанцева очень внимательна к лицам «простых слушателей», окружающих в храме плачущую, намеренно состаренную проседью Фрейндлих и благородную седую чёлку Владимирова.
Они моложе Тенина и Сухаревской, поэтому и акценты расставляют иные, иначе.
Заметив, что главврач вышел из Домского собора с зонтом, цирковая кассирша (бывшая цирковая артистка) то ли ехидничает над его предусмотрительностью, то ли кокетничает, а, возможно, и то, и другое, как бы отражая сложность их семейной жизни в театре и вне его.
«Когда идёшь на музыку нельзя быть предусмотрительным», - говорит она, словно бы про меня с плиткой горького шоколада в сумке.
И добавляет проникновенно:
«Сколько богатства вокруг, если оглядеться. Но ты мимо проходишь. Очень страшно, да?»
Потому что где бы вы ни жили, оно обязательно будет далеко.
Даже для жителей Перово и Новокосино.
Собираться сюда следует точно в экспедицию.
Точнее, на экскурсию, как в другой город. В чужой регион.
То есть, на весь день.
Пикник возможен, но не желателен, так как усадебный комплекс - учреждение культуры и там даже по газонам ходить нежелательно.
Я взял с собой воду в пластике и плитку горького шоколада с вишневой отдушиной.
Зато рядом с парковым ансамблем есть Большой дворцовый пруд (на его амстердамскую гладь выходит фасад главного дворца Шереметьевых) со скошенной травой, лавками и запрудами, пикник можно устроить там - где регулярный парк осторожно переходит в запущенный, уже окончательно смешивающийся с Новогиреево и другими его парками.
Лохматыми, как старшеклассники из фильма «Розыгрыш».
Отправляясь в Кусково важно отбросить все стереотипы, связанные с отдалённостью (всего-то полчаса на метро и пара остановок на автобусе), восточной частью Москвы и устройством парковых ансамблей - на картинках и открытках они всегда выглядят иначе, не так как в жизни, так как азбука Морзе в которой чередуются павильоны и цветники, аллеи и скульптуры состоит не только из пунктумов, но и стадиумов, не столько из артефактов, сколько из промежутков между ними, которые обычно извлекаются из рекламной продукции…
…зато когда попадаешь внутрь, расстояния между объектами записываются ногами как на магнитофонную плёнку: важен процесс, а не его результаты; тем более, что Кусково расцвечивает каждую сотку парка то боскетами, то тропинками, разбегающимися от площадок со скульптурой, то внезапно открывающейся перспективой.
Всё продумано.
Тем более, что бурно расцвели пионы и розовый, бархатный аромат плывёт над полянами во французском регулярном стиле, в Кусковском лабиринте, наискосок от каменных оранжерей (Большой и Американской) зацветают первые розы - так что история с запахами долгая, растянутая на всё оставшееся лето.
Я решил максимально растянуть самый длинный день года, поэтому отправился сюда, на край барочного света, пересев из колеи синхронии в диахронию; подгадав себе ещё и концерт органной музыки вишенкой на торте.
А здесь какая-то своя совершенно жизнь (первый признак её - плотность и напор автохтонного быта садовых существ, обитающих здесь до и после закрытия музейного комплекса), издали выглядящая солнечной поляной, залитой летним светом…
Борис Барабанов в недавней Ъ-рецензии на тульский рок-фестиваль «Дикая мята» сформулировал критически важный на сегодня параметр - «организаторам удалось создать и сохранить оазис нормальности», так вот это как раз про сегодняшнюю прогулку и концерт в Кусково и есть.
Ощущение равноудалённости музейного комплекса (сейчас это, скорее, плюс, нужно только с логистикой почётче на сайте или же на картах разобраться) возникает из-за того, что и метро не типичное, и от него ещё надо ехать, а потом идти: зашёл я с одной стороны парка и улицы Юности, пройдя по бесконечной аллее вековых деревьев, где косили траву и терпко пахнет свежестью в сумрачной тени…
…а выходил после концерта в плюшевых сумерках через набережную Большого Дворцового пруда (чуть было не написал «пляж» вместо «набережной», очень уж озера в Мантуе напоминает), а это с противоположной стороны дворцового парка, но тоже, в конечном счёте, попадаешь на улицу Юности, со всех сторон окружённую парками с тополиным пухом и косыми тенями (повезло, что солнцестояние и после концерта еще не стемнело и можно было гулять среди стилизованных павильонов - барочных, готических, классицистических - всё, как мы любим в дворцовых пригородах Петербурга.
Кусково - скол этих пригородных усадеб с поправкой на масштаб: не королевский, но частнособственнический, истинно Шереметьевский.
Ну, то есть, в центре - большой дворец, регулярный парк с «тенистыми уголками», есть свой Эрмитаж, пара оранжерей и менажерей (павильоны для водоплавающих птиц), есть Голландский домик (готический), Швейцарский (деревянный, исторический) и Итальянский (барочный), ну и много ещё чего: зеркальные пруды, запруды, садово-парковые ансамбли скульптуры и цветущего кустарника…
Я сюда и поехал так как Италия невозможна, а Петродворец с Царским Селом требуют массы усилий, тогда как массу пространственно-культурных ощущений можно расчесать и в Москве; главное место знать.
Кусково всячески ориентируется на дискурс питерских пригородов, осуществляя его в резко уменьшенном (читай: человеческом, без гигантомании) формате, точно это рабочий проект царских угодий, презентационная модель в натуральную величину - не потеряться и не устать. Самое оно.
Тем более, что все павильоны забиты выставками (на каждую из них нужен отдельный билет и писать о них следует отдельно), а в Большом дворце - достаточно продолжительный музыкальный фестиваль в небольшом, уютном зале с аутентичной акустикой: строительные материалы-то старинные и, соответственно, звуковые волны тоже.
Концерты органной музыки (хотя на Кусковском летнем фестивале дают еще и оперу с камерными ансамблями) - штука весьма специфическая, с бухты-барахты к ним не подобраться, отдельный повод нужен и особая рама нужна.
Понятно, что до-бетховенскую музыку лучше слушать в геометрии старинных залов и чтоб никакого бетона: в столичном культурном хозяйстве за Кусково закреплена специализация на фарфоровых (и, заодно, «стеклянных», керамических) коллекциях, что, после введения в строй комплекса в Царицыно, более не эксклюзив - в царицынском новодострое тоже большие декоративно-прикладные собрания и соответствующие выставочные проекты.
На самом-то деле, усадебный музей в Кусково - практически готовый городской музей XVIII века, вот как Ка Реццонико в Венеции, известный лучшими в городе фресками Тьеполо-старшего и Тьеполо-младшего.
Тоже ведь, между прочим, музей сугубо городского подчинения.
Другое дело, что XVIII век в Венеции - эпоха небывало яркого заката, тогда как в России, в смысле искусства и декора, переноса европейских нравов и образа жизни, всё ещё лишь только начинало расцветать - залы этого времени в Третьяковке и в Русском музее не самые интересные и посещаемые…
…так как там эпоха подаётся набором разрозненных картин и скучных скульптур, никак между собой не связанных, тогда как в заповеднике барокко, коим Кусково несомненно является (изящные павильоны его напоминают бисквитные пирожные, красоту их хочется грызть, особенно когда она покрыта предзакатным панбархатом), хотя вся выставочная активность «про XVIII век» сосредоточена почему-то в Царицыно…
…а до него мне тоже ехать на другой конец Москвы, и ехать (ну, хоть зелёная ветка одна, родная)…
Ну, хоть концерты наладили адекватные: Вивальди Моцарт в зале на две сотни мест с барочным плафоном и ампирной лепниной появится днями, а сегодня екатеринбургский музыкант Тарас Багинец представлял программу «Музыка северных морей», составленную из опусов композиторов северного Возрождения с выходом на современность в виде сочинения Чюрлёниса.
Начал с самого что ни на есть XV-XVI века (Ян Питерсзоон Свеелинк), закончив чем-то современным, похожим на коммерческую электронику мелькающих дорожных столбов.
Таким образом, пройдя по всей хронологической карте, совсем как в образцовом музее универсального типа, демонстрирующего как проторенессансные примитивы превращаются в шедевры максимальной спиритуальной насыщенности, чтобы со временем переродиться в искусство, твёрдо стоящее на своих ремесленных ногах, но уже без былых силы и веры.
Чем ближе к нашим временам (именно так и устроены картинные галереи универсальных собраний), тем сочинения художников и композиторов масштабнее, но площе, мастеровитее и декоративнее, но без той глубины проникновения, что трогает нас особенно в ранних творениях.
Тут надо обязательно упомянуть об уральской «школе бытования» органной музыки, развивающейся в Екатеринбурге и в Челябинске, где есть прекрасные инструменты и благодарная публика, пестуемая из поколение в поколение.
В Челябинске этим занимается выдающийся патриот своего дела - Владимир Хомяков, проведший свой инструмент через всевозможные перипетии и переезды: орган - штука настолько хрупкая и особая, что требует особых людей и не менее особых, штучных подходов.
Главный секрет органных концертов Кусково в том, что зрители сидят на одном уровне с солистом, восседающим на деревянном параллелепипеде, позволяющем видеть все подножные педали.
Оказывается, что ноги участвуют в игре на органе ничуть не меньше рук, постоянно переключая регистры - и стиль Багинеца хочется обозначить нежным и тактичным, настолько мягко и аккуратно он касается ступнями нижних рычагов.
Не знаю, как ногами работают другие органисты, не видел, но вот один из последних концертов Гарри Гродберга, который я слушал незадолго до его кончины, тронул меня мало - самый известный органист Советского Союза шёл тяжело, с нескрываемыми усилиями, и тело его мотало из стороны в сторону…
…возможно, на концерте в Кусково сыграла свою роль акустика деревянной залы или же ещё более субъективные обстоятельства (давно не ходил на живые концерты, сидел во втором ряду и мог наблюдать за мимикой спины Багинца и тарантеллой его ног), но к финалу (эффектно выстроенной) программы публика была полностью сытой.
Сытой и более чем довольной: наблюдать за тем, как музыкант работает ногами - сильное, конечно, зрелище.
С одной стороны, зрелый и солидный мужчина в костюме, руководитель крупнейшего в России Международного баховского фестиваля, а ступни переставляет, заплетая, как тарантеллу танцует…
…или же играет в классики - те, что мелом на асфальте…
…а ещё была у меня ассоциация с лестницей Иакова, на которой-де, музыкант взбирается в заоблачные кущи, хотя, на самом-то деле, тарантелла его никуда не движется, стоит на месте, подножным синтаксисом переставляя тональности и акценты: ремесло у органиста такое.
Органная музыка для меня про пространство, не зря обложками к дискам органистов любят выбирать репродукции Эшера или же компьютерную графику: образ она создает немного механизированный…
…и тут важно добавить немного интимности и, даже не побоюсь этого слова, камерности исполнения, а также атмосферы, это исполнение окружающей, тактичности и аккуратности, чтобы не совсем уж про поезд.
Обычно музыка про время, а орган тем и отличается, что он про другие априорные формы, впрочем, тоже ведь способные искажаться - просто раз уж органные сочинения выдают не «густое симфоническое облако» и не «квартетное кружево», но «луч внимания», как это было сформулировано в книге у психолога Владимира Леви, интенция эта имеет не столько временную, сколько пространственную протяжённость.
Даже можно сказать, несмотря на смысловую вычуру, пространственную протяжность.
Собственно, в этом её сложно уловимая отдельность и заключается: будто бы есть органная музыка - и вся остальная, разнообразная...
Отсюда все ее эффекты и аффекты, пробирающие до мурашек: ощущение буранного полустанка, заброшенного где-то на край ойкумены, с помощью музыки рассматриваемого словно бы через увеличительное стекло.
Кажется, так, в идеале, должен интонировать внутренний голос.
На каждом органном концерте я вспоминаю «Старомодную комедию» Арбузова, где главная героиня, расплакавшись на концерте в Домском соборе, выбегает на улицу.
Вслед за ней пробирается к выходу главврач санатория, где главная героиня (кассирша из цирка) нарушает распорядок дня.
После концерта в Домском соборе («...всего рубль - а могут осчастливить...») она открывается главврачу с совершенно иной стороны, после чего настороженность сменяется симпатией.
Так, по крайней мере, я запомнил из спектакля 1978 года, который постоянно крутили по телевизору в моем детстве.
Главных героев играли супруги (в жизни) Лидия Сухаревская и Борис Тенин.
Морщинистая, старушкинская уже совсем, Сухаревская произносила фразу о том, что «когда зазвучал орган ко мне вдруг вернулась память» с таким чувством, словно бы она ненадолго проснулась перед долгой дорогой в дюнах, направляясь туда, где дальше тишина.
Полез сейчас в инет и нашёл фильм того же года (режиссер Татьяна Березанцева), где тех же персонажей играет тоже ведь семейная пара - Игорь Владимиров и Алиса Фрейндлих, взаимодействующих на фоне музыки Микаэла Таривердиева - автора, между прочим симфонии для органа «Чернобыль».
Березанцева очень внимательна к лицам «простых слушателей», окружающих в храме плачущую, намеренно состаренную проседью Фрейндлих и благородную седую чёлку Владимирова.
Они моложе Тенина и Сухаревской, поэтому и акценты расставляют иные, иначе.
Заметив, что главврач вышел из Домского собора с зонтом, цирковая кассирша (бывшая цирковая артистка) то ли ехидничает над его предусмотрительностью, то ли кокетничает, а, возможно, и то, и другое, как бы отражая сложность их семейной жизни в театре и вне его.
«Когда идёшь на музыку нельзя быть предусмотрительным», - говорит она, словно бы про меня с плиткой горького шоколада в сумке.
И добавляет проникновенно:
«Сколько богатства вокруг, если оглядеться. Но ты мимо проходишь. Очень страшно, да?»